Полгода до весны

Сай Юн

Полгода до весны

Глава 1

Вечность научила его трём вещам: терпению, порядку и неизменности ритмов. Самым незыблемым из всех ритмов был её уход и возвращение. Как прилив и отлив. Как вдох и выдох.

Аид сидел на троне из чёрного базальта, пальцы в такт несуществующему времени отстукивали по рукояти скипетра. Три минуты двадцать семь секунд. Она опаздывала.

Это не было тревогой. Это была констатация факта, как запись в судебном свитке. *Королева Персефона. Время прибытия: закат. Фактическое время: с отклонением +3.27. Причина: требуется установить.*

Он поднял взгляд на Чёрные Врата в дальнем конце тронного зала. Они оставались неподвижны, матовая поверхность камня не колыхалась серебристой дымкой перехода. Ничего необычного. Просто задержка. Может, Деметра задержала её ещё на одну чашу нектара. Может, она сама замешкалась, собирая букет из последних осенних цветов на прощание.

Он позволил себе лёгкое, почти неосязаемое раздражение. Оно нарушало планы. Он отложил слушание трёх особенно запутанных душ, ожидая её возвращения. Теперь график будет сорван.

– Владыка, – раздался у его плеча голос, лишённый интонаций. Это был Харон, его верный перевозчик. Лицо лодочника под капюшоном было скрыто, но в изгибе его позы читалось… ожидание? Нет, просто готовность к выполнению процедуры. – Ладья готова к церемонии встречи.

– Она ещё не пересекла порог, – отозвался Аид. Его голос прозвучал в пустом зале низко и сухо, как шелест высохшего папируса. – Ждите.

Харон молча склонил голову и отплыл обратно в тень колонн, растворяясь в них, как чернильная капля в воде.

Аид снова погрузился в тишину. Тишину, которая была не отсутствием звука, а его сутью. Звуком покоя, завершённости, неизменности. Он любил эту тишину. Она была предсказуема. В ней не было внезапного смеха, не было шуршания платья, не было вопросов, на которые у него не находилось ответов. Он любил её возвращение, потому что она приносила с собой… что? Оживление? Нет, скорее – завершение картины. Как последний штрих на идеальной фреске. Королева на троне – это правильно. Это порядок. Так должно быть.

Пять минут одиннадцать секунд.

Раздражение начало кристаллизоваться во что-то более острое. Он вспомнил, как она в последний вечер перед уходом смеялась над чем-то, что сказал Гермес. Смеялась слишком громко, нарушая акустику зала. Он тогда сделал ей замечание о благопристойности. Она закусила губу, и огонёк в её глазах погас. Он не придал этому значения. Королева должна быть сдержанна.

Теперь, сидя в нарастающей тишине, он с удивлением поймал себя на мысли, что хотел бы услышать этот смех сейчас. Просто чтобы нарушить эту гнетущую правильность.

Он резко поднялся с трона. Каменные скрипы его движений гулко отдались в сводах. Шаги, отмеренные тысячелетиями, понесли его к Вратам. Он остановился в двух шагах, скрестив руки на груди. Ждал. Просто ждал. Как ждал всегда. С холодным, терпеливым ожиданием хозяина, который знает, что его собственность неизбежно вернётся.

Но Врата молчали.

Десять минут.

В груди, там, где должно было биться сердце, а вместо этого лежал комок векового льда, что-то ёкнуло. Не боль. Предчувствие. Сбой в программе.

Он вытянул руку, не прикасаясь к камню. Его ладонь ощутила не холод, а… пустоту. Отсутствие магии. Отсутствие самой возможности перехода. Портал не просто бездействовал. Он был мёртв.

– Харон! – его голос, впервые за столетия, сорвался на полтона выше, потеряв царственную монотонность.

Перевозчик материализовался из тени мгновенно.

– Владыка?

– Когда ты в последний раз видел её? У самой кромки.

Харон задумался на миг.

– Она шагнула в пелену. Как всегда. Но в момент перехода… был всполох. Белая вспышка. Я счёл это бликом света на воде Стикса.

Белая вспышка. Не серебристая дымка перехода. Белая. Цвет разрыва. Цвет забвения.

Лёд в груди Аида дал трещину.

Он повернулся к Вратам и на этот раз ударил по ним ладонью. Не для того, чтобы открыть. Чтобы почувствовать.

Камень принял удар, не дрогнув, не отозвавшись ни единой вибрацией. Он был просто камнем. Дверью, за которой не было комнаты.

– Открой! – приказал он Вратам, вкладывая в слова всю мощь своей божественной воли. – Откройся!

Ничего. Абсолютная, насмешливая немота.

И тогда его взгляд упал на пол у самых Врат. На маленький, увядший цветок. Не асфодель, не злак с полей. Простой полевой василёк, уже поблёкший, но всё ещё синий. Она уронила его, шагая в портал. Последняя частица её, оставшаяся в его мире.

Он медленно, как в кошмаре, опустился на одно колено и поднял цветок. Лепестки были нежны, хрупки, как её запястье. Он сжал его в ладони, и тонкий стебелёк хрустнул, испуская едва уловимый, горьковатый запах ушедшего лета.

Осознание ударило, как нож между рёбер.

Она не просто опоздала. Она не вернётся. Цикл разорван. Ритуал уничтожен. Порядок, в котором он существовал тысячелетия, рассыпался в прах.

И самое страшное пришло не сразу. Сначала был гнев на сломанный механизм. Потом холодный ужас перед непредсказуемостью. И лишь потом, когда он разжал ладонь и увидел раздавленный синий цветок на своей белой, лишённой жизни коже, его настигло оно.

Волна. Такая чудовищная, такая вселенская, что у него перехватило дыхание. Это не была тоска по порядку. Это была тоска по ней. По тому, как она закатывала глаза на его педантичность. По тому, как её тёплые пальцы искали его холодную руку под столом. По её глупым, нелогичным, живым вопросам, которые нарушали тишину его вечности.

Он принимал всё это как шум. Как неизбежный, иногда раздражающий атрибут её присутствия. И теперь, когда шум исчез, оглушительная тишина обрушилась на него всей своей невыносимой тяжестью. Тишина оказалась не покоем, а пустотой. Без неё.

Он сжал раздавленный цветок в кулаке, так сильно, что костяшки побелели. Глаза, сухие от века бесплодной скорби, жгло впервые. Он поднял голову к безликому своду тронного зала, где не было ни солнца, ни звёзд, и прошептал в ледяную, равнодушную пустоту:

– Что я наделал?

Это был не вопрос к богам. Это был вопрос к самому себе. К тому, кто так долго был слеп.

И его мир, выстроенный из камня, правил и вечного ожидания, рухнул в одночасье. Не из-за вспышки за порталом. А из-за прозрения, наступившего на десять минут позже, чем нужно.

Он опоздал.