Бессердечный принц

Елена Рахманина

Бессердечный принц

Глава 1

Островский хладнокровно спланировал моё убийство, за которое его не посадят в тюрьму.

В памяти всплыли его слова в одну из наших первых встреч: «Я тебя сломаю». Я про них забыла, приняв их в тот момент за жестокую шутку. А он всё это время методично шёл к своей цели. Игрался со мной, как кот с мышкой, пока не загнал меня в мышеловку. Все его чувства – не больше, чем искусственно созданная им иллюзия. Обман.

Ведь разбить можно только влюблённое сердце.

И вот мы стоим друг напротив друга, пока он топчется на моём выдранном из груди сердце.

У меня оставался лишь один вопрос: за что? Что я такого ему сделала, чтобы стать объектом жестокости такого масштаба?

Но унижаться, задавая подобные вопросы, не было смысла.

Я буквально ощущала, как мой взгляд потух. Как всё доброе и светлое высосали из моего тела тёмные, колючие глаза мужа.

Губы болезненно дрогнули. Крупицами чувств, что остались в моём теле, я радовалась, что каким-то образом мне удалось не разреветься. Что оставило мне подобие сохранённой гордости.

Только боялась, если открою рот – начну задыхаться. Потому что боль продолжала давить на грудную клетку.

Мотнула головой и, не видя ничего перед собой, устремилась вон. Из этой спальни. Из дома. И из жизни Артёма.

Я бежала не разбирая дороги, быстро перебирая ногами и рискуя скатиться с лестницы.

Желанная свобода была почти близка, когда меня остановили у самой двери.

– И куда ты собралась? – Схватив за предплечье, Артём разворачивает меня к себе.

Я вроде слышу его вопрос. Понимаю значение слов. Но ответить ничего не могу.

Всё внутри будто онемело.

Но я не знаю, как долго продлится это состояние. Опасаюсь, что в любой момент могу разреветься. Я буквально на грани. От которой меня останавливает лишь одно – мне не хочется доставлять ему ещё больше удовольствия от достигнутого триумфа.

– Пусти, – едва слышно выдавливаю из себя.

Рассказывать ему о своих планах – нелепо.

Его губы сжимаются в жёсткую линию.

– Вернись в спальню, она скоро уйдёт, – выдаёт Островский, и сквозь зону отчуждения пробивается недоумение.

Я не была мусульманкой, но в этот момент мне захотелось три раза крикнуть: развод.

Боже, он же не думает, что я останусь в этом доме?

Самое мерзкое, что где-то в глубине души я всё еще жаждала услышать от него оправдания. Объяснения случившемуся. Я ведь знаю сестру. Она на многое готова пойти. И моему кровоточащему сердцу нужно было любое лекарство. И я с прискорбием понимала, что готова проглотить даже ложь.

И, должно быть, это желание отразилось в моём щенячьем взгляде. Потому что Островский смотрел на меня как на одну из своих поклонниц. Которых он может поманить пальцем, и они на брюхе приползут к нему.

Волна омерзения от собственной бесхребетности пронеслась по телу. Я не хотела быть такой. Зависимой от него, как моя сестра или Соф. Они обе переступили через свою гордость, продолжая увиваться за мужчиной, для которого их тела даже не на сотом месте.

И, похоже, мой муж ожидал от меня подобного раболепия.

– Ты думаешь, что я останусь с тобой? – с трудом выдыхаю ещё одно предложение, слыша, как сухо звучит собственный голос. Как пожухшая осенняя листва.

В том месте, где он меня касается, жжёт кожу.

– Нет. – Его колючий и острый взгляд действует на меня как оружие массового поражения, продолжая меня разрушать. – Мне больше не нужен этот брак. Но ты пока можешь здесь пожить.

Если до этого кинжал просто находился в моей спине. То сейчас он его провернул, усилив муки.

Я едва сдержала стон боли – так плохо мне сделалось в этот момент.

Мне хотелось забиться в самый тёмный и нелюдимый угол и выть, кричать, стонать, пока боль не покинет тело.

Дёрнула руку, вырываясь из его хватки, и пошла в сторону своей машины. В голове гудело. Перед глазами всё плыло. Но каким-то образом мне удалось завести автомобиль и вырулить из этой преисподней.

Только в этот момент я поняла, что еду на встречу с отцом. В дом, где живёт моя сестра. Идея остаться в жилище Артёма уже не кажется такой паршивой, даже если по нему каждый день будут проходить толпы девиц, которых он будет трахать через стену.

Видеть сестру, которая с чувством превосходства и победы будет накручивать на свой наманикюренный пальчик мои кишки, куда паршивее.

Не помню, как доехала до дома отца. Весь путь смазался в одно пятно. Даже странно, что не попала в аварию, потому что всю дорогу ловила себя на мысли, что мне совершенно не хочется жить. Быть. Существовать.

Словно от меня осталась лишь оболочка. Пустая. Полая.

Ворота особняка разошлись в стороны, пропуская машину внутрь.

О чём таком хотел сообщить папа вчера? Неожиданно мне становится интересно узнать.

Хотя кому я вру? Мне плевать. Вообще на всё.

Мир кажется серым и скучным.

Единственное, чего мне хочется, – это плакать.

Но отец тоже не оценит моей слабости. Не утешит.

У него никогда не случится инфаркта, потому что для этой болезни нужно иметь сердце.

Мне сообщают, что он в кабинете. Один. А значит, нет смысла откладывать разговор. Распахивая дверь, захожу к нему.

Адам Ибрагимов отрывается от своего ноутбука, поднимая на меня взгляд. Не знаю, что он сейчас видит, но выражение его лица меняется. Становясь ещё более жёстким.

– Я сейчас застала Милану в постели с моим мужем, – выплёвываю, испытывая безудержное отвращение и стыд.

За то, что меня поставили в такое унизительное положение. За то, что оказалась обманутой и отвергнутой.

– Что ты такое говоришь, Диана? – Отец резко поднимается из-за стола.

Его негодование настолько чистое, что не стоит сомневаться – он был уверен в невинности дочери. И… я совсем не удивлюсь, если после произошедшего он заставит их пожениться. А меня задвинут на второй план. Одну сестру заменят другой.

От этой мысли вновь становится больно.

И, возможно, в этом и был план Миланы.

– Я сама их видела. Извини, записать сториз для тебя не успела. Придётся поверить на слово. Да и дочь твоя вряд ли станет отрицать.

С каждым словом тошнота всё сильнее подступает к горлу.

Вести этот разговор невыносимо. Но и пребывать в неведении я тоже не могу. Мне необходимо знать, как отец захочет распорядиться моей судьбой.

Отец бледнеет. Загорелая кожа принимает серый оттенок. А мне гадко. Обидно, что никто из близких не замечал двуличия сестры. И из нас двоих именно я была проблемной дочерью. Сложным ребёнком. Хотя в чём же заключалась эта сложность? Я ведь тихоня, всё свободное время проводящая за монтированием видео. Просто не отвечала кавказским стандартам покорности.

– Я с ней поговорю. Это… какая-то ошибка, – всё же выгораживает её.

Скрывать отвращение нет сил. Поэтому я продолжаю прямо смотреть на него. На человека, который отдал меня своему врагу. И позволил растоптать. Унизить и предать.

– Что дальше, папа? Артём признался, что ему не нужен этот брак, – выкапываю из себя эти слова, как землю из могилы.

Больно.

Разрушительно больно.

– Я знаю, дочка. И вскрылось ещё одно обстоятельство, о котором ты должна знать.

Мой несокрушимый отец с поверженным видом опускает глаза в пол, с силой сжимая челюсти и кулаки.

И, пожалуй, это пугает меня больше криков и угроз.

– Какое? – тихо интересуюсь, не представляя, что могло настолько выбить отца из колеи.

– Мне сообщили, что его семья повинна в смерти твоей матери. Прости.

Глава 2

Пять лет спустя

За пять лет, минувших с того разговора, мне так и не удалось узнать, по какой причине семья Островского могла желать смерти моей матери.

Тогда я пыталась выпытать у отца хотя бы крупицы информации. Но и ими он делился нехотя. Контролируя каждое брошенное обвинение.

– Убийца – Александр Драгонов. Впрочем, не удивлюсь, если он прикрывал свою жену, – кривясь, поведал папа.

Его слова буквально оглушили меня. Но, возможно, в любой другой день я отреагировала бы на эту новость ярче. А сейчас у меня просто не осталось ни сил, ни нервных клеток, чтобы испытывать острые эмоции. Я находилась в глубокой прострации.

– А мотив?

Я не могла поверить, что тот мужчина с благородной внешностью мог… убить женщину. Он не был похож на головореза. А учитывая его врачебное прошлое, слова отца и вовсе пахли ложью. Что уж говорить про Лилю, которая выглядела не крепче хрустальной вазы и вряд ли могла поднять на кого-то руку.

Но зачем великому и ужасному Адаму Ибрагимову врать о таком? Разве только для того, чтобы пропасть между мной и Островским приняла и вовсе необъятные размеры.

Или я всё же ошибаюсь во всех них?

– Ты купилась на их внешность, решив, что они благородное семейство. Но за красивым фасадом часто прячется гниль, – фыркнул отец, недовольный моими расспросами. – Твоя мать стала их невинной жертвой, случайно попавшей под замес. А я… не сумел её защитить.

Исповедь отца полоснула по сердцу. И старая рана от потери мамы вновь закровоточила.

Когда её убили, я находилась рядом. Но память милостиво стёрла из головы четырехлетки все болезненные воспоминания. Лишь один фрагмент методично всплывал, мучая меня ночными кошмарами.

Как я сидела в луже её крови, оставленная одна.

Если убийца хотел меня пощадить, то сделал это весьма жестоким способом.

Сколько я так просидела рядом с трупом матери? Час или сутки?

– В таком случае как вышло, что ты узнал про убийцу моей мамы только сейчас?

Отец отвёл взгляд, словно на дне его зрачков я могла прочитать ответ. И эта скрытность меня ужасно пугала. Хотелось привязать его к стулу и светить лампой в лицо, выведывая каждую мелкую деталь.

– Драгонов, скажем так, сделал чистосердечное признание. Не полиции, конечно. Нам.

Линия рта отца исказилась, будто его тошнило даже от фамилии этого человека.

Я судорожно выпустила из лёгких воздух. Внутри всё горело.

Мне казалось, что я вот-вот должна сломаться до конца. Безвозвратно. Но, похоже, я была крепче, нежели думала. Или гибче, продолжая сгибаться под гнётом боли.

Сжала кулаки, пытаясь собраться. Иначе я просто распадусь на молекулы.

– Поэтому тебе опасно находиться рядом с кем-то из этой семейки, – выдал отец, немного успокаиваясь. – Собирай свои вещи, вечером на частном самолёте полетишь к бабушке. Я купил ей новый дом под Пятигорском. Тебе там понравится. Пока я не пойму, что ты в безопасности, сиди тише воды, ниже травы.

Я вскинулась. Отец был в натянутых отношениях со своей матерью. Я же её обожала. Как и она меня. И всегда сожалела, что меня не отдали ей на воспитание.

– Под Пятигорск? – уточняю, боясь, что ослышалась.

Отец лишь кивнул. И, махнув рукой, позволил мне удалиться.

Добралась до своей спальни. Заперлась изнутри. Сняла с себя всю одежду. Врубила в душевой воду, а в колонках – громкую музыку.

И закричала, выплёскивая из себя все эмоции. Боль брала начало где-то в грудной клетке, разливаясь у сердца горячей лавой. И выливалась из меня потоком обжигающих слёз, смываемых водой.

Крик превратился в вой раненой волчицы, которую растерзала своя же стая. Пальцами скребла грудь, шею. Боль не желала покидать тело. Затаилась рядом с воспоминаниями. Во всех моментах, когда мне казалось, что сердце Артёма живое и способно биться. А значит, и любить.

Но я ошиблась.

Нет там ничего живого. И будучи мёртвым внутри, сам он способен сеять лишь смерть. За одним случайным исключением.

Первый месяц жизни у бабушки прошёл как в тумане. Я была оторвана от внешнего мира в её доме. Я боялась заходить в интернет. Мне казалось, если я узнаю, что Артём и Милана вместе, – это добьёт меня.

– Нельзя же так убиваться, птенчик. Ни один мужчина того не стоит. Был бы он ещё достойным, да сдох бы, я бы поняла твои слёзы. А так, что хорошего он тебе сделал, что ты тут проливаешь литры слёз? – успокаивала меня бабушка, гладя по голове. Совсем как в детстве.

Слова логичны и понятны. Мне и самой не ясно, откуда за столь короткий период брака во мне могли зародиться эти глубокие чувства. Точно сорняки, они проросли в меня. Но я знала, что пройдёт время и я избавлюсь от них.

А потом… у меня на фоне стресса началась аменорея. Так я думала.

Только врач не подтвердил диагноз из Гугла.

– Вы беременны, – брезгливо поджимала губы гинеколог, видя, что на мне нет обручального кольца.

Я, признаться, понятия не имела, что с моим браком. Отец должен был обо всём позаботиться. И я рассчитывала, что его просто аннулировали.

Откинулась на спинку стула, пытаясь понять, что делать с этой информацией. Но меня буквально прожигал колючий взгляд врача. Я невольно выбралась из своих дум. Она не была старой. Обычная женщина средних лет. Ухоженная, в некоторой степени даже привлекательная.

Только злые глаза её сильно портили. И то, как оценивающе она меня изучала.

– Ну что, потаскушка, – презрительно выжала из себя женщина, – нагуляла пузо? Ноги как раздвигать ты знаешь, а как предохраняться – нет?

Боже. Их с Миланой что, выкормила одна мать?

Я была так ошарашена этим тоном и словами, что даже не сразу нашлась с ответом. И, должно быть, поэтому врач решила, что меня разрешено пинать словами дальше.

– Аборт, конечно, можно сделать, – продолжила она, выплёвывая слова, будто яд. – Пять недель – срок маленький…

Я почувствовала, как сковавшее меня оцепенение разлетелось вдребезги. Кавказская горячая кровь вскипела во мне. И я, едва осознавая происходящее, вскочила со стула. Моя рука потянулась к кружке, из которой пила мегера, и я не раздумывая выплеснула её содержимое прямо в её самодовольное лицо. Под изумлённым взглядом медсестры, что сидела напротив.

Вода стекала по щекам врача, смазывая плотный макияж, и она замерла, ошарашенная, с распахнутым, как пасть, ртом.

– Вы за свои слова ответите, – прошипела я, слыша, как мой голос звенит от ярости. Пожалуй, никогда ещё я так не злилась. Будто весть о ребёнке что-то изменила во мне. – Вас уволят. Сегодня же. Таким мразям, как вы, нельзя работать с людьми. А уж с беременными – тем более.

Врач начала что-то невнятно бормотать, явно не привыкшая к отпору. Но я уже развернулась и вылетела из кабинета, хлопнув дверью так, что стёкла задрожали.

Не удивлюсь, если подобная манера общения для неё данность. Наверняка она постоянно позволяла себе эти вольности. Но я планировала избавить будущих мамочек от такой медицинской помощи.

Главному врачу оказалось достаточно лишь назвать фамилию моего отца, чтобы женщина лишилась рабочего места. Наверняка она подрабатывала и в частных поликлиниках. Но, уверена, за деньги она вела себя совсем иначе. И явно не ожидала, что дочка владельца заводов и пароходов заявится в обычную поликлинику.

Уже после того, как я покинула поликлинику, от врача раздался звонок с извинениями. Она что-то несвязно и испуганно блеяла. Должно быть опасаясь, что головорезы отца заявятся в её дом очищать мою честь. Ну а я не собиралась развеивать её страхи.

Тем же вечером я рассказала бабуле о предстоящем пополнении семейства.

– Что же ты будешь делать, птенчик? – ошарашенно поинтересовалась бабушка. – Надо рассказать обо всём отцу ребёнка. Он вправе знать.

Её слова вызвали во мне такой мощный протест, что я едва не закричала. Но сдержалась.

Потёрла лицо ладонями.

– Нет. Никогда он не узнает о ребёнке.

Дорогие читатели, не забывайте добавлять книгу в библиотеку)

Глава 3

С того момента, как я узнала про беременность, во мне что-то бесповоротно изменилось.

Я не считала себя достаточно зрелой для того, чтобы стать мамой. И в принципе не планировала раньше тридцати лет заводить потомство. Но идея избавиться от ребёнка казалась мне чудовищной. Преступной.

Как бы я ни относилась к отцу ребёнка, чем бы ни были вызваны мои к нему чувства, я пребывала в полной решимости сохранить плод моей неправильной любви.

Вместе с этой решимостью во мне росло тёплое, доброе чувство. Оно, словно потерянный котёнок, сворачивалось у меня под грудью и грело. Не могла его объяснить ничем разумным. Просто оно жило во мне и росло вместе с малышом.

Только я слабо представляла, как теперь сложится моя жизнь. Если Островский узнает о ребёнке, то объявит мне войну. Кровавый джихад. Чтобы оторвать от меня свою плоть и кровь.

И не из-за безусловной любви родителя к ребёнку. А потому, что Островский сможет использовать его в борьбе против моего отца.

– Тебе теперь совсем нельзя волноваться, птенчик, – произнесла бабушка, присаживаясь рядом со мной на веранде, принеся с собой запах Шанель «Номер пять» и свежезаваренный чёрный чай с земляничным вареньем.

Новое жилище совсем не походило на те помпезные особняки, которые так любил отец. Никакой золотой лепнины на стенах или мрамора везде, где его можно уложить. Бабушка предпочитала жить скромно. А я в её новом доме ощущала себя вполне комфортно.

Он был спрятан в лесной местности, и сейчас я имела возможность слышать пение птиц и наблюдать, как ветер колышет листву. Более идеального места для вынашивания ребёнка сложно представить.

– Я и не волнуюсь, бабуль, – почти искренне отвечаю.

Потому что не собираюсь вредить малышу. А нервишки у меня и вправду ни к чёрту. Боль иногда всё ещё накатывала. Но я откатывала её обратно.

Я не имею права на уныние.

«У меня всё хорошо», – так я убеждала себя.

Есть кров, еда, и рядом родной человек. Мне совершенно не о чем грустить.

Уж точно не о предателе.

И порой эти аффирмации приносили плоды.

Становилось лучше.

Я всё ещё не чувствовала, что могу дышать полной грудью. В лёгких продолжало печь. Но с каждым днём давление ослабевало.

– Отцу ребёнка коли говорить не хочешь, так хоть деду дай знать. Адам будет рад внуку, – наставляла ба.

– Нина Аслановна, – с официозом обращаюсь к ней, – для папы мой ребёнок не внук, а новая марионетка. Не хочу.

– Птенчик, у твоего отца везде глаза и уши. Сама знаешь. – Бабушка неодобрительно качает головой, потягивая обжигающе горячий чай. – Не тяни с этим.

Она права. Но я продолжала тянуть. Мне хотелось отгородиться от всего мира. Я даже не брала трубку, когда отец звонил.

Слышать или видеть его я не желала.

В интернет я так и не выходила. Блог – моё детище – пришлось забросить. С друзьями обменивалась эсэмэсками, обходя тему своего брака. И, по сути, не знала, чем живёт внешний мир.

Бабушка даже телевизор почти не включала. И если случится в мире катаклизм – мы узнаем о нём последними. Иногда я выбиралась в город, скупала в книжном романы и отрешалась в них от реальности.

Мне нравилась такая жизнь.

Беременность протекала легко.

Пока в один из дней к нам не нагрянули гости.

Я как раз кормила приблудного пса, который, должно быть, сбежал от соседей, когда увидела машину, заезжающую на нашу территорию.

Сразу напряглась. Кто бы это ни был, мы с Громом (так я звала собаку) его не ждали.

Из блестящего, как медный таз, крузака вышел незнакомый парень. А следом за ним и мой отец.

– Здравствуй, дочка.

Отец цепким взглядом захватил мою фигуру.

Радовалась, что на мне безразмерная футболка и свободные джинсы. На пятом месяце беременности живот выглядел маленьким, а я – излишне худой. По крайней мере, именно так твердила бабушка.

– Здравствуй, папа, – в тон ответила, ощущая на себе пристальное внимание незнакомца.

Раньше я, возможно, оценила бы его привлекательность. Высокий, плечистый. Судя по блядским глазам, девчонки от него наверняка писают кипятком.

Но сейчас… мне было абсолютно всё равно. Наоборот, я опасалась, что отец хочет навязать мне в спутники жизни ещё одного своего «бизнес-партнёра». Ощетинилась, как дворовая кошка, которую обступили псы.

Изучила его колючим взглядом и отвернулась.

– Андрей, это моя средняя дочь Диана, – широко и довольно улыбнулся отец, будто я породистая лошадь, выставленная на продажу. Потому что, судя по жадным глазам Андрея, я приглянулась потенциальному покупателю.

Но готова биться об заклад, дочке Адама Ибрагимова, чтобы нравиться его друзьям, не обязательно иметь привлекательную внешность. Достаточно просто быть и носить его фамилию.

– Чем обязана подобной чести?

Оба гостя получили от меня в дар по ядовитой ухмылке. Посмотрим, как их планы на мой счёт разобьются о мою беременность. Я уже даже предвкушала, как увижу ошеломлённый и разочарованный взгляд отца.

– Андрей – мой друг в этом городе, и твой теперь, – на последних словах отец сделал акцент.

Друг – с языка моего отца переводилось как криминальный авторитет.

– Как мило, – пропела я, продолжая тянуть свою безумную улыбку, изумляя отца непривычным поведением, – мне с ним через скакалочку прыгать или через презерватив?

Отец тут же побагровел. А Андрей… рассмеялся.

Фыркнула. Веселить его у меня не было намерений.

– Мы потом поговорим ещё, дочка, – с нажимом произнёс отец, с привычной тягой давя на меня.

Но мне было плевать.

– Не о чем говорить. – Я подняла футболку, демонстрируя свой круглый животик. – Замуж я больше не пойду. Можешь даже не мечтать.

Отец переводил взгляд с моего лица на живот. Казалось, в первые секунды он надеялся, что я просто переела сладкого. Но тонкие запястья и выступающие из-под широкой горловины футболки ключицы говорили об обратном.

В тот день пришлось объяснить родителю, что брак с Островским имеет последствия. С удивлением обнаружила, что мне теперь совершенно плевать на чувства Адама Ибрагимова.

Моё разочарование было такой силы, что неожиданно стало всё равно. На его отношение ко мне, его отеческие чувства. Я уже в полной мере познала, какой он отец. Дно дна пробить сложно.

А я больше не желала быть хорошей и удобной дочкой.

Раз сватовство не удалось, визит отца оказался коротким. Не дольше суток. И перед его отъездом я зашла в гостевую спальню, где он ночевал. Дождалась, пока он обратит на меня своё внимание между тучей звонков. Деловой. Занятой.

– Что ты хотела, Диана? – сухо интересуется, демонстрируя всю чёрную палитру своего недовольства.

Плевать.

– Если ты расскажешь Островскому про ребёнка, дочери у тебя больше не будет, – сухо цежу, глядя ему в глаза. – Если попытаешься использовать моего ребёнка в своих интересах – пожалеешь. Если мой ребёнок пострадает – я тебя убью.

Отец вперил в меня нечитаемый взгляд.

Выжидал. Изучал, как под микроскопом.

– Вот как, тигрица, значит, готова охранять свой прайд? Похвально.

Не знаю почему, но довольство, вырисовавшееся на физиономии отца, мне жутко не понравилось.

Отец уехал. А вот мой новый «друг» не испугался пуза. И навещал меня. Неожиданно действительно став другом.

Девочки, если вам нравится роман, не забывайте, пожалуйста, ставить лайки, это очень важно для меня)

Глава 4

Хотя я была уверена, что его испугает общение с беременной девушкой. Абсолютно бесперспективное.

Отец заставил меня сохранить телефон Андрея на случай чрезвычайных ситуаций. Или он бы оставил в доме охрану, чего мне совершенно не хотелось. Поэтому пришлось занести Андрея Ростова в свой список контактов.

Следующая наша встреча состоялась, когда моя беременность перевалила за восьмой месяц. А мой живот приобрёл идеальную форму шара. Я топала уточкой от своего акушера-гинеколога, радуясь, что на улице свежо и я не обливаюсь потом от жары, как было несколько месяцев назад.

Несмотря на то, что я до сих пор чувствовала себя нормально, усталость от беременности накатывала. И хотелось побыстрее разродиться. Вернув себе право на тело. Потому что сейчас им управлял тот маленький человечек, пятка которого время от времени проявлялась под кожей.

– Я будто героиня фильма «Чужой против Хищника», – бормочу я себе под нос, поглаживая живот.

Следовало бы вызвать такси и поехать домой. Но я устала находиться в четырёх стенах под опекой бабушки и заниматься гнездованием, перебирая купленные на маркетплейсах товары для новорождённых.

Решила сегодня быть дерзкой и прогуляться по городу. Неспешно шагая по бульвару, буквально ощутила на себе чужой интерес. Что за магия заключена во взглядах людей, направленных на тебя? И ведь всегда находишь глазами того, кто на тебя пристально смотрит.

Вот и я безошибочно поймала внимание Андрея.

Он сидел на веранде кафе в окружении компании людей. Девушек и парней его возраста. Я, конечно, в его паспорт не заглядывала, но на вид ему лет двадцать семь.

Сказав что-то своим товарищам, он поднялся и направился в мою сторону.