Мастер на все руки

Капитан М.

Мастер на все руки

Глава первая: Ржавые шестерни и чужие гробы

Солнечный луч, густой и тяжелый, как растопленное золото, пробивался сквозь запыленное стекло оконного фрамуги, падая на разобранный карбюратор. В воздухе висела танцующая пыль – мириады мельчайших частиц металла, краски, старой древесины и чего-то еще, неуловимого, что составляет саму душу мастерской. Это был запах труда, запах машинного масла, бензина, остывшей сварки и старого кирпича. Запах, который Григорий Жуков, он же Гриша, вдыхал полной грудью каждый день вот уже семь лет, и который для него пахнет куда лучше любого дорогого парфюма.

Мастерская «На все руки», помещавшаяся в старом кирпичном гараже на отшибе города, была его храмом, его крепостью и его царством. Здесь царил творческий хаос, понятный лишь одному человеку. Стеллажи до потолка ломились от деталей: тут соседствовали поршни от «Жигулей» и шестерни от стиральных машин, моторчики от дрелей и вентиляторы от древних компьютеров. На верстаке, залитом засохшими каплями краски и масла, в идеальном порядке лежали инструменты – каждый на своем месте, каждый начищен до блеска. Рядом с мощным сверлильным станком мирно покоилась кофемашина, которую Гриша переделывал в автономный агрегат, работающий от автомобильного аккумулятора. Идея была безумной, но именно такие идеи и заставляли его сердце биться чаще.

Сам Гриша, сгорбившись над верстаком, тонкой алмазной пилой аккуратно подгонял деталь из дюралюминия. Руки, покрытые старыми шрамами и черными от мазута пятнами, работали с ювелирной точностью. Это были руки, которые когда-то собирали и разбирали сложнейшие механизмы, чья жизнь зависела от сотых долей миллиметра. Теперь эти же руки чинили пылесосы старушкам и подваривали картеры на раздолбанных «десятках».

Он был невысок, коренаст, движения его были экономны и полны внутренней силы. Лицо, обветренное и покрытое сеточкой морщин у глаз, обычно выражало спокойную сосредоточенность. Но иногда, в моменты задумчивости, взгляд его серых, холодных, как сталь, глаз становился отстраненным и тяжелым. Таким взглядом смотрят люди, видевшие слишком многое и решившие навсегда запереть это увиденное в самом дальнем чулане памяти.

Тишину мастерской, нарушаемую лишь мерным тиканьем старых часов-ходиков и шипением паяльника, прорезал скрип открывающейся калитки во дворе. Гриша не поднял головы, лишь насторожился, как старый волк, уловивший посторонний запах. Шаги были незнакомые – тяжелые, уверенные, не в ритм. Не почтальон, не сосед дядя Митяй, и уж тем более не кто-то из клиентов. Клиенты стучали в дверь или робко окликали с порога.

Дверь в мастерскую распахнулась, впустив ослепительный сноп солнечного света, в котором запылали миллионы пылинок. На пороге стояли двое. Они не вписывались в уютный хаос мастерской, как пуля в часовой механизм.

Первый – высокий, сутулый, в дешевом спортивном костюме, с лицом, на котором скука смешалась с потенциальной жестокостью. Второй – пониже, но шире в плечах, в кожаной куртке, с короткой шеей и маленькими, словно свиные, глазками, бегающими по помещению с оценивающим выражением.

Гриша медленно отложил пилку и деталь. Руки его опустились ниже верстака, где на привычном месте лежала тяжелая монтировка.

– Хозяин? – произнес тот, что в куртке. Голос у него был сиплый, прокуренный.

– Я, – коротко ответил Гриша. – Чем могу помочь? Ремонт? Запчасти нужны?

Человек в куртке усмехнулся, оскалив желтые зубы. Его напарник закрыл дверь, прислонился к косяку и скрестил руки на груди.

– Помочь… Верно. Мы тут наслышаны, что у тебя руки золотые. Все можешь починить.

– От пылесоса до автомобиля, – кивнул Гриша, не сводя с них холодного взгляда. – В чем проблема?

– Проблема в стволах, – сиплый перешел к сути, без лишних церемоний. – Три автомата, два обреза. Надымили, грязь забилась. Хозяину нужно, чтобы блестели и стреляли. Как новые.

В мастерской повисла тишина. Давящая, звенящая. Даже пыль в солнечном луче, казалось, замерла. Гриша почувствовал, как по спине пробежал холодок. Не страх. Нет. Нечто иное – давно забытое, но хорошо знакомое чувство приближающейся опасности. Чувство, от которого он бежал сюда, в этот тихий уголок, забитый старым железом.

– Оружие я не чищу, – сказал он тихо, но очень четко. – Это не моя специализация. И не мой бизнес.

– Слышал, слышал, про твою «специализацию», – сиплый сделал шаг вперед, его ботинок громко хрустнул о металлическую стружку на полу. – Но поговаривают, раньше ты для особых ребят работал. Для военных. Так что не скромничай. Сделаешь качественно – заплатим хорошо. Наличными.

Он швырнул на верстак, рядом с карбюратором, плотный конверт. Из него выскользнула пачка купюр.

– Деньги подберите, – голос Гриши стал тверже. В нем зазвучали стальные нотки, которых не было минуту назад. – Я сказал: не моё. У меня лицензия на ремонт бытовой техники и автомобилей. Больше ни на что. Ищите другого мастера.

Напарник у двери фыркнул. Сиплый наклонил голову набок, его свиные глазки сузились.

– Ты что-то не понял, дружок. Это не просьба. Это заказ. И мы не привыкли, чтобы нам отказывали.

– Привыкайте, – отрезал Гриша. – Сначала.

Он видел, как у парня в спортивном костюме рука потянулась за пазуху. Сиплый едва заметным жестом остановил его.

– Ладно, – сказал он, и в его голосе вдруг появилась неприятная, сладковатая убедительность. – Может, ты принципы свои пересмотришь. У тебя же семья есть. Дочка, Анна, вроде? Первый класс… Красивая девочка. И жена, Светлана, с работы на автобусе возвращается. Маршрут сорок второй, да? Остановка прямо возле дома. Места тут у вас тихие, темные… Всякое может случиться.

Вся кровь разом отхлынула от лица Гриши. В ушах зазвенело. Мир сузился до лица этого человека, до его сиплого голоса, произносящего самые страшные слова, которые только можно было услышать. Он почувствовал, как пальцы сами сжимаются в кулаки так, что кости затрещали. Древний, животный инстинкт требовал броситься на них, разбить эти самодовольные физиономии, почувствовать хруст хрящей под костяшками пальцев.

Но он не двинулся с места. Он был не дикарем. Он был инженером. И инженер всегда просчитывает последствия.

Он видел их позы, видел, как они стоят, оценивая обстановку. Эти двое – лишь исполнители, пешки. Пешки с автоматами. Убить их здесь и сейчас он, возможно, смог бы. Используя внезапность, знание помещения, те самые навыки, что рвались наружу. Но тогда придут другие. Более серьезные. И разговор будет уже не с ним, а с его семьей.

Мысль о Свете, о его солнечной, беззаботной Анечке, которую эти отбросы посмели ткнуть своим грязным языком, заставила его сглотнуть ком ярости, подступивший к горлу. Он должен был думать. Думать головой, а не мускулами.

– Я… подумаю, – выдавил он сквозь стиснутые зубы.

Сиплый ухмыльнулся, поняв это как капитуляцию.

– Вот и умница. На подумать даем сутки. Завтра в это же время вернемся. Будь готов приступить. И чтобы все блестело.

Он кивнул напарнику, и тот открыл дверь. Они вышли, оставив дверь распахнутой. Солнечный свет снова хлынул внутрь, но теперь он казался Грише враждебным, выжигающим.

Он неподвижно стоял у верстака, слушая, как завелась за углом мощная иномарка, и звук мотора быстро затих в отдалении. Руки его все еще дрожали от бессильной ярости. Он медленно подошел к двери, закрыл ее на щеколду и тяжелый засов, который сам же и смастерил когда-то от воров. Потом вернулся к верстаку, взял конверт с деньгами. Он был тяжелым. Очень тяжелым.

Он швырнул его в старый чугунный тисок, стоявший в углу, как в могилу. Деньги – цена его спокойной жизни, цена его принципов.

Принципы… Какие уж тут принципы, когда на кону жизнь его девочки. Его Светы.

Он опустился на табурет, уставившись в заляпанную маслом поверхность верстака, но не видел ее. Он видел другое. Далекие пустынные полигоны, казенные помещения, запах оружейной смазки и холодного металла. Он видел чертежи, которые подписывались чужими именами, видел испытания, после которых ему жали руку люди без лиц. Он видел, как его изобретения, рожденные в муках творчества, уходили в тень, чтобы стать инструментом смерти. Именно тогда, семь лет назад, он сломался. Он понял, что не может больше. Не может быть «мастером» на службе у смерти. Он сжег мосты, забрал Свету, которая поверила ему и ушла с ним, и затерялся здесь, в этом провинциальном городишке, среди ржавых автомобилей и сломанных холодильников.

И вот смерть снова нашла его. Пришла в его дом, в его святилище, и плюнула в его принципы, пригрозив самым дорогим.

Бежать? Собрать вещи, взять семью и исчезнуть? Но куда? У него были сбережения, но не на вечное бегство. Да и Света… Она так полюбила этот дом, свой садик, свою работу в местной библиотеке. Аня уже подружилась в школе. Он не мог снова вырвать их с корнем, обречь на жизнь в бегах. И бегство – не гарантия. Эти люди, судя по всему, были частью системы. Системы, которая находит тех, кто ей нужен.

Значит, бегство отпадает.

Остается… что? Согласиться? Стать их оружейником? Чистить стволы бандитам, которые, возможно, направят их на таких же, как он, обычных людей? На отцов, матерей, детей? Через его руки, через его мастерство, прольется чужая кровь? Нет. Никогда. Это был путь духовного самоубийства, хуже физического.

Тогда что?

Он поднял голову. Его взгляд, еще секунду назад потухший и отчаянный, медленно блуждал по его владениям. По стеллажам, забитым металлоломом, по верстакам, уставленным инструментами, по сварочному аппарату, компрессору, старым аккумуляторам, кучам проводов, двигателям, редукторам…

И тут его взгляд изменился. Он стал другим – острым, аналитическим, расчетливым. Это был взгляд не Гриши-ремонтника, а взгляд Григория Жукова, ведущего инженера-оружейника спецпроектов, человека, который из ничего мог создать нечто. Нечто смертоносное.

Они пригрозили его семье. Они вошли в его мир и осквернили его. Они думали, что имеют дело с безобидным мастеровым, которого можно запугать.

Они ошибались.

Они не знали, что пришли не просить, а объявлять войну. Войну человеку, чьим оружием была сама материя, окружающая его. Войну против самого гения инженерной мысли, загнанного в угол.

Уголком рта Гриша тронула едва заметная улыбка. Не радостная. Холодная, как лезвие бритвы.

«Хорошо, – подумал он. – Вы хотите, чтобы я чистил стволы? Я подготовлю для вас целую галерею. Только стрелять в ней будете не вы».

Он встал, отшвырнул табурет ногой. Энергия, мрачная и целенаправленная, наполнила его. Ярость улеглась, превратившись в холодную, стальную решимость. Страх отступил перед лицом четко поставленной задачи.

Он подошел к большому чертежному листу, валявшемуся в углу, и расстелил его на верстаке, смахнув на пол карбюратор. Он взял остро заточенный карандаш.

Они дали ему сутки. Двадцать четыре часа. Мало. Очень мало. Но достаточно, чтобы начать.

Первым делом – безопасность дома. Света и Аня. Он не мог допустить, чтобы они стали разменной монетой. Он схватил старый, но мощный кнопочный телефон, набрал номер жены.

– Свет? Слушай внимательно, – сказал он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. – Никаких вопросов. После работы забери Аню из школы и никуда не ходи. Прямо домой. Я скоро буду. Да, все в порядке. Просто… профилактика. На всякий случай.

Он положил трубку. Лгал ей. Впервые за долгие годы. Но это была ложь во спасение.

Теперь – план. Мастерская была его крепостью. Он превратит ее в цитадель. В смертоносный лабиринт.

Его взгляд упал на старый, мощный автомобильный компрессор, который он ремонтировал на днях. Идея, молниеносная и ясная, оформилась в голове. Он представил себе: поршень, давление в сотни атмосфер, обточенный кусок рессоры в качестве снаряда… Простейший пневматический импульсный передатчик. Не оружие в классическом понимании. Инструмент. Очень мощный инструмент.

Он бросился к стеллажу с пневмооборудованием. Ему нужны были клапаны, способные выдержать огромное давление. Быстрорежущие. Он нашел несколько от списанной промышленной системы. Давление… Нужен был источник. Баллоны. У него были баллоны от пропана. Пустые. Их можно испытать, рассчитать предел прочности… Рискованно, но иного выхода нет.

Потом – система активации. Она должна быть скрытой, надежной. Он посмотрел на коробку со старыми магнитными дверными защелками, моторчиками от стеклоподъемников, концевиками… Все это можно использовать. Превратить дверь мастерской в триггер.

Он работал лихорадочно, но без суеты. Каждое движение было выверено. Он отключил все посторонние мысли, отсек эмоции. Остался только расчет. Он был снова в своей стихии. Только раньше его чертежи уходили в секретные КБ, а теперь он воплощал их здесь, в пыльной мастерской, для одной-единственной цели – защиты.

Через несколько часов, когда солнце уже клонилось к закату, окрашивая пыль в кроваво-красные тона, раздался стук в дверь. Тихий, но настойчивый.

Гриша вздрогнул, оторвавшись от компрессора, к которому он уже начал приваривать самодельный ствол из закаленной трубы. Рука сама потянулась к монтировке.

– Григорий, это я, Митяй! – донесся снаружи старческий, хриплый голос. – Слушай, у меня мотоблок опять засбоил, не поглядишь?

Гриша выдохнул, разжал пальцы. Дядя Митяй, сосед, старый охотник. Безобидный.

Он подошел к двери, отодвинул засов.

– Не сейчас, Митяй Федорович, – сказал он, стараясь смягчить голос. – Дело срочное. Аврал. Завтра, возможно.

Старик, маленький, щуплый, в стеганке, несмотря на тепло, смотрел на него с беспокойством.

– Ты чего такой бледный? Как покойник. Не заболел?

– Нет, все в порядке. Просто устал.

Митяй покосился внутрь мастерской, увидел разбросанные детали, сварочный аппарат.

– Что это ты, Гриш, такое мастеришь? На мотоблок не похоже.

Гриша на мгновение задумался. Дядя Митяй… Охотник. У него есть кое-что. Что может пригодиться.

– Митяй Федорович, у вас же старые запасы пороха остались? От патронов, что ли?

Старик насторожился.

– А тебе на что? Ты же не охотишься.

– Для одного проекта, – уклончиво ответил Гриша. – Опыт ставлю. Платить буду.

Дядя Митяй почесал затылок.

– Ну, немного есть… Сыну оставлял, да он в городе осел, ему не надо. Ладно, принесу. Только ты осторожно с ним. Штука опасная.

– Я знаю, – серьезно сказал Гриша. – Спасибо.

Когда старик ушел, Гриша снова закрыл дверь. Порох… Да, это серьезно усилит возможности. Но это уже следующий этап. Сначала нужно закончить базовую систему обороны.

Он вернулся к работе. Сварка шипела и ослепительно вспыхивала в сгущающихся сумерках, отбрасывая на стены гигантские, причудливые тени. Гриша не включал основной свет, работал при свете мощной переноски. Он не хотел привлекать лишнего внимания.

К полуночи первый прототип был готов. Это была уродливая, наскоро сварная конструкция из компрессора, баллона и стальной трубы, закрепленная на мощном верстаке и наведенная на дверь. Система активации была примитивной – трос, натянутый поперек входа на высоте щиколотки, соединенный через систему блоков с взведенным клапаном. Шагнешь – трос натянется – клапан откроется – сжатый воздух рванет в ствол – и стальной дротик, выточенный из крестовины карданного вала, вылетит с силой, достаточной, чтобы пробить дверь и того, кто за ней стоит.

Гриша осмотрел свое творение с холодным удовлетворением. Примитивно. Грубо. Но эффективно. Это был всего лишь первый, предупредительный выстрел. В прямом и переносном смысле.

Он устало протер лицо, оставляя на коже черные полосы от мазута. Он был измотан, но спать не хотелось. Адреналин еще бушевал в крови.

Он подошел к раковине в углу, умылся ледяной водой, глядя на свое отражение в потрескавшемся зеркале. Из глубины на него смотрел не добродушный хозяин мастерской Гриша, а суровое, изможденное лицо Григория Жукова. Того самого человека, которого он пытался похоронить.

«Ничего не поделаешь, – подумал он. – Если пришли рыть тебе могилу, лучше начать копать первым».

Он потушил свет, сел на старый диван в дальнем углу, заваленный технической литературой. Из окна была видна темная, безлунная ночь. Где-то там, в этой ночи, ходили двое в штатском, которые решили, что он – их собственность. А может, уже сидели в машине напротив его дома, наблюдая за спящими окнами его семьи.

Гриша сжал кулаки. Нет. Они не получат его. Не получат его семью. Они получат войну. Войну, которую они сами и начали, даже не подозревая об этом.

Он закрыл глаза, мысленно перебирая ресурсы мастерской. Завтра им снова быть здесь. Он не сможет создать непроницаемую оборону за одну ночь. Но он сможет сделать первый, самый важный шаг. Он сможет послать им четкий сигнал: «Добро пожаловать в ад, мальчики. Ад собственного производства».

И, глядя в темноту на уродливый силуэт своего первого творения за долгие годы, он впервые за этот долгий день почувствовал не страх и не ярость, а нечто иное. Предвкушение. Предвкушение охоты.

Охоты мастера на все руки.

Глава вторая: Стальные нервы и первый выстрел

Рассвет застал Григория за тем же верстаком. Он не сомкнул глаз всю ночь, и теперь его лицо под слоем пыли и засохшей грязи было серым от усталости, но глаза горели холодным, неспящим огнем. За прошедшие часы мастерская преобразилась. Теперь это была уже не просто куча хлама, а подобие инженерного полигона, где каждая деталь, каждый клочок свободного пространства несли скрытую функцию.

Пневматическая ловушка у двери была доработана. Гриша замаскировал стальную трубу-ствол под безобидную опору для полки, на которую наскоро набросал пару старых покрышек. Трос-триггер он заменил на более тонкий, почти невидимый стальной тросик от спидометра, натянув его в двух сантиметрах от пола. Систему клапанов он соединил не с основным баллоном, а с небольшим, но высокопрочным кислородным баллончиком от сварочного аппарата. Мощности хватило бы, чтобы пробить дверь насквозь, но не разнести всю мастерскую вдребезги. Контролируемое воздействие. То, что нужно.

Но это был лишь первый, самый очевидный рубеж. Пока варился кофе в его самодельной машине, он обошел помещение, оценивая его глазами противника. Окна. Их было два – большое, запыленное, выходящее во двор, и маленькое, забранное решеткой, сбоку. Решетка была декоративной, он сам ее когда-то ковал для красоты. От серьезного напора она не спасет.

Он подошел к стеллажу с двигателями. Среди них стоял старый, но исправный мотор от стиральной машины-автомата. Идея оформилась мгновенно. Он снял тяжелый чугунный противовес с его барабана – массивную, полукруглую болванку. Потом нашел трос от ручного тормоза автомобиля и систему шкивов. Через час противовес был подвешен над боковым окном на высоте метра. Трос, пропущенный через блоки, был натянут к двери и соединен с простейшим спусковым механизмом – деревяшкой-«чекой», которую выбивало бы при резком открытии двери. Эффект тарана. Никакой баллистики, чистая кинетика. Грубая сила.

Затем его взгляд упал на угловую шлифовальную машину, «болгарку». Несколько быстрых движений – и он снял с нее мощный электродвигатель. К валу двигателя он прикрепил самодельный диск, на который с помощью эпоксидной смолы намертво посадил десяток острых, как бритва, отрезков ножовочного полотна по металлу. Получился импровизированный роторный резак. Он закрепил эту конструкцию на станине под верстаком, направив режущую кромку в сторону входа на высоте колена. Питание – через длинный удлинитель к розетке у его рабочего места. Скрытая кнопка включения была выведена под верстак. Принцип прост: зайдешь – получишь стремительный, невидимый из-за столешницы ураган из стали, способный перерубить сухожилия и кость.

Это была уже не просто защита. Это была демонстрация силы. Предупреждение: «Иди дальше – будет больно. Очень больно».

Кофе сгорел. Гриша вылил его в раковину, даже не попробовав. Во рту стоял горький привкус не от кофе, а от осознания того, во что он превращает свое мирное убежище. Каждая новая ловушка была гвоздем в крышку гроба его старой жизни. Но иного пути не было.

В восемь утра скрипнула калитка. Гриша вздрогнул, сердце на мгновение ушло в пятки. Но шаги были знакомые – легкие, быстрые. Это была Светлана.

Он бросился к двери, отодвинул засов прежде, чем она успела постучать.

– Тихо! – резко сказал он, заглянув ей в лицо. – Не наступай на порог. Стой.

Светлана замерла, широко раскрыв глаза. Она была в легком летнем платье, с сумкой через плечо, из которой торчала французская булка. Ее обычно спокойное, умиротворенное лицо было бледным и испуганным.

– Гриша, что происходит? Вчера ты звонил… Я всю ночь не спала. Аня испугалась, плакала.

– Проходи, – он отступил, пропуская ее, и тут же захлопнул дверь, щелкнув засовом. – Осторожно, не задевай тот тросик. И не подходи к верстаку слева.

Светлана вошла, озираясь. Ее взгляд скользнул по замаскированной пушке у двери, по подвешенному противовесу, по разбросанным проводам и странным конструкциям. Она не была технически подкована, но атмосфера смертоносного напряжения витала в воздухе, густая, как смог.

– Господи, Григорий… Что ты наделал? Что это?

Он взял ее за плечи, заставил посмотреть на себя.

– Свет, слушай и запоминай. Ко мне вчера приходили двое. Нехорошие люди. Они требуют, чтобы я чистил им оружие. Я отказался. Они пригрозились… тобой и Аней.

Она ахнула, поднеся руку к губам. Глаза ее наполнились слезами.

– Оружие?.. Но… Но почему? Мы же… мы тут тихо живем. Мы никому не мешаем!

– Они нашли меня. По старой памяти, – коротко объяснил он, не вдаваясь в детали. – Бежать бесполезно. Они найдут. Я должен решить проблему здесь.

– Решить? Как? – она с ужасом обвела взглядом мастерскую. – Этим? Гриша, это же безумие! Позвони в полицию!

– В полицию? – он горько усмехнулся. – И что я скажу? «Мне угрожают, но доказательств нет. Ко мне могут прийти, но я не знаю когда». Они, Свет, не дураки. Они придут с чистыми стволами и без лишних свидетелей. А когда приедет наряд, найдут только меня – с целым арсеналом самодельного оружия. Кто, по-твоему, сядет?

Она замолчала, понимая страшную логику его слов. Полиция в их глухом районе работала неспешно. И доверия к бывшему «секретному» инженеру у них было бы немного.

– Но что же делать? – прошептала она, и в ее голосе послышалась детская беспомощность, которая всегда ранила его сильнее всего.

– Я делаю. Я укрепляю оборону. Мастерская – это одно. Но главное – вы с Аней. Вы не должны оставаться одни. Сегодня ты не идешь на работу. Аня не идет в школу.

– В школу? Но сегодня у них утренник! Она стих учила… – в голосе Светланы снова зазвучали панические нотки.

– Никуда! – отрезал Гриша так резко, что она вздрогнула. – Позвони, скажи, что заболела. Сильно. Температура. Что угодно. С сегодняшнего дня вы обе находитесь под моим присмотром. Пока эта угроза не минует.

Он видел, как она внутренне содрогнулась от его тона. Таким – жестким, бескомпромиссным, чужим – она его никогда не видела. Это был не ее муж Гриша, ласковый и немного рассеянный мастеровой. Это был тот самый Жуков, о прошлом которого она знала лишь по обрывкам пьяных кошмаров и упорному нежеланию его обсуждать.

– Хорошо, – покорно сказала она, смахивая сбежавшую слезу. – Я позвоню. А что делать дальше?

– Иди домой. Запрись. Никому не открывай. Ни под каким предлогом. Ни почтальону, ни соседке, никому. Если что-то случится – не подходи к окнам, спрячься в подвале и звони мне. Я оставлю телефон на вибрации, он всегда будет со мной.

Он сунул руку в карман, достал старый, допотопный, но мощный сотовый телефон и показал ей.

– Этот ты возьмешь. Он заряжен. Мой номер на быстром наборе, «единица». Больше никому не звони.

Она молча взяла телефон, сжала его в ладони, как талисман.

– А ты?.. Гриша, они же могут прийти и… убить тебя.

В ее глазах стоял настоящий, неподдельный ужас. Он взял ее лицо в свои грубые, исцарапанные руки.

– Нет. Не убьют. Пока я им нужен – я жив. А если решат, что я не нужен… – он помолчал, глядя куда-то поверх ее головы. – Тогда я постараюсь, чтобы они об этом пожалели. Теперь иди. И помни: никому не открывай.

Он проводил ее до калитки, убедился, что она заперла дверь дома, и вернулся в мастерскую. Чувство вины грызло его изнутри. Он напугал ее. Он ворвался в их размеренную, безопасную жизнь, как тот ураган, что он соорудил под верстаком. Но иного выбора не было. Осведомленность – ее единственная защита.

Теперь он был снова один. Впереди – несколько часов до визита незваных гостей. Нужно было работать быстрее.

Он подошел к мешку, который оставил у порога дядя Митяй. Старик, верный слову, принес его на рассвете, пока Гриша возился с «болгаркой». В мешке было несколько пачек бездымного пороха и капсюли-воспламенители. Серьезный аргумент.