После измены. Новый год для троих

Ольга Дашкова

После измены. Новый год для троих

Глава 1

Лиза

Стою в отделе кукол «Детского мира» и пытаюсь не думать о том, сколько денег потрачу на Новый год. Алиса носится между полками и каждые тридцать секунд находит новую «самую нужную игрушку в мире».

– Мама, смотри! – кричит она, размахивая плюшевым единорогом размером с нее саму. – Он же розовый! И с крылышками!

– Алиса, положи на место, – автоматически отвечаю, перебирая более скромные варианты. Четыре года назад я даже представить не могла, что буду высчитывать каждую копейку в игрушечном магазине.

Но я не жалею. Ни о чем не жалею.

Алиса – мой свет, моя вселенная, мой смысл жизни. Когда я смотрю в ее огромные карие глаза, так похожие на… Нет. Не думать о нем. Никогда.

– Мама, а можно эту принцессу? – Алиса тянет меня за рукав, показывая на дорогую куклу в блестящем платье.

– Солнышко, давай выберем что-то попроще, – улыбаюсь, присаживаясь рядом с ней. – Смотри, вот эта кукла тоже очень красивая.

– Но у нее нет короны, – вздыхает Алиса с таким трагичным выражением лица, словно это вопрос жизни и смерти.

– Зато у нее добрые глаза, – говорю, поправляя дочке непослушную прядку. – А корону мы можем сделать сами из фольги. Помнишь, как мы на твой день рождения мастерили?

Алиса задумывается. В эти моменты она выглядит совсем взрослой, морщит носик точно так же, как делала это я в ее возрасте. И точно так же, как делал… Стоп. Не сейчас.

– Ладно, – наконец соглашается она. – Но тогда еще единорога!

– Алиса…

– Маленького! Вот этого!

Она хватает первого попавшегося единорога и несется к выходу из отдела, не глядя по сторонам. Я вскакиваю, чтобы догнать ее:

– Алиса, стой! Не беги! Там люди!

Но поздно. Моя четырехлетняя торпеда врезается в кого-то на полном ходу. Слышу мужской возглас удивления, звук падающих коробок.

– Алиса! – подбегаю, готовая извиняться. – Прости, она не хотела… Мне очень жаль…

Но слова застывают в горле. Передо мной стоит Герман.

Герман Архипов. Человек, который разбил мне сердце пять лет назад. Отец моего ребенка, который об этом не знает.

Он изменился. Повзрослел. Стал более солидным и привлекательным. Морщинки вокруг глаз стали глубже. Но все такой же высокий, широкоплечий, в безупречно сидящем дорогом пальто. От него все так же пахнет тем самым парфюмом, от которого у меня когда-то кружилась голова и подкашивались ноги.

– Ой, простите,– щебечет моя дочь.

– Ничего страшного, принцесса, – мягко говорит он Алисе, собирая рассыпавшиеся коробки с конструктором. – Бывает.

Алиса смотрит на него снизу вверх, приоткрыв рот. В ее глазах восхищение – Герман всегда производил такое впечатление на людей. Особенно на женщин и не важно сколько им лет.

– Извините, пожалуйста, – шепчу, чувствуя, как кровь отливает от лица. – Она не специально. Она просто… увлеклась.

Герман медленно поднимает глаза от Алисы и смотрит на меня, по его лицу пробегает удивление, затем узнавание. Потом – полный шок.

– Господи… Лиза? – голос звучит хрипло, словно он не может поверить собственным глазам. – Лиза Костромина?

– Да, – отвечаю, пытаясь взять себя в руки и не показать, как дрожат руки. – Привет… Герман.

Мы стоим посреди игрушечного магазина, между полками с куклами и машинками, под звуки новогодней музыки, и время словно остановилось. Покупатели обходят нас стороной, дети смеются где-то рядом, но я слышу только стук своего сердца.

– Ты… – Герман качает головой, словно пытается прийти в себя. – Ты как будто исчезла с лица земли. Я искал тебя…

– Искал? – смех получается горьким. – Как же, искал. Прямо в свадебном путешествии, наверное.

Его лицо каменеет.

– Мама, кто это? – спрашивает Алиса, дергая меня за куртку.

Открываю рот, но не знаю, что сказать. Герман переводит взгляд на мою дочь, что-то меняется в его лице. Он изучает ее черты – темные волосы, карие глаза, упрямый подбородок.

Мой подбородок. Но его глаза.

– Сколько ей лет? – тихо спрашивает он, в его голосе появляется какая-то странная нота.

– Четыре, – отвечаю автоматически, а потом понимаю свою ошибку.

Герман молчит несколько секунд, но я вижу, как работает его мозг. Он считает месяцы, вспоминает. Его лицо бледнеет на глазах.

– Четыре года, – медленно повторяет он. – Четыре года и… сколько месяцев?

– Это не твое дело, – отвечаю слишком быстро.

– Мама, а почему дядя такой странный? – громко интересуется Алиса, совершенно не понимая накала ситуации. – И почему ты сердишься?

– Тише, солнышко, – шепчу, наклоняясь к ней.

– Но он же красивый, – продолжает она, глядя на Германа с неприкрытым восхищением. – Как принц из мультика! Правда, красивый?

Герман вдруг приседает перед ней, и я чувствую, как внутри все сжимается от паники.

– Как тебя зовут, принцесса? – спрашивает мягко, тем самым голосом, которым когда-то говорил со мной.

– Алиса, – гордо отвечает моя дочь. – Алиса Костромина. А вас как?

– Герман, – говорит он, не сводя с нее глаз. – Герман Владимирович. Очень приятно познакомиться, Алиса.

Он протягивает ей руку для рукопожатия, и она, хихикая, пожимает ее своей крошечной ладошкой.

– У вас красивое имя, почти как у принца, – серьезно сообщает она. – А почему у вас такие же глаза, как у меня?

Воздуха становится мало. Очень мало.

– Алиса, – говорю срывающимся голосом, – пойдем отсюда. Нам пора.

– Нет, подожди, – Герман поднимается, делает шаг ко мне. – Лиза, нам нужно поговорить.

– Нам не о чем говорить.

– Да как же не о чем? – его голос становится громче. – Если то, о чем я думаю, правда…

– Заткнись, – цежу я сквозь зубы. – Здесь ребенок.

– Именно! Здесь ребенок! Который, похоже, мой ребенок!

– У тебя НЕТ ребенка! – кричу, забыв об осторожности. – У тебя есть жена! Помнишь? Та, которой ты делал предложение, пока я носила под сердцем…

Осеклась, понимая, что сказала слишком много.

– Мама, – тихо говорит Алиса, испуганно глядя на нас, – почему вы ругаетесь?

Герман стоит как громом пораженный. Его лицо проходит все стадии – от шока до понимания, от вины до отчаяния.

– Ты была беременна, – медленно говорит он. – Ты была беременна и ничего мне не сказала.

– А зачем? – голос дрожит от злости. – Чтобы ты выбирал между нами? Чтобы бросил невесту ради случайной связи?

– Случайной? – его глаза сверкают болью. – Мы встречались почти год!

– Да, встречались! Пока ты тайно не встречался с другой!

– Мама, не кричи, – плачет Алиса, прижимаясь к моей ноге.

– Извини, солнышко. Мама больше не будет кричать,– беру себя в руки, глажу ее по голове.

– Лиза, – Герман делает еще шаг ближе, – я могу все объяснить…

– Объяснить? – смеюсь истерично. – Что именно? Как ты говорил мне «я тебя люблю» по вечерам, а утром планировал свадьбу с другой?

– Я не планировал! – взрывается он. – Все было сложнее!

– У тебя нет дочери, – беру Алису на руки. – У тебя нет ничего. Понял? НИЧЕГО!

– Лиза…

– Если ты подойдешь к нам, если попытаешься найти нас – я сделаю все, чтобы ты пожалел.

– Но я имею право знать…

– Ты не имеешь никаких прав! Никаких! Ты сделал свой выбор пять лет назад!

Поворачиваюсь, иду к выходу, стараясь не бежать. Алиса плачет у меня на руках, люди оборачиваются, но мне все равно.

– ЛИЗА! – кричит Герман мне вслед. – ЭТО МОЯ ДОЧЬ!

Не оборачиваюсь, только на улице, в холодном декабрьском воздухе, я позволяю себе остановиться и дрожать. Алиса всхлипывает у меня на плече.

– Мама, почему дядя Герман кричал? – спрашивает она сквозь слезы. – Он плохой?

– Не знаю, солнышко, – шепчу, глажу ее по спине, пытаясь успокоить и себя, и ее.– Не знаю.

Но я знаю одно, что наша тихая жизнь только что закончилась. Прошлое нашло нас. И теперь придется с ним разбираться.

Глава 2

Лиза. 5 лет назад

Не узнаю себя, не узнаю ту девушку, которая отражается в зеркале в ванной комнате. Лицо бледное, глаза огромные от страха и… надежды? Не знаю. В руках дрожит тест, а на нем две яркие полоски смотрят на меня, как приговор.

Или как благословение.

Беременна. Я, двадцатилетняя студентка третьего курса, беременна от мужчины который старше меня на десять лет и которого я безумно люблю. Опускаюсь на край ванны, прижимаю тест к груди.

Две полоски. Две маленькие розовые полоски, которые изменили все.

– Лиза, ты там утонула? – кричит мама из кухни. – Завтрак стынет!

– Иду! – отвечаю, но голос предательски дрожит.

Прячу тест в косметичку, умываюсь холодной водой. Нужно взять себя в руки. Подумать. Решить, как сказать Герману.

Боже, Герман… Мой первый мужчина, моя первая любовь, моя вселенная. Мы вместе уже почти год и каждый день с ним – как в сказке. Он старше меня, успешный бизнесмен, а я… обычная студентка из обычной семьи.

Когда мы познакомились в кафе возле университета, я не могла поверить, что такой мужчина обратит на меня внимание. Красивый, умный, состоятельный – и выбрал меня. Простую девчонку, которая подрабатывает репетиторством, чтобы помочь маме с коммуналкой.

– О детях мы еще не говорили, – шепчу своему отражению. – Но он же меня любит. Он постоянно говорит, что я изменила его жизнь.

Вспоминаю наш вчерашний вечер. Как Герман забрал меня после учебы, как мы поехали к нему, а потом мы сидели на диване, смотрели фильм, потом занимались любовью, поздно вечером отвез меня домой. Мама так и не догадывается, с кем я встречаюсь.

– Лиза! – снова зовет мама.

Выхожу из ванной, иду на кухню. Мама стоит у плиты, помешивает кашу, она работает медсестра в районной поликлинике. Вырастила меня одна, папа ушел, когда мне было три года. Вся ее жизнь – работа и я.

– Что-то ты бледная. Не заболела?

– Нет, все нормально, – быстро отвечаю, садясь за стол.

– Экзамены скоро, волнуешься?

Киваю, хотя об экзаменах сейчас думать не могу. В голове одно: как сказать Герману? Когда? Где? Сегодня вечер пятницы. Обычно мы встречаемся у него, но я хочу что-то особенное. Романтичное. Достойное такой новости.

– Мам, – говорю, размешивая кашу, – можно сегодня вечером не ночевать дома? У Кати день рождения.

– Конечно, – улыбается мама. – Только не пей много.

Если бы она знала… Я больше никогда не смогу пить. По крайней мере, ближайшие девять месяцев. Девять месяцев. Срок показался огромным и одновременно крошечным. Через девять месяцев у меня будет ребенок. Наш с Германом ребенок.

После завтрака иду в университет, но сосредоточиться на лекциях не получается. В голове крутятся планы. Нужно заказать столик в хорошем ресторане. Купить что-то символичное – может, детские пинетки? Или соску? Нет, соску слишком банально.

На большой перемене звоню в «Комильфо» – ресторан, где мы с Германом были в первый раз. Заказываю столик на восемь вечера. На имя Архипова – пусть думает, что это сюрприз по другому поводу.

После пар бегу в ТРЦ, в детский отдел. Сердце колотится от волнения, иду между полок с крошечными вещичками и не могу поверить, что скоро это все понадобится мне. Нам.

Выбираю самые маленькие пинетки – белые с золотистой вышивкой. На размер новорожденного. Продавец упаковывает их в красивую коробочку с бантиком.

– Подарок? – улыбается она.

– Самый важный в жизни, – отвечаю и мой голос дрожит от счастья.

Дома быстро собираюсь. Надеваю нежно-розовое платье, Герман говорил, что в нем я похожа на ангела. Легкий макияж, его любимые духи. Коробочку с пинетками и тест прячу в маленькую сумочку.

Перед зеркалом репетирую речь:

– Герман, у меня для тебя новость… Нет, слишком сухо. Любимый, помнишь, ты говорил, что хочешь изменить свою жизнь? Нет, тоже не то.

В итоге решаю просто отдать коробочку и ждать его реакции.

В ресторан приезжаю в половине восьмого. Хочется убедиться, что все идеально – цветы на столе, шампанское охлаждается… Хотя мне теперь нельзя, но это неважно. Главное – момент.

– Добро пожаловать в «Комильфо», – встречает меня администратор. – Столик забронирован на имя Архипова?

– Да, на восемь часов.

– Но… – девушка смотрит в планшет, хмурится. – Господин Архипов уже здесь. Прошел минут десять назад. С дамой.

Мир качнулся.

– С дамой?

– Да, с блондинкой. Очень красивая пара. Заказали шампанское, просили не беспокоить…

Не понимаю, что происходит. Герман здесь? С женщиной? Может, это деловая встреча? Или родственница?

– Покажите мне столик, пожалуйста.

Администратор ведет меня через зал. Мой столик у окна,  самый романтичный в ресторане. И за ним… Время останавливается.

Герман одной рукой держит ладонь девушки, в другой у него коробочка с кольцом. Напротив – ослепительная блондинка в дорогом черном платье. Она плачет. От счастья.

– Карина, – говорит Герман, его голос долетает до меня через музыку и разговоры, – выходи за меня замуж.

– Да! Герман, да! Конечно, да!– блондинка кивает, рыдая.

Он надевает ей кольцо на палец. Огромный бриллиант сверкает в свете люстр. Они страстно целуются, как люди, которые любят друг друга. Как мы целовались еще вчера.

Сумочка выскальзывает из рук, падает на пол. Коробочка с пинетками выкатывается, открывается. Крошечные белые башмачки для нашего ребенка лежат на мраморном полу ресторана.

– Девушка, с вами все в порядке? – чей-то голос издалека.

Не могу ответить. Смотрю на Германа, который целует свою невесту, и понимаю: я ничего не значу. Год отношений, признания любви, планы на будущее – все ложь. Красивая, сладкая ложь.

– Я так долго этого ждала, – плачет Карина. – Так долго надеялась…

– Прости, что заставил ждать, – говорит Герман, гладя ее лицо. – Нужно было разобраться с некоторыми… обязательствами.

Обязательствами. Я – обязательство?

Подбираю сумочку, пинетки. Разворачиваюсь и иду к выходу. Ноги ватные, перед глазами все плывет, но заставляю себя идти ровно. Не бежать. Не привлекать внимание. На улице ударяет ноябрьский мороз, но я его не чувствую. Внутри пустота. Холодная, звенящая пустота.

Добираюсь домой на автопилоте. Мамы нет – у нее смена до утра. В квартире тихо и темно. Прохожу в свою комнату, сажусь на кровать. И только тогда начинаю плакать. Рыдания рвутся из груди, сотрясая все тело. Прижимаю к животу коробочку с пинетками – все, что осталось от моих мечтаний.

– Прости, малыш, – шепчу сквозь слезы. – Прости, что у тебя такой папа.

Телефон звонит. Герман. Отключаю звук. Пусть звонит. Плачу до утра. Потом принимаю душ, завариваю крепкий чай и пытаюсь думать.

У меня есть выборы. Можно сделать аборт – никто не узнает. Можно попытаться связаться с Германом – рассказать о беременности. Пусть выбирает между мной и невестой.

Но представляю эту сцену и понимаю: не смогу. Унижаться не буду. Умолять не буду. Ребенок не должен быть орудием шантажа. Утром приходит мама. Одного взгляда на меня хватает, чтобы понять – что-то случилось.

– Лиза, что произошло? – садится рядом, обнимает. – Ты вся в слезах.

И я рассказываю. Все. Про тест, про планы, про ресторан. Про то, как рухнул мой мир за одну секунду. Мама слушает молча, гладит меня по голове. А когда я заканчиваю, говорит:

– Завтра же идем в клинику.

– Зачем?

– На аборт. Пока не поздно.

– Мама!

– Лиза, тебе двадцать лет! – она встает, начинает ходить по кухне. – Ты учишься, у тебя вся жизнь впереди! Зачем тебе ребенок от этого… от этого…

– Это мой ребенок, – говорю я тихо.

– Ребенок человека, который тебя предал! Который играл с тобой, пока встречался с другой!

– Ребенок здесь ни при чем.

– Лиза, будь реалисткой! – мама садится передо мной, берет за руки. – Как ты будешь растить ребенка одна? На какие деньги? Ты же еще студентка! Мы не потянет.

– Разберемся как-нибудь.

– Как? Ты не сможешь работать с маленьким ребенком. Мы едва концы с концами сводим…

– Мама, прошу тебя…

– Посмотри на меня! – она встряхивает меня за плечи. – Я родила тебя в двадцать три, думала – справлюсь. Твой отец тоже клялся в любви, а потом сбежал. Ты хочешь такую же жизнь?

– Нет, – шепчу. – Но я не могу… Не могу убить его.

– Это не убийство! Это разумное решение!

– Для тебя, может быть. Не для меня.

Мы спорим весь день. Мама приводит разумные доводы: молодость, учеба, деньги, будущее. Я не могу ей возразить – все правильно. Но каждый раз, когда думаю об аборте, внутри что-то кричит: «Нет!»

– Лиза, – мама садится рядом, обнимает меня, – я просто не хочу, чтобы ты повторила мои ошибки.

– Может, это не ошибка, – говорю я. – Может, это шанс.

– Шанс на что?

– На любовь. Настоящую. Безусловную.

– Ты всегда была упрямой. Как отец,– мама вздыхает, целует меня в макушку.

Но я уже решила. Этот ребенок – все, что у меня осталось от любви. Пусть любовь оказалась ложью, но ребенок настоящий. Я буду матерью. Хорошей матерью.

А Герман пусть живет со своей блондинкой и не знает, что где-то растет его дочь. Дочь, которая будет любить меня просто за то, что я есть.

Глава 3

Лиза

Алиса родилась 15 августа, в самый жаркий день лета. Я помню каждую секунду тех родов, долгих, мучительных, но завершившихся чудом. Когда акушерка положила мне на грудь маленький комочек, весь красный и сморщенный, я поняла: это и есть настоящая любовь.

– У вас девочка, – улыбнулась врач. – Красавица.

Красавица. Мой маленький ангел с крошечными кулачками и огромными темными глазами. Она даже плакала как-то особенно – не надрывно, а требовательно, словно говорила: «Мама, я здесь, займись мной!»

– Алиса, – прошептала я, глядя на ее личико. – Ты моя Алиса.

Имя выбрала еще на четвертом месяце беременности. Алиса – «благородная», «из благородного рода». Пусть у нее нет отца, пусть мы небогатые, но она будет благородной. Я этого добьюсь. Мама плакала, когда впервые взяла внучку на руки.

– Господи, какая же она маленькая, – шептала она, качая Алису. – И так похожа на тебя в младенчестве.

Но я видела в дочери не только себя. Форма глаз, изгиб бровей, все это было от него. От Германа. Иногда, глядя на спящую Алису, я ловила себя на мысли: «Интересно, он когда-нибудь узнает, что у него есть дочь?» Но тут же гнала эти мысли прочь.

Первые месяцы были тяжелыми. Я еще училась, перевелась на заочное отделение, чтобы совмещать с материнством. Денег было мало, только на самое необходимое ребенку.

– Лиза, может, все-таки напишешь ему? – осторожно предложила мама, когда я в очередной раз высчитывала, хватит ли денег на памперсы. – Он же должен помогать содержать дочь.

– Нет, – отвечала я твердо. – Никогда.

– Но это несправедливо! Ты одна тянешь все, а он…

– А он живет со своей женой и не знает о нас. И пусть так и остается.

Мне было принципиально важно доказать себе и всему миру: я справлюсь сама. Без его денег, без его помощи, без него самого.

Брала подработки: печатала тексты на дому, переводила статьи, писала рефераты для студентов. Алиса спала у меня на коленях, пока я стучала по клавиатуре. Иногда она просыпалась и начинала плакать, тогда я качала ее одной рукой, продолжая работать другой.

– Тише, солнышко, – шептала я ей. – Мама работает, это необходимо.

Алиса быстро поняла: когда мама за компьютером, нужно вести себя тихо. Она была удивительно спокойным ребенком, словно чувствовала – маме и так тяжело. Когда дочери исполнилось восемь месяцев, у мамы начались проблемы с сердцем. Сначала просто уставала на работе, потом появились боли в груди.

– Ерунда, – отмахивалась она от моих вопросов. – Возраст. Все нормально.

Но я видела: маме становилось хуже. Она стала бледной, часто задыхалась, поднимаясь по лестнице. А в июле, когда Алисе было почти год, мама попала в больницу.

– Инфаркт, – сказал врач. – Обширный. Мы сделали все возможное, но…

Но чудес не случилось. Мама умерла, стояла у ее постели, держала Алису на руках и не понимала: как жить дальше? Мама была моей опорой, советчицей, помощницей. А теперь я одна с годовалым ребенком.

– Мама, – лепетала Алиса, протягивая ручки к бабушке, которая больше никогда не возьмет ее на руки.

Похороны прошли как в тумане. Коллеги мамы, соседи, несколько ее подруг. Все говорили правильные слова о том, какой хорошей была Наталья Николаевна, как рано ее забрали. А я стояла у могилы с Алисой на руках и думала только об одном: «Что теперь?»

Квартира опустела без мамы. Ее халат все еще висел в прихожей, в холодильнике стояла ее любимая ряженка, на тумбочке лежали очки для чтения. Но самой мамы не было.

– Баба? – спрашивала Алиса, оглядывая пустую комнату. – Баба где?

– Бабушка… – не могла закончить фразу. Как объяснить годовалому ребенку, что такое смерть?

Но мы как-то справлялись, сама даже не знаю как. Хорошо, что у нас было свое жилье и не приходилось платить за съемное. Алиса росла, а вместе с ней росли и расходы. Одежда, обувь, игрушки, развивающие занятия – все стоило денег, которых у нас не было. Я научилась экономить на всем: покупала одежду в секонд-хендах, игрушки – на распродажах, еду – по скидкам.

– Мама, почему у Вики столько кукол, а у меня только одна? – спросила как-то трехлетняя Алиса после прогулки во дворе.

– Потому что, одну куклу можно любить сильнее, чем много кукол.

– А почему у нее есть папа, а у меня нет?– этот вопрос я боялась больше всего. И вот он прозвучал.

– Потому что, – медленно начала, – у нас с тобой особенная семья. Некоторые дети живут с мамой и папой, а некоторые – только с мамой. И это нормально.

– А где мой папа?

– Его нет с нами.

– Он умер, как бабушка?

– Нет, солнышко. Просто… так получилось.

Алиса кивнула и больше не спрашивала. Тогда. Но я знала: вопросы будут возвращаться. Рано или поздно ей понадобится более честный ответ.

Когда дочери исполнилось три года, я закончила университет и устроилась работать языковой центр. Зарплата была небольшая, но стабильная, все также в моей жизни были переводы и подработка. Впервые за годы я почувствовала: мы выживем.

Но иногда, по вечерам, когда Алиса спала, я садилась у окна и думала о том, какой могла бы быть наша жизнь. Если бы Герман знал о дочери. Если бы он хотел быть отцом. Если бы…

«Хватит, – останавливала я себя. – Что было, то было. У нас есть друг друга, и этого достаточно»

Алиса росла умной и любознательной девочкой. Обожала книги про принцесс и единорогов. Была общительной, но в детском саду часто спрашивала воспитательниц:

– А почему мой папа не приходит на утренники?

– У Алисы особенная семья, – объясняла я педагогам. – Только мама и дочка.

Но внутри сердце сжималось каждый раз, когда я видела других детей с отцами. Особенно болезненным был некоторые праздники, когда в садик приглашали пап. Алиса сидела одна, пока другие дети хвастались своими героями семьи.

– Мама, – сказала она в тот вечер, – а может, ты найдешь мне папу?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, познакомишься с каким-нибудь дядей, и он станет моим папой. Как в кино.

Я улыбнулась грустно. Как объяснить четырехлетней девочке, что в реальной жизни все сложнее?

– Солнышко, папу нельзя найти в магазине или познакомиться на улице. Папа – это тот, кто тебя любит с самого рождения.

– А меня кто-то любил с рождения, кроме тебя?

Вопрос, который я боялась услышать.

– Я тебя люблю больше всех на свете, – сказала я. – И этого достаточно.

Но Алиса не выглядела убежденной. И я понимала ее. Каждому ребенку хочется иметь полную семью, папу, который подбросит тебя к потолку и научит кататься на велосипеде.

Стоя в «Детском мире» и глядя, как Алиса мечтательно смотрит на дорогие игрушки, я думаю о том же. Может, я была эгоисткой? Может, стоило найти Германа и рассказать о дочери? Ради нее, а не ради себя?

– Мама, а дядя Герман добрый? – спрашивает Алиса в автобусе, прижимаясь ко мне, когда мы уже ехали домой.

И я понимаю: больше прятаться не получится. Теперь придется объяснить дочери, кто такой этот красивый дядя из магазина.

Но как объяснить то, чего не понимаю сама?

Глава 4

Герман

Смотрю на игрушечного единорога, сидя в своем кабинете на двадцать пятом этаже бизнес-центра. Игрушка так и остался в моих руках после той встречи в магазине. Три дня назад моя жизнь перевернулась с ног на голову. Три дня назад я узнал, что у меня есть дочь.