Подражатель

Вячеслав Гот

Подражатель

Глава 1. Казнь в 21:03

Ангола, Луизиана. 12 августа 1998 года. 20:58.

В камере смертников пахло озоном, дешёвым мылом и потом – сухим, кисловатым, как у человека, который три часа держит мышцы в напряжении, но не дрожит.

Даррен Викс сидел на стуле.

Не на «Старом Искристом» – ещё нет.

А на своём. Том, что он выстроил в голове за 876 дней одиночки:

– правый ремень на левом запястье – потёрт с изнанки,

– электрод на правой икре – холоднее из-за окислившегося контакта,

– рубильник №7 – ручной, не автоматический.

Он знал это – потому что считал.

Считал шаги охраны. Считал щелчки замков. Считал паузы в дыхании священника.

За стеклом – семнадцать человек.

Родственники жертв. Прокурор. Два журналиста.

И – третий ряд, слева: мужчина в сером пиджаке, руки сложены. Он не смотрел на Викса. Он смотрел на рубильник.

– Любые последние слова? – спросил священник.

Викс поднял глаза. Не к потолку. Не к кресту.

Он посмотрел в стекло.

И сказал:

– Вы похоронили не того.

Тишина.

Из-за стекла – почти неслышно:

– Дыши, Даррен. Сейчас – вдох.

Викс вдохнул.

Глубоко.

На четыре секунды.

В 21:03 – ток ударил.

Аудиозапись казни № ANG-1998-08-12-E

Хранится в архиве Департамента исправительных учреждений Луизианы.

Формат: аналоговая катушка, оцифрована в 2005.

Продолжительность: 4 минуты 12 секунд.

Первые 2 минуты 47 секунд – стандартный протокол:

– «Подозреваемый пристёгнут».

– «Электроды закреплены».

– «Последние слова зафиксированы».

– «Включить первую фазу».

Потом – треск. Стон Викса. Хрип.

В 21:03:08 – резкое отключение.

На записи: «Технический сбой. Потеря сигнала на 11 секунд».

Официальный отчёт: «Кратковременное падение напряжения в сети. Без последствий для процедуры».

Но если вы:

– возьмёте старый аналоговый проигрыватель (тот, что ещё используют в лаборатории Батон-Ружа),

– подключите дыхательный датчик (прикреплённый к грудной клетке Викса для мониторинга сердечной активности),

– и прослушаете 11-секундный «сбой» —

вы услышите:

В 21:03:15 – второй вдох.

Не судорожный. Не рефлекторный.

Глубокий. Ровный.

Объём – 0,9 литра.

Длительность – 2,3 секунды.

Тот же ритм, что и у Викса в первые секунды казни – но начавшийся на 0,2 секунды раньше.

Никто этого не включил в протокол.

Потому что датчик был не по инструкции.

Его установил техник – К. Д. Моррисон – «для контроля аритмии».

А через неделю после казни Моррисон исчез.

И рапорт о датчике – «утерян».

27 лет спустя. Байу-Блэк, Луизиана. 3:14 утра.

Сюзи Гот стоит по колено в тёплой воде и смотрит на тело, прикованное цепью к корням кипариса.

Женщина. Лет тридцати пяти.

Руки за спиной – морской узел, двойной, с фиксацией на левом конце.

То же, что у первой жертвы Викса – Кэтрин Морроу, 1992 год.

Сюзи отводит мокрые пряди с бедра.

И видит.

Маленький, аккуратный символ – выжжен электротоком:

∆.

Но ниже – свежий шрам, пересекающий лобковую кость.

Линейный. Операционный.

Идентичный шраму на грудине Даррена Викса – описанному в аутопсии, но не внесённому в публичную версию протокола.

Сюзи медленно поднимает голову.

Вокруг – болото. Туман. Ни следов обуви. Ни волокон. Ни отпечатков на цепи.

Только тишина.

И – в наушниках рации – голос диспетчера:

– Гот, подтверждаете? Подражатель?

Она смотрит на символ.

Потом – на часы.

3:14.

Но в голове – цифры, которые она уже слышала сегодня, читая архив:

21:03.

– Нет, – говорит она тихо.

– Это не подражание.

И в этот момент, в тишине болота, она задерживает дыхание.

На четыре секунды.

Как будто научили.

Глава 2. Первое повторение. Байу-Блэк

Рассвет в болоте – не восход. Это выцветание.

Туман не рассеивается – он оседает, цепляясь за кипарисы, как вата за кости. Воздух – тёплый, густой, с привкусом гниющей растительности и железа.

Здесь даже вороны молчат.

Сюзи Гот стоит на понтоне, привязанном к упавшему дереву. Её сапоги – по колено в воде. Брюки – пропитаны до бёдер. В руках – алюминиевый чемоданчик из машины скорой. Не для первой помощи. Для фиксации. Она сама попросила его у медбрата – до приезда криминалиста.

– Вы уверены, Гот? – спрашивает шериф Дюпре, не глядя на тело. Он держит руки в карманах, как будто боится, что его заставят коснуться чего-то. – Это же… он. Снова.

– Викс умер в 1998-м, – говорит Сюзи. Голос ровный. Но пальцы сжимают ручку чемоданчика так, что костяшки – белые. – А Викса не воскрешают. Его подражателей – да.

Она опускается на колени. Понтон качается. Вода плещется у бёдер.

Тело – женское, лет тридцати пяти. Положение: лёжа на спине, ноги чуть разведены, руки за спиной. Не брошено. Уложено. С уважением. С ритуалом.

Сюзи включает фонарь. Луч – узкий, холодный. Скользит по коже. По синякам на запястьях – поверх узла, значит, боролась до того, как её связали. По следам воды в ушах – не утопление. Смерть наступила до погружения.

Потом – бедро.

Она отводит мокрую прядь чёрных волос, прилипшую к коже.

И видит.

∆.

Маленький. Чёткий. Глубина ожога – 2–3 мм. Края ровные, без пузырей – значит, источник контактный, не лучевой. Электрод – малый, диаметром около сантиметра. Температура – не мгновенная вспышка, а длительное воздействие: 8–10 секунд. Чтобы жертва чувствовала.

Сюзи медленно проводит пальцем в перчатке по краю символа. Не трогает – измеряет.

– 1,8 сантиметра по вертикали.

– 1,6 – по основанию.

– Углы – 58°, 62°, 60°.

То же, что и у Кэтрин Морроу. У Джейсона Холла. У всех пяти.

– Морской узел, – говорит она, не отрываясь от бедра. – Двойной. С контр петлёй на левом конце.

– Откуда вы… – начинает Дюпре.

– Из протокола 1992 года. Страница 14. «Узел не профессиональный, но не дилетантский. Исполнен с практикой. Левый конец фиксирован коротким витком – как у моряков, привыкших к смолёной верёвке».

Она наконец поднимает голову. – У вас здесь – смолёная верёвка?

Дюпре молчит.

Сюзи отстёгивает ремень на запястьях. Движения – точные, без спешки. Она знает: если это копия, – там будут ошибки. Неправильный натяг. Лишняя петля. Смещение центра тяжести узла.

Но узел – точный.

Даже потёртость на левом конце – там же, где у первой жертвы Викса на фото из дела.

– Принесите линейку, – говорит она.

Когда шериф подаёт, она прикладывает её к грудине жертвы.

И замирает.

Свежий шрам.

Линейный. 7,3 см.

Ровные края. Швы – внутренние, рассасывающиеся.

Операционный доступ к грудному лимфоузлу.

Сюзи закрывает глаза.

Она видела такой шрам.

Не в деле.

В архивной фотографии, приложенной к закрытой части аутопсии Викса. Фото № ANG-98-07-19-03: «Биопсия лимфоузла, больница „Ред-Ривер“, 19 июля 1997».

На обороте – пометка синим карандашом: «Не включать в публичный протокол. Секретно. – д-р Э.К.»

Э.К. – Элиас Кроу. Главврач. Убитый три дня назад.

– Кто ещё был на осмотре? – спрашивает она, не открывая глаз.

– Свенсен, – говорит Дюпре. – Из Батон-Ружа. Должна быть через двадцать минут.

– Её отец работал с Виксом?

– Да. Карл Свенсен. Допрашивал его в 1998-м. Погиб в аварии… – он замолкает. – Вы думаете, это… связано?

Сюзи открывает глаза. Смотрит на шрам.

Потом – на часы.

6:03 утра.

21:03 по вечера. Минус 15 часов.

– Нет, – говорит она. – Это не связано.

Это – продолжение.

Морг округа Тербонн – не белоснежная лаборатория из сериалов. Это бывший склад мясокомбината: бетонные стены, запах хлора и формалина, три стальных стола, два – в ремонте. Над раковиной – табличка: «Не смывать биоматериалы в канализацию».

Доктор Лена Свенсен стоит у стола, уже в перчатках и очках. Ей лет сорок, волосы собраны в тугой узел, под глазами – синяки, как у человека, который давно перестал спать по ночам. Она не здоровается. Только кивает.

– Я видела фото, – говорит она, не глядя на Сюзи. – ∆ на бедре. Морской узел.

– И шрам, – добавляет Сюзи.

Лена медленно поворачивается. В её глазах – не удивление. Узнавание.

– Где?

– Грудина. Лимфоузел.

Лена идёт к сейфу в углу. Открывает кодовым замком. Достаёт папку в чёрной обложке с надписью «ANG-98 – ЗАКРЫТО».

– Отец хранил это. После смерти – передал мне. Сказал: «Если вернётся ∆ – открой».

Она кладёт папку на стол. Открывает.

Первый лист – копия аутопсии Викса. Но не та, что в архиве.

Здесь – дополнения.

Фото шрама. Результаты гистологии: «Атипичные лимфоциты. Признаки хронического введения нейромодуляторов».

И – рукописная заметка Карла Свенсена:

«Он утверждает, что „учитель“ делал ему инъекции „для дыхания“. Говорит: „Он знал, как я задержу воздух – до того, как я сам это решил“. Проверить больницу „Ред-Ривер“. Кроу?»

– Кроу мёртв, – говорит Сюзи.

Лена кивает. Не удивлена.

– Он знал.

Она листает дальше. Останавливается на странице с аудиограммой.

– Это – запись казни. Оцифрована отцом. Он выделил канал дыхания.

– Я слышала, – говорит Сюзи. – Второй вдох.

– Не второй, – тихо исправляет Лена. – Синхронный.

Он включает ноутбук. Запускает аудио.

Треск. Стон. Тишина.

И – на 11-й секунде – вдох.

Но теперь Сюзи слышит то, что упустила вчера:

вдох начинается на 0,2 секунды раньше, чем у Викса в первые секунды казни.

Как будто кто-то задаёт ритм.

– Кто ещё знал про шрам? – спрашивает Сюзи.

– Официально – только я. И патологоанатом, доктор Рейнольдс.

– Он жив?

– Умер в 2010-м. Рак лёгких.

– А неофициально?

Лена смотрит на неё. Долго.

– Один человек. Тот, кто делал биопсию.

– Кроу.

– Нет.

Она переворачивает последнюю страницу папки.

Там – копия служебной записки из больницы «Ред-Ривер», 1997 год:

«Процедура проведена: К.Д. Моррисон, техник по биоме оборудованию. Наблюдение: д-р Кроу».

– Моррисон, – шепчет Сюзи.

– Он не техник по оборудованию, – говорит Лена. – Он – инженер по электростимуляции. Работал с ЭЭГ, с нейроинтерфейсами. В 80-х – в Финляндии, в экспериментальном отделении.

Она делает паузу.

– Там изучали передачу ритма дыхания между людьми. Через тактильную синхронизацию. Через… дыхание учителя.

Сюзи подходит к столу. Смотрит на тело под простынёй.

– Почему сейчас? Через 27 лет?

Лена закрывает папку.

– Потому что он ждал.

– Кого?

– Того, кто выживет первую фазу.

– Какую?

– Страх.

Она снимает очки. Под ними – следы слёз. Не свежих. Старых.

– Отец писал в дневнике: «Викс не был маньяком. Он был – приёмником. И однажды приёмник сломается. Тогда начнёт передавать сам».

Сюзи выходит на улицу.

Солнце уже высоко. Жара – как одеяло.

Она достаёт блокнот. Перелистывает до чистой страницы.

Пишет:

Фаза 1: Страх

– все жертвы Викса – в состоянии паники (адреналин в 3 раза выше нормы)

– у новой жертвы – адреналин нормальный. Кортизол – повышен.

Она не боялась. Она ждала.

Ниже – новая строка.

Она колеблется. Потом пишет:

Фаза 2: Тишина

Началась.

И в этот момент её телефон вибрирует.

Неизвестный номер.

Она отвечает.

В трубке – тишина.

11 секунд.

А потом – глубокий, ровный вдох.

Сюзи не кричит. Не роняет телефон.

Она задерживает дыхание.

На четыре секунды.

Как будто её научили.

Как будто она – следующая.

– Он не фанат, – говорит она, отключая звонок.

– Он не псих.

– Он – кто-то изнутри.

– И он знает… как я дышу.

Глава 3. Кто знал про шрам?

Кабинет директора Бюро расследований Луизианы пах кофе, кожей и усталой властью.

Сюзи Гот сидела напротив Директора Лэнга – не по стулу, а на краю, спина прямая, руки на коленях. Перед ней – пластиковый стаканчик с остывшим кофе. Она не трогала его.

На столе – две папки.

Слева – «Дело № BR-2025-087. Убийство Эмили Росс, Байу-Блэк».

Справа – «Дело № NO-2025-112. Убийство Роберта Тилли, Новый Орлеан» – её прежнее дело. Муж зарезал жену из-за страховки. Простое. Грязное. Решённое.

Лэнг откинулся в кресле. Сорок лет службы. Лицо – как карта разломов: морщины от криков на подчинённых, шрам над бровью – от вылазки в 90-е, взгляд – уставший, но не сломленный.

– Свенсен прислала отчёт, – сказал он, не открывая папку. – ∆ на бедре. Морской узел. Шрам на грудине – «предположительно, хирургический».

Он сделал паузу. Взял стакан. Отпил.

– Пресса уже звонит. «Человек с Дельтой вернулся!»

Усмешка – без юмора.

– Дело в том, Сюзи, что Викс не вернулся. Его прах развеяли над рекой Миссисипи. А этот – фанат. С психозом. С архивами. С желанием вписать себя в историю.

Он постучал пальцем по папке слева.

– Ты – свежий взгляд. Без прошлого. Без… эмоций.

– Я работала с Свенсен, – тихо сказала Сюзи.

– Знаю. Потому и выбрал тебя. Ты не поверишь в призраков. Ты – аналитик.

Он наклонился вперёд. Голос стал тише.

– Не раздувай, Сюзи. Не ищи заговор. Не лезь в архивы 98-го.

– Почему?

– Потому что ничего нет. Ни единой зацепки. Только совпадения. А совпадения – не улики. Это – шум.

Он отодвинул папку к ней.

– Ты берёшь дело. Свенсен – твой консультант по вскрытию. Через неделю – отчёт. «Подражатель. Низкий риск повтора».

– А если не «низкий»?

– Тогда – переквалифицируем. Но только при наличии доказательств. Не интуиции. Не «ощущения».

Он посмотрел ей в глаза.

– У тебя есть доказательства, Сюзи?

Она помолчала.

Потом – кивнула.

– Да.

– Где?

– В узком круге.

Сюзи вышла из здания Бюро в 11:47.

Жара ударила, как удар током. Асфальт дрожал. Машины – раскалённые гробницы. Она прошла мимо своей «Короны» – старой, с царапинами на бампере и треснувшим лобовым – и свернула в сторону парка. Ей нужно было думать. Не в машине. Не в кабинете. В тени.

Она села на скамейку под дубом. Достала ноутбук – не служебный, личный, с защищённой памятью. Открыла базу данных Луизианы. Ввела запрос:

«Шрам на грудине. Биопсия лимфоузла. Даррен Викс. 1997».

Первый результат – аутопсия. Полная версия. Доступ: I уровень.

Она ввела свой код. Открыла.

«…на грудине – линейный послеоперационный рубец, 7,2 см, от доступа к правому грудному лимфоузлу (биопсия, 19.07.1997, больница „Ред-Ривер“). Гистология: атипичные лимфоциты, признаки хронического введения иммуномодуляторов…»

Дополнение (не для публикации):

«Фото № ANG-98-07-19-03 прилагается. Передано лично д-ру Э. Кроу и офицеру К. Свенсену. Остальным – запрещено ознакомление».

Подпись: д-р Р. Рейнольдс, патологоанатом.

Сюзи закрыла файл.

Три имени.

Ричард Рейнольдс.

Патологоанатом, проводивший вскрытие. Умер 14 марта 2010. Причина: аденокарцинома лёгкого, стадия 4. Архив медицинского центра Батон-Ружа: «Пациент не работал с 2008 г. Последнее посещение – 11.02.2010».

Вывод: не мог знать о шраме в 2025-м.

Элиас Кроу.

Главврач больницы «Ред-Ривер». Проводил биопсию. Убит 19 сентября 2025. Установлено: удушье, морской узел, ∆ на груди.

Вывод: не мог быть исполнителем. Но мог передать информацию.

Карл Свенсен.

Офицер, допрашивавший Викса. Получил копию фото. Погиб 23 октября 2001. ДТП. Шоссе 61. Архив ГАИ: «Выезд на встречку. Следы алкоголя – не обнаружено. Версия – внезапная потеря сознания».

Вывод: мёртв. Но… дочь – Лена Свенсен, судмедэксперт. Имеет доступ к его архивам.

Сюзи открыла новую вкладку.

«К.Д. Моррисон».

Архив Анголы. Персонал. 1994–1998.

Карл Девид Моррисон. Должность: старший техник по электросистемам и биомедоборудованию. Доступ: уровень C-3 (наблюдение за рубильником №7, ТО медицинских датчиков).

Примечание: 5 августа 1998 – уволен за „несанкционированный доступ к закрытым протоколам казни, включая аудиозаписи, биометрические данные и схемы рубильника №7“. Доступ отозван. Пропуск изъят.

Последний выход с территории: 5 августа 1998, 17:42.

С тех пор – не зафиксирован.

Сюзи перевернула страницу.

Запрос в ФБР. 10 августа 1998.

«По факту исчезновения К.Д. Моррисона объявлен в розыск. Основание: возможная причастность к подготовке побега Д. Викса. Версия: Моррисон помог Виксу подменить лекарства, спровоцировав аритмию для отмены казни.

Результат: розыск прекращён 31.12.1999. Причина: отсутствие подтверждения версии. Дело архивировано».

Она закрыла глаза.

17:42. 5 августа.

За неделю до казни.

Без следов.

Не беглец.

Не жертва.

Исчезновение по расписанию.

В 14:33 она вошла в архив Департамента энергетики.

Здание – бывший банк 30-х годов. Мраморные ступени, решётки на окнах, запах пыли и старой бумаги. За стойкой – женщина в очках на цепочке, лет семидесяти. Миссис Хейз.

– Я по поводу «Ред-Ривер», – сказала Сюзи, показывая значок. – Доступ к техническим журналам 1998 года.

– Только по запросу, – ответила миссис Хейз, не поднимая глаз.

– Запрос отправлен Директору Лэнгу в 12:15.

– Он не подписан.

– Подпишет.

Миссис Хейз наконец посмотрела. Увидела лицо. Вздохнула.

– Вы – дочь Гота-старшего?

Сюзи замерла.

– Да.

– Он спрашивал про «Ред-Ривер» в 2001-м. За год до…

Она не договорила. Достала ключ.

– Идёмте. В подвале. Там – не оцифровано.

Подвал пах плесенью и маслом. Стеллажи – до потолка. Ящики – с номерами.

Миссис Хейз остановилась у ящика RR-OPS-1998.

– Журналы операторов. Ежедневные записи.

Она открыла. Листы – пожелтевшие, чернила потускнели.

– Август 1998-го… вот.

Она перевернула страницу.

12 августа 1998

18:45 – Проверка рубильника №7. В норме.

20:30 – Контрольный обход. Без замечаний.

21:03 – Включение основного контура. Оператор: К.Д.М.

21:03:11 – Ручной перезапуск рубильника №7 (падение напряжения). Оператор: К.Д.М.

21:04 – Отключение. Тело передано медперсоналу.

– «Ручной перезапуск», – прошептала Сюзи.

– Да. Редкость. Обычно – автомат. Но если сердце не остановилось…

Миссис Хейз посмотрела на неё.

– Ваш отец спрашивал то же самое. «Почему ручной?»

– Что вы ответили?

– Что не знаю. Но… – она замялась, – в тот день у рубильника не было камер.

– Почему?

– «Техническое обслуживание».

– Кто его проводил?

Миссис Хейз открыла другой ящик. Достала лист.

Заявка на ТО: 10 августа 1998

Оборудование: камеры наблюдения, рубильник №7

Исполнитель: К.Д. Моррисон

Подпись: д-р Э. Кроу (главврач, больница „Ред-Ривер“)

Сюзи сфотографировала страницу.

– Почему Кроу подписывал заявку на электростанции?

– Потому что больница и станция – были единым объектом, – тихо сказала миссис Хейз. – До 1997-го. Экспериментальная зона. «Проект Дельта».

– Что это?

– Не знаю. Все документы – изъяты ФБР в 2000-м.

Она добавила, почти шёпотом:

– Но ваш отец… он говорил, что там изучали, как страх передаётся через дыхание.

– Как?

– Через синхронизацию. Один дышит – второй повторяет. Даже если не хочет.

Она посмотрела на Сюзи.

– Особенно – если боится.

Сюзи вернулась в машину в 15:58.

Не завела двигатель. Сидела. Смотрела на лобовое. На трещину – от камня, в прошлом году. На отражение своего лица: усталое. Напряжённое.

Знающее.

Она достала блокнот. Написала:

Кто знал про шрам?

– Рейнольдс (умер в 2010) – не мог

– Кроу (убит в 2025) – мог передать, но не реализовать

– Свенсен (умер в 2001) – мёртв

– Моррисон – имел доступ ко всем этапам:

• биопсия (1997, как техник),

• аутопсия (как получатель фото),

• казнь (как оператор рубильника №7),

• и – исчез 5.08.1998, за неделю до казни.

Вывод:

Это не фанат.

Это – тот, кто был внутри до конца.

И он вернулся – не чтобы повторить.

Чтобы завершить.

Телефон вибрировал.

Лэнг.

Она не ответила.

Включила зажигание.

Завела двигатель.

И поехала не в Бюро.

Не домой.

А на север.

К трассе 61.

К Бейкеру.

К мотелю «Звёздная ночь» – где умер Томас Рид в 1995-м.

Где, по карте, коллектор проходит в 17 метрах под фундаментом.

Ей нужно было кое-что проверить.

Простое.

Физическое.

Реальное.

Если в фундаменте – следы медицинского пластика…

Если в канализационной трубе – остатки пропофола…

Если в старом журнале портье – запись: «Гость из больницы. Платил наличными. Ночевал перед казнью Викса» …

Тогда Лэнг ошибался.

Это не фанат.

Это – человек, который держал руку на рубильнике – и знал, как дышит жертва до того, как она сама это решила.

А Сюзи – первая, кто его услышал.

Глава 4. Ложный след: санитар

Комната 3, допросный блок Бюро расследований.

Бетонные стены. Стол из ДСП. Стул с приваренными ножками.

Лампа дневного света – мерцает, как пульс умирающего.

За столом – Мартин Келли, 34 года. Санитар из психиатрического отделения больницы Батон-Ружа.

Худощавый. Бледный. Волосы – коротко стрижены. Руки – в синяках от ремней («упал», говорит он). Глаза – спокойные. Слишком спокойные.

На нём – наручники. На столе – стакан воды. Нетронутый.

Сюзи Гот сидела напротив. Не в униформе. В чёрных брюках, белой рубашке, без значка. Рядом – полиграф Lafayette LX-4, новейший, с ИИ-анализом.

– Вы сказали, что хотите признаться, – начала она.

– Да, – ответил Келли. Голос – ровный. Чёткий.

– Почему?

– Потому что это… правильно.

– Что правильно?

– Закончить урок.

Сюзи не дрогнула.

– Какой урок?

– Тот, что начал Викс.

– Вы его знали?

– Нет. Но я читал. Каждое слово. Каждую паузу.

Он улыбнулся. Не радостно. Узнавание.

– Вы тоже слушали запись. Я видел – как вы задержали дыхание у тела Брэдли.

Сюзи не ответила. Включила полиграф.

Датчики – на груди, пальцах, руке.

Экран – перед ней.

Кривые: пульс, давление, гальваническая реакция кожи.

И – дыхание.

– Отвечайте на вопросы, – сказала она. – Честно. Или настолько, насколько можете.

Она нажала «запись».

Сюзи: Ваше имя?

Келли: Мартин Ли Келли.

(Кривые – ровные. Дыхание – 14 вдохов/мин.)

Сюзи: Где вы были 21 августа, в 21:00?

Келли: Дома. Спал.

(Пульс – +8 уд/мин. Дыхание – 15. В пределах нормы.)

Сюзи: Вы убили Харлана Брэдли?

Келли: Да.

(Резкий всплеск КГР. Пульс – 96. Но дыхание – не участилось. Осталось 15.)

Сюзи: Почему?

Келли: Потому что он знал. И молчал.

Сюзи: Знал что?

Келли: Про ∆. Про паузу. Про… дыхание.

(Давление – 140/90. Дыхание – 14.)

Сюзи: Кто вас научил?

Келли: Никто. Я учился сам. По записям. По фото. По… вдохам.

(КГР – пик. Пульс – 102. Дыхание – 16.)

Сюзи: Вы были в электростанции «Ред-Ривер»?

Келли: Нет.

(Мгновенный спад КГР. Пульс – 89. Дыхание – 13.)

Сюзи: Вы видели детский стул?

Келли: Нет.

(То же. Слишком быстро. Слишком гладко.)

Сюзи остановила запись.

– Машина говорит: «Обман в мотиве», – сказала она. – Вы не убивали из мести. Или из страсти.

– А из чего?

– Из повторения.

Келли молчал.

Сюзи встала. Подошла к шкафу. Достала другой аппарат.

Не цифровой.

Не с ИИ.

Stoelting Model 3300. 1978 года.

Зелёный корпус. Аналоговые стрелки. Бумажная лента, медленно ползущая из щели.

– Это – тот, на котором работал ваш отец, – сказала она, подключая датчики.

– У меня нет отца.

– Есть. Доктор Ли Келли. Психиатр. Работал в «Ред-Ривер» в 1990–1996. Уволился после… инцидента с Объектом О.

Келли побледнел. Впервые – не по сценарию.

Сюзи включила старый полиграф.

Лента поползла. Чёрная чернильная линия – ровная, как нитка.

– Я не буду задавать вопросы, – сказала она. – Я просто… вдохну.

И сделала это.

Глубоко.

На четыре секунды.

Задержала – на семь.

Выдохнула – на восемь.

Келли смотрел на неё.

Сначала – спокойно.

Потом – напрягся.

Его грудь дёрнулась.

Он хотел повторить.

Но сдержался.