ПРИВИВКА ОТ СОВЕСТИ

Пётр Фарфудинов

ПРИВИВКА ОТ СОВЕСТИ

ПРИВИВКА ОТ СОВЕСТИ

Логлайн: Ветеран чеченской войны, умирая от отказа почек, борется за квоту на операцию и натыкается на стену равнодушия. Его последней надеждой становится новый начальник следственного отдела прокуратуры, не знающий, что он вступил в бой не с бюрократией, а с хищным симбиозом власти и медицины, где хирург-гипнотизёр – и бог, и палач.

Дождь стучал по подоконнику старой хрущёвки, словно отсчитывая последние секунды. Виктор Петрович Суровов, ветеран двух чеченских кампаний, чьё тело хранило осколки и память о горах, теперь угасал от тихого, гражданского убийцы – почечной недостаточности. Конституция, та самая, за которую, как ему казалось, он когда-то воевал, гарантировала ему жизнь и медицинскую помощь. На деле это вылилось в очередь за квотой на трансплантацию, уходящую в туманное «послезавтра». Его история, его ордена, его крик о помощи тонули в белых, стерильных коридорах областной больницы №1 и в равнодушных глазах чиновников Минздрава.

Его последним острым козырем стал Алексей Карпов. Новый начальник отдела дознания прокуратуры области, человек с прямым взглядом и несгибаемым стержнем внутри, приехавший «навести порядок». Суровов принёс ему кипу отказов, странных медицинских заключений, где его диагноз обрастал несуществующими осложнениями, и историю о «внезапно» исчезнувшем из листа ожидания молодом, активном человеке, чья смерть «от сердечной недостаточности» совпала с экстренной пересадкой почки сыну одного из областных депутатов.

Карпов взялся за дело. Это был его первый громкий шанс. Но очень скоро он понял, что упёрся не в стену, а в зеркальный лабиринт. Каждое его движение отражалось искажённо. Запросы в больницу возвращались с безупречными, подписанными главным хирургом Сергеем Дарасовичем Филипповым заключениями. Судья Марина Расскалупова, рассматривавшая иск Суровова о бездействии, вела себя так, будто зачитывала заранее написанный вердикт об отказе, её глаза были стеклянно-спокойны. А заместитель прокурора Виктор Леонидович Громов, курирующий соцсферу, хлопал Карпова по плечу: «Брось, Алексей, ветеранов у нас тысячи, а квот – кот наплакал. Система. Не твоего ума дело».

Но Карпов не бросал. Помогала ему молодой криминалист Софья, чей ум тонул не в цинизме, а в данных. Она нашла связь: за последние пять лет в больнице и вокруг неё бесследно исчезли или «скоропостижно скончались» десятки людей – от одиноких стариков до бездомных. Всех их, перед самым концом, консультировал или видел на обходах Филиппов. Все смерти были признаны естественными, а дела – закрыты по настоянию… прокуратуры Громова.

Трагедия Суровова набирала обороты. Пока Карпов копал, ветерану становилось хуже. Он, прошедший ад Грозного, чувствовал себя загнанным зверем в клетке из законов и печатей. Его борьба за правду превращалась в борьбу просто за возможность увидеть завтрашний день.

Первая личная встреча Карпова с Филипповым была в кабинете последнего. Хирург был обаятелен, спокоен, излучал уверенность полубога. Его взгляд был тёплым, проникновенным.

«Алексей, я восхищён вашим рвением, – сказал Филиппов, не сводя глаз. – Но вы ищете монстра там, где его нет. Медицина – это сад. Иногда… приходится обрезать слабые ветви, чтобы дерево жило. Вы понимаете?»

Карпов почувствовал странную тяжесть в висках, лёгкую тошноту. Перед глазами поплыли пятна. Он увидел, как на безупречно белом халате Филиппова проступило алое пятно. Моргнул – пятна не было. Это было первое гипнотическое «поглаживание», лёгкий тест. Карпов стряхнул оцепенение инстинктивно. Филиппов едва заметно приподнял бровь. Интересно.

Система перешла в контратаку. У Карпова в служебном сейфе «нашли» пачку дорогих наркотиков. Его отстранили. Софью под предлогом повышения перевели на другой конец области. Громов, пахнущий дорогим коньяком и страхом, прошипел ему на прощание: «Я же говорил – не твоего ума дело! Он всех нас видит насквозь. Он… переписывает реальность».