
Полная версия
Мама. Герой моего времени
Уже будучи взрослой, я часто анализировала мамино поведение. И однажды я подумала о том, что таким образом она, возможно, пыталась оградить меня от мощи своего гнева. Мама была очень сильная физически и морально. Сестра всегда вспоминала, что когда ее били за провинность, первое, о чем она думала: главное, чтобы бил отец. Он это делал только с воспитательной целью, и у него не было задачи убить тебя. Если же мама брала в руки ремень, то все. Можно писать завещание. Сидеть ты не сможешь еще долго. Как у профессионально волейболиста, у нее была очень тяжелая на удар рука. И к каждому делу, как профессионал, она относилась с полной отдачей. Если она била, то пощады не жди.
На себе я почувствовала ее силу лишь однажды. Мы с ней сильно поссорились, и я уже не вспомню даже предмет спора. Я допекла ее капитально. Стоя в дверном проеме своей комнаты, я декламировала какие-то громкие вещи, от которых, по всей видимости, чайник внутри мамы закипал медленно, но неизбежно. И когда наступила точка кипения, мама что-то сказала, чтобы закончить эту раздражающую полемику, и толкнула меня в плечо, чтобы я ушла в свою комнату и желательно закрыла за собой дверь. Но получилась неожиданная вещь. По ее меркам она меня просто подвинула. На деле же я пролетела через всю комнату и грохнулась, врезавшись в противоположную стену. Думаю, я бы смогла пролететь и дальше, но было некуда. Мой ужас и удивление можно было оценить по размеру маминых округлившихся глаз. Она такого не ожидала точно. Да и я тоже. Секунду мы осознавали, что произошло. Инцидент был полностью исчерпан. Каждый ушел в свой угол обдумывать произошедшее. В гневе она была страшна и сильна. Максимально. Поэтому я думаю, что она меня скорее спасала своим игнором от себя же.
Конечно, ребенку этого не объяснить. Фраза «вырастешь – поймешь» заиграет новыми красками, только когда ты действительно вырастешь.
Просто тогда в детстве мама была для меня целым миром. А когда твой собственный мир тебя отвергает – это невыносимо. Жалею сейчас лишь о том, что не могу у нее взять интервью. Поверьте, книга была бы намного событийнее и интереснее.
Глава 12
Спортом мама болела. Она с ним выросла и прививала его детям. Спорт ее спасал. Там выражались ее самоотверженность, отвага, рискованность, азарт, соперничество, сила воли. Там было нормой жертвовать собой во имя команды. 70-е годы были еще не так далеки от военного времени, поэтому жертвенность была нормой для всего населения СССР. «За Родину. За Сталина». Многие дети родились с этой фразой на устах.
Мама приветствовала любой спорт, но больше всего любила волейбол и настольный теннис. Если она что-то любила, то до безумия. Да, всегда из крайности в крайность. По-другому она не умела. Из белого сразу в черное. Полумеры – это не про нее. Поэтому она стала мастером спорта по настольному теннису и кандидатом в мастера спорта по волейболу.

Она всегда говорила, что именно со спортом она объездила весь СССР. Посмотрела мир. И мне всегда поэтому говорила заниматься спортом, потому что там есть возможности, которых у людей при обычном раскладе нет. Денег на путешествия у нас никогда не было, только на жизнь.
Начиная со школьной скамьи, затем в техникуме и потом уже работая на фабрике, мама все время играла. Для нее это были самые дорогие воспоминания. Она рассказывала о них по многу раз. Обсасывала каждую деталь, как косточки на холодец. И всегда с такой вовлеченностью, что мне всегда казалось, я там была. Настолько погружали ее рассказы в то время. Я прям слышала гул болельщиков и чувствовала запах краски спортивных залов, скрип советской обуви о деревянный крашеный пол, голос тренера. Своим тренером мама восхищалась. Он был строгим, но справедливым. Вся команда его очень уважала.
Помню, как она рассказывала про одну игру. Междугородние соревнования. Команда молодых девчонок из техникума. Команда соперников была очень серьезная. Спортивная площадка максимально старая и совершенно непригодная для игры. Дощатый пол даже не струган и не крашен. Просто доски с торчащими щепками. Но разве молодых и амбициозных это когда-то смущало? Для них был сам процесс выехать куда-нибудь в новое место вместе, пожить в гостинице, выпить болгарского коньяка Pliska, сходить на танцы, ну, и поиграть в волейбол, конечно. Дело молодое, как говорится. Спорткомитет все оплачивал.
Раньше к развитию спорта в стране относились намного серьезнее, чем уже в мои детство и юность. Мы везде ездили за свой счет. А многие не могли себе позволить и не выезжали на междугородние соревнования.
Однажды спорткомитет нам выделил деньги на дорогу поездом до краевой столицы на команду пятнадцать человек. Их хватило только на общий вагон. Пятнадцать человек детей, сидя всю ночь. Приехали на соревнования уже уставшие. Так вот, игра идет. Уже не первая партия. Все изрядно подустали. Соперники не сдаются. Команды идут ноздря в ноздрю. Борьба не на жизнь, а на смерть. И вот последняя подача в партии.
Решающий мяч. Мама на принимающей позиции. Разыгрывают первый мяч. Отправляют сопернику. За сеткой видна группировка для нападения и мощного удара. Вся мамина команда оттягивается к линии аута. Удар.
Гулкий шлепок по мячу над сеткой, и он летит, как в замедленной съемке, на принимающего первой линии, но она не успевает его принять.
Положение бедственное. Мама разбегается с дальней позиции и прыгает стрелочкой, вытянув руки вперед, как в бассейне. У них это называлось принять «рыбкой». (Для тех, кто не знает правил игры, скажу, команда имеет право прикоснуться к мячу только три раза, и затем его нужно перебросить через сетку сопернику так хитро, чтобы он коснулся пола. В противном случае мяч будет пойман и использован для нападения уже на вас.) Она несколько метров проехала на животе, и ей удалось вытащить мяч из худшего положения, но сама она уже подняться не смогла. Чтобы вы понимали, форма волейболиста состояла из коротких шорт, именовавшихся трусами, и короткой майки с номером. Пролетев по старому полу, она содрала весь живот и собрала всевозможные занозы.
Команда тут же подхватила мяч, разыграла и забила решающий гол, изощренно совершив нападающий удар. Победа в этой партии была в кармане. Пока все ликовали и радовались, тренер уже нес на руках окровавленную маму в медсанчасть и говорил: «Молодец, Надька! Вытащила победу! А это ничего, заживет». Мама чувствовала себя героем. На тот момент она им и была для всей команды и для себя. Гордилась собой максимально. Много раз я слышала эту историю, и каждый раз с большим удовольствием. Хотя те соревнования они все же проиграли, их команда произвела неизгладимое впечатление на зрителей. О чем даже писали в газете.

В будущем газеты будут часто публиковать маму в составах разных команд с победными лозунгами. У меня сохранились только эти.

Глава 13
Мама работала много лет на мебельном комбинате мастером. Огромная бригада мужиков под ее началом всегда лидировала в их отрасли. Маму уважали и ценили потому, что она всегда всех выручала. За каждого человека она была горой. Почти всегда чужие беды и проблемы она воспринимала как свои и немедленно принималась их решать. Она вытягивала из трудностей даже самых безнадежных. Парадокс в том, что к себе этот метод она почему-то применить не могла.
На комбинате повсюду были большие станки, и техника безопасности – это первое, что изучали все работники во избежание производственных травм. Вся мамина бригада знала технику безопасности так, что она отскакивала от зубов. Но ирония судьбы в том, что травму получил сам бригадир. Одно неудачное движение рукой. Мама говорила, что она даже ничего не заметила и не почувствовала боли совершенно. Все произошло мгновенно. Огромные ножи в станке срезали ей мизинец в мгновение ока.
Что что-то не так, она поняла не сразу. Но вот потом осознание и ощущения настигли одновременно. Само собой, она попала в больницу, ей сделали операцию, но она осталась без пальца. Пришить было нечего потому, что отрезанную часть станок полностью раздробил. Больницы мама всю жизнь терпеть не могла категорически. Она готова была бежать оттуда в первый же день, но вся кисть руки была в спазме. У обычных людей реабилитация таких травм занимает до полугода в зависимости от тяжести. Маме становилось плохо только от этих цифр. Ведь дома маленькие дети. А она тут. Очень просилась домой, но хирург строго сказал: «Когда все пальцы вместе с остатком мизинца будут полностью сжиматься в кулак, тогда и пойдешь домой». Все в мире для нее переставало существовать, когда у нее появлялась цель. Она попросила моего отца принести ей эспандер. Она с ним засыпала и просыпалась. Не выпускала из рук. Через дикую боль. Никакая боль не могла сравниться с ее желанием покинуть больницу. Через пару недель мама уже была дома и вышла на работу. Если бы ей тогда сказали, что это невозможно, что нужно минимум несколько месяцев, она бы сказала, что вы просто плохо хотели.
Глава 14
Мама не умела отдыхать. С детства запряженная в миллиард дел, в бездействии она чувствовала себя неуютно, поэтому всегда была чем-то занята. И разработка руки не стала для нее исключением. Просто работа, которую нужно выполнить. Вообще ее способность к адаптации и регенерации меня всегда поражала. Мне она казалась киборгом, не меньше. Потому что обычные люди так не могут. Они подолгу страдают и болеют. Она же нет. Проблема – цель – решение. Все.
Я вообще почти не помню моментов, чтобы мама болела. Ее организм с детства выживал и заработал себе такой иммунитет, что никакие простуды и гриппы к ней даже не цеплялись. Раз, может быть, за всю жизнь я видела ее с насморком все.
Был еще один травматичный случай. Тогда она уже работала в сауне прачкой. И мы часто с семьей и друзьями посещали эту сауну. Как правило, взрослые там выпивали, парились в сауне и играли в бильярд, а детвора плескалась в бассейне. Этого бассейна я боялась как огня. Он был выложен темно-зеленой плиткой. От этого, когда он был полный, вода казалась черной. Прыгнуть в черную бездну к чудовищам меня не мог заставить никто. Даже со взрослыми. У меня немели от парализующего ужаса конечности, страх подкатывал к горлу, и я даже не могла кричать. Хотя плавать я умела неплохо. Это был худший бассейн в моей жизни. Даже сейчас я бы туда ни за что не залезла. Но дело не в нем. В один из таких банных дней, взрослые набились в парную и приготовились к спа-процедурам, уже изрядно выпив. Помещение парной не представляло ничего особенного. Если заходишь в дверь, слева от тебя и впереди буквой Г находятся двухэтажные полки, справа большая печь с огромными булыжниками, на которые подливают воду для большого пара.
Рядом с ней стоять опасно. Если вылить целый ковш, пар выделялся максимальный. Сначала он устремляется в центр парной, потом поднимается вверх и потом уже расходится по углам и опускается вниз. В этот момент все обычно лежат ничком и прижимают уши к полке, потому что очень горячо. В этот раз взрослые были в парной и просто разговаривали. Мама стояла в красивом купальнике посередине помещения спиной к печи, чтобы буквально через минуту выбежать и прыгнуть в холодный бассейн. Так они делали после каждого парения. И внезапно кто-то из присутствующих решил поддать парку и то ли спьяну, то ли по глупости вылил разом весь ковш на камни. Словно проснувшийся вулкан, зашипела печь. Никто даже не успел опомниться, как из нее вывалило огромное количество горячего, как лава, пара, в центре которого оказалась моя мама. Ожог был огромен. Вся спина покрылась огромными волдырями. Пластиковая застежка от купальника вправилась в кожу. С диким криком и адской болью вылетела она из парной. Позже врачи пришли к мнению, что в этой ситуации поможет только пересадка кожи. Других путей нет. Но ни про какую больницу мама и слышать не хотела. А никакие средства не облегчали боль и не улучшали состояние спины. И тут кто-то из знакомых сказал, что здесь может прийти на помощь уринотерапия. А кто мы такие, чтобы спорить с народной медициной. Вариантов все равно больше не было. Боль была такой сильной, что мама была готова намазаться чем угодно. Поэтому всей семьей мы стали ходить в туалет в ведерко. Затем отец брал большую марлю, мочил ее в этом ведерке и накрывал мамину обожженную спину.
При каждом прикосновении мама кричала от боли. Но марля высыхала на спине почти моментально. И отец снова повторял процесс. Мама лежала в зале на диване на животе и не могла пошевелиться. Иногда жидкость впитывалась так быстро, что марля просто присыхала к спине, и чтобы ее снять, отец поливал ее прям сверху. Лекарственной жидкости не хватало, и иногда приходилась прибегать к помощи друзей или родственников. Да-да, все именно так. Про аромат в доме я уже говорить не буду. Думаю, вы догадаетесь сами. А если не догадываетесь, то представьте, что вы зашли в квартиру, где живет сорок кошек и у них нет лотка. Но как бы абсурдно все это ни выглядело, через пару-тройку недель мама вернулась на работу, где думали, она уже не выйдет никогда. Кожа на спине была как у младенца. Ровная и гладкая. Ни одного шрама. Без пересадки кожи и каких-либо операций. У людей глаза на лоб лезли. Никто не верил. Если бы мне, будучи врачом, такое рассказали, я бы тоже не поверила. Чудо или нет, решать вам. Сейчас я могу предположить две вещи: во-первых, регенеративная способность у нее была как у росомахи, во-вторых, ожог – это обезвоживание тканей и клеток. Что мы обычно делаем при обезвоживании? Верно, восполняем объем потерянной жидкости, чаще капельно физраствором, который содержит натрий, калий и другие соли.
А моча как раз тоже содержит все эти соли, потому что именно она выводит из организма их излишек. Тогда мы этого не знали, конечно. Но результат порадовал всех. С тех пор в нашей семье ожоги лечились только одним способом. Обжег палец – срочно на него помочиться. И вы знаете, всегда помогало. Но диван после того случая пришлось выкинуть.
Глава 15
Возможно, если она болела, то просто этого не показывала. Вообще показывать слабость она была не способна и всегда соревновалась с отцом за лидерскую позицию, что немало его раздражало. Отец превосходил ее только в физической силе. Но даже это ее не страшило.
Она могла кинуться с ним в драку, если вариантов доказать свою правоту больше не было. Под два метра ростом и сто двадцать килограммов веса, одним ударом отец мог уложить на лопатки любого. Война титанов. Так это виделось мне. Это очень страшно. Она могла замахиваться на него табуреткой, а он брал ее огромной кистью голову и отодвигал на вытянутую руку, как делают боксеры. Она беспомощно бултыхала конечностями, выкрикивая ругательства. Папа один из самых спокойных и невозмутимых людей, кого я знала. И был всего один человек на земле, способный доконать его капитально и вывести из равновесия. Это была мама. О мотивах можно только догадываться. И когда отец зверел, страшно становилось всем. Гортанный львиный рык было слышно на всех этажах нашей пятиэтажки. И несколько раз я видела, как мама получила от него добрую затрещину, на которую благополучно нарывалась весь вечер.
Как-то так и жили. Мама с истеричным и нетерпеливым характером, отец со своим безмолвным спокойствием и я, будто зажатая между молотом и наковальней.
Глава 16
Отдыхать мама не умела. И никому не давала. Если ты выполнила все поручения и сидишь без дела – жди беды, откуда не ждали. Порой проходит мимо открытой двери в комнату, видит тебя без дела и тут же выдает: «О!
Заняться нечем? Щас я тебе придумаю!» И все! Плакали все твои планы. Поэтому все дети адаптировались таким образом: если ты закончил все поручения, тебе нужно всегда создавать иллюзию занятости, иначе тебе накинут сверху и имени не спросят. Во время отдыха ты все время ощущаешь вину и стыд, будто что-то украл. Это перенеслось и на мою взрослую жизнь. До сих пор я не могу полностью расслабиться без этого ощущения, что мне разрешили. Всегда есть ощущение, что мама зайдет в комнату, а ты тут не занят еще и лежишь. Ничего не могу с этим поделать.
Даже когда я болела и лежала пластом с температурой, услышав, как поворачивается ключ в замке и заходит муж, я тут же подскакивала хотя бы в сидячее положение. Это уже рефлекс. Хотя ее нет уже двенадцать лет. А не живу я с ней уже восемнадцать.
Глава 17
Мама была очень добрым человеком, отзывчивым, справедливым. Она могла быть надежным другом, который не солжет и не предаст. Но, к большому сожалению, друзей у нее не было. Таких, чтобы прям настоящих и на всю жизнь. Отчего она, конечно, очень страдала. Было много знакомых и приятелей, но хотя бы одного человека, которого можно назвать другом – нет. И дважды в жизни это усилило фатальность ситуации.
Мама никак не могла понять, почему так происходит, и усиливала самоотдачу. Она старалась быть другом буквально для каждого. Была честной и искренней, готова была в любой момент принять, накормить и обогреть, дать денег, включиться в чужую жизнь и решить чужие проблемы. Все знали, что если нужна помощь, надо идти к Наде. Даже если она не сможет решить проблему, она найдет тех, кто это сделает. Для нее нет ничего невозможного. Как говорится: «Даже если вас съели, у вас есть два выхода». Мама всегда говорила, что нет безвыходных ситуаций, пока ты жив. И самой раздражающей меня фишкой у нее было не отпустить человека из гостей с пустыми руками. Она отдавала чужим людям все. Давала еду с холодильника, и без того дефицитные для нас сладости чужим детям или внукам, которых и в помине не знала, отдавала одежду, шторы, новое постельное белье и полотенца, соленья раздавала тоннами, чтобы только о ней плохо не подумали. А мерзкие люди просто пользовались ее добротой. Большая часть из которых делала это из зависти. Я всегда удивлялась – чему тут завидовать. Мы жили очень скромно. Родители работали на износ. Денег часто не хватало, а в годы перестройки их вообще не было, зато были голодные дни, когда есть было нечего и каждую крошку мама отдавала детям, а сама падала в голодные обмороки на работе. Поэтому у нас появилась дача и три поля картошки.
На них мы просто умирали, но это уже отдельная история, зато зимой у нас всегда были запасы. Все лето и осень мы ходили в лес по грибы, ягоды, черемшу и папоротник всей семьей. Потом это обрабатывали и заготавливали. Раньше морозильных камер не было, поэтому почти все солили и мочили. Это все большой труд. А чтобы были какие-то деньги, отец сливал сэкономленный на работе бензин и продавал его мужикам из соседних гаражей или таксовал по городу после работы до самой поздней ночи, а мама работала в две смены в надежде, что зарплату выдадут если не деньгами, то хотя бы продуктами. Пока мама работала на мебельном комбинате, где потеряла палец, она подсуетилась, и у нас в зале появилась стенка, которая в будущем была главной ценностью каждого советского человека. А дети в это время росли сами по себе, потому что времени на них просто не было. Чему тут завидовать… Но все эти люди были с бедным мышлением. Все это им было невдомек. Они видели стенку, ковер на полу, еду в холодильнике, конфеты, и этого было достаточно, чтобы затаить злобу и зависть. Мы, дети, всегда четко видели это и говорили ей не общаться с этими людьми, потому что они идут к ней только с корыстной целью. Осознавать это было слишком мерзко и больно, поэтому она просто отказывалась в это верить. Для каждого выходила с душой нараспашку, а потом плакала, что ею опять воспользовались, предали или обманули. Мне всегда было так жалко ее. Жизнь без друзей и единомышленников не просто сложна, она однобока. Семья семьей, но друзья – это другое. Есть вещи, которые не обговариваются внутри семьи, есть вопросы которые неуместно обсуждать с партнером, есть ситуации, в которых тебе просто нужна сторонняя поддержка, как от родителей. Для этого нужен друг. А у нее его не было никогда.
Самая большая проблема была в том, что она была безотказна. Часто она выполняла чужие просьбы, жертвуя своим временем, силами или принципами. Хотела, чтобы ее считали хорошей. Сама от этого очень страдала, но измениться не могла. Или не хотела. Все надеялась, что на ее доброту будут отвечать добром. Но когда просила она, у людей не находилось времени или желания. Ища в каждом человеке друга, она теряла саму себя. Чтобы показать свою открытость и готовность дружить, она приглашала человека в гости, а там уже старалась на всю катушку.
Скатерть-самобранка в деле. Гости любили к нам ходить. Я же ненавидела гостей. Этот нескончаемый шалман пьяных людей. Почему пьяных? Да потому что в то время как-то не принято, видимо, было ходить в гости на чай. А вот на бутылку – запросто. Так отдыхал рабочий класс. Они закрывались на кухне, пили, ели, пели песни исключительно ближе к ночи, когда все в хлам, ходили курить на балкон и заглядывали ко мне в комнату, бросая какую-нибудь фразу. Откровенные разговоры, подразумевающие раскрытие души, совершались только под мухой. Люди, которые вместе выпивали, часто становились «друзьями». Но лично для меня это просто собутыльники. С детства не переношу эти пьяные рожи.
Но это была мамина формула заведения знакомств. С каждым она пила наравне, чтобы никого не обидеть. Только вот она почти не закусывала. Заставить поесть ее в этот момент было целой проблемой. Зато она любила сразу закурить сигарету. Часто ли я видела ее пьяной? О, да. Намного чаще, чем отца. И намного чаще, чем хотелось бы. Но еще чаще видела ее несчастной. У этих посиделок всегда было два развития событий. Либо они сидят до утра, становятся абсолютно нетранспортабельные, остаются у нас ночевать, а утром мама их всех накормит, надает с собой подарков и проводит. Либо они разбредаются в ночи по домам, и я до утра слушаю, как мама плачет лежа на кровати, сетуя, что она никому не нужна. Что меня жутко раздражало, потому что мне-то она была нужна. А она хотела быть нужной чужим людям. В любом из вариантов развития событий, особенно если это был будний день, в каком бы она состоянии ни была, после ухода гостей она буквально вылизывала всю кухню и готовила еду на завтра, потому что семью никто не отменял. Это была ее отличительная черта – она никогда не снимала с себя груз ответственности. Что было для меня всегда удивительно. Бывало, придет с гостей поздно ночью просто на автопилоте. Это еще одна ее отличительная черта – она никогда не оставалась в чужом доме ночевать. В любом состоянии – домой. Как она доходила – одному богу известно.
Автопилот – это состояние, откатившееся до базовых настроек. Работает только функция вернуться на базу. Отец в такой ситуации мог отключиться, только переступив порог дома, прям в коридоре. У мамы, видимо, была более продвинутая версия. Вернувшись на базу, она, петляя, шла на кухню, перемывала всю посуду, варила борщ, потом шла в сторону балкона курить и там по пути отрубалась на диване в неестественном положении. Чтоб вы понимали, перепить ее не удавалось никому. Отец в этом с ней никогда не соревновался. Он быстро пьянел и сразу шел спать. Даже мужики, которые имели стаж в вопросе распития спиртных напитков, отрубались прямо за столом, а мама пожимала плечами и оставалась в полной концентрации. А потом еще шла пешком через весь город ночью домой, убиралась и готовила еду. Напомню, что она почти никогда не закусывала. Киборг, ей-богу. Не подумайте, тут нечем хвалиться. Это все я к тому, какой у человека потенциал здоровья. Если бы она исключила алкоголь, наверное, жила бы лет двести. Ну правда.
Честно признаться, способность расщеплять алкоголь в таких количествах и оставаться в адеквате передалась мне по наследству. Чтобы хорошего, так нет, именно это. И в юности это было забавно. Особенно загорающееся в глазах парней уважение, когда они сдаются. Я вспоминаю, в каких количествах мы могли потреблять алкоголь, и сейчас мне становится страшно. Лучше бы я пустила этот потенциал в настоящий спорт, а не «литрбол». К своему счастью, я пошла учиться на врача и быстро опомнилась. Был, конечно, еще один катализатор, который, собственно, и заставил меня пересмотреть все устройство мира. С того момента я ни разу не прикоснулась к спиртному. А от запаха спирта и лимона у меня до сих пор рвотный рефлекс. Но об этом чуть дальше.
Алкоголь – мой главный триггер. Он послужит плохим примером, но хорошим уроком.
Все больше утрачивая веру в дружбу, мама могла выпивать и одна. Так как чувствами и мыслями было поделиться не с кем, она напивалась и плакала. Конечно, для всего на свете есть причины. И для этого тоже есть своя. И как бы я ни старалась обойти, это все равно придется написать. То, что навсегда изменило жизнь нашей семьи. Ее жизнь. То, что решить ей было неподвластно.

