Энкиду: человек-зверь

Тира, повернувшись на Шамхат, без слов, сделала выражение лица, словно задавая вопрос: «Он же ведь не серьезно?». Слегка печальное лицо Шамхат и стало ответом: «Нет, серьёзно».

Они повели человека-зверя через тесные улицы Урука, сквозь хаотичное, городское течение, состоявшее из людей. Энкиду перестал обращать внимание на крики и испуги людей, хотя в городе это приняло особо раздражительный манер. Тесные улочки сменялись широкими улицами, по которым порой проходили волы и козы. Тесно построенные домики с закрытыми заборами сменялись на открытые дворы кузнецов, ювелиров и плотников. Город был страшно шумный и пыльный. Для Энкиду это было сильно чуждым местом: ни единой травинки, ни птичьего пения. Здесь были только люди, их суета, и всё это было обделено от мира гигантской стеной.

Тира говорила с Шамхат без умолку, расспрашивая всё об Энкиду. Шамхат крайне неохотно отвечала и в основном на все говорила: «Позже расскажу». Энкиду следовал за ними по дороге, которая потихоньку стала обретать наклон. Величественный дворец царя Урука, который по началу казался ближе, был построен на холме. Вблизи, подобно городской стене, он выглядел намного красивее. Расписанные и разрисованные колонны, столь непривычные для городов этих краев, держали на себе непомерно громадную крышу. Ступеньки дворца начинались практически с середины города, ведя вверх любого, кто желал бы явиться к царю. Таких безумцев среди людей не было, но нашёлся среди животных. Несмотря на все уговоры Шамхат, Энкиду обошёл её и стал подыматься по ступенькам. Шамхат и Тире оставалось только догонять его, а он же не замедлялся, продолжая подыматься порой на четвереньках. Чутье подсказывало ему наличие внутри дворца опасности. Это самое предчувствие, которое испытывает антилопа, когда на неё вот-вот нападут львы, хотя они ещё не в поле зрения. Энкиду, пройдя между колоннами, вошел через главный вход во дворец. Первое что он заметил, что внутри намного прохладнее и спокойнее, чем в душных улицах города. Он оказался в длинном и широком коридоре, частично обставленный кувшинами. Несмотря на то, что солнце было в полном зените, его лучи не досягали глубин этой части дворца. Свет виделся только в конце, где были отдалённо слышны монотонные голоса мужчин. Энкиду, находясь в такой относительной тишине, стал слышать свое дыхание и биение сердца. «Нет, я не боюсь», – подумал он, оценив свое дыхание слишком глубоким. Потом он услышал, как его догоняют Шамхат и Тира. Не желая показывать перед ними ни капли сомнения, Энкиду направился вглубь коридора, прямо в главный зал дворца. Девушки шептались позади него тихо, уже не пытаясь уговорить его уйти и не желая создавать лишнего шума, когда каждый их шаг и без того отдавался эхом. И вот они вышли в главный зал, где было значительно светлее, благодаря чашам с горящими маслами. Огонь освещал все стены, полностью исписанные надписями на древних языках. Везде были невысокие столы, за которыми сидели люди, и их было много. Это была вся знать города – старики с длинными и седыми бородами, с глазами, намазанные тушью. Между столами бегали рабыни, уносившие и приносившие еду, кувшины с хмельными напитками, и глиняные таблички. Они страшно суетились, боясь ошибиться, в отличие от старейшин, которые были спокойны. В момент, когда Энкиду, Шамхат и Тира вошли в зал, один из старейшин видимо что-то докладывал перед всеми в половину возможности своего голоса. Но он резко замер, как и все находящиеся в помещении мужчины. Перед их взорами предстал Энкиду. Старейшин бросило в пот, их кожа резко заблестела, и кажется их захватил страх. Служанки бегали, не смея подымать взора, и потому не сразу остановились. Однако же резкая остановка говорящего заставила их проявить любопытство, что же могло заставить умолкнуть подчинённого самого полубога, и они подняли взгляды. Едва сдержав порыв закричать, они тоже резко остановились, но одна из служанок уронила кувшин, и тот громко разбился.

– Ну? Почему ты умолк? – раздалось из другого конца зала очень грубым и раздраженным голосом, громким эхом прошедший по всему дворцу. – Почему замолчал? Я ведь слушал.

Старейшины уже отчетливо задрожали от страха, не в силах выдавить из себя ни слова. Служанки зажались у стен.

– Опять эти рабыни всё ломают? – говорил всё тот же грубый голос, отдававшийся таким эхом в этом большом зале, где ничего и никто не смел уже подать голоса или звука.

Голос затих, и стало слышно, как кто-то стал подниматься, и под ним трещала древесина. Энкиду, по неизвестной причине сразу не заметил того, что в конце зала стояло что-то массивное, состоящее из искусно выточенного дерева. Она выглядела как-то гармонично и не сразу бросалась в глаза, но теперь, когда вся эта действительно огромная конструкция стала качаться из стороны в сторону, и из-за неё, прямо на весь зал нависла громадная и всепоглощающая тень, Энкиду понял – эта конструкция была спинкой царского трона. Владелец этой тени был поистине чудовищных размеров, ибо эта тень ввергла весь зал во мрак, словно наступила самая темная ночь. Сдвинув трон одной рукой, будто это обычный стул, перед всеми предстал Гильгамеш. Огромный бугай с кудрявыми волосами и густой бородой. Его глаза были подведены тушью, а лоб был весь в мелких морщинах. Он был одет в царские одеяния, которые едва могли скрыть эту мускулистую и грубую тушу. Наконец найдя глазами причину возникшей тишины, Гильгамеш, подняв озадаченно свои густые брови, заговорил:

– А ты ещё что такое?

𒀭 𒀭 𒀭

Энкиду, Тира и Шамхат в своих мыслях глубоко пожалели о своем приходе. Шамхат думала, как бы уже сбежать, схватив за руку Тиру и Энкиду. Человек-зверь замер, но было видно, как взъерошилась шерсть на его теле. А тем временем Гильгамеш начал медленно приближаться к середине зала, вальяжно делая шаг за шагом, тем самым сотрясая под собой весь дворец. По мере его приближения, страх и ужас внутри Шамхат стал закипать. Она поняла, что надо бежать, но как-то надо потянуть и Энкиду за собой в бегство, сбежать туда, куда не дотянется тень полубога.

Шамхат взяла за руку Тиру и медленно потянула вторую руку к ладони Энкиду. Но когда её ладонь была в самой минимальной близости от ладони Энкиду, он сделал шаг вперёд, прямо навстречу к Гильгамешу.

– О великий царь этих земель, – заговорил уверенно Энкиду красноречивым тоном, ввергнув всех в шок, – Гильгамеш, сын богини Нинсун, нет тебе равных на этом свете, и нет подобных городу твоему.

Энкиду медленно подходил к середине зала, и тем ближе он подходил, тем отчетливее понимал, насколько Гильгамеш был сильно выше его.

– Меня зовут Энкиду, и я родился среди зверей, но похоже, что боги предначертали мне другую жизнь – среди людей.

Гильгамеш слушал и не перебивал Энкиду, также медленно подходя к середине зала, где было много открытого пространства.

– Тень твоего могущества простирается на всех людей этой округи, – продолжил Энкиду, – а я лишь смиренно прошу того же, что и все из рода человеческого – позволь мне жениться на этой славной женщине, что раскрыла передо мной все прелести жизни в мире людей, – Энкиду указал рукой на Шамхат. – Прошу, не откажи в просьбе моей, и буду я слугой твоим, как подобает человеку.

Энкиду умолк. Он и Гильгамеш встали на расстоянии вытянутой руки, и разница в их росте была уже заметна всем. Гильгамеш ничего не сказал. Он медленно положил свою могучую руку на плечо Энкиду, но сделал это мягко. Энкиду уже хотел услышать ответа, как внутреннее чутье зверя дало мелкую вспышку внутри его тела. Гильгамеш ударил Энкиду кулаком со всей силы, отправив того в полет далеко назад. Служанки закричали и начали убегать из зала. Старейшины глубоко вздохнули, поняв, что не стали свидетелями чуда, но станут свидетелями расправы.

– Думаешь, что так можешь прийти из ниоткуда, и просить меня о чем-то? – очень разъяренно сказал Гильгамеш, подходя к оглушенному Энкиду.

– Неужели ты мог подумать, что я просто возьму, и разрешу тебе жениться на жрице моего города? – Гильгамеш схватил Энкиду за волосы и поднял обратно на ноги, чтобы снова нанести сокрушительный удар.

На глазах Шамхат выступили слезы, а сердце сжалось в ужасе. Она поняла, что привела Энкиду на смерть. От таких ударов Гильгамеша обычный человек бы давно разлетелся на куски, но Энкиду был пока оглушен двумя ударами прямо по физиономии. Из его носа текла алая кровь.

– Никогда тебе не видать места среди моих людей, тупое ты животное…

И тут произошло то, что ввергло всех находящихся в зале в глубокий шок. Гильгамеш снова поднял Энкиду и схватил его обеими руками, чтобы уже раздавить его. Послышался хруст костей и суставов. Но Энкиду, схватив за руки Гильгамеша, стал разжимать их, и высвобождаться из крепкого хвата. Резко отпустив одну из рук, Энкиду изо всех сил ударил Гильгамеш прямо по лицу, и тот попятился назад. Ничего подобного никогда не случалось, чтобы кто-то сумел дать отпор самому полубогу. Перед лицами старейшин, и Шамхат, и Тиры произошло невозможное. Гильгамеш повис на мгновение, увидев падающую на пол капельку крови из своего носа. Никогда в жизни он не видел собственной крови.

– Вот как, – тихо сказал он.

Оскалив свои зубы, он пошёл вперёд на Энкиду. Человек-зверь начал уклоняться от ударов, подобно грациозной газели, порой переходя на четвереньки. Шамхат и Тира стали невольницами происходящего, не решаясь уйти от опасности попасть под руку дерущихся. Энкиду нанес удар прямо в бок Гильгамеша. Гильгамеш ответил ударом левой руки прямо в висок Энкиду, оглушив того. Воспользовавшись этим, Гильгамеш схватил его, чтобы поднять и со всей силы обрушить на пол. В момент подброса, Энкиду сориентировался и прямо в воздухе высвободился из рук полубога, и двумя ногами ударил Гильгамешу прямо в грудь. Гильгамеш рухнул на спину. Его падение сотрясло весь зал. Везде послышался треск кувшин. Быстро поднявшись, Гильгамеш успел схватить Энкиду за ногу, и со всей силы швырнуть в другой конец зала. Человек-зверь ударился прямо в стену, создав своим телом на ней большие трещины. Но он встал, и со скоростью гепарда сократил дистанцию, чтобы нанести свои удары. Начался кошмарный, кулачный бой, где никто не желал уступить. Был слышен хруст костей и глухие звуки ударов. Под их ногами затрясся весь дворец. Некоторые старейшины, падая от тряски, пытались выбежать из зала. Шамхат и Тира продолжали стоять у входа, ожидая развязки страшного боя, не решаясь вмешаться.

На каждый удар Гильгамеша Энкиду отвечал своим ударом, и отвечал стремительнее. Царь Урука и человек-зверь планомерно уничтожали весь зал, не зная меры. Этому бою не было конца. В один момент Энкиду сумел зайди Гильгамешу за спину одним стремительным рывком. Запрыгнув на Гильгамеша, Энкиду замкнул его шею в захват. Всё затихло. Был слышен только хрип царя Урука и как крошатся зубы Энкиду от сдавливания. Гильгамеш схватил Энкиду руками и перешвырнул через себя прямо в одну из колонн зала, проломив её. Она была не несущей, но для присутствующих это было неизвестно, и уже послышались возгласы о том, что дворец просто рухнет, если этому бою не придёт конец.

– Хватит! – резко заткнул всех Гильгамеш.

Энкиду вылез из-под груд разрушенной колонны, стряхивая пыль со своей шерсти и подымаясь обратно на ноги. К его удивлению, Гильгамеш не встал в боевую стойку, а просто встал смирно и смотрел прямо на него. Человек-зверь не решился возобновить схватку, а лишь ожидал, что же сделает Гильгамеш. Тот продолжал пристально смотреть на него, потом на всех присутствующих. Как только он остановил свой взор на Шамхат, та рефлекторно, от испуга упала на колени, сложив руки, моля о пощаде. Тира, также вся в слезах, поступила также, как и своя госпожа.

– Хватит, – уже спокойно сказал Гильгамеш, тем самым продолжив череду удивлений для всех в зале. – Этому бою нет конца. Так со мной ещё никому не удавалось сражаться… Как говоришь тебя зовут?

– Энкиду, – после небольшой паузы ответил Энкиду, стряхивая с себя пыль.

– Назови истинную причину, которая привела тебя сюда и заставила так яростно со мной биться.

– Я уже говорил, я желал жениться на женщине, которая сделала меня человеком. Но я только и слышал, что это невозможно и исключено. Также я слышал, что ты, царь Урука, ввёл постыдные брачные законы, тем самым заставив людей бояться любить друг друга. Я не мог не прийти сюда. Я не знаю, как это называется на языке людей, но есть такое чувство, которое заставляет сильных членов стаи защищать и оберегать слабых ее представителей. Это чувство, заставляющее антилопу, у которой нет ни клыков, ни когтей от природы, бросаться на стаю львов, спасая даже не своих родных детёнышей. Именно это жгучее чувство прожгло меня изнутри, как только я услышал причины, по которым я не могу жениться. Именно это и привело меня сюда, и я готов пасть здесь ради этого насмерть, если придется.

Слова Энкиду вызвали бурю восхищения среди старейшин, которые ещё остались в зале. Некоторые из них даже осмелились захлопать в свои иссохшие ладоши. Шамхат была тронута до глубины души, и похоже, что слова Энкиду возымели эффект на царя Урука. Лицо Гильгамеша прозрело, и на нем засияла лёгкая улыбка.

– Это чувство называется доблесть. Ты её сегодня доказал, что она у тебя есть. Такое достойно похвалы, да? – Гильгамеш обернулся на старейшин, и те от испуга резко стали хлопать и одобрительно отзываться.

– Негоже нам, двум доблестным воинам, гробить друг друга здесь из-за вполне решаемых дилемм.

Эти слова заставили всех разинуть свои рты.

– Нет, – продолжил Гильгамеш, – я вижу для тебя лучшую стезю, Энкиду.

– Я не понимаю.

– Я не устану повторять, ты меня впечатлил сегодня. Мне пришла мысль: а зачем нам, двум самым могучим воинам в этих землях убиваться, если мы можем объединить наши усилия для более великих свершений? Мир как никогда стал полон разных чудовищ и бед, которые будто ждут, чтобы от них избавились. Это самая редкая возможность наконец положить этому всему конец.

– Но с чего же мне…

– Ты её имел в виду? – перебил Гильгамеш Энкиду, указав рукой на Шамхат. – Я позволю тебе на ней жениться. И свадьба у вас будет, но не сразу. Я ведь не желаю, чтобы женская ласка отняла у тебя силы, которые нужны будут в наших делах. Я отменю все брачные законы для людей. С этого дня всё будет по-другому!

Энкиду не мог поверить услышанному. Он был в полном смятении. Он посмотрел на Шамхат, которая смотрела на него своими заплаканными глазами, пытаясь словно что-то сказать.

– Прояви доблесть, Энкиду. Просто сделай этот шаг к величию, и поможешь тем самым своей новой стае. Люди будут благодарны тебе. Они будут чествовать тебя каждый раз, когда ты будешь выходить к ним. Так что скажешь? – Гильгамеш подошел к Энкиду и протянул ему руку.

Глава 𒐙.

Великие свершения царя Гильгамеша и его соратника Энкиду

Именно так подружились два самых могучих существа на земле. Сын богини Нинсун, царь города Урук Гильгамеш, и получеловек полузверь Энкиду, к сожалению, не имевший никакого представления о своём происхождении. В тот день, когда они сцепились в поединке, и когда Гильгамеш осознал, что перед ним существо, не уступающий ему по силе, они заключили сделку. Энкиду становится подданным царя Урука, служит ему верой и правдой шестьдесят лунных месяцев. В свою очередь Гильгамеш отменяет право первой ночи для всех людей, а также даст право Энкиду жениться на храмовой жрице Шамхат по истечению срока службы.

Уговор был заключён в присутствии старейшин города, после чего Гильгамеш в честь этого устроил большой пир с изысканными блюдами и горячительными напитками.

Шамхат в тот день была счастлива, что встреча с Гильгамешем не стала для Энкиду фатальной. Однако после она многократно говорила Энкиду всегда оставаться на чеку и абсолютно не доверять Гильгамешу. Энкиду был согласен с этим недоверием, однако Гильгамеш не давал никаких поводов усомниться в данном ему обещании.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Инанна – центральное женское божество в шумерских верованиях, покровительница города Урук. Также являлась богиней любви, войны, власти, неба и земли.

2

Энлиль – в шумеро-аккадской мифологии бог ветра, воздуха, земли и бурь, верховный бог шумерского пантеона.