Безмолвные узницы

Отец подошел к моей комнате. Я подбежала к кровати и заползла под одеяло. Когда он приблизился, на мои глаза навернулись слезы. Отец сел на кровать и обхватил мою голову.

– Пап, что происходит?

– Успокойся, цветочек. – Он звал меня цветочком, хотя я уже была не малышкой. – Все будет хорошо. Это обычная процедура. Запри дверь и жди моего звонка.

– Ты говоришь со мной, как с ребенком, – твердо проговорила я. – Тебя собираются арестовать?

Впервые в жизни я ощутила неуверенность. Мой отец, основа моей жизни, рушился, и я рушилась вместе с ним.

– Просто послушай меня, Вероника. Пожалуйста.

Он отвернулся и молниеносно вышел из комнаты. Минуты шли. Я заперла дверь, но вновь приоткрыла ее, наблюдая за происходящим через щелку. Я видела, как он собирает какие-то бумаги со стола в своей комнате, включает измельчитель, разговаривает с мамой. Ничего толком не было слышно, как я ни напрягала слух. Он что-то сказал, она возразила. Мне пришлось выбрать: подслушивать или подсматривать. Я предпочла смотреть.

«Бум, бум, бум, бум, бум!» В дверь снова стучали.

Отец порылся в ящике, достал пистолет и снял его с предохранителя. В отчаянии мама бросилась вперед, не позволяя ему направить ствол себе в голову. Я отступила, я была трусихой. По сей день виню себя за это. Заткнув уши, я нырнула под кровать и крепко зажмурилась. Кажется, я обмочилась, услышав первый выстрел, не помню. То, что произошло дальше, до сих пор сбивает меня с толку. Сначала пронеслись быстрые вспышки, и я до сих пор не знаю, произошло ли это в действительности или я это придумала.

Я знаю, полиция сразу же ворвалась в дом при звуках выстрела, а потом раздались крики и хлопки, будто у нас дома разразилась война. Это длилось всего минуту, может, две. Затем – мертвая тишина.

Не знаю, сколько времени прошло до того, как ко мне приблизилась светловолосая женщина-полицейский с мягким голосом. Она протянула руку, пытаясь коснуться меня.

– Идем, тебе не нужно этого видеть, – произнесла она. Женщина прикрыла мое лицо, вытаскивая меня из-под кровати. Все куда-то бежали, полицейские нервничали, сирена «Скорой помощи» приближалась, меня кто-то осматривал, в то время как санитары мчались с носилками, и все отступали в сторону. Я пыталась подсматривать краем глаза, не смея задавать вопросов.

Уже вечером, когда я одна вернулась домой, мою фамилию писали во всех газетах страны. Трагедия в Сан-Паулу. Жулио Торрес, инспектор департамента по борьбе с наркотиками, в отношении которого ведется следствие по делу о коррупции в ходе операции «Орел или решка», отреагировал на арест попыткой самоубийства. Полицейские ворвались в дом и, увидев, что он держит пистолет, выстрелили. Моя мать умерла мгновенно, защищая мужчину, которого любила. Отец выжил, его доставили в реанимацию в тяжелом состоянии.

Всю неделю в прессе обсасывали миллионную схему «гнилой банды» полиции Сан-Паулу: полицейские из управления по борьбе с наркотиками конфисковали огромные партии кокаина, сотни килограммов, и часть оставили себе для продажи. В схеме были задействованы криминалисты, которые указали меньшее количество наркотика в отчетах об изъятиях; таким образом, никто ничего не заподозрил.

Это была идеальная схема, управление внутренних дел расследовало ее несколько месяцев вплоть до рокового вторника, когда всех арестовали. В тот день я лишилась своего мира, и не осталось никого, кто мог бы его удержать. Я медленно вошла в комнату родителей. Измученная и беспомощная, я лежала на их кровати, не обращая внимания на кровь, которая все еще была там.

Я опустилась на колени у тонкой линии, обозначающей местонахождение унесенных тел, и провела пальцами по тому, что выглядело как силуэт фигуры. Помчалась на кухню, сгребла все чистящие средства в ведро и с отчаянным рвением принялась за уборку. Отмыла полы, стены, сорвала постельное белье, но с пролитой кровью ничто не могло справиться. Черт, неужели никто не изобрел фирму, которая бы убирала место преступления, чтобы родственникам не пришлось на него смотреть? Я выбрала самый острый из кухонных ножей, залезла в ванну, наполненную теплой водой, и поступила так, как в фильмах. Я засыпала, не чувствуя боли.

Очнулась я позже, в окружении больничной аппаратуры. Вскоре до меня дошло, что умереть не получилось. Рядом с больничной койкой стоял начальник департамента Карвана. Он представился старым другом отца и сделал мне предложение. Я его приняла. У меня не было другого выхода.

Два дня спустя газеты сообщили о смерти инспектора Жулио Торреса. Похороны прошли просто, без поминок, и при виде того, как гроб опускают и засыпают землей, я наконец осознала, что человек, которым я восхищалась больше всего на свете, уже не вернется.

Когда год спустя в моей жизни появился Паулу, я уже стала Вероникой Торрес, сиротой, секретарем инспектора Карваны, и дело было сделано. Он не знал, чем я занимаюсь строго раз в месяц, под предлогом небольшой вечеринки с коллегами, встречи с дерматологом или внезапного расследования, о котором стало известно в последнюю минуту. Я припарковала машину перед очень ветхим домом, выкрашенным в голубой цвет. Уже с тротуара ощущались запахи пресной еды, хлорки и старческих подгузников. По прошествии стольких лет девушка на стойке регистрации должна была запомнить меня, но каждый раз она не подавала виду, что узнала меня. Потому, подойдя к маленькому окошку в приемной дома престарелых, я представилась:

– Я дочь доктора Жулио. Я хотела бы навестить отца.

* * *

Это место угнетало меня. Для отца я выбрала лучший дом престарелых в Сан-Паулу, но ежемесячная оплата выливалась в небольшое состояние, на которое можно содержать маленькую страну. Когда отец вышел из комы, врачи сказали, что он перенес инсульт, последствиями которого стали тяжелые психическое и двигательное расстройства. По сути, его мозг поджарился. С тех пор он застрял в инвалидном кресле, выглядел грустным идиотом, пускал слюни, не издавал ни звука. Медсестры обслуживали его, кормили с ложечки и следили за приемом лекарств, хотя ничего из этого не имело ни малейшего значения.

В первые несколько лет в управлении внутренних дел надеялись, что он выздоровеет и поможет навсегда разоблачить коррупционную схему, будучи включенным в программу защиты свидетелей, получив новую личность и рассказав все ему известное. Они согласились официально заявить о его смерти, чтобы он находился под защитой, пока выздоравливает. Карвана обеспечил меня должностью секретаря и удостоверился, что я буду держать язык за зубами.

– Для меня отец мертв, – поклялась я тогда. Но перевернуть страницу оказалось непросто. И вот я снова… Я прошла по коридорам к его комнате. Я всегда чувствовала комок в горле, видя, во что он превратился. Я помнила своего отца, высокого, сильного, который отрывал меня от земли, обнимая, давал мне советы, как поступать по справедливости, когда я получила работу в гражданской полиции. Хрупкая, сморщенная фигурка, стекающая по подбородку слюна, одежда, усыпанная хлебными крошками, – это зрелище меня уничтожало. Когда отец меня видел, он реагировал, как администратор дома престарелых, – безразлично. Он понятия не имел, кто я такая.

Комната была по-спартански простой, никакой роскоши, зато чистой. Неизбежный запах супа пропитал мебель. На комоде стоял старый телевизор, который отец не смотрел. По словам врачей, гарантий, что он придет в сознание, не было никаких. Скорее всего, он так и останется ничего не понимающим, ничего не говорящим, настолько же живым, как фикус у двери.

– С днем рождения, пап, – сказала я, целуя его в лысину. Никаких подарков, конечно, не было. Чего мог желать старик в вегетативном состоянии? Я поставила складной стул напротив него и уставилась в его пустые глаза, пытаясь найти хоть какой-то признак разума. Ничего. И так было всегда, но я не могла не попытаться.

В определенном смысле этот удар был благословением, все верно. Отец всегда хранил множество секретов. «Ты действительно продался или тебя подставили? – хотелось мне спросить. – Почему ты так отреагировал на арест? Ты чувствуешь себя виноватым в смерти мамы?» В ответ – лишь тишина и эти пустые глаза.

Скрестив ноги, я приняла более удобную позу. Опустила голову, закрыла глаза, чтобы, как в кино, видеть последовательность событий, и рассказала ему невероятную историю Марты Кампос. Мне нравились эти моменты, я любила говорить, не фильтруя свою речь, без необходимости лгать. Это более чем безопасно, ничто из сказанного не выйдет за пределы комнаты. Иногда мне казалось, что я вижу намек на улыбку на его лице или одобрение во взгляде, но я знала – это просто иллюзия.

Минут пятнадцать я проклинала Карвану, проклинала всю систему. Бедная Марта Кампос. Как все может быть таким жалким? Как могут оставаться не при делах эти люди со значками, которые не хотят иметь ничего общего со своей работой? В Бразилии с полицией обращаются как с грязью. Закрой глаза, продайся или умри. Я устала от встреч с полицейскими, которые прячут свои значки, чтобы их не убили по дороге домой, инспекторами, которые сушат свою форму за холодильником, чтобы никто ее не увидел, гражданскими, скрывающими удостоверение личности, чтобы не застрелили во время ограбления. Мне не хотелось стыдиться того, кем я была.

В полицейском участке, заполняя отчеты и планируя для Карваны встречи, я чувствовала себя мертвой. Рассказав все отцу, я ощутила приток энергии и поняла: что-то изменилось. Я сильна, непобедима. Я поднялась и поцеловала его лысину:

– Думаешь, я должна отправиться в ад, чтобы поймать парня, который сотворил это с Мартой Кампос, правда?

Молчание – знак согласия.

* * *

По опыту я знала, что день после трагедии так же плох, как и день самой трагедии. В полицейском участке царил хаос. Стоило приехать, как меня начало раздражать, что Карвана, окруженный микрофонами, давал интервью всем, кто только просил. Разве это не стоило отложить? Старик просто понял, что смерть Марты может иметь последствия, и теперь гордо расхаживал по участку. Тщеславие – это настоящий ужас. Стоило Карване открыть холодильник, включался свет, и он уже начинал толкать речь.

У входа я пригнула голову и сумела пройти незамеченной. Сразу же направилась в комнату вещдоков, чтобы вернуть вещи Марты. У меня было много дел. На моем столе лежала куча незаконченных отчетов, и маячила бюрократическая волокита, которой нужно постоянно заниматься. Я придерживалась принципа бразильской государственной службы: зачем делать сегодня то, чем можно заняться завтра?

После обычных «с добрым утром», когда мой доисторический компьютер загрузился, я просматривала сайт знакомств, на котором был размещен профиль Марты. Идея общаться с кем-то через интернет всегда казалась мне немного безумной: все равно что играть в лотерею, думая, будто выиграешь. Никогда в это не верила.

В любом случае поразительное количество моих подруг-одиночек заходят на эти сайты или выкладывают фото в Тиндер в поисках прекрасного принца. Бедолаги. До многих уже дошло, что прекрасные принцы остались в прошлом, и они просто хотели найти друга. По крайней мере, в таких случаях отношения более справедливы.

Веб-сайт AmorIdeal.com был оформлен безвкусно: маленькие разноцветные сердечки, паршивая музычка в фоновом режиме. В центре – несколько фотографий идеальных пользователей и заманчивое приглашение: «Хочешь найти свою идеальную половинку? Жми сюда». Марта кликнула и встретила @estudantelegal88. Я тоже кликнула.

В анкете регистрации было полно вопросов, попыток определить тип личности и особенности характера пользователя. Мне нужно было придумать хорошую приманку, создать такую жертву, которая заинтересовала бы @estudantelegal88, или как бы он себя сейчас ни называл. Это должен быть образ женщины образованной, обеспеченной, но одинокой и эмоционально нестабильной.

Псевдоним: @moçaapaixonada[16]. Думаю, звучит неплохо. Сайт рекомендовал при заполнении указать настоящее имя. «Вы же не хотите начинать отношения со лжи, правда?» Я написала «Веру». Другое имя, но достаточно похоже на мое, чтобы не запутаться. Фамилия: «Тостес».

Перед началом виртуальных поисков у меня попросили вступительную фразу, которая появится рядом с фото. Какая фраза будет цепляющей, но не слишком пафосной? Винисиус? Чересчур меланхолично. Борхес? Слишком интеллектуально. Сартр и Ницше? Утомительно. Шику? Расплывчато. Знаю! Подушка Марты Кампос, как она выглядела? Эми! Love is a losing game[17]. Бинго!

Католичка, владеет английским, некурящая, иногда выпивает… Я создала Веру-консерваторшу, совершенно отличающуюся от той Вероники, которой являюсь. Образ жизни: высший класс, но без излишеств. Кухня: итальянская, французская, домашняя. Идеальный отдых: посещение известных достопримечательностей. Любимые книги? Размышляя, я просмотрела фотографии книжной полки из дома Марты. «Доктор Живаго», «Миссис Дэллоуэй»[18] и «Гордость и предубеждение».

Погруженная в создание идеальной женщины – жертвы обмана, я вздрогнула, когда на столе зазвонил телефон.

– Алло? – Тишина. Я повесила трубку и вернулась к заполнению анкеты. Любимые фильмы? Возвращаемся к снимкам, сделанным в доме: «Мосты округа Мэдисон», «Два сына Франсишко», «Пятьдесят оттенков серого», «Дорогой Джон». Все, этого достаточно. Любимые телешоу: «Голос Бразилии», «Шеф-повар», шестичасовая мыльная опера, женские программы на GNT. Я с легкостью наверстаю упущенное, поскольку не смотрела ничего из этого. В те несколько часов, когда я позволяла себе расслабиться, смотрела Нетфликс. Марта Кампос не похожа на женщин, смотрящих Нетфликс. Как и моя Веру.

И опять телефон. Я ответила – тишина. Ни слова. Мне стало интересно. Телефон на моем столе редко подает голос, ведь в наши дни все пользуются мобильниками. А сегодня он звонил дважды? В полицейском участке хватает приколистов, пытающихся устроить розыгрыш. Сборище мудаков.

Кстати, о мудаках. Карвана вернулся в кабинет – мое спокойствие закончилось. И пятнадцати минут не проходило без того, чтобы старик меня не дергал: то чашку кофе попросит, то идеи для интервью, которое он собирался дать репортеру. Войдя к нему, я убедилась: телевизор, разумеется, включен. Карвана не преминул полюбоваться на самого себя, дающего интервью. Позаботимся о жертве, займемся расследованием, даже не думайте! Говорить так, словно он сделал все возможное? О, конечно, это про него! Тем он и занимался. В перерывах я заполняла анкету. Раздел под заголовком «точка зрения» был огромным, казалось, он никогда не закончится. Честно говоря, неужели нет более простого способа найти парня? Когда крестный путь подошел к концу, появился анализ личности. Уравновешенная, со склонностью к рациональности. Стремление к новшествам – от среднего до высокого. Умею ценить комфорт в обыденности. Достаточно убедительно, чтобы привлечь ублюдка.

Фото профиля не установлено. Я пыталась выложить два, на которых я в странном ракурсе – не сразу узнаешь. Спустя несколько минут – не одобрено: аватарка должна быть четкой, анфас. Дерьмо… Если меня кто-то увидит на сайте знакомств, мне конец.

Подошла Сюзана, ночная дежурная и самая большая сплетница в полицейском участке. Я быстро закрыла страничку, но она заметила мое беспокойство и нежно погладила меня по спине:

– Вчера утром я ответила на звонок вашего телефона. Это была женщина, она нервничала. Она перезванивала?

Я сразу подумала о немых телефонных звонках. Ответила «нет», поблагодарила за сообщение и набрала внутренний номер Нельсона, местного задрота. Попросила его пробить идентификатор абонента по центральному коммутатору – с одного и того же номера поступали звонки или нет.

– Черт, Веро, ты и сама это умеешь…

– Я в курсе, кретин души моей, но я хочу, чтобы ты выяснил, кому принадлежит номер. И если получится, адрес тоже.

– Похоже на злоупотребление, да?

– Даю слово, причина уважительна.

– Брошу на твой стол.

Как только он согласился взвалить на себя этот груз, я вернулась к просмотру фотографий. Выбрала старую, пятилетней давности, когда была стройнее и носила короткие волосы, окрашенные в блонд. Применила базовое размытие, чтобы снизить резкость. Но даже при этом я должна по-настоящему свихнуться, чтобы выложить снимок в интернет. Никаких сомнений, Паулу меня бы узнал. К черту, если муж когда-нибудь узнает об этом, ему придется понять. Нажав на Enter, я вошла в цифровой мир флирта.

Нельсон появился через полчаса с бумагой в руке, что было хорошим знаком. Да, звонили с одного и того же номера.

– Что насчет другой информации? – спросила я, казалось, всем телом.

– Веро, ты же знаешь, у тебя могут возникнуть проблемы… – он пытался оценить мой посыл, это было заметно.

– Никаких проблем, ты же мне поможешь? – Я поднялась и приблизила свои губы к его уху. – Ты не пожалеешь.

Я увидела, как волосы на его затылке встали дыбом, и порадовалась, что все еще способна оказывать на него такое воздействие. Люди, глядя на этого ботаника, даже не представляли, насколько он безудержен в постели. Тощий, странненький, но феноменальный самец. Я прошла с ним к столу, вроде как помочь. Стояла сзади, наблюдая, как он копается в данных, применяя трюки, о которых я даже не догадывалась. На этой планете никто не в безопасности. Если не хотите, чтобы вас взломали, единственный способ – не иметь ни телефона, ни компьютера. Если они у вас есть, то все, конец.

Время от времени Нельсон прерывался и смотрел вверх, прижимаясь головой к моему животу. Я улыбалась и просила его продолжать, но в этой шальной улыбке читался вопрос: что именно продолжать? Это не заняло много времени, вот и все: номер домашнего телефона, зарегистрированный на имя Клаудио Антунеса Брандао. Нельсон сказал, ему понадобится еще немного времени, чтобы получить адрес. Я воспользовалась этой возможностью, чтобы вернуться к себе и сделать звонок. Ответила женщина:

– Алло?

– Здравствуйте, это Вероника Торрес, я из полиции. Как ваше имя?

– Жанета.

– Хорошо, Жанета. Вы звонили мне…

Она вздохнула и прервала меня:

– Я думаю, мой муж собирается убить меня.

Ее голос был ровным и странно спокойным.

– Зачем ему это?

– Он любит убивать женщин.

– Он убивал других?

– Да, многих.

– Убивал женщин?

– Извините, мне нужно идти, – и она повесила трубку.

6

Жанета уже несколько часов сидит в кресле в гостиной, потеряв счет времени. Словно мир существует только в твоей голове. В окне сгущаются сумерки. На небе темные тучи, в Сан-Паулу будет сильный дождь. Это ее пугает. Капли дождя на крыше напоминают о Коробке, о темноте. К тому же Жанета знает, что приближается ночь, и скоро Брандао вернется с дежурства, как всегда нетерпеливый.

Она замирает, только сплетает пальцы, словно, если замереть, то можно замедлить ход времени. Воздух с трудом поступает в легкие. Она считает до пяти, делает вдох, до пяти, выдох – детская попытка успокоить беспокойный ум. Попробуй заглянуть в закоулки памяти, вспомнить, как все начиналось.

Встретив Брандао, она безумно захотела его. Раньше у нее никогда не было оргазма, хотя некоторые парни и старались изо всех сил. Но с ним она напрочь потеряла голову. Она вспыхнула и отдалась ему целиком. Жанета жаждала каждой новой встречи, ее мыслями завладели фантазии. А Брандао, сводя ее с ума, вынуждал ждать, умолять о большем. Отношения становились все более пламенными, и он начал приносить то, что называл «маленькими игрушками» – оживляя отношения, показывая ей мир похоти, заставляя понять истинное значение слова «грех».

Жанета была готова на все, кроме того, чтобы потерять мужа. Он постоянно искал что-то новенькое, разумно объяснял каждый шаг, всегда находя убедительные доводы в пользу своих странных фантазий. Она приняла свое желание, смирилась. Но рассказать никому не могла – подумали бы, что она слишком развратна. А возможно, так и было. Вне постели она изо всех сил ненавидела Брандао, но при первом же страстном соитии забывала обо всем. Она знала – это рай и ад. Возбуждение никогда не утихало. Оно было отчаянным, не поддающимся контролю, а что хуже всего, он знал, какую власть имеет над нею.

Сексуальные игры разрастались по безумной спирали, принимая такие масштабы, которых Жанета не желала, но остановить не могла. По прошествии стольких лет она знала: она сообщница преступника, молчаливая носительница зла, которое повторяется все чаще и чаще. Она существует от испуга к испугу, но не может ничего предотвратить. Испытывает стыд, умирает от чувства вины, обдумывает каждое слово, которое собирается сказать, и… принимает. Повинуется. Плачет, отчаивается. И не сопротивляется – она не может его потерять, не может просто сбежать и бросить его. Он отыщет ее на краю земли. Его невозможно предать. Страх, смешанный со страстью. Страх за себя саму велик. Боже мой, если однажды он сделает с ней то, что, в своих фантазиях, делает с другими…

Жанета на пределе. Ее отец всегда говорил: «Мы терпим, терпим до тех пор, пока терпению не приходит конец». Но она не собирается делать глупости, нет, она устала совершать неверные шаги, внезапные, импульсивные поступки. Она уже заплатила высокую цену. Жанета столько размышляла о самоубийстве… И история Марты Кампос стала последней каплей. Ей тоже суждено так закончить? Ну нет. Она не может покончить с собственной жизнью, поэтому она покончит с Брандао.

Но, конечно, она не намерена действовать в одиночку. Не хватит силы духа. Жанете понравилась та женщина-полицейский Вероника. Судя по тому, что та говорила в интервью, кажется, она изо всех сил стремится защитить женщин. По ней видно, что она много пережила, но не потеряла силы духа. Сможет ли она «договориться» с ней, как в кино, или посулить «награду», как бывает в новостях? Или награждают только за разоблачение коррупционных преступлений? Поверят ли Жанете и сохранят ее слова в тайне, или Брандао узнает обо всем еще до того, как она осмелится на первый шаг?

Она уже дважды звонила этой Веронике, но не смогла произнести ни звука, только рыдала, не способная остановиться. В сознании Жанеты на два голоса кричат защита и обвинение: «Нет, я никогда не видела девушек мертвыми. Нет, я больше не встречала их живыми. Нет, я не знала, что он с ними делает. Нет, никогда и пальцем их не трогала. Да, я каждую ночь молилась о прощении и о душах бедняжек. Да, сожалела. Да, чувствовала себя слабой трусихой. Нет, не собиралась звонить в полицию – никто не поверит, и пострадает значительно больше людей. Да, собиралась набраться смелости и покончить с этим. Нет, больше всего на свете я боялась. Да, я не желала продолжать в том же духе, намеревалась рассказать обо всем, даже если меня арестуют. Запуталась?» И так – часами пульсирует в мозгу, как метроном, стоящий на рояле. Тик, так, тик, так… Да, нет, да, нет…

В этот момент звонит телефон. Она так перепугалась, что спешит ответить на звонок. Произносит бесцветное приветствие едва слышным голосом. На том конце провода женский голос:

– Здравствуйте, это Вероника Торрес, я из полиции. Как вас зовут?

– Жанета.

– Хорошо, Жанета. Вы звонили мне…

Она вздыхает и думает, что сказать. Ты не можешь сейчас сдаться…

– Я думаю, мой муж собирается меня убить.

– Зачем ему это?

– Ему нравится убивать женщин.

Словно фатум, сама судьба, перед домом раздается гудок автомобиля. Жанета вытягивает шею к окну, чтобы убедиться: это он! Слышит, как хлопает железная дверь в подъезде, слышит приближающиеся шаги мужа.

– Он убивал других?

– Многих.

– Убивал женщин?

– Извините, мне нужно идти.

Она едва не описалась. Если Брандао узнает, у нее нет шансов. Вешает трубку на рычаги, натягивает улыбку на лицо и подходит к двери, чтобы встретить его. Расправляет платье, пытаясь скрыть бешеный стук сердца, выровнять дыхание. Что она рассказала полицейской? Пути назад нет. Она целует мужа в холодную щеку и идет на кухню, стараясь вести себя, как обычно. Кто знает, может, он все забыл, она накроет стол к ужину, они посмотрят телевизор…

– Что случилось, пташка, ты еще не готова? Мы пропустим нужный автобус! – слышит Жанета голос мужа, повернувшись к нему спиной.

– Не хочешь оставить это на завтра? Похоже, дождь собирается! Автобусы ходят каждый день…

– Хватит болтать! Заткнись и переоденься!

Вздрогнув, она подчиняется. Давай, Жанета, давай, говорит она себе. Нельзя сейчас расслабляться. Осторожно, он не должен ничего заметить! Держись, еще немного…

Она садится в машину, как обычно. Сквозь лобовое стекло видит всполох молнии и слышит громовые раскаты. Это предвестник его гибели.

Она закрывает глаза, стискивает ладони, ей хочется молиться, но она не молится. Ни один святой не простит ей того, что она делает в такие ночи.

Когда они прибывают на автовокзал Тиете, уже идет сильный дождь. Это место кажется другим миром: толпы народа, хаос, ужасный запах мочи, детский плач, очереди перед каждым автобусом, служащие, одни запихивающие чемоданы в боковые отсеки, другие вытаскивающие бесчисленные сумки приезжающих. Она всегда задавалась вопросом: почему бы людям не приобрести один большой чемодан вместо десятка сумок? Поди-ка пойми.