Хвост Русалки

Натали Бурма

Хвост Русалки

Глава 1: Внеплановый улов

Сергей Михайлович Ковров, океанолог-одиночка, с отчаянием, достойным лучшего применения, пытался закрепить на палубе последний ящик с хрупкой аппаратурой. Его плавсредство – научно-исследовательская яхта «Протей», – верный, но ветхий друг, скрипел всеми швами, поддаваясь натиску внезапно налетевшего шквала. Море, ещё три часа назад напоминавшее маслянисто-спокойное зеркало, превратилось в поле сходящих с ума гигантских валов. Низкое свинцовое небо разрывали молнии, а грохот грома сливался с яростным рёвом ветра в оглушительную симфонию хаоса.

«Протей» был его детищем, крепостью и проклятием одновременно. Скромная рубка, крошечная каюта и главная гордость – лаборатория, переделанная из грузового отсека. Именно там, среди самодельных анализаторов, микроскопов и аквариумов с вечно грустными рачками, Сергей вынашивал мечту о великом открытии. О чём-то таком, что заставит шептаться научное сообщество и заслуженно звенеть бокалы на банкете в Стокгольме. Пока же его максимальным достижением была статья в малотиражном вестнике «Вопросы гидробиологии», которую, он был уверен, не читал даже главный редактор.

Едва успев задраить последний люк на палубе, он услышал из-под ног, из самой глубины корпуса, не просто звон разбитого стекла. Это был тяжёлый, густой удар, словно что-то массивное и металлическое сорвалось с места, а за ним – нарастающий, предательский рокот ворвавшейся воды. Сердце ёкнуло. «Стойка с хроматографом», – с ужасом подумал он, представив дорогостоящие обломки, плавающие в солёной жиже. Но это была лишь вершина айсберга.

Пока он боролся со стихией наверху, внизу разворачивалась иная драма. От резкого крена сорвалась не просто стойка. Она рухнула точно на крышку старой шахты-шлюза, вмонтированной в днище яхты ещё первым владельцем, эксцентричным изобретателем. Шахта, которую Сергей приспособил для забора глубоководных проб, имела два люка: внешний, в киле, и внутренний, прямо в полу лаборатории. Внешний он задраил ещё утром, а внутренний… Внутренний запирался на массивный латунный болт, который недавно заклинило. Вместо того чтобы починить, Сергей, вечно страдавший от нехватки времени и средств, просто зафиксировал люк самодельным стальным штырём. Под тяжестью упавшего оборудования штырь вырвало, как щепку.

Люк открыло. В лабораторию хлынул не просто поток забортной воды – это был настоящий водопад, несущий с собой запах глубины, водорослей и чего-то ещё, металлически-острого.

Именно в эту открывшуюся щель, подобно последней надежде, метнулось другое существо, измученное и оглушённое. Задолго до шторма, в тёмной воде, оно столкнулось с железным монстром – гребным винтом проходящего грузового судна. Удар отбросил в сторону, оставив на сияющем хвосте глубокую, жгучую рану. Инстинкт гнал прочь от поверхности, но шторм, крутивший воду в мясорубке, не оставлял выбора. И тут, в кромешной тьме, – слабый золотой лучик из круглого иллюминатора и бешеный поток пузырей из зияющей дыры в чьём-то днище. Не думая, а лишь желая выжить, оно ухватилось за край открытого внешнего люка шахты, который штормовая волна также сорвала с фиксаторов, и протиснулось в тёмную узкую трубу. Впереди был свет и воздух. Последним усилием оно толкнуло внутренний люк – и ввалилось внутрь, в самую сердцевину человеческого мира, потеряв сознание ещё до того, как его тело с глухим стуком рухнуло в образовавшуюся на полу лаборатории лужу.

Шторм стих так же внезапно, как и начался. Сергей, промокший до нитки и вымотанный, ждал ещё полчаса, пока «Протей» перестанет качаться как пьяный. Спускаясь по крутому трапу в свою лабораторию, он уже мысленно подсчитывал убытки и матерился на свою вечную невезуху.

Картина, открывшаяся ему, превзошла самые пессимистичные ожидания. Помещение было затоплено на несколько сантиметров. По воде плавали обломки колб, листы с записями, превратившиеся в бесформенную кашу, и несколько несчастных креветок из разбитого аквариума. Дорогой хроматограф, к счастью, устоял, но был обильно политый морской водой. В центре этого хаоса, прислонившись к треснувшему главному садку для образцов, лежало ТЕЛО.

Сергей замер, не веря своим глазам. Сначала он подумал о самом страшном – о человеке. Но свет аварийной лампы, мигавшей на потолке, выхватывал детали, не укладывавшиеся в голове. Длинные, спутанные волосы цвета тёмного золота и меди. Бледное, идеально симметричное лицо с острыми скулами. Хрупкие человеческие плечи. И ниже… ниже, там, где должна была быть талия, начиналось нечто невообразимое.

Это был хвост. Длинный, мощный, покрытый чешуёй, которая даже в полутьме отливала сотнями оттенков – от лунно-серебристого до глубокого синего, почти чёрного. Чешуйки были размером с монету, идеальные, как драгоценная кольчуга. И у самого основания хвоста, там, где чешуя сменялась более нежной, похожей на кожу ската, зияла ужасная рваная рана. Кто-то, видимо, сама существо, пыталось её перевязать, использовав длинные ленты бурых водорослей, похожие на грубые бинты.

Русалка. В его лаборатории. В садке для образцов номер три.

Все научные теории, вся скептическая закалка, мечты о Нобелевской премии – всё смешалось в одну густую кашу непонимания. Он механически сделал шаг вперёд, хрустнув осколком под ботинком.

Существо дёрнулось и открыло глаза.

Они были цвета моря в ясный, но ветреный день – зелёные, с серыми и золотыми вкраплениями. В них не было ничего мифического или загадочного. Только животный ужас, адская боль и свирепая, отчаянная воля.

Она (это определённо была «она») резко дёрнулась, пытаясь отползти, и глухо зашипела, обнажив ровные, совсем человеческие зубы. Движение причинило ей такую боль, что всё её тело сжалось в судороге.

– Эй… тихо… – голос Сергея сорвался на скрипящий шёпот. Он поднял руки, показывая, что безоружен. – Не двигайся. Ты ранена.