Плац эго

Семён Рочев

Плац эго

Не сидится дома

Что-то не сидится дома, точно в песне Тимы с Томой.

Мимо улиц из бетона я иду, чем-то ведомый.

Нет во мне ни капли рома, опьянён лишь чувством воли,

Это хуже, чем свобода, одиночества симптомы.

Тени фонарей, как гематомы от дневного горя.

Люди уже спят в своих каморках, завтра на работу.

На моём счету порядок полный, и я сыт по горло

Этой бесконечной суетой, крысиной, подлой гонкой.

Ночь рождает лунные дороги, хочу выть, как волки.

Ноги устают, но ненадолго, а душа так ломка.

Ломка по свершениям жестока, в жизни нету толка,

Коли ты боишься стать изгоем, но не серым гномом.

Шёпот ветра утешает тропы, но волнует море.

Я вдыхаю его феромоны, и легчает вроде.

Скоро будет новый оборот, и Солнца жар накроет,

Ну, а я пока продолжу бой за звание героя.

Фаталист

Далеко не как фата, лист моих проблем,

Но флегматичный фаталист ещё не стих во мне.

Мой психиатр – новый стих, лучик в плотной мгле,

Да, и нисколько не боялся тьмы я с малых лет.

Всё переменчиво: сегодня плохо, завтра нет.

Жизнь – уроборос цвета зебры, надо ждать момент.

И побеждает не упрямство и не интеллект,

А только связи и удача – вот и весь секрет.

Мне повезло в любви – и это мой стальной скелет.

Меня ничто не остановит, разве только смерть.

Настанет день, и я оставлю позади кювет,

Ну, а пока пережидаю в этой яме век.

Снова депрессую

Думаешь, ушла я навсегда? – говорит депрессия.

Вернувшись с отпуска, она повторит все процессы.

Обнялись как родные, да, её так не хватало,

Чёрная тоска меня питает, как нефть всех магнатов.

Русская тоска не уходит по-английски, братка.

Даже, если вроде гладко всё, не ослабится хватка.

Сколько не давай ей взяток, мало ей, просит ещё.

Рано или поздно перекроет канал "хорошо".

Как лудоман на казино, я так подсел на это шоу.

Расту на каждой неудаче, как писал нам Бернард Шоу.

В тиши ночной, при свете дня схожу с ума, но ненадолго,

Меланхолия на время преграждает лишь дорогу…

Боюсь

Я боюсь стать счастливым, одолеть все проблемы,

Ведь без борьбы мой вулкан потухнет, и рассудок раздавят стены.

Поэтому продолжаю дальше рисковать, не делая поправки на ветер,

Рисовать в перерывах узоры строк, от таланта никогда не освобожусь, наверное,

Пока не выпущу фолиант бесценный, никому ненужный.

Меня вновь и вновь будет окатывать жизнь из лужи,

Внутренний мир чересчур богатый, его не вывернуть полностью наружу.

Обилие пороха в крови лишает опасности быть простуженным.

За последние годы я чётко осознал: жить для себя – не моя история,

Это проклятие ронина. И главная мечта – оставить хоть что-нибудь,

Материя не властна лишь над гениями, все остальные сгинут в штольне.

Не вижу смысла стеречь свою лодку от штормов,

Ведь никогда не угадаешь, что на уме у моря.

Больше всего боюсь не смерти, а жизни, в которой я был никчёмным.

Не страшно разбить своё судно о горы, страшно начать бояться этого горя.

Учёные говорят, что в каждой капле воды есть частичка умерших животных,

Получается, радуга – это улыбка ушедших на неба просторы.

Немудрено, ведь нас почти полностью составляет вода,

Как завещал нам Брюс Ли, надо быть, как она:

Принимать любую форму, оставаясь при этом собой,

Быть твёрже металла, когда надо давать жизни бой.

Не знаю, насколько возможно сильно торговаться с судьбой,

Но я хуже евреев в этом поединке,

В груди всё чаще застревает льдинки.

Время покажет, зря ли я тут корчу из себя подобие великих,

Но я готов платить с любыми процентами за попытку.

Без отдыха

Давно без отдыха настоящего, как уберечь себя в этом омуте?

Так глубоко ещё не погружался, если выплыву – лучший опыт.

Упрямство шепчет: нельзя сдаваться, я и не собираюсь вроде бы.

Аритмия на сердце Бастера давит, но долг убирает симптомы.

Цель – быстрее листнуть до завтра, с каждым днём тяжелей "сегодня".

Больше не верю нелепым сказкам, повзрослел за два этих года.

"Делать деньги" затмило радость, я и так к нему не пригоден,

Скоро станет полегче? Ладно. Потерплю до восьмого пота.

Нокия

Я неубиваемее Агасфера и старой нокии,

Моя выносливость растёт, точно нос у Пиноккио.

Неутолимый голод жжёт изнутри мой паноптикум,

Хоть внешне строже я подчас и аскета – затворника.

Нет лучше лекаря, чем время? Могу здесь поспорить я.

Была в душе одна дыра, но семья всё заполнила.

Мне говорят, а как вообще ты всё это вывозишь то?

А я ведь только разминаюсь для чего-то большего…

Рубашка

Я родился в рубашке смирительной,

Умею побеждать и проигрывать.

Прошёл весь путь до стоика с нытика,

Было непросто менять эти винтики.

Есть талант убеждать даже циников,

Речи мои слаще бананов и фиников.

Однажды сильно удивлю прозы критиков,

А пока рифмую ерунду для статистики.

Порох ещё есть, так сожжём ещё листики,

Гоголь бы одобрил такой ход, как и мистику.

Вроде бесполезная возня, но так искренне,

Хоть на один день уйдут тоски серой призраки…

Рулю

Сам всегда рулю, хоть и нет автомобиля.

Творчество люблю, хоть и не приносит прибыль.

К чёрту все гадания, я вижу свой путь длинный,

Что закончится успехом, если выдержу все мили.

Непоколебимый я, покуда в себя верю.

Ну, конечно, иногда бывают спады настроения.

Время всё покажет – балабол я или гений,

Доиграю до конца, потом эксперты всё проверят.

Больше Ломоносова шагаю с Гулливером,

И на большинство вопросов бытия ответил.

Спасибо Богу за семью, что помогает в гребле,

Я никогда не потону, ведь за неё в ответе.

Крест

Не религиозен, но поставил на себе я крест,

Как на обычном человеке – это мой протест.

И обречён его нести через дремучий лес,

Моя святая тройка – ямб, хорей и анапест.

Мета модернист я – мои строки обнажают пресс,

Под которым мы так несвободны, как слова из пресс.

Нас подсадили на эспрессо из двойных стандартов,

Но на далёкий рейс придётся выбрать свой экспресс.

Это процесс не из приятных, как и многое здесь.

Нам врут с рождения, ведь с правды нам уже не слезть,

Это наркотик для богатых, я копил с зарплаты,

Теперь вся хата моя в кейсах, я открыл их все.

Теперь я бедный, раз даю бесплатно эту смесь,

Не каждый выдержит давление реальных месс.

Но раз я здесь, то приложу рифмованный компресс

На язву общества, глядишь, будет только рубец.

Тщетность

Пол жизни рифмую нелепые строки,

Всегда и везде был птенцом белобоким.

Всё тщетно, стихи никому не помогут

Ничем. Всё сотрется ветрами и водами.

Скромен на вид, но внутри то скоромный,

Чую внутри себя силу огромную.

К жизни обычной я не приспособленный,

Но всё же смог хоть приблизиться к норме.

Фишер

Раньше катался на лыжах Фишер,

Коньком в подъём – была моя фишка.

Позже сел за компьютер с мышкой,

Ушёл в себя и в чужие книжки.

В мире поэзии я – Бобби Фишер.

Самоучка, который пишет

Лучше многих здесь свои вирши,

Что изнутри идут или свыше.

Тридцать лет под небесной крышей,

Гений во мне уже еле дышит.

Вопрос ребром: хватит сил ли выжать

Шедевр из тела, что хочет выжить?

Оптимист

Да, я оптимист, и для меня зебра почти вся белая.

Мне не нужен каннабис, чтобы скрасить все будни серые.

Обожаю такую жизнь, пусть она и бывает стервою.

Я исполню любой каприз её, лишь бы она не прервала серию.

Стереотипы пали ниц, я существую в режиме стерео.

Для своих планов я монополист, только фатум рождает тернии.

Самый отчаянный альпинист – часто срываюсь, но лезу на стены.

Непревзойдённый нонконформист, который комфортно живёт в системе.

Стоик, титан и финансист – три в одном, как напиток кофейный.

Стакан всегда полон мой и ребрист, плюсы вижу в любой проблеме.

Вывез больше, чем любой таксист, на прочность любил себя я проверить.

Теперь же спокоен я, хоть и тернист путь мой долгий и беспримерный…

Соломон

Хожу в шапке Соломон, мудрый, словно Соломон,

Коплю сало на мамоне, всё серьёзно, как в ОМОНе.

Могу в соло быть иконою искусства – Лиза Моно.

Во мне гений прям, как дома, принимать готов поклон.

В детстве знал всех покемонов и читал сидел запоем.

Теперь вырос из ведомого, в ладони покеболы.

Не фанатик я футбола, но тестикулы огромны,

Как шары, что катят в боулинге, внутри матч Супербоула.

И я вечно недоволен, вечно голоден и болен.

Но в себя я верю боле, чем свидетель Иеговы.

Что-то вроде полубога, тяжела моя дорога.

Без хозяина, как ронин, почитайте меня вдоволь.

Золотая голова

Золотая голова, но руки-крюки не умеют

Ничего, кроме поглаживанья в брюках злого змея.

Я урюк, что отцепился от приматовского древа,

Еле-еле душка в теле – мой портрет? Другим виднее.

Восемь пятниц на неделе, сам не знаю, что посею.

Силы, деньги и всё время в никуда – моё спасенье.

Ничего уж не хочу, мне бы дожить до воскресенья,

Мне не страшен страшный суд, ведь я своей идее верен.

Заглянул в глаза всем змеям, что заполонили череп,

Я горгона, но наоборот – дух только каменеет.

Поубавил гонору, гордыню всю вернул во чрево,

Но понять, что болен – просто факты, а не панацея.

Больше не мечтаю, а упрямо добиваюсь цели.

Творчество – не выпендрёж, а способ изменить всё в целом.

Это непонятно большинству, зачем же это делать?

Я не ангел, но продолжу гнуть из своих крыльев перья…

Умный

Да, я умнее Друзя, мой мозг не смог описать и Дубынин,

Больше не смотрю Дудя – он стал чушкой за краюху сыра.

Книги – мои лучшие друзья, но даже им закладок не выдам.

Словарный запас без дна – Ожеговых сотен бы тут не хватило.

Рисую из рифм такие квадраты, что все про Малевича вмиг позабыли.

Я псих, что стреляет обильно словами без устали по экрану мобилы.

И это не просто такая забава, а способ потратить депрессии мили.

Разогнана сетка нейронов-болидов до крайности, сие неостановимо.

Я дьявольски сильный, красивый и стильный,

Как Халк, но при этом и любвеобильный.

Нахал, природный талант эпохален мой, виден

Он даже из космоса, очень ликвиден.

Невинный на вид, но внутри черти с вилами,

Вам не понять всей борьбы – вы не видите,

Сколько безумия, страха, критики

Скрыто под маской сангвиника.

Мне говорили, хорош с аналитикой,

Мозг мол сломаю, с резьбы сорвёт винтики.

Но, я всё думал с упорством Ботвинника,

Трещины переросли все в извилины.

Песто

Задача людей – найти своё место,

Понять и не врать себе лестно,

Из какого ты теста.

Не лезть никогда в недоступные бездны,

Не идти против своих интересов.

Жить интересно.

Где одним хорошо, другим пресно.

Мы разные актёры в сей пьесе,

Учим роли в процессе.

Никому с советом не лезем,

Только, если ждут его честно.

Не быть неуместным.

Рубить в себе гордыни полесье,

В нём зверь себе строит поместье,

Голодный до мести.

Не врать себе, хранить себе верность.

Совесть вещь неубиваемая, даже не надейся.

Она съест и мозг, и сердце,

Даже Гудвин не спасёт, оберегайся бесчестья.

Изумруды могут многое в руках у умельцев,

Но нищие духом всегда пораженцы.

Я тоже ещё зелен, как песто,

Но вижу контексты в мироздания песне.

Мои строки кто-то сочтёт и полезными,

А кто-то лишь плесенью ума, рифм месивом.

Решайте сами, всё взвесив,

Моё дело – писать то, что изнутри лезет…

Верблюд

Уважаю любой труд, кроме рабского.

Не верю сходу никому – Станиславский я.

Походу я скупой Верблюд, что хочет скитаться.

Коплю эмоции в горбу – не люблю плеваться.

Внутри пустыня, не могу часто улыбаться.

Все шутки и стихи вон тут – способ проблеваться.

Для вас нелепый мой продукт, но я рад стараться.

Как самурай, продолжу путь наугад, если вкратце.

Я ненавижу и люблю эту жизнь за пиратство,

Сплошные копии в миру и в придуманном царстве.

Впитаю губкой этот сюр, чтобы не исписаться,

Жми на сердечко там в углу, не забудь подписаться…

Возвращение

Так отрадно всегда возвращаться в места,

Где тебя точно ждут и так любят.

Никакие средства, никакой пьедестал

Не заменит родного уюта.

Пусть молвят злые языки: нельзя быть дважды у реки.

Но я попробую найти туда подводные пути.

С души уставшей скину вниз булыжник горечи судьбы,

И поплывут опять круги тех, кто дороже суеты…

Не умею

Моя проблема в том, что я не умею сдаваться,

Нащупав снова дно, всплываю со злостью спартанца.

Своеобразный батискаф не даёт мне сломаться,

Вот только чувства иногда пропадают в мытарствах.

И вроде это хорошо на огромной дистанции,

Я должен вечно побеждать, пролетая все станции.

Но есть один большой нюанс в этом сказочном царстве:

Мне больше нравится не делать, а просто пытаться.

Меня манит глубина и возможность срываться,

Всё остальное – суета бесполезного танца.

Плевать на дивный результат, моя цель – наслаждаться.

Пока горит внутри азарт, будет путь освещаться…

Боржоми

То сильный жор, то вдруг нет аппетита.

Любимый цвет жёлтый, но нет гепатита.

То пиво с вином, то Боржоми налита.

То минус, то плюс на моём депозите.

Холерик-флегматик, скаредный транжира,

Гарем из стигматов в душе невредимой.

Манерный стиляга вне этики мнимой,

Калека в быту, но атлет в мире книги.

Полярный экспресс – моя психика в лимбе.

Я вижу насквозь все прожилки на нимбах.

Занятный процесс – прятать голову в рифмах,

Я страус, которого лучше не злить вам.

Яд

Я понял – меня убивает свобода, точнее, воля, я к ней не пригоден.

Может, старею, а, может, и болен. Природа моя такова – недоволен.

Оковы мешают кому-то другому, а мне исключительно очень кайфово

Быть в рамках всегда, как плевок полароида, страдать, наслаждаясь, но изредка ноя.

Мысли – наушника провод запутанный.

Мышка-норушка – нейронный компьютер мой,

Слишком уж шустро от "здорово" к "худо мне".

Крыша обрушилась, но я же в бункере…

Меж молотом и наковальней

Меж молотом и наковальней застрял я,

Вмятины в ней и себе оставляя.

Только, казалось бы, ближе у края был,

И вновь в эпицентре ударов стал.

Боли не чувствую, просто устал я.

Запах и привкус приелись мне стали.

Эмпатии ждать бесполезно, металлы

Не могут любить, это точно я знаю.

Упрямо ползу по блину наковальни,

Я неуязвим только внешне, сгораю

Внутри от безумного плана:

Сбежать от тоски океана.

Сбежать, но куда? Есть ли что-то за краем?

Я слился с рутиной свинцовой сансары.

Мысли кружат в голове ураганом:

А что, если молота нет с наковальней?

Дефицит

Дефицит досуга, профицит калорий.

Я живу в мире идей, как учил Аристотель.

Владею словом так, что в шоке Кирилл и Мефодий.

Но не хватает денег, так что привет, две работы.

С самой зиготы я выдумал себе заботы.

Жизнь так наскучила – я сделал её анекдотом.

Печальный образ, но я счастлив сильней Дон Кихота.

И через эти строки вам открываю все шпроты.

Во мне тысяча талантов – я универсам.

Поступил бюджетно – закончил универ сам.

Разогнал нейронные вагоны – в голове Сапсан.

Отслоилось многое за годы, так кем же я стал?

Патриотичным публицистом или графоманом?

Поэтом и нарциссом или больным пероманом?

Ведь, как кинолог из Кореи, улыбаюсь лайкам.

Пускай решают люди, и пусть толстеет тетрадка…

Кринжую

Кринжую с чайлдфри и собачников в тесных квартирах,

С аполитичных пацифистов свободолюбивых,

С упрямых веганов и с их собратьев – сыроедов,

И с моралистов с их игрою: как достать соседа.

Ещё мне стыдно за "защитников" нашей природы,

За экологию что борются через офшоры,

За тех, кто портит чьи-то шубы под чудным предлогом,

За тех, кто чистый вандализм проповедует хором.

Испанский стыд за пассажиров в общественном транспорте,

За попрошаек нерадивых со сдельной зарплатой,

За лицемеров в чёрных рясах с цепями из злата,

За богатеев-компрадоров близ царской палаты.

Ладно. Это ж люди, будет скидка вам, горе-приматы.

Далеко не всем везёт с умом, как Сократу и Канту.

Каждый для чего-то ведь здесь нужен в колоде из карт, и

Это просто мнение, не факт. Может, я странноватый?

Кремлин

Я работал бы на Кремль и не вижу здесь проблемы.

Написал бы сто поэм для мэра за Порш Панамера,

И прослыл бы гением пиара, хлеще Моргенштерна.

Дайте только денег, и увидите таланты в деле.