Дом в Ольсово. Хроника жизни

Дом в Ольсово

Хроника жизни

Владислав Анатольевич Григорьев

© Владислав Анатольевич Григорьев, 2025

ISBN 978-5-0068-9129-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Деревня ОЛЬСОВО.

Об Усть-Пристани и Ольсово я уже писал и даже издал тиражом в пару десятков экземпляров небольшую книжку. Мне эта книжка дорога, но вряд ли кому-нибудь интересна. Что сказать – неудачная. Я ее даже и не отредактировал, спешил издать, поскольку серьезно заболел. А прожитые в Ольсово – Усть-Пристани сорок с лишним лет по-прежнему не дают о себе забыть. «И сам к бумаге тянется рука» – как иронично писал в одной из своих пародий мой любимый А. Иванов. Да, тянется. Графомания – болезнь неизлечимая. К счастью, я не пишу для публики – только для себя самого и своей семьи, так что вреда в этом немного, а мне интересно.

Движет мной и любовь к этим местам, и сожаление, что я их больше никогда не увижу. Я и не хочу туда ехать. Там все слишком изменилось. Пусть лучше в моей памяти останется то, что было в те годы.

Первый раз я попал в эту деревушку в конце мая или в начале июня 1966 года. Я тогда ухаживал за девушкой Леночкой, медсестрой детской больницы им. Филатова. Увлечение это было недолгим, началось 1 мая, а закончилось с поездкой в эту самую деревушку. Нас с Леночкой и моего друга Влада Чиркова пригласила к себе на дачу ее подруга из той же больницы Светлана Первухина. Дачей она называла деревенский дом ее бабушки и ее многочисленной родни в деревне Ольсово. Официально деревня называлась именно так, но никто ее так не называл, а называли «Усть-Пристань» или проще «Пристань» по названию стоявшей к Ольсово вплотную и большей Ольсово по размеру деревни. В самом-то Ольсово в то время было всего восемь домов, а круглый год там жили всего три семьи. Это я узнал, конечно, не сразу. В первый приезд меня это мало интересовало, да и не думал я, что еще хоть раз туда попаду. Вообще цепь событий, которые сделали всю мою семью жителями Ольсово, удивительна и совершенно случайна. Леночкой я мог и не заинтересоваться. Светлана могла нас и не пригласить (по ее словам, она сделала это ради Леночки). Я мог к Леночке и не остыть так быстро, и Светланой мог и не увлечься. А вот так случилось, что с Леночкой я больше и не встретился после этой поездки, а на Светлане в конце года женился. И купленный нами впоследствии дом мог вполне и не продаваться.

В тот первый приезд в Ольсово я мало на что обращал внимание (кроме девушек, разумеется). Да и во второй мой приезд туда этим же летом примерно месяц спустя уже к Светлане без всякой Леночки я мало на что смотрел. Регулярно я стал туда ездить с того времени, когда мы со Светланой уже как новобрачные провели в бабушкином доме летний отпуск 1967 года. Собственно, с этого момента я уже стал знакомиться с реками, лесами, полями, окружавшими этот замечательный уголок на самом краю Московской области. К описанию тех мест, какими они были в то уже довольно далекое время, я с удовольствием вернусь снова. Кроме того, я начал ездить туда регулярно в 1967 году, а перестал в конце 2008 года, то есть фактически был там 40 лет весной, летом, осенью. Целую жизнь! До сих пор я писал об Ольсово фрагментарно, а сейчас хочу скрупулезно вспомнить все детали нашей жизни и в особенности тех людей, которых я раньше не упоминал.

В зеленом уголке на севере Подмосковья, почти на самой границе с Тверской областью, у мест слияние рек Сестры и Яхромы, стоит небольшая деревушка. Название ее говорит само за себя – Усть-Пристань. В былые времена здесь был транспортный узел и торговые корабли по Яхроме и Сестре выходили на Волжский торговый путь, останавливаясь в Усть-Пристани для перегрузки. Первое упоминание деревни датируется 1562 годом. Называлась она в то время просто «Устье» и относилась к соседнему селу Медведева пустынь. В этих местах жили большие крестьянские семьи – работы всем хватало! Обширные поля вокруг, пастбища, леса, богатые боровой дичью, и деревянная пристань, через которую проходило множество кораблей. В XIX веке у названия появляется вторая часть: «Устье-Пристань». В таком виде оно окончательно закрепляется за деревней. На тот момент в ее составе насчитывается порядка 40 дворов и 380 жителей. Упоминается даже водяная мельница и винная лавка – деревня процветает. Позднее, вероятно уже в XX веке, «устье» было для удобства сокращено до «усть» – теперь произносить название стало еще проще. В 1700 году Петр I ходил из Волги в Москву и плыл на лодке по рекам Яхроме, Сестре и Дубне. Сегодня, когда смотришь на Яхрому и Сестру, немного трудно поверить, что по ним раньше ходили груженые корабли, а в Усть-Пристани был оживленный речной порт. Но даже по словам нынешних старожилов, реки еще несколько десятков лет назад были более полноводными и широкими. Вполне возможно, что несколько сотен лет назад они тоже были другими.

Рядом на другом берегу Яхромы напротив Усть-Пристани в месте впадения реки Яхромы в Сестру вот уже не одно столетие существует небольшая деревушка Ольсово (раньше это селение называли Олисово). Земля эта древняя и полная интересных исторических событий. Свое развитие деревушка получила за счет полноводных и широких в прошлом рек Яхрома и Сестра. Это были водные артерии, соединявшие Москву и Дмитров с северными городами России. По ним ходили плоты, торговые суда, возившие товары из Москвы в Углич, Новгород и обратно. В Ольсове, как и в соседней деревеньке Усть-Пристань были построены пристани и постоялые дворы, где купцы отдыхали и набирались сил перед дальней дорогой. Домов в нынешнем Ольсове Большерогачевского сельского поселения совсем немного. Здесь, за оградой одного из немногих оставшихся домов из земли торчит массивная ржавая железяка. Это остатки водяной мельницы, на которой местные крестьяне мололи зерно. Приезжали на мельницу крестьяне и с Тверской губернии.

В начале XX века в Ольсове на запруженной реке Сестре действительно существовала водяная мельница. В архивах Дмитровского музея-заповедника «Дмитровский кремль» сохранились даже ее рабочие характеристики. Основу мельницы составляло рабочее колесо, мощность – 18 лошадиных сил, годовая производительность – 13 тысяч 205 пудов, число рабочих – 3. Мельница в Ольсове кормила 8 селений и 2 тысячи 780 едоков. А еще вырабатывала электричество и зажигала лампочки Ильича в соседних деревнях.

Последнее время на мельнице заправлял Гаврила Иванович Торшин (прадед моей жены). Вместе со своим помощником он и построил небольшую электростанцию. С ее помощью лампочки Ильича зажглись в домах Ольсова, Пустыни, Усть-Пристани, Нижнево, Терехова. Мельница закрылась после окончания Великой Отечественной войны.

Первое, что поражает любого, впервые приехавшего в эти места – это какая-то необыкновенная тишина. Нет звуков человеческой деятельности, только издали доносится шум лесов. Очень-очень редко проедет машина или автобус, тарахтя изношенным двигателем (новые тут не появляются). И снова тишина. Вдоль обеих рек можно идти километры, не встретив не одной души. А в лес я сколько не ходил, за сорок лет практически никого не встретил. Очарование этих мест – нешироких извилистых речек, поросших ивняком, ольхой и черемухой, окруженных со всех сторон большими, почти первобытными лесами – это главная черта еще кое-где сохранившихся заповедных уголков центральной России. Это – Родина.

Когда подъезжаешь к Усть-Пристани, испытываешь настоящий восторг. К деревне ведет чрезвычайно живописная дорога. От Лобни, до которой можно доехать либо по Дмитровскому, либо по Ленинградскому шоссе до села Рогачево идет живописное Рогачевское шоссе. От Рогачево идет ответвление шоссе к селу Александрово (5 км от Рогачево) и далее к Усть-Пристани (еще 5 км). Перед Усть- Пристанью шоссе разветвляется. Одна ветка идет в село Трехсвятское, другая в Пустынь и Нижнево. На этом шоссе кончается, дальше дороги нет.

От Александрово пару километров шоссе идет по открытой местности, леса от дороги слегка отступают. А затем дорога входит в место, называемое Ендовки. Здесь дорога подходит вплотную к Яхроме, которая выписывает в Ендовках немыслимые кругаля, а саму дорогу со всех сторон окружает лес. Собственно, название Ендовки я услышал от своего тестя Анатолия Ивановича

Первухина, причем он еще различал Малые Ендовки и Большие Ендовки, что для меня оказалось делом непосильным. Я не уверен, что сейчас вообще кто-то знает, что это такое. Посередине Ендовок есть автобусная остановка. Здесь нет жилья, остановкой активно пользуются грибники и ягодники, поскольку лес начинается прямо от остановки.

Еще пара километров, лес расступается (но недалеко), и вы въезжаете на короткий прямой участок шоссе. Прямо перед вами – мост через Яхрому и въезд в Усть-Пристани (сразу за мостом). А перед мостом от этой дороги под углом девяносто градусов налево ответвляется дорога на Трехсвятское. Она идет по мосту через Сестру (метров 500 после развилки), и тут же сразу за мостом поворачивает на 90 градусов опять налево на Трехсвятское.

Собственно, дом бабушки моей жены, в который мы приезжали в течение пяти лет, пока отец не купил рядом свой дом – развалюху, историю ремонта которой я кратко изложил в своих воспоминаниях «Детство, школа, институт», был как раз в деревне Ольсово. Но никто ее так не называл, а все считали ее частью деревни Усть-Пристань. На спутниковой карте, которую я посмотрел на днях, от того места, где были наш дом и участок, осталось три высоких лиственницы, посаженные мной 40 лет назад. И больше ничего. После того, как мы продали дом в Ольсово обществу «Динамо», они его попросту снесли – чинить там было нечего, да им и незачем. Заодно ликвидировали кусты смородины, яблони и неплохие цветники.

Начнем с нашей деревеньки Ольсово. Я здесь буду продолжать называть ее так, как она числится официально, хотя сами немногочисленные жители Ольсово ее так никогда не называли. Мы и сами всегда говорили «Пристань». Да и на дороге, идущей от Рогачева к Усть-Пристани, указатель «Усть-Пристань» был, а указателя «Ольсово» никогда не было. Дорога эта в 1967 году была вполне приличной. Щебеночной, но без больших колдобин, ее регулярно подравнивали грейдером. А вот в первые послевоенные годы от с. Александрово до Усть-Пристани по весне была такая непролазная грязь, что и пешком -то трудно было пройти.

В Трехсвятском – большом селе с разрушенной церковью по слухам планировали построить большой пионерский лагерь. Лагерь так и не построили, а дорогу успели заасфальтировать. А вот дорогу от Усть-Пристани до Пустыни заасфальтировали уже в 2000-х. От щебеночной дороги в Ольсово шла обычная уличная грунтовка. Длины-то в ней было всего метров пятьсот, и упиралась она в ворота Динамовской базы охотников и рыболовов. Это был еще один (девятый) дом в деревне, но в нем тогда никто не жил постоянно. Начальник базы В.И.Сиднев жил в Усть-Пристани, прямо напротив базы, но на противоположном берегу Яхромы, и на работу переправлялся на лодке. Само Ольсово расположено практически в месте слияния рек Сестра и Яхрома (формально Яхрома впадала в Сестру, ниже стрелки река называлась Сестра). От бабушкиного дома до Сестры было метров двести, и столько же до Яхромы.

Да, чуть не забыл. Перед Ольсово через р. Сестра шли рядом два моста – новый бетонный и старый деревянный. Старый мост уже в то время был сильно разрушен, ездить по нему было нельзя, да и ходить надо было осторожно. А за старым мостом на том берегу впритык к мосту стоял еще один старый дом, и там жили постоянно старик по кличке Санька Заречный со старухой. Этот дед Санька был каким-то дальним родственником жены. Это еще один дом и еще одна семья постоянных жителей, которых я сначала не сосчитал. Впрочем, все они появятся дальше в этих моих воспоминаниях.

Еще в деревне посередине между Ольсово и дорогой в Усть-Пристань была молочная ферма с полсотней коров. Доярок в деревнях не хватало, и их ежедневно возили из Рогачево специальным автобусом. Рядом с фермой на самом берегу Яхромы стояла водонапорная башня, вода забиралась из Яхромы и направлялась на ферму поить коров.

До деревни Ольсово из Москвы тогда добраться было непросто. Сначала надо было доехать электричкой до Дмитрова. Дорога электричкой занимала чуть меньше полутора часов. Да до Савеловского вокзала из дома надо было добираться больше часа – станции метро «Савеловская» тогда еще не было. От привокзальной площади Дмитрова в Рогачево ходил автобус (кажется, 36-й). Два или три раза в сутки этот автобус шел дальше Рогачева – заезжал в Пустынь, затем через Усть-Пристань в Трехсвятское и возвращался обратно через Рогачево в Дмитров. Расстояние от Дмитрова до Рогачево было километров двадцать пять, да еще десять километров от Рогачево до Усть-Пристани. Поездка Рогачево – Усть-Пристань занимала часа два, так что суммарно (с неизбежными ожиданиями электрички и автобуса) поездка в Ольсово занимала не меньше пяти часов. В Рогачево еще ходил автобус из Клина, но в Усть-Пристань он не заезжал, и мы на нем ни разу не ездили.

Дом Светиной бабушки Марии Гавриловны был довольно большим, пятистенным, т.е. состоял из двух соединенных изб – старой и новой. В старой стояла печь-голландка, обеденный стол и скамья, кровать, на которой спала бабушка, и полати. За печкой был кухонный уголок с керосинкой. Жили все днем в основном в этой старой избе. В новой, разгороженной на три небольших комнатки тоненькими стеночками, не доходившими до потолка сантиметров на тридцать, только ночевали. К дому примыкал большой двор, крытый, из хороших бревен. Ни скотины, ни кур там при мне уже не держали, а использовался он вместо сарая. Забавная деталь деревенского быта: никакого туалета на улице не было. В крытом дворе в углу поперек угла была укреплена жердочка, на которую и надо было садиться как петух на насест. Внизу стелили сено. Мы этими удобствами не пользовались, а уходили к реке в кустики.

Формально считалось, что дом принадлежит Светиной бабушке Марии Гавриловне старшей. Что там было по документам, я не знаю, и не уверен, что вообще были какие-нибудь документы на этот счет. Но все же, наверное, что-то в сельсовете было, и дом все же бабушке действительно принадлежал.

А вообще-то всего у Светиного прадеда Гаврилы Ивановича Торшина было восемь детей. Троих я уже не застал в живых, а четверо: Иван, Дмитрий, Александр и Мария младшая (по мужу Маслова) – все имели свои дома в Подмосковье (Мария – квартиру в Москве). Только у Светиной бабушки кроме этого дома ничего не было своего. Зимой она жила у своего старшего сына Виктора. Впрочем, Виктор получил квартиру в Москве в том числе и на нее. Однако, пока Светина бабушка была жива, ее право на дом никто из Гавриловичей не оспаривал. У всех Гавриловичей были семьи и дети кроме Александра Гавриловича, который жил бобылем и поэтому приезжал в Ольсово к сестре (которую он называл няней) чаще других. Он был мужик мирный и добрый. Не дурак выпить, но выпивши тут же укладывался спать.

Все остальные Гавриловичи, а также и их дети, тоже регулярно наведывались в Ольсово, где я с ними всеми постепенно и перезнакомился. Еще часто по выходным приезжал в гости заядлый рыбак Иван Иванович, какой-то дальний родственник Гавриловичей, мужик пожилой и тихий. Это продолжалось всего несколько лет – он умер от рака желудка. Он знал о своей болезни, и иногда уже незадолго до смерти выпивши плакал.

Поскольку я начал описывать окружавших нас людей, перечислю уж и всех остальных деревенских соседей. Их было немного, и в своих предыдущих воспоминаниях я упомянул далеко не всех, хотя деревня, да еще такая маленькая – это одна большая коммунальная квартира, в которой все обо всех все знают. Когда мы через несколько лет покупали в Ольсово дом, лучший друг отца полковник М. И. Гришунов, сам деревенский (да еще и в детстве – деревенский хулиган) нас отговаривал: «зря вы это делаете, вы не знаете, что такое деревня». Так вот, начну перечислять соседей по порядку против часовой стрелки, поскольку бабушкин дом был вторым от Динамовской базы, располагавшейся непосредственно на стрелке – месте слияния рек, а первым от базы был домишко, в котором тогда никто не жил (его-то мы потом и купили).

В соседнем справа от бабушки доме жила семья Бугиных. Глава семьи Иван Федорович Бугин был деревенским пастухом. Про него говорили, что он латыш, хотя ни внешне, ни речью он от нас всех никак не отличался. Человек он был по-своему очень интересный. Во-первых, он был очень квалифицированным и опытным пастухом. Знал, где и когда коров пасти, что им можно есть, а что нельзя (например, коровам нельзя есть чистый клевер – у них начинает пучить брюхо, и они могут от этого сдохнуть). Он не признавал искусственного осеменения и держал в стаде здоровенного и дикого быка, с которым только он один и мог управляться. Как пастуха его в совхозе «Рогачевский» очень ценили. Стадо он гонял постоянно в разные места с тем, чтобы у коров всегда была свежая и молодая трава. В этой работе ему помогал, и очень успешно Тобик, небольшая лохматая дворняжка, всеобщий любимец деревни.

Как деревенский житель Иван Федорович умел делать буквально все. Делал любую работу по дому, плел корзины из ивняка, пока пас коров, ловил кротов капканами в норах и сдавал за лето больше сотни шкурок. Человеком он был скромным, пожалуй, даже слегка застенчивым, приветливым и доброжелательным. В общем, идеальный мужик, если бы не один недостаток: он был запойным пьяницей. Два-три раза за лето он напивался до полного бесчувствия и пребывал в этом состоянии несколько дней. Из запоя его медленно выводила его жена Татьяна Ивановна, отпаивая его разбавленной водой водкой. Кто в это время пас коров – не знаю, но, возможно, Тобик справлялся и один, собачка была совершенно редкого ума, только что не говорила. А может быть дети помогали или жена. Детей у него было трое: дочь Лида и сыновья Женя и Володя. Лида была работяга, работала в парниках в Рогачево, Женя – бабник, кочевавший от жены к жене, а Володя – тракторист и пьяница. Еще у Лиды был сын Сережка – парень шпанистый и хулиганистый.

Следующим за Бугинским домом был дом Лидии Федоровны. Фамилии не помню, кем она приходилась остальной деревне – не знаю, она была пришлая. Когда я появился в деревне, у нее еще был жив муж. Я не помню его профессию, но помню, что она была какой-то квалифицированной и весьма уважаемой. Но к тому времени он уже не работал, спился, и я его практически и не видел. А через несколько лет он умер. У Лидии Федоровны была дочь Надя, а у той – дочь Лариса. Но о детях речь впереди.

Перечисленные четыре дома были вытянуты в одну линию по одной стороне дороги (или улицы?). А напротив, на другой стороне улицы, не было ничего. Когда-то раньше там стояло два или три дома, но от них и следов не осталось. А вместо дома напротив нас была «бомба». Война прокатилась через нашу деревню не задерживаясь, но оставила два незаживающих шрама. На деревню было сброшено две бомбы большого калибра, практически рядом. Одна упала возле бабушкиного дома в каких-нибудь десяти метрах от него. Вторая – напротив дома в паре десятков метров. Почва в Ольсово легкая, песчаная, бомбы ушли глубоко. Та, что упала возле дома, дому вреда практически не причинила, но осталась яма (ее-то и называли «бомба») настолько глубокая, что за 75 лет она так ямой и осталась. Вторая попала в дом напротив, и в этом месте только «бомба» и осталась, а от дома не осталось и следов. За этой ямой в паре десятков метров проходила старица Яхромы. Она шла влево до Яхромы метров 50 примерно, а как раз напротив бомбы переходила в болотце, которое в свою очередь тоже утыкалось в Яхрому, но метров на сто выше по течению. Впритык к болотцу проходил старый мост через Яхрому, когда-то соединявший Ольсово и Усть-Пристань. К 1967 году от моста оставалось только несколько столбов. Старица и болотце образовывали как бы полукольцо (вторая часть, замыкающая кольцо – сама Яхрома). В середине этого кольца было сухое возвышение, на котором росло несколько деревьев.

Конфигурация деревни была причудливой по двум причинам. Первую – бомбежку – я уже назвал. Вторая причина – это старое русло Яхромы, соединявшее упомянутое болотце с Сестрой. Русло было очень древним, воды в нем не было, оно было полностью сухим и поросшим травой, образовывая что-то вроде сухой и очень широкой канавы с пологими краями, идущей поперек улицы прямо за домом Лидии Федоровны. В сильные весенние разливы, которые еще случались в конце 60-х и начале 70-х годов, вода шла прямиком по этому старому руслу из Яхромы в Сестру, отрезая эти четыре (на самом деле шесть, как будет видно дальше) дома от дороги в Рогачево на несколько дней. Почему не четыре, а шесть? Еще три дома стояли по обеим сторонам этого старого русла. Два – направо и налево от дома Лидии Федоровны, если смотреть в сторону дороги, но не рядом, а чуть поодаль, и один – на другой стороне старого русла, и его от дороги в Рогачево в разлив не отрезало. В доме направо, ближе к Сестре, жила многодетная и очень необщительная семья. Я с ней практически и не был знаком, да они вскоре куда-то уехали, и дом много лет простоял пустым. А вот налево жил очень хороший человек Владимир Михайлович Сергеев с женой Антониной Дмитриевной, дочерью Надей и отцом (имени не помню). Владимир Михайлович тогда еще работал где-то в железнодорожной службе, позже он вышел на пенсию. Внешне он был может быть и не красавец, пузатый, с довольно большим сизым носом, но славный и обаятельный. Всегда приветливый. Всегда доброжелательный. Всегда готовый помочь. Жена его, Антонина Дмитриевна, как мы считали (ведь не спросишь же!) была какой-то чухонкой. Лицо плоское, явно нерусского типа, хотя говорила правильно и без какого – либо акцента. Она была гораздо менее открытой и общительной, чем ее муж, но спокойной и не скандальной. О дочери Наде мне сказать практически нечего, она по возрасту не подходила ни нам, ни нашим детям, и мы общались с ней мало.

Последняя семья, жившая круглогодично в доме на другой стороне старого русла – это семья Максимовых. С этой семьей связано довольно много разных событий, но сразу я все эти события перечислять не буду – они будут упоминаться в процессе повествования. Юрий Александрович Максимов по слухам был шахтером (где-не знаю) на пенсии. При мне он систематически никогда нигде не работал, но всегда был готов подработать на бутылку. Жена его Антонина Петровна работала дояркой на ферме, пока была ферма. У них было двое детей: Люся и Славка, оба довольно задиристые и скандальные. И еще жива была мать Антонины Петровны, которая жила как бы отдельно в старой избе (у них тоже была большая изба-пятистенка), но на улицу не выходила, и я ее практически не знал, хотя потом все же пришлось познакомиться при весьма нехороших обстоятельствах. Бабушка была старая и сгорбленная, но тем не менее держала корову.

Как было бы хорошо проиллюстрировать все-все фотографиями. Увы, никто из нас тогда практически ничего и никого не снимал, и фото у меня в основном конца девяностых – начала двухтысячных годов, или, наоборот, несколько штук конца пятидесятых. Все же я одну фотографию деревни, точнее ее части, я нашел, и она меня сильно удивила. Фотография врать не может, значит вру я.

На фотографии видно, что за домом Максимовых в сторону Усть-Пристани еще идут два дома, а я их совсем не помню. Правда в ближайшем доме уже тогда там постоянно никто не жил, хотя жена говорит, что в один из них сперва иногда приезжала какая-то старушка. И тогда я вспомнил! Старушку я и не видел, потом много лет дом стоял пустой, а позже там появился какой-то мужик, приезжала и его жена, и маленький сын, но последних я уж совсем не помню. Приезжал он не часто, и я был с ним практически незнаком, потому и забыл. А самый крайний дом появился в девяностых.

Вот, пожалуй, пока все о жителях деревни. Они еще не раз появятся в этих воспоминаниях, на начало повествования я вывел всех действующих лиц, а в последствии появятся и другие.

Итак, наше первое супружеское лето мы со Светой решили провести в Ольсово в бабушкином доме. Собственно, выбора у нас не было: жили мы первые три года супружества очень бедно, и поехать куда-то нам было не на что. К жизни в деревне мы подготовились заранее, поскольку ближайший магазин был в десяти километрах от Ольсово – в Рогачево (правда, какой-то малюсенький магазинчик был в Усть-Пристани, но там кроме хлеба купить было нечего). Съездить в Рогачево было практически невозможно – если ехать в Рогачево утренним автобусом, то возвращаться пришлось бы вечерним. Да и купить там тоже было почти нечего. Хотя в те времена в Москве дефицита простых и дешевых продуктов не было, но чем дальше от Москвы, тем скуднее было в магазинах. В общем, запаслись мы не месяц тремя видами тушенки – говяжьей, свиной и бараньей, и нам этого хватило. А у соседки Татьяны Ивановны покупали яйца. И еще я ловил рыбу, составлявшую значительную часть нашего рациона. Вот и повод перейти к описанию рек, а потом и прочей окружающей природе. А о рыбалке я постараюсь писать как можно меньше – я о ней уже почти все написал. Но совсем уйти невозможно, поскольку рыбалкой увлекались мы все – не будь рек, мы туда бы и не ездили.