На кошачьем о простом

Наталья Крыжановская

На кошачьем о простом

Глава 1.

Звёздная ночь. Ветви больших деревьев нависают надо мной. Луч лунного света пробивается сквозь них и отражается от ледяной корочки на снегу. Зима позади, а её холод не отступает. Он окутал моё тело. И только силы, которые ещё теплятся во мне собрались в маленький комочек где-то глубоко в груди подталкивают идти дальше.

Моё тело почти безжизненно. Силы его таят, как снег от дыхания.

Пошёл снег. Снежинки, как назойливые мотыльки облепили меня. Во мне уже не осталось тепла, которое могло бы растопить снег, и он укутывает меня всё больше и больше.

Уже очень давно я ничего не ела. Поэтому живот мой, как говорят, прилип к позвоночнику. А вот мысли, как те снежинки, роятся и кружатся в моей голове быстро и проворно. Кажется, сила их никогда не угаснет. Мысли возникают вновь и вновь: «Зачем все эти усилия, преодоление себя? Зачем? Я так слаба. Может, просто, лечь и умереть. Прямо здесь и сейчас. Под этим белым снегом. Но нет. Почему нет? Зачем иду, превозмогая себя дальше? Зачем? Боюсь смерти? Нет! Я иду, потому что, очень, очень люблю жить!»

Вдруг забор вырос передо мной, а под ним крохотный ход. Толкая снег, я прошла по нему и оказалась по другую сторону забора. Как сказочный герой, который, пройдя через тоннель оказывается в ином мире. Так случилось и со мной. Вместо деревьев, которые закрывали меня от лишних глаз, я оказалась на открытом пространстве. Снег, снег, снег. Только снег и больше ничего. Сплошная пелена снега.

В долю секунды пришло ощущение тревоги. Через пелену снега на меня надвинулась большая тень. Страх подтолкнул бежать к ближайшему строению, и я скрылась на его чердаке. Тело моё сотрясалось от дрожи. Но, почувствовав, что погони нет, я успокоилась и задремала.

Когда проснулась, снег прекратился. Но серые тучи закрывали луну и небо сплошным тяжёлым одеялом. Было сумрачно и холодно. Я почувствовала, а потом и увидела того, кому принадлежала тень, напугавшая меня ночью. Это была собака. Она была белая с тёмными пятнами. Довольно крупная. Собака шла вдоль забора, подтверждая неоднократно, что находится на своей территории.

Временами она ускорялась до бега, слегка подпрыгивая и помахивая, поднятым вверх хвостом. Видимо, у неё было хорошее настроение. И тут мне послышалось или она действительно, что-то бубнила себе под нос? Нет не послышалось. Бубнила. Точнее, вувнила. Я прислушалась. Что же? Песенка!? Так как расстояние от меня до собаки было приличное, то чётко расслышать о чём была её песенка было сложно, но некоторые фразы, всё же, ветер донёс до моих ушей.

Собака вувнила в ритме своего бега, иногда прерываясь, чтобы обнюхать очередной куст или кочку, что-то такое: «Вдоль забора я бегу. На забор ву-ву я не смотрю. Всё бегу и бегу ву-ву-ву. Снег я лапами гребу. Нос по ветру я держу. Никого не пропущу. И за хвост или нос я укушу ву-ву. Им про это не скажу ву-ву-ву. Я на волю убегу ву-ву».

Но, тут моё внимание отвлёк запах еды. Я его почувствовала очень отчётливо, остро. А потом до меня донёсся крик: «Бим, Б-и-и-и-м». Собака встрепенулась и побежала туда от куда прилетел крик. «Видимо, «Бим» это, имя собаки» – подумала я. А ещё почувствовала, что если сейчас не двинусь с места, то этот чердак станет моим последним пристанищем. Змейкой я соскользнула вниз, и медленно, осторожно, вздрагивая от каждого звука пошла по тропинке вслед за собакой.

У большого строения я увидела собаку по имени Бим. Он ел из миски. Тут я почувствовала нестерпимый голод, который поборол все чувства самосохранения, которые когда-либо были во мне. Я побежала к миске в надежде схватить кусочек еды. Бим зарычал, предупреждая, чтобы я не смела подходить к его еде. Я остановилась неподалёку. Видимо, что-то от самосохранения во мне, всё же, ещё осталось! Бим продолжал есть, искоса поглядывая в мою сторону. Потом он взял в зубы косточку и отошёл от миски. Тогда, я решила, что это мой шанс ухватить, что-то из еды для себя из миски незнакомой мне собаки. Но это же не важно на сколько мы знакомы, когда речь идёт о выживании!? Да и хозяин еды дал мне такую возможность. Я сделала шаг, другой в направлении миски. Бим не реагировал на меня. Он всем своим видом показывал, что сосредоточенно и с удовольствием грызёт косточку. Но мне было понятно, что Бим не хотел терять своё лицо, вернее сказать, морду, уступая свою еду чужаку, поэтому делал вид, что не замечает меня. Я оценила этот жест щедрости. «Наконец-то удастся поесть» – мелькнула мысль голода.

И тут я увидела ещё одно существо. Это был человек, женщина. К моему удивлению, я не испугалась. Видимо, негласная поддержка Бима, придала мне смелости. Поэтому я бросилась к женщине и стала ей неистово кричать, прося толи еду, толи защиту. Она посмотрела на меня, открыла дверь и скрылась за ней. Я вопила от бессилия. Это конец, я больше не вынесу эту пытку. Жизнь моя завершится скоро и трагично. Боль, горе, безысходность и отчаянье, скопившиеся в моей душе вырвались в крик. Я кричала, как никогда раньше. Наступил предел моего терпения. «Я не хочу жить» – проскочила мысль слабости.

Вдруг дверь снова открылась. Вышла та женщина, поставила миску с едой для меня. Она что-то мне сказала улыбаясь. В тот момент я не воспринимала её слова. Мысль о смерти выкатилась слезой из моих глаз. Значит, есть шанс на жизнь.

Бим вернулся к своей миске. Чуть заметно кивнул мне. Я и он как будто поняли, что слова не нужны. И мы молча начали есть каждый свою еду. Так в молчании зародилась наша с ним дружба.

Глава 2.

Снег ещё лежал огромным хрустящим пирогом, скованный ночными морозами. А днём, особенно, когда выглядывало солнце, ощущался лёгкий запах, земли, воды и растений. Что–то менялось в мире…

Вот уже несколько дней и ночей я не ухожу дальше чердака и территории, где находится большое строение или проще дом. В доме живёт женщина, которая кормит меня. Наши отношения с ней стали чуть ближе. Я её остерегаюсь, но иногда позволяю коснуться меня, в знак благодарности за еду.

В том же доме живут и другие люди. В наших с ними отношениях – нейтралитет. Они не трогают меня, я их. Но держим друг друга в поле зрения. Присматриваемся и оцениваем варианты наших взаимоотношений.

Бим оказался довольно доброжелательным. Утром и вечером мы с ним получаем свою еду. Но страх остаться голодной всё ещё не покидает меня. Поэтому, на всякий случай, кричу женщине, показывая тем, как я голодна, чтобы она наверняка накормила меня. Женщина в ответ улыбается и, что-то ласково говорит. Из-за своего крика я, практически не разбираю её слова. Бима такое моё поведение немного забавляет, но он не осуждает меня. Видимо, догадывается, что это голод кричит во мне. Хотя, что он может знать о голоде?

После еды мы с Бимом занимаемся каждый своими делами. Я, в основном, ухожу на чердак и оттуда наблюдаю за всем, что происходит вокруг. Чердак стал моим убежищем и наблюдательным пунктом.

Бим же, каждый день занимается тем, что тщательно обследует границы своей территории вдоль забора. Сначала я думала, что он это делает, чтобы никто из чужаков не мог проникнуть на неё, но потом поняла, что не только ради этого. Бим искал лазейки для того, чтобы сбежать за забор на волю. Снег был ещё достаточно глубокий, поэтому он рыл подкопы. Эти занятия занимали большую часть его времени в течении дня и ночи.

Однажды, я набралась смелости и спросила Бима, зачем он убегает? Взгляд Бима поднялся вверх. Он как будто глазами спрашивал у своего мозга, что ответить, а потом сказал, что большую часть жизни он проводит на территории у дома. Его, вроде бы, всё устраивает, но в тоже время, Бим считает, что нужно узнать и о том, какая жизнь за забором. Ощутить свободу. Попробовать, что-то новое для себя. Оценить свои силы и способности. Он сказал, что иногда, ему хочется отправиться в далёкое путешествие. Насладиться новыми видами, завести новые знакомства, не заботясь о хлебе насущном. Не всю же жизнь быть дворовой собакой. Тогда я спросила:

– Чем плохо быть хорошей дворовой собакой?

– Ничем не плохо. Но для меня этого недостаточно – ответил Бим.

Бим мечтал о свободе и хотел быть кем-то ещё. А я подумала, что свобода она тоже не для всех, что свобода – скорее, ощущение, которое есть или, которого нет. И при этом не важно, где ты здесь или за забором. А новый опыт может дать новые возможности, а может и не дать. И при этом ты – это всё равно ты, а не кто-то другой. Но Бим может думать так, как ему хочется. В этом он точно свободен. И Бим может быть кем угодно, ведь, главное в нём уже есть – его доброта.

Иногда усилия Бима вознаграждались побегом на свободу. Но убежав с утра или днём, Бим обязательно возвращался вечером, чтобы покушать. Очень часто Бим после побега приходил грустным или грустным, да ещё, и побитым. В таких случаях он говорит, что это всё из-за того, что у него мало опыта жить самостоятельно. Что нужно время и всё получится. А я ему сказала: «А, может, ты возвращаешься, потому что боишься лишиться того, что имеешь: любящих тебя людей, крышу над головой, еду». Бим закатил свой взгляд к мозгу и ответил:

– Наверное, и это тоже. Даже, скорее всего тоже. Потому что я люблю всё это.

Но, когда его раны заживали и Бим немного забывал о тех, кто его обидел за забором, он снова искал способ сбежать.

В один не совсем прекрасный день для Бима, он в конце концов лишился и свободы бегать по своей территории. Бима посадили на цепь. Люди из дома сказали, что так будет безопасней для Бима и для них, так как другие люди не любят собак, которые не на привязи. И не любят людей, которые не привязывают своих собак. Люди, однако, странные существа. То бояться собак, то спасают. Устанавливают ограничения разного вида для себя и животных. Сами в них живут и собак заставляют. И про любовь к ближним часто забывают. Интересно, были времена, когда и люди, и собаки гуляли свободно, без страха быть укушенными. Думаю, что были.

Когда Бим сидит на цепи и не может сам встречаться с теми с кем пожелает, к нему приходят гости. Чаще всех приходят птицы по имени «Галки». Правда, у меня есть подозрение, что их визиты не бескорыстны, ведь, они приходят всем своим многочисленным семейством утром и вечером, именно тогда, когда Биму дают еду. Но Бим не против. Он их радушно принимает. Лежит себе спокойненько и наблюдает, как галки выклёвывают остатки еды из его миски или пьют его воду.