Полная версия
Кирей Самарин
В бегах
Глава 1
Морось растекалась по лобовому, превращая свет от фонарей и встречных машин в масляно желтые пятна. Дворники, скрипя суставами, неустанно трудились, смахивая капли. Луна кокетливо проглядывала из прорех в тучах, жалея украденный солнечный свет. Ветер гладил тяжелые, намокшие лапы елей, через щель в окне, сквозь шорох шин донесся недовольный крик разбуженной птицы.
Водитель отчаянно таращился на дорогу, пытаясь вовремя заметить подлые ямы и предметы, коим не место на дороге – начиная от кирпичей заканчивая пьяными телами, которыми может похвастаться любая русская дорога. На пассажирском мирно дремала спутница – блондинистая девушка, с ясными, как летнее небо, голубыми глазами.
Тучи тяжелели. Морось превращалась в капли, и дождь начал во всю отбивать дробь по крыше уставшей машины. Ветер уже не гладил, а трепал деревья за ветки, словно пытаясь их вырвать.
– Бл… – не успел матюкнуться шофер, как подлая яма злорадно проглотила левое колесо. Машина лязгнул металлическим телом, словно жаловалась на разбитую дорогу.
Девушка испугано ойкнула, ясные глаза с недовольством посмотрели на водителя:
– Ну, Олежа, – прочирикала спутница. – Я же просила тебя, перестать материться при мне! Я все-таки девочка.
– Прости, Нина, – буркнул Олег. – Всю подвеску разобрал! Эти, мать их, строители! Таких ямин нарезать, и оставить их на года!
– Ну, Олеж, – мурлыкнула Нина. – Не ругайся! А куда мы едем?
– Я же тебе уже говорил. Я родился в этом доме, бабушка моя в город переехала, а дом я выкупил. Сейчас заживем, огород посадим, корову заведем, свиней, кур…
– Они же воняют, – сморщила прекрасный носик Нина.
Олег не ответил. Дождь превратился в сплошную стену воды, еще немного и машина не поедет, а поплывет.
Дорога петляла среди темного леса. О людях напоминали только старые, покосившиеся дома, едва проглядываемые через дождь, да синие знаки, педантично отсчитывающие километраж. Дорога медленно теряла асфальт, плавно перетекая в засыпанную щебнем грунтовку. Наконец, машина бодро влетела в населенный пункт, о чем гордо заявила стела на въезде – «Коровий бор».
Олег сбросил газ, авто медленно поползло по темной улице, единственный фонарь тускло блестел где-то в центре «города». Мимо лениво плыли остовы домов, и особенно выделился огромный сарай с едва светящейся надписью «Ликер». На его крыльце, как верный страж, не взирая на непогоду, сидел мужик, вливая в глотку паленое пойло.
Неожиданно он вскочил, махнул руками, словно крыльями и пустая бутыль выскользнула из ладони, и звонко ударилась об багажник старого седана
– От бл…– опешил Олег, – щас я ему, суке…
– Олежа, поехали, – пикнула Нина. Ее изящные пальцы с силой гарпии впились в ногу Олега. – Не надо, не надо…
Олег буркнул что-то нечленораздельное, но послушно повел машину дальше.
– Потерпи, родная, уже скоро. – утешал спутницу Олег. – Вот тут я мелкий прятался, когда курил… а вот тут, видишь вот, столик? Ну, сейчас его нет, но раньше был. Я вот за этим столиком впервые деваху за попу потрогал. Эх, детство…
Наконец авто, скрипя колодками, остановилось у избушки. Назвать ее домом было нельзя – венцы покрылись лишайником, забор палисада пьяно скособочился. Сквозь крышу ограды выросла береза и теперь грозила небу корявыми ветвями.
Хлопнули двери, дождь с радостью облил парочку ледяной водой. Платишко Нины, одетое явно не по погоде, в миг намокло, облепя стройную, модельную фигурку. Олег достал фонарик, яркий луч послушно высветил невысокую дверь. Под ногами прохлюпала грязь, ключ со скрежетом провернулся в огромном, с голову младенца, замке. Дверь устало повисла на одной петле, и спутников встретил запах запустения, гнили, пыли.
– Вот мы и дома, любимая! – довольно крякнул Олег, мастыря дверь на ее законное место.
Лицо любимой не выражало особой радости от нового жилья.
Олег исчез во тьме ограды, казалось, что луч фонаря живет сам по себе. Он долго матерился, чем-то лязгал, и наконец белый, холодный свет заполонил ограду.
– Да будет свет! – Крикнул Олег.
Голубые глаза девушки со страхом исследовали помещение. Какие-то лестницы, паутина. Гнилые доски пола укутались в кучи старого тряпья. Через худую крышу сочится вода. Струйки текли по проводам, стекали по лампе, обещая однажды сжечь хибару дотла.
Стену были увешаны иконами. На полу, потолке красовались корявые кресты, намалеванные белой краской. Ствол березы обвивала цепь, рыжая от ржавчины, словно удав пыталась забраться на макушку, да так и застыла, поддавшись времени и силам природы.
Гудение лампы и дождевая капель действовали на Нину угнетающе. Девушка хотела домой, в уютную квартиру на двадцать пятом этаже, с балкона которой открывался чудесный вид на залитый солнцем город. Даже в самые темные ночи там светло, там спокойно. Она хотела назад, к мягкой кровати, к розовым подушкам, подальше от этих икон, крестов, дождя, холода, страха.
– Олег, давай вернемся…
– Хватит! – Олег гневно сверкнул глазами. – Ты же знаешь, что мне нельзя назад! Че заладила опять, сто раз обсуждали, я тебя за собой не тянул! Сама поперлась. Хочешь едь, вот ключи!
Он вытащил на свет связку ключей и швырнул ее на ящик, служивший столом.
Глаза девушки наполнились слезами, пухлые губки задрожали от обиды и несправедливости. Ее, такую маленькую и слабую, притащили сюда, еще кричат, ругают…
– Прости, – хриплый голос Олега заставил ее вздрогуть. – Прости, я… я не со зла. Устал с дороги, как собака. Кофе бы… А еще лучше пару стопок…
Его руки обвили тело девушки, прижали ее к себе. Он почувствовал, как бьется ее сердце. Почувствовал, что она дрожит, словно птица, попавшая в силки.
– Ты же замерзла! Пойдем скорее, я затоплю печь. Согреешься так, словно на южном курорте. Помнишь, мы с тобой хотели в Анапу…
Резкий стук прервал его слова. Спутники одновременно повернули голову к двери.
– Не открывай! – пикнула Нина.
Олег спрятал девушку за спину, и осторожно, крохотными шажками, приблизился к двери.
– Кто…, кто там?
– Это, сосед я, – прогундело с улицы, – Мимо шел, а тут это, свет горит, а тут же это, не живет нихто. Уже это, лет, это так пять. Вот.
Олег отодвинул засов, дверь уже знакомо повисла на одной петле. Сквозь поредевший дождь Олег разглядывал человека – фуфайка, кирзовые сапоги. Незнакомец курил сигарету, его движения были неестественно резкие, дерганные.
Дикий ужас иглой пронзил сердце Олега, хотя он еще до конца не понял, в чем дело.
– Так ты это, пусти хоть внутрь, поговорим это, покурим, выпьем вот.
– Хозяин я. Теперь тут жить буду. А ты иди, спасибо за бдительность.
Чужак выронил сигарету и попытался пройти внутрь. Олег оттолкнул мужика и захлопнул дверь, едва не прищемив нос, дрожащие руки с трудом засунули засов в проемы.
– Пусти, мужик! Это, надо покумекать, это самое! – гундело из-за дверей.
Олег прижался спиной к двери и съехал по ней вниз. Задница оказалась в воде, как у гордого лебедя. Трясущиеся пальцы пытались вытащить сигарету из пачки, те весело падали в лужу. За дверью что-то хлюпало, скреблось, ворчало, гыкало…
Нина стояла белая, превратишь в восковую фигуру:
– Что такое, Олеж?
– Да так, – глотая слова выдавил Олег. – старый знакомый. Гонял меня давно…
Нина что-то говорила, но Олег не слушал. Наконец он прикурил, дым прокатился по легким, немного успокоил. Он понял, что его напугало. От мужика воняло мертвечиной. И его глаза. Их не было.
– Олег, кто-то лезет!
– В дом, быстро!
Олег вскочил на ноги, и метнулся к двери в избу. Непослушные руки едва подобрали ключ, замок будто ожил и всячески старался спрятать скважину. Спустя вечность дверь отворилась, Олег схватил Нину и швырнул ее во тьму, сразу скакнув следом. За спиной послышался треск проломленной крыши, и свет погас раньше, чем Олег захлопнул дверь.
– Олег…
– Тихо! Молчи, молчи… И тут стой. Стой, дура, кому сказал!
С щелчком откинулась крышка зажигалки, шоркнул кремень. Пляшущее пламя осветило стены, исписанные молитвами. Олег на цыпочках, почти не касаясь пола двинул в комнату. Она оказалась пустой до стыда – только печь, и вековой слой пыли – хотя последний раз Олег был здесь пару лет назад. Он подошел к печи, ладони шарили по шершавому кирпичу. Наконец пальцы нашли нужный, тот нехотя вылез с насиженного места.
Олег радостно цокнул – пальцы сжали рукоять пистолета. Вороненое железо недобро, но успокаивающе блестело в красном отсвете зажигалки. Уютно, по-домашнему, щелкнул затвор, загнав патрон в прожорливое жерло.
– Живем…
Зажигалка накалилась, обожгла руку. Олег уронил ее на пол и пламя погибло под подошвой кроссовка.
На ощупь, по стеночке, он добрался до выключателя. Щелкнула кнопка, и теплый, почти такой же, как от бензиновой зажигалки свет от единственной лампочки под самым полом залил комнатушку.
Что-то с криком бросилось ему на спину. Повинуясь рефлексам, Олег ткнул стволом в бок чудища, почти выжал спуск…
– Я же сказал, стой на месте! Дура! – Олег стряхнул с себя дрожащую, как синица в метель, Нину.
– Там… Там…
Дрожащий палец Нины тыкал куда-то в угол. Олег поднял пистолет и сделал крохотный шажок в указанном направлении. Маленькая мышка махнула хвостиком и с писком скрылась в щели между половицами.
– Дура… – выдохнул Олег.
Слезы прорвали запруду в глазах Нины, колени подогнулись под тяжестью пережитого, и она мешком рухнула на пол, облако пыли взвилось из-под стройного тела девушки и осело на лице, придав коже мертвенный оттенок.
– Я испугалась, – словно парадируя мышь пикнула Нина.
– Зажигалку подбери. И не ной.
Нина послушно поползла к зажигалке, блестевшей металлическим корпусом, как рыба, выброшенная на берег штормом.
За дверями продолжалась возня. Кто-то упрямо скребся в дверь, неразборчивый шепот проникал в само сознание, но разобрать слова было нельзя – сложилось впечатление, что шептали на давно почившем языке. В единственное окно, залепленное газетой, стучала какая-то тварь: с равными интервалами и силой, сквозь щели в крыше свистел ветер.
– Надо идти, – твердо сказал Олег.
– Может…
– Молчать!
Олег грубо поднял Нину с пола. Слезы оставили на замызганном пылью лице мокрые дорожки, ее трясло, как осиновый лист на ветру, колени дрожали, обещая подломиться в любой неподходящий момент.
Олег шагнул к двери. Шепот усилился, тварь еще быстрее начала стучать в окно. Олег попытался вспомнить молитвы, но быстро плюнул на это дело, перекрестился и отдернул засов. Дверь с оглушительной тишиной открылась, рыло пистолета уставилось во тьму, готовое сеять смерть.
В момент все стихло. Пусто.
По цепи, обвивающей березу, пробегали колдовские знаки – то ли руны, то ли иероглифы. Сквозь проломленную крышу падал лунный свет, превращая капли дождя в драгоценные камни.
– Что за…
– Олег, давай переждем. Милый мой, давай не пойдем никуда, Олежа, страшно! Пожалуйста!
Пальцы Нины до синяков впились в плечи Олега. Она уткнулась в его спину и продолжала шептать.
За дверью что-то щелкнуло, квакнуло и до ушей испуганных людей добрался единственный звук из внешнего мира:
– Мимо шел, а тут это, свет горит, а тут же это, не живет нихто. Уже это, лет, это так пять. Вот.
Олег поднял пистолет, прицелившись в дверь примерно туда, где должен быть корпус человека. Громыхнуло, облако дыма окутало людей, в лунном свете блеснула гильза. Нина открыла рот, но страх пережал горло девушке, и она не смогла издать даже писка.
– Мимо шел! Свет горит! – Заорало из-за двери. – Не живут! Пять! Вот!
Олег еще дважды спустил курок. В ушах звенело, пороховой дым щипал ноздри. Нина продолжала безмолвно кричать, вцепившись в плечи Олега.
– Мимо! Уже никто! Мимо шел!
– Да чтоб тебя! – Ругался Олег.
Пальцы жали спуск, но в этот раз напрасно – перекосило патрон. Олег в панике дергал затвор, что-то пробежало по крыше, двигаясь в сторону пролома.
– Мимо шел! Свет горит! Поговорим, покурим! – стонало за дверью.
Топот на крыше прекратился у пролома, и Олег обмер, он отчетливо услышал слова, идущие сверху:
– Мимо шел, а тут это, свет горит, а тут же это, не живет нихто. Уже это, лет, это так пять. Вот.
– Поговорим, покурим! – верещало за дверью.
Олег отряхнулся, как собака после купания, стряхнув Нину, которая клещем висела на нем. Девушка взвизгнула и шлепнулась на доски. Парень продолжил возиться с пистолетом, и наконец тот сжалился над ним и выплюнул гильзу. Из пролома на крыше появилась голова, спутанные волосы напоминали водоросли, мертвый свет луны блестел на клыках твари:
– Поговорим? Покурим?
Олег выстрелил. Пуля угодила в пасть, осколки зубов и брызги крови смешались с дождем. Чудовище тонко взвыло, и исчезло из поля зрения, простучало костями по крыше, и судя по звуку свалилось на землю. Приободрившийся Олег – тварей можно убить – выдернул засов и распахнул дверь. Ночной воздух ворвался в ограду, наполнив помещение запахом ночи. На крыльце никого.
Олег опустил пистолет. Из ствола еще тонкой струйкой сочился дымок.
– Нина, все хорошо, пойдем. Нина?
Он оглянулся. Над телом девушки стоял тот самый сосед, на его груди яркими цветами алели дыры от пуль, грязный сапог давил голову Нины в гнилые доски с такой силой, что из них брызгала мутная жижа.
– Поговорим? – хрюкнул он. – Покурим? Мимо шел!
– Ах ты ж в душу мать…
Рука, хотя и успела подзабыть тяжесть вороненой стали, уверено поднялась, палец выжал крючок точно между ударами сердца. Грохнуло, отдача тряхнула плечо, пистолет встал на затворную задержку, требуя новый магазин. Тело твари сделало крохотный шажок вперед, и грузно осело на пол.
– Ниночка, милая, – Олег бросился к подруге – жива, дуреха ты экая? Жива… Но надо потерпеть. Что тут твориться, я в душе не ведаю, но мне обратной дороги нет… Будем чего думать, пожуем, как говориться, увидим…
Он мешком забросил девчушку на плечи, та тихонько ойкнула – точно жива. Олег молнией метнулся к схрону, где его долго и верно ждал пистолет – забрал оставшийся хабар – пара магазинов, таблетки, снедь. Не мешкая, он рванул в лес, околицами, как часто бегал в детстве. Дождь барабанил по спине, земля мокро квакала под ногами. Поле перед лесом тонуло в странном тумане, вдалеке мороком таяли странные фигуры, отдаленно напоминающие человеческие. В лесу, прячась в тени вековых елей, мелькали странные огни.
Мысли гудели в голове Олега, как рой растревоженных пчел. Что за чертовщина тут происходит? Что за молитвы на стенах, упыри? Ведьмы еще не хватает. Хотя, Нина бы сгодилась на енту роль. Ладно, кто много думает, тот много грустит. Раз и в этом захолустье покоя нет, то идем в лес – чем дальше в лес, тем красившее бабы Яги. Сначала к дедову зимовью, где схоронена старая тулка, кою дед отказался наотрез сдавать ментам, да с десяток патронов. Там и поразмыслим.
Стена леса, черная, как сам мрак, приближалась. Туман сгущался, вот-вот и придется плыть. За спиной, в деревне, поднялся нечеловечий вой, подгоняя уставшего человека с тяжкой ношей. На плечах и на сердце.
Наконец, ветки сомкнулись за спиной беглеца, по отцовски оградив от бед и враждебных взглядов.