Къасиде. Нитями судьбы

На буржуйке как раз закипела вода, мама отпаивала дочек талым снегом. Ни чая, ни молока у нас не было, а вот снега вдоволь. Она молча протянула гостю жестяную кружку. Мужчина поблагодарил. Видно было, что он не привык к такому, поселенцы чужаков сторонились, держались настороженно.

Он перевёл взгляд на фотографию у изголовья лежанки, это был тот самый портрет Апкерима в военной форме, который мама берегла.

– Ваш сын? – спросил он.

Мама кивнула.

– Погиб?

– Нет, нет.., – отрезала она. – Не дай Аллах.

Похоронки не было. Ждём вестей.

– Вы тут с девочками? – офицер указал на младших сестёр, которые при виде чужака затаились на лежанке.

– У меня пятеро дочерей. Муж с тремя старшими сейчас в лесу, работают.

Корреспондент ещё раз взглянул на портрет, на сестёр, прижавшихся в углу, и неожиданно сказал:

– Мать, дай мне ваши документы. Свидетельства о рождении, всё, что есть. Верну через неделю- другую.

Мама не стала ничего спрашивать. Она достала узелок, вытащила аккуратно сложенные бумаги и отдала. Мужчина поблагодарил за кипяток, попрощался и ушёл.

Вечером, когда мы вернулись, мама рассказала о визите. Отец нахмурился, но говорил спокойно:

– Ребия, зачем ты дала ему документы? Ты же даже не знаешь, кто он, зачем они ему. Вернёт ли…

Мама только пожала плечами. После потери родины и без вести пропавшего сына какие могли быть ещё страхи?

Прошло дней десять. Отец пришёл с работы и молча сел на табурет. Потом сказал:

– Меня вызывали в сельсовет.

Мы испугались.

– Бабай, с тобой пойдём! Бабай, хайырлымы*?

Просто так туда не приглашали. Отец успокаивал, гладил нас по голове, но по глазам было видно, что ему и самому страшно.

Наутро всей семьёй провожали отца в сельсовет, мама беззвучно молилась. В тот же вечер он вернулся с маминым узелком. Все документы были на месте. Вдобавок карточка на дополнительный паёк как многодетной семье.

Русский корреспондент, незнакомец, имени которого мы так и не узнали, добился невозможного. В те времена получить продовольственные льготы для крымскотатарской семьи, сосланной как «неблагонадёжная», было почти чудом.

Видно, у него были связи, а главное – совесть.

Мама прижала карточку к груди, закрыла глаза и прошептала молитву за этого человека. Сестра Къадырзаде, боясь нарушить молитву, спросила отца:

– Бабай, а Аллах примет дуа за русского? Он же не мусульманин…

– Бог один, къызым, – ответил отец. – Все мы люди. А этот офицер – настоящий человек.

Спустя месяц пришло письмо. Сухое, официальное:

Гражданке Мурасовой Ребие

УВЕДОМЛЕНИЕ

Сообщаем вам, что ваш сын

Мурасов Апкерим Келяевич, 1921 года рождения, уроженец Крымской АССР, г. Феодосия, слободка Бадруба, ул. Нуриман, призван Кировским районным военкоматом, в звании гвардии красноармейца, служивший в составе 68‑го гвардейского артиллерийского полка, с 17 мая 1942 года числится пропавшим без вести.

О всех последующих изменениях в статусе военнослужащего вам будет сообщено дополнительно.

Корреспондент добился прояснения официального статуса брата и сообщил об этом маме. Успокоило ли письмо её сердце? Нет. Но оно вернуло ей веру в людей. Дало надежду: может, сын ещё жив.

Вскоре после этого письма мы похоронили отца. Он не вынес тягот ссыльной жизни, но убил его не физический труд. Он не мог без боли смотреть на то, как измождённо работают его любимицы- дочери, как младшие дети мечтают о куске хлеба, как в ходячую тень превратилась некогда его красавица-жена. Сердце отца не выдержало.

В день, когда мы скромно хоронили папу, тайком читая молитвы, мама взглянула на маленькую дощечку вместо надгробия и сказала:

– Къуртулды акъайым. Избавился, освободился.

Не стало нашего единственного защитника. Остались мы, шестеро женщин, вдали от родины, в чужом краю. И всё же нас спас добрый поступок незнакомого человека, его человечность и его совесть. Та карточка, добытая военным корреспондентом, уберегла нас от голода.

Мама, глядя в небо, часто говорила:

– Аллах неспроста послал к нам того офицера, он дал нам эту карточку, чтобы мои дети выжили без отца-кормильца.

Время шло. Жизнь продолжалась. Сказать, что мы привыкли? К жизни на чужбине никто не привыкает.

Но мы адаптировались, не роптали и работали так, как будто от этого зависит чья-то жизнь. Через два года мы с сёстрами построили небольшой отдельный барак.

Помогали нам два молодых парня, тоже крымские татары, высланные с Керченского полуострова, наши земляки – Сервер и Шабадин. Они были двоюродными братьями.

Сервер был скромным, молчаливым, очень работящим. Шабадин – полная противоположность брату – был весельчак и необыкновенно хорош собой. Его в поселении называли «артистом». Хотя мы и не знали, что такое кино, никогда не видели сцену, нам было запрещено покидать территорию, но по слухам мы знали, что артисты очень привлекательны.

Шабадин красиво ухаживал за моей сестрой Къатипе, заботливо, оригинально. Он был талантлив во всём, говорил красиво, рисовал удивительно, даже шутки его были по-особому добрыми и тёплыми.

Как-то после работы Къатипе сказала мне с лукавой улыбкой:

– Ты что, не видишь? Сервер за тобой ухаживает!

Я тогда только усмехнулась:

– Какие же это ухаживания? Он ни разу глаз на меня не поднял. Только молча строит наш барак, а когда я благодарю его, смущённо улыбается.

Озорнику Шабадину не терпелось засватать мою сестру, чтобы всё поселение знало, чья она невеста. Но по традиции сначала должна была выйти замуж старшая. Однажды в наш барак пришёл Сервер и его родственники. С благим делом, это было сватовство. Их приход почему-то не стал для меня неожиданностью. Но я задумалась.

Нравится ли мне этот парень? Смогу ли я с ним прожить всю жизнь? Пока я рассматривала гостей и терялась в мыслях, самая младшая сестрёнка наклонилась ко мне и шепнула:

– Он некрасивый…

Почему-то именно эти слова оказались решающими. Да, он не красавец. Зато надёжный и честный, с таким я не пропаду. За всю свою долгую жизнь я ни разу не пожалела, что выбрала Сервера.

Свадьбы у нас не было, в те годы было не до гуляний. Было запрещено собираться группами, петь национальные песни, наш комендант отчитывался за поведение каждого в поселении.

Обряды никяха* были под запретом, но Сервер нашёл муллу, который отважился тайно поженить нас. Была прочитана одна короткая молитва – и мы стали мужем и женой.

Я переехала в барак семьи Сервера. Меня провожала Къатипе, несла мои небогатые пожитки, которые вместились в один узелок. В тот день туда же пришел Шабадин, повидать свою невесту и поздравить брата с никяхом. Шабадин взглянул на нас лукаво и сказал: – Сейчас будет веселье!