Мальчик без тени

Лючия Стипари

Мальчик без тени

Я хотел бы к себе ее привязать,

А потом, в подтверждение моей любви,

Я хотел бы навечно свободу ей дать.

Вивиан Ламарк

© Стихи Вивиана Ламарка взяты из сборника "Poesie dando del Lei", издание Poesie 1972–2002, Mondadori, Milan, 2014.

© Стихи Георга Тракля (“Nell’ore solitarie dello spirito / è bello camminare al sole / lungo i gialli muri dell’estate”) взяты из поэмы «Helian», сборник" Le poesie", Garzanti, Milan, 2004.

© Il строфа Альфонсо Гатто (“Le bambine ai fili luminosi della pioggia si toccano i capelli”) взята из стихотворения "Inverno a Roma", сборник "Osteria flegrea", в "Tutte le poesie", Mondadori, Milan, 2017.

© стихи (“Occhi che parlano / afoni specchi / spargetevi intorno / in frammenti di luce”) в прошлом приписывались Альфонсо Гатто, но данная информация не является точной. Несмотря на поиски, установить законных владельцев не удалось. Издатель имеет право на внесение любых исправлений в цитаты в последующих изданиях.

Original title: Il ragazzo senza ombra

©Editrice Il Castoro Srl viale Andrea Doria 7, 20124, Milano, 2023 www.editriceilcastoro.it, [e-mail]

© From an idea by Book on a Tree Ltd, www.bookonatree.com

©Lucia Stipari, текст, 2023

© Sara Vincenzi, ил., 2023

©Катилевская Н., перевод на русский язык, 2025

©ООО «Феникс», издание на русском языке, 2025

1

Пустельга парит в небе, замерев неподвижно, раскрыв хвост подобно вееру.

Наблюдает.

Ждет.

Затем внезапно нарушает равновесие и пикирует на землю. Я отворачиваюсь от нее.

Наш автомобиль мчится по шоссе вдоль побережья. Слева раскинулось безмятежное море, сверкающее на солнце мириадами искр. Мы почти доехали.

Когда-то вместе с бабушкой мне уже случалось следить за пустельгой. Это было очень давно, задолго до того, что с нами произошло.

– Она видит меня сверху? – спросила я тогда у бабушки. Та знала все на свете.

– Конечно видит, у нее же глаза не хуже, чем у ястреба. Зависнув высоко в воздухе, птица изучает землю в поиске мышей и ящериц. И стоит ей их только заметить – нет им спасения. В этом ее сила!

– В чем, ба? В том, что от нее никто не может спастись?

– Нет, я о способности пустельги, подобно бесплотному духу, оставаться неподвижной в потоке ветра.

– А откуда ты все это знаешь?

– Оттуда же, откуда и ты, – от своей бабушки.

Тем временем папа паркует машину по краю аллеи. Воздух вокруг неподвижен. Как только я, открыв дверь, вытягиваю наружу ноги, мои лодыжки обдает жаром – и раскаленный воздух наваливается на меня. Одновременно с этим у меня возникает странное чувство, как будто что-то идет не так. Обычно это неясное ощущение, когда бывает сложно уловить: именно со мной что-то не то или со всем миром? Но на сей раз причина мне известна: просто я не хочу останавливаться здесь, в пустом доме, где больше никто не живет.

Среди знойной тишины раздражающе глухо скрипит закрывающаяся дверь автомобиля, но, похоже, это совсем не тревожит цикад, не прерывающих ни на секунду свое монотонное пение. Я щурюсь на солнце и разминаю занемевшие от долгой неподвижности ноги.

– Ну вот и мы, – тихо произносит мама и грустно улыбается низкому домику с закрытыми ставнями, развешанными у двери глиняными цветочными горшками и старой глицинией, стойко цепляющейся за жизнь под палящим зноем.

– Давайте разгрузим машину потом, – предлагает папа, – сейчас такое пекло!

Он перебирает ключи в связке и, найдя нужный, открывает замок.

Я молча иду за родителями, взяв с собой лишь рюкзак с самым необходимым: дневником, в котором я еще ничего не написала, книгой – романом о трагической истории любви какого-то австрийского автора, найденным в папиной домашней библиотеке, мобильным телефоном и узким лоскутом красной ткани, который я иногда ношу на левом запястье.

Вхожу внутрь, опустив голову и закрыв глаза, но это не помогает: в ноздри тут же проникает запах дома, который я так хорошо помню. Плетеное кресло стоит на своем месте, слева от двери, рядом с секретером, а бабушкина соломенная шляпа так и висит на крючке.

Мама недавно уже приезжала сюда, поэтому в комнатах нас ждет свежее постельное белье, холодильник включен, и в нем стоит холодный чай.

– Солнышко, – обращается она ко мне, и я про себя ворчу: «Какое я тебе, на фиг, солнышко!» – Мы с папой немного отдохнем. Попей чаю, он свежий.

Мама протягивает мне стакан, но я его не беру. Она ставит чай на стол, затем двумя пальцами щекочет меня под подбородком и уходит.

Я сажусь и надеваю наушники. Вообще-то чай весьма кстати, мне действительно хочется пить.

Шаги родителей затихли, и только музыка гремит у меня в ушах. Не знаю, лягут ли они каждый на свою сторону кровати, или мама прижмется к отцу и выжмет из него несколько слезинок. Может быть, он даже заплачет. Или они займутся любовью – молча, как это делают взрослые, думая, что мы, дети, ничего не замечаем, – хотя маме сейчас очень грустно, а папа очень устал после стольких часов езды. Спальня с закрытой дверью – это их личное пространство, где нет меня.

Моя комната находится в конце коридора, рядом с ванной. На самом деле она не совсем моя, но становится ею, когда я приезжаю к бабушке. Это комната для гостей, хранящая следы моих прошлых визитов: здесь сложены мои старые детские игрушки, комиксы, которые можно было бы кому-нибудь продать, укулеле розового цвета, коробка с карандашами на столе из орехового дерева, латунная лампа с синим стеклянным абажуром, на который я в детстве лепила цветные наклейки вкривь и вкось.

И как же удобно, что ванная от нее близко! В доме (я имею в виду любое жилище вообще, а не только это) ванная – мой любимый угол. Единственное место, где я чувствую себя в безопасности. Закроешь дверь, и никто тебя не видит, здесь ты защищен от чужого мнения. Можно смотреть на себя в зеркало, тщательно изучая малейшее несовершенство своего тела, и никто об этом не узнает. Тут течет вода, унося прочь все плохое.

Я ложусь на свою кровать прямо в обуви и смотрю в потолок, сопротивляясь желанию вернуться в прихожую и порыться там в ящиках мебели, чтобы проверить, на месте ли разные безделушки, что там хранятся. Я множество раз часами перебирала и изучала их, пока не запомнила каждую в лицо – вместе с историями их происхождения, которые насчитывают долгие годы.

Бабушка никогда ничего не выбрасывала и тщательно сохраняла: обертку от шоколада с надписью «Рацион К» времен высадки союзников во Второй мировой войне, календарь, которому уже миллион лет, с понравившейся ей рекламой магазина модной одежды в Риме начала XX века, банты от подарочных рождественских пакетов, засохшие каштаны, костяные пуговицы, кусочки мыла из отелей со всего мира, пробки от шампанского с экзотическими названиями, такими как «Билькар-Сальмон» или «Шарль Хайдсик», разноцветные птичьи перья, высохших морских коньков…

Внутрь ящиков могло попасть что угодно. Единственное условие – оно должно быть достаточно маленьким, чтобы там поместиться. Там хранится так много остатков былой жизни, столь разнообразных, что они породили параллельную вселенную, населенную клубками пыли.

Приходит мысль: «Может, попробовать задать этой пыли кое-какие интересующие меня вопросы?..» Тем временем телефон начинает вибрировать у меня на животе. Это Гайя:

Как ты? Добралась?

Добралась. Смертельно устала.

Во всех смыслах, не только в переносном.

Гайя – моя лучшая подруга, иногда я называю ее Байей[1], потому что она – моя тихая гавань, или Гайей-моего-сердца, потому что очень ее люблю, или просто Высокой, потому что она на самом деле такая. Этим летом Гайя хочет подстричься под ноль, но, думаю, родители ей не разрешат. Им жаль трогать густые светлые волосы дочери. На ее месте я бы не стала этого делать. Я бы и не подумала вообще ничего менять в себе.

Поспи немножко.

Ты тоже собираешься вздремнуть, Высокая?

Я не хочу спать.

Когда ты уезжаешь?

Через пару дней.

Рада этому?

Чертовски! Извини.

Да ладно.

Целый месяц придется проторчать в хижине, затерянной в горах. Только я и козы. Вот весело-то!

Там будет еще твой брат.

Ты шутишь? Клещ не в счет, с ним можно говорить только о карточках с покемонами. А твои предки все еще собираются продавать ваш дом?

Ненавижу их. Да, это была шутка насчет братца.

По крайней мере, ты сейчас на море. Загоришь, станешь суперкрасоткой.

Не люблю торчать на солнце.

Зануда, заставь себя. Хоть немножко!

Ну…

Что бы тебе сказала твоя бабушка по такому поводу?

Это удар ниже пояса! Это низко.

Ну я-то все равно Высокая.

Улыбаюсь, прочитав последнее послание. Гайя знает меня лучше, чем кто-либо другой, и понимает, как мне сложно находить энергию для жизни. Спать я на самом деле не хочу, но в данный момент делать больше нечего. Только дремать – или мечтать.

Закрыть глаза, прислушаться и представить, что я нахожусь в другом месте, где ничего не произошло…

2

Я просыпаюсь с ощущением, будто по-прежнему что-то не так. Ставни прикрыты, мои сумки занесены в комнату и распакованы, на кухне гудит кофеварка.

Мне снилась бабушка. Она лежала на белой кровати в светлой больничной палате. Я находилась немного поодаль. Ее глаза были закрыты, я оставалась неподвижной. Внезапно мои руки удлинились и превратились в ветви. Зеленые ростки тянулись из моего тела и покрывали стены. При этом в палате по-прежнему стояла полная тишина.

Я резко открыла глаза, моя голова и шея были мокрыми от пота. Никогда не прощу маме, что она не давала мне видеться с бабушкой. Защищая меня от одной боли, она причинила мне другую, от которой нет никакого лекарства. Никакое снадобье тут не поможет…

– А не сходить ли нам на море? – предлагает папа, шумно размешивая сахар в чашке.

Мама, похоже, никуда не хочет.

– Сходите, если желаете. Мне нужно завершить кое-какие дела, – отвечает она.

Я смотрю на белую фарфоровую чашку с золотым ободком и думаю: «Интересно, смогу ли я раскрошить ее на мелкие осколки взглядом?» Ну конечно же нет.

– Мы хотим, дочка? – спрашивает папа.

Единственное, чего я хочу, – чтобы меня не отвлекали, поэтому не отвечаю, продолжая сверлить чашку взглядом. Задерживаю дыхание. Хорошо бы прекратить дышать вообще – и покончить со всем этим.

Тишину прерывает новый голос, веселый и звонкий, доносящийся со стороны заднего входа, ведущего на веранду и в сад.

– Добрый день! Я вам не помешаю?

Мама идет открывать дверь, мы следуем за ней.

– Роза, дорогая, здравствуй! – восклицает тот же голос. – Вот, увидела, что вы приехали, и принесла вам макаронную запеканку на ужин.

Я помню эту синьору, она живет неподалеку. Женщина, улыбаясь, смотрит на нас. У нее сухая и темная кожа, как у антикварной сумки. Ее морщины – от солнца, а не от возраста. Думаю, наша гостья вряд ли старше моих родителей.

– Здравствуй, Ассунта, – отвечает мама, целуясь с ней. – Это очень мило с твоей стороны. И спасибо за телеграмму, я просто еще не всем успела ответить.

– Мы очень любили Адель, и нам так жаль… – говорит визитерша. – Да, жизнь – сложная штука, все мы в руках Господа… А это маленькая Филомена? Бог мой, как же малышка выросла! – она внезапно меняет тему, поворачиваясь ко мне.

Рука с длинными ногтями, покрытыми лаком цвета фуксии, гладит меня по щеке.

Излишне говорить, что я ненавижу свое имя. Кому вообще в голову может прийти назвать девочку Филоменой? Ну, может быть, здесь, на юге, детей так и называют, но там, где я живу, – никто и никогда. Все зовут меня коротко – Фило.

– Да, это она, – подтверждает мама и кладет руку мне на макушку. Раздраженно я тут же стряхиваю ее. Мама делает вид, что ничего не произошло, и добавляет:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Baia (итал.) – залив, бухта, гавань. – Здесь и далее прим. перев.