
Полная версия
Не прийти в Сантьяго

Софья Харбих
Не прийти в Сантьяго
Странствия… далекие и близкие, они воистину благословенны для учеников Христовых, потому что и Бог был Странником. Да и сама жизнь Его – странствие1.
ПРОЛОГ
Если на протяжении всей недели, словно у маньячки, дергается глаз, портится характер и (даже!) пропадает аппетит, – с этим нужно срочно что-то делать.
Она и сама это прекрасно понимала и упорно размышляла о том, как, собственно, вернуть себе былой вкус к жизни и легкость бытия, однако доходила в этом до ещё большего изнеможения: разбитая, нервно истощённая, озлобленная и в конец разочарованная Она уперлась лбом в стену, перебирала ногами, но оставалась на месте, как перевёрнутый на спину жук.
И было бы с чего переживать! Она была дома, в зелёном вкусно-ягодном Подмосковье, окружённая заботой мамы и бабушки, без нудной работы, без пыльного офиса, да и вообще без каких-либо насущных проблем; отдыхала от полугодового путешествия по Латинской Америке, откуда вот-вот вернулась. Акклиматизировалась, так сказать, размышляя о том, что делать дальше и чему посвятить свою жизнь.
А вариантов было не много… Её совсем не прельщали ни затхлые кубометры какой-нибудь конторы, ни поиск съемного жилья в Москве, ни перевоз туда тучных чемоданов, ни вообще ежедневное сурковое2 таскание на работу в очередной безуспешной попытке вписать себя в суетливую, претенциозно-пустую жизнь мегаполиса. Хватит, уже наигралась… Она больше не видела в этом смысла, а может и раньше не видела, а только пыталась углядеть, но сейчас и пытаться не хотела. Ни семья, ни дети, ни московская потребительская бытовуха – в том, как она Ей на тот момент представлялась, – также не вызывали ни малейшего трепета. Наоборот, сбежать бы от этой обузы, но куда? Заняться бы чем-то полезным, но чем? Чего Ей на самом деле хотелось?! Она не знала. Запутавшись в самокопании, отрицании и скептицизме Она не понимала главного: а что взамен? Так просто было НЕ хотеть и ничего НЕ делать, оправдывая безделье бессмысленностью любых начинаний. И насколько сложнее решиться, поверить, идти к своей цели, несмотря ни на что.
Она не была лентяйкой. Напротив, Она всей душой хотела заниматься чем-то полезным, чем-то нужным для себя и для общества, чувствовать, как напрягаются извилины, как что-то сдвигается с мертвой точки, ощущать собственную нужность и прекаянность. А потому весь этот затянувшийся кризис и полная апатия вгоняли Её в ещё большее недовольство собой; с утра до вечера Она ковыряла одни и те же раны, донимая себя бесконечными вопросами и претензиями.
Однако, всякий, кто там был, пожалуй, знает: в липкой трясине самопрезрения, под зорким оком недовольного «Сверх Я»3 особо не разгуляться. Тупик. Любая идея, любое начинание иссыхают на корню, ведь им, что дому без фундамента, не на что опереться, не на чем взрасти. Не было мотивации. Да и откуда? Она ж сама Её раздавила и запрятала словно яйцо Кощеево, а потом ещё и забыла куда. То и оставалось, что и самой идти ко дну, прихватив для верности пудовый клубок из чувства вины и стыда. За былую праздность. За то, кем Она не стала, за то, чего не добилась, за попусту проживаемую жизнь.
Сорваться бы, но куда? Учиться бы, но чему? Работать бы, но где? «А если всё равно куда ехать, какой гранит грызть или в кого превращаться, то стоит ли вообще начинать…? – нашёптывала зарождающаяся апатия, – Зачем куда-то ехать, напрягаться, тратить деньги, нервы, силы, если ты даже удовольствие от этого получить не можешь? А ведь не можешь же, ну я-то знаю! А там ещё все эти дискомфорты, болезни, переезды… Да и по сути, что это изменит? НИЧЕГО! Очередной побег, не более… Только и можешь, что голову в песок! А проблемы то никуда не исчезнут! Наоборот, только приумножатся… Бездарная, бездарная, бездарная»… Или это её ещё: «Да и вообще, куда ты собралась, если повязана со своим Бальморалем?» Что тут было возразить?
* * *
«Бальмораль» – испанская винодельня, с которой Она около года странным образом сотрудничала. Ну как сотрудничала? Вначале речь шла не более, чем о помощи с продажами в России («А если получится, то и о твоей комиссии потом поговорим», – добавил тогда её будущий начальник), весело, беззаботно: ни к чему не обязывающие встречи, редкие переписки, винные эвенты4, дегустации. Но затем, добившись некоторых успехов, Она зачем-то согласилась на зарплатно-формальную кабалу… что, как оно часто бывает, враз лишило их «сотрудничество» былой лёгкости.
Но Она согласилась и слово своё должна была держать. Ей прислали огромную партию образцов, затребовали бесконечные таблицы с отчётами, фото с проведенных встреч, звонков-звонков-звонков: «горячих», «холодных», как пирожков на рынке… Ей жутко всё это не нравилось, Она плевалась и хмурила бровь, но бросить не могла из-за той самой мазохистической ответственности. Или БЕС-ответственности? Ведь без ответа оставались Её интересы и Её желания.
И ладно бы искался этот импортер. Едва ли! Хорошее, но не конъюнктурно дорогое вино никак не хотело продаваться. На вереницы отправленных писем никто не отвечал, из трубки доносились мерные гудки или сухое (а то и вовсе обидное): «Не интересно! Убедительная просьба больше не звонить!».
«Ну вот, докатилась… – расстроенно думала Она, – Я даже дурацкое вино продать не могу!… Да что я вообще умею? Ни профессии, ни навыков, ноль без палочки!»
– Брось ты на себя наговаривать, – заметил на это Павел, один Её знакомый импортер, – Не в тебе тут дело! В этой стране людям доширак скоро купить будет не на что, а ты про какие-то вина…
* * *
И вот пришел август, а с ним – и едва заметный просвет на сером небе Её безнадёжности. За плотной пеленой облаков забрезжила одна любопытная идея: сначала осторожно, украдкой выглянула из-за края, затем осмелела, возмужала, принялась рьяно пробивать себе место под солнцем. Да что там, в конце концов она и стала этим самым «солнцем», но об этом – позже. Сама ли она появилась или взросла на рытвинах Её перелопаченной души? Кто знает, да и какая, собственно, разница? Все эти курино-яичные споры – не более, чем софистика. Идея родилась, и роды прошли успешно. И, как и при всяких родах, не обошлось без акушерки:
– Слушай, а ты не хочешь сходить в Камино? – спросила однажды Катюша, Её закадычная подруга, с которой они не раз срывались то на Байкал, то в Сергиев Посад, то в Турцию, – А то мне Алонсо тут отпуск предлагает взять. И ты как раз в России. Может, была ни была, и рванём к Иакову?
Камино… Её давняя мечта… Сколько лет прошло, а Она до сих пор помнила тот день, когда у парка Сокольники они встретились с бывшей коллегой Жанкой – загорелой, поджарой, сияющей… та тогда едва вернулась из пути Святого Иакова и вся прямо-таки светилась какой-то неземной энергией, глаза горели, рассказы захватывали дух… Она не была шибко религиозна, да и сильно любознательной Её трудно было назвать, а потому о Камино Она слышала тогда впервые и впитывала слова Жанки, словно губка, переносясь в какое-то другое изменение, так не похожее на прозаичные московские будни. Кстати, одними рассказами у подруги тогда дело не обошлось. Камино в корне изменил всю Жанкину жизнь, показал её истинное призвание, подарил любовь… ведь Дарио – её нынешнего мужа-итальянца – она встретила именно там.
С тех пор и Она мечтала отважиться на этот путь… перевернуть страницу, начать всё с нуля. Порой Ей чудилось, что только там, на стыке физического изнеможения, природных красот и одухотворённости неприкаянного путника; только там среди невзгод и испытаний, отрешённости и пьянящей свободы Она сможет найти ответ на главный мучавший Её вопрос: что такое вообще – «жить»? И как это правильно делать, чтобы залатать, наконец, эту разрывающую пустоту внутри.
Она знала, что это возможно; что жизнь – это путь, и смысл её – не в финальной цели – что в рамках физической жизни равносильно смерти – а в самом этом пути, в его осмысленном и благодарном прохождении. Повторяла словно прописную истину, даже татуировку такую хотела сделать… Но прописные истины тем и плохи, что, принимаясь как должное, редко меняют привычный ход сознания. Да и вообще… не верила Она, что словами можно что-то изменить. Слова это что? Пшик, выхлопы чужих мыслей, проекции и обобщения, во многом искажённые, что вылетели и растворились… А Ей хотелось прочувствовать эту максиму на физическом, телесном уровне; с потом и кровью впитать эти жизненно важные, но покамест абстрактные постулаты. И где, как не в Камино?…
Однако ж, Она всё тянула, год за годом находя новые и новые отговорки. Ей, как тому танцору, всегда что-то мешало: то работа, то больная спина, то непогода…
* * *
– Катюш, а может и правда?… – после недолгой паузы проговорила Она, крепко сжав телефонную трубку и подавив подступившее к горлу волнение. – Когда как не сейчас?
Конечно, в своих фантазиях Ей представлялось, что Камино Она проходит одна: гордая одинокая путница, молча и стойко преодолевающая трудности, день за днём, километр за километром обдумывая собственную жизнь и своё в ней место… хоть икону с Неё пиши… Но то – фантазии, да ещё вопрос – Её ли? Возможно – не более чем оттиск образа Жанки или главного героя фильма «Путь»5. Да и вообще, одна Она скорее всего так никогда бы и не собралась, всё откладывала и откладывала бы на потом, пока в один «прекрасный» день совсем не угасла б от предательства собственной мечты.
А тут – отличный пинок извне. И не от кого-то, а от Катюши – милой проверенной подруги, что точно поймёт и точно поддержит, коль вдруг Ей приспичит побыть одной, покопаться в собственных рефлексиях. Да и Её интровертные приступы обычно настолько же спонтанны, насколько непродолжительны, и после них – Она это точно знала – нет большего счастья, чем верный друг рядом. Она даже на мгновение представила их нелепую навьюченную пару, что дружно шагает по мшистым испанским тропам, жарко обсуждая важное и смеясь над неважным, вместе преодолевает трудности, а потом вместе же отмечает это преодоление в какой-нибудь захолустной харчевне…
– Именно! – обрадовалась Катюша. – Я ужасно рада, что ты не против!
– И я, – улыбнулась Она, ещё не до конца не осознавая реальность сказанного. – Только надо бы это как следует продумать. Когда, куда и как… Там же несколько этих путей, и все разные. Я вот, к примеру, всегда хотела с Французского начать, он как бы – самый культовый, чтоб от самой Франции и до самого Сантьяго…
– Ну и супер! Значит идём во Французский! – с радостью согласилась подруга.
– Не всё так просто… – задумчиво ответила Она, – Если его целиком идти, то это – месяц, как минимум! Там же километров 800, не меньше… Не думаю, что твой Алонсо на столько тебя отпустит.
– Мда… – замялась Катюша, – многовато… Тоже сомневаюсь, что он настолько расщедрится…
– То то и оно, – вздохнула Она. – Там, конечно, разные варианты можно придумать… стартануть, к примеру, не из Франции, а где-то с середины… ну или откуда-то там, чтоб уложиться в твои две недели… – размышляла Она, – Формально Камино считается «пройденным», если одолеть последние 100 километров до Сантьяго, больше – пожалуйста; меньше – ни ни.
– В смысле ни ни? – переспросила Катюша. – Как это вообще проверяют?
– На костре инквизиции, – усмехнулась Она, – Сгоришь – наврал, выживешь – за тобой правда.
– Ну а серьёзно? – улыбнулась подруга.
– А тебе это вообще зачем? – не поддавалась Она, – Уже заранее думаешь, как бы сфилонить?
– Вот ещё! – фыркнула Катюша, – Мне, наоборот, чем больше – тем лучше! Просто интересно. Как это там у них устроено…
– Короче, – начала Она, – Этот паломнический квест на самом деле очень грамотно продуман… Вначале паломник-ортодокс, ну в смысле тот, кто хочет всё прямо по правилам сделать, получает «креденсиаль» – своего рода паспорт, где по ходу своего пути в Сантьяго он проставляет красивые, средневековые печати. Помнишь, как в детстве альбомы для наклеек? Вот типа того, только с религиозным антуражем.
– А где он эти печати находит? – спросила Катюша.
– Насколько я понимаю – по-разному, в церквушках там всяких, в местных харчевнях, по-моему, даже в магазинах. Ну и в альбергес, разумеется, тоже, – добавила Она спохватившись.
– Альбергес?
– Ну да, это что-то типа хостелов, но для пилигримов. И, кстати, довольно часто их устраивают не просто в зданиях, а в бывших школах, древних ангарах или даже монастырях, представляешь? Условия там, правда, не лухари6… Но зато, прикинь, каково это – ночевать в средневековом монастыре?! Да плюс за очень небольшие деньги, а порой – так и вообще даром!
– Ну и филантропы! – восхищённо протянула Катюша, – Как же я хочу переночевать в настоящем монастыре!
– Ага, и я! – улыбнулась Она. – И, знаешь, я почему-то уверена, что нам обязательно подвернётся какой-нибудь милый монастырьчик!.. Но вернёмся к печатям, – продолжила Она после небольшой паузы, – В общем если не забывать их ставить, то потом можно запросто проследить, откуда ты начал и сколько прошёл… Там ведь и даты под печатями пишут, и, соответственно, место… Вот и считай: больше 100 км – получай компостелу, меньше – до свидания.
– Компостелу? – переспросила подруга.
– Ну да. Это такой особый документ, по типу грамоты, которую тебе дают, если дойдёшь до Сантьяго. А-ля пятёрка в четверти, – усмехнулась Она, – А креденсиаль, получается, что-то типа дневника.
– Отлично! В этом случае мне обязательно нужна компостела! – протянула Катюша. – Я ж всегда была круглая отличница!
– Это даже не обсуждается! Меня, чур, без компостелы даже на обратный рейс, прошу, не сажать! – усмехнулась Она, – Да и вообще, я бы хотела побольше сотни пройти… Сто километров это что? Между нами сейчас и того больше.
– Ага, – со смехом ответила подруга. – Вот поднатореем в Камино и будем по возвращению пешком друг к другу в гости ходить!
– Не исключено! Но для начала, давай по Камино решим: сокращённый Французский или может выдвинемся, например, из Португалии? По нему кстати моя Каролина недавно хаживала.
– Которая аргентинка?
– Ага. Они с подругой тоже были в стесненных сроках, а потому стартанули не из Лиссабона, а из Порту. Это в два раза ближе к Сантьяго, всего 10-11 дней пути.
– То, что надо! – радостно воскликнула Катюша.
– Ага, плюс ещё и Португалию посмотрим и портвейну хлебнем за начало приключений! – улыбнулась Она.
– Оооох… – протянула Катюша, – Я уже предвкушаю: Португалия, океан, Камино… три в одном!
Даже сквозь трубку Она почувствовала волнение подруги, чей голос дрожал, а на глаза наворачивались слёзы. Или это были Её?
* * *
Камино-де-Сантьяго – один из известнейших маршрутов католических паломников после Рима и, разумеется, Иерусалима, с тем, правда, немаловажным отличием, что Камино – не какой-то конкретный путь, а десятки дорог, что берут своё начало в самых разных точках Европы (а по сути – так и всего мира), но неизменно заканчиваются в испанской Галисии, в городе Сантьяго-де-Компостела.
Святой Иаков (или как его называют на испанский манер – Сантьяго) – один из двенадцати апостолов, ближайших учеников Христа, был заядлым путешественником, благодаря которому новое учение смогло распространиться далеко за пределы Иерусалима. В 44 г., когда после долгих странствий по территории нынешних Португалии и Испании он вернулся в Святую Землю, взамен признания и отдыха его там ждала мученическая смерть от меча Ирода Агриппы I, начавшего преследования первых христиан. На месте казни7 сейчас возвышается Апостольский собор Святого Иакова, там же под алтарём захоронена отсечённая голова апостола. Тело же, согласно преданию, было велено не предавать земле, но сгрудить на лодку и пустить по волнам Средиземного моря, что чудесным образом вынесло его обратно к иберийским берегам: «Незачем, дескать, уходил. Тут твоё место».
Почти 750 лет останки Святого безвестно покоились близь устья реки Ульи, и, быть может, и вовсе сгинули бы в галисийских недрах, кабы не Пелайо, монах-отшельник, что набрёл на ковчег с нетленными мощами, следуя за путеводной звездой. Сперва на месте находки построили скромную часовню, с течением времени вокруг разрослось небольшое поселение. Однако, поскольку весть о святыне распространялась всё дальше и дальше, а число паломников неумолимо росло, то сегодня та малая деревушка превратилась в прекрасный город – Сантьяго-де-Компостела (от «компостела» – место, обозначенное звездой) – одну из культурных и архитектурных столиц Европы.
Во время Реконкисты8 также никто иной как Сантьяго регулярно являлся испанским правителям и войнам, вселяя в них силы и помогая в победах, чем и заслужил статус национального покровителя и защитника Испании, Святого Иакова Мавроборца. Его культ процветал, слава о его чудесах росла, а потому на месте старой часовни в Компостеле решено было построить величественный Собор. Тысячи верующих со всех уголков христианского мира пуще прежнего потянулись к мощам Святого Иакова в поисках милости и защиты, закладывая подспудно основу ветвистой сети Камино9: протаптывались маршруты, строились дороги и мосты, возводились монастыри и церквушки, учреждались альбергес, возникали харчевни и трапезные…
Однако, как оно часто бывает, на смену росту неизменно приходит спад. Так и с Камино, небывалая популярность которого сменилась затем глубоким забвением. Два серьёзных кризиса едва не стёрли его мощёный профиль с лица земли.
Первый – в XVI веке – был связан с возникновением протестантизма, категорично отвергающего не только пышную католическую обрядовость, но и личное спасение заслугами святых. Количество католиков сократилось тогда практически вдвое, количество паломников – и того больше.
Причина второго – Французская революция и провозглашенная ею секуляризация церковно-монастырских земель: многовековая инфраструктура паломнических маршрутов и сеть приютов были обречены…
Почти двести лет Камино пребывал в практически полной безвестности; средневековая брусчатка перекрывалась асфальтом, указатели ветшали и порастали мхом, церкви обращались в торговые лавки, альбергес продавались под частные владения.
Однако в конце XX века, отдышавшись от пороха мировых войн и желая во что бы то ни стало предотвратить разгорание новых, человечество вновь обратилось к утраченной духовности, в том числе, вспомнило и о Камино. О нём начали писать книги, снимать фильмы, освещать в прессе и всячески продвигать как неорелигиозную практику.
Но неорелигиозность неорелигиозности рознь. Причины для Камино у каждого свои и зачастую – что греха таить? – совсем не религиозного плана. Для кого-то это – повод вырваться из города на лоно природы; для другого – перегоревать случившееся горе; кто-то может хочет преодолеть многокилометровый трекинг; тогда как третьему интересно познакомиться с культурным наследием средневековой Европы… Да мало ли что может сподвигнуть на Путь? У каждого он всё равно будет свой, и смысл его – как, впрочем, и смысл всей жизни – невозможно понять или найти, а можно только вложить.
* * *
Так что же Её так неумолимо тянуло в Камино?
Она всегда любила куда-то идти. Сам факт перемещения, движения, зыбкой безвременности и бескоординатности давали Ей сладостное ощущение свободы и лёгкости, растворяли в могучем потоке жизни. Плюс кризис среднего возраста давал о себе знать: Ей нужно было срочно разобраться в утекающей сквозь пальцы жизни, самом способе её проживания. Она лелеяла надежду, что встреча с другими паломниками, их истории, жизни, мечтания помогут и Ей взглянуть на себя со стороны, изменить привычные рамки восприятия. Она было даже подумала взять с собой диктофон и записывать наиболее увлекательные рассказы… но в итоге не стала, не хватало подменить Путь журналистским расследованием.
Ну и без символизма, разумеется, не обошлось. Камино в Её воображении принял образ многокилометровой черты, той самой, что разделяет тернистое «до» и просветлённое «после»; актом перерождения, точкой невозврата… Что ждало Её впереди – Она не знала, да и в общем-то не хотела загадывать, лишь в одном зарекаясь наверняка – никогда не возвращаться в былое «до». Это будет Её Рубикон, и он будет пройден.
* * *
Она отложила телефон, выглянула в окно и, возможно, в первый раз за много дней почувствовала облегчение, что тёплой волной растекалось по напряжённому словно пружина телу. Ей вдруг стало спокойно и радостно. Она улыбнулась нависшему над лесом свинцовому небу, предвкушая, что скоро на его месте засверкает яркое португальское солнце, расправила плечи и отчётливо поняла, что кризис миновал, что Она снова в пути… на этот раз к Сантьяго-де-Компостеле, «месту, отмеченному звездой», той самой, что, быть может, станет путеводной и для Неё.
ГЛАВА 1. ПОЛЕТИМ VS ПРОЛЕТИМ
Сказать, что Ей полегчало – ничего не сказать. Всё как-то вдруг встало на свои места, в конце туннеля забрезжил свет, в бездне отчаяния нащупалась кнопка лифта. Дело было за малым – добраться до Порту.
– Слушай, – проговорила она Катюше, пялясь в ноутбук и перебирая варианты вылета, – Я тут смотрю билеты, однако, ситуация прям аховая…. Августовские цены – как бешенные собаки. Единственные более ли менее приемлемые даты – шестое или тринадцатое. Тринадцатого, правда, ужасно длинная пересадка во Франции…
– Насколько длинная? – уточнила подруга.
– Почти одиннадцать часов… Так что, при этом раскладе, успеем еще и Париж осмотреть.
– За одиннадцать часов? Вот уж точно будет «увидеть Париж и умереть», – усмехнулась Катюша.
– Не хотелось бы, – улыбнулась Она. – Но решать по билетам нужно уже сейчас, а то и эти варианты, как горячие пирожки, разлетятся на раз-два-три!
– Ну если честно, – проговорила Катюша, немного замявшись, – Ни шестое, ни тринадцатое мне не очень подходят… Не помню, говорила ли я тебе, но с 7 по 12 августа я буду в Карелии…
– Здрасьте приехали! – недовольно цокнула Она, – Нет, похоже, что не говорила… Это, что получается? С корабля на бал?
– Похоже на то… – уклончиво ответила подруга, – Мы просто уже давно с одногруппницами договорились и все забронировали… никак не отменишь. Поэтому шестое мне вообще ни в какие ворота, а вот тринадцатое… – она тяжело вздохнула, – В принципе можно, но я даже постираться не успею… Не говоря уже о том, чтобы отдохнуть. На другие даты всё намного дороже?
– Раза в два-три… Да и не только дороже, но и в принципе мало что осталось.
– Мда… – протянула Катюша, – Дай-ка я попозже ещё раз гляну и тебе потом напишу, ладно? Через часок-другой.
– Да без проблем. И в случае чего, можно ж и по-отдельности лететь, а встретиться уже на месте. – добавила Она. – Лично мне было б намного прикольнее дожидаться тебя в Порту, чем тут в Подмосковье киснуть.
– Это ты права конечно… – нехотя согласилась Катюша, – Но я хочу с тобой!
В ответ Она только вздохнула. Как же это сложно строить планы с кем-то ещё! Даже с закадычной подругой. За последние годы своих зачастую сольных путешествий Она настолько отвыкла от кого-то зависеть, что-то с кем-то согласовывать, кого-то ждать и подстраиваться. А тут… другой человек, другие проблемы, которые, вон еще даже до старта уже идут наперекор с Ейными!
«Ну ладно, допустим…, – уговаривала Она себя, – Вместе идти и веселее, и проще. С физической и, главное, моральной точки зрения. И, если на чистоту, то фиг его знает, когда бы я сама на это решилась. Если вообще решилась…»
Не поспоришь. Однако, все эти нестыковки, мелкие раздраженьица, зыбкие компромиссы – причём, как Она подозревала, далеко не последние – очень Её напрягали. Как не крути, Катюша была неженкой, не так чтобы сильно привыкшей к суровым походным условиям и спартанскому быту, эдакой милой интеллигентной мажоркой… Что только стоит та их эпопея с отелем в Стамбуле… Столько запросов, столько требований, голова кругом!
«Да и вообще Катюша в Камино? Как она, интересно, думает это осилить?… – недоумевала Она, глядя на потухший экран мобильника, – Это ж далеко не «олинклюзив»… Хотя… почему я постоянно пытаюсь решать за других? Хочется ей – пожалуйста! Главное – не брать на себя роль няньки и не подстраиваться под исключительно её интересы… А то Карелия видите ли у неё… Могла бы и отменить!»
Недовольно фыркнув, Она отшвырнула телефон и подошла к окну, где, словно наперекор Её всклокоченному настроению, царила летне-подмосковная идиллия…
Она жила на самом краю города, на берегу небольшого живописного озера, и с Её шестого этажа было видно, как чуть дальше, за нескладными рядами крошечных дач, простирались безбрежные поля, изящно обрамлённые берёзовой рощей. Всё было настолько спокойно и приторно, что Ей захотелось взвыть или громко выругаться, словно при синдроме Туретта10… Хотелось катастрофы, взрыва, хотя бы грозы, наконец! Но за окном, как назло, всё изрыгало мягкую негу: беззаботно щебетали птички, ярко светило солнышко.


