День шепота травы

Он бросил на кровать великолепное золотистое платье. Длинное, с пышной юбкой и лифом, отделанным сверкающими стразами. Эва зашла за ширму и надела платье. В нем она чувствовала себя по меньшей мере королевой.

…Они шли долго. Сначала по лунной дорожке, потом свернули в лес, где росли высокие раскидистые сосны. Потом приблизились к какому-то странному замку, в который не так-то просто было войти. Ив долго называл стражнику комбинации каких-то букв и цифр. Наконец-то они смогли попасть в замок, который был полон странных людей. Они были какими-то неестественными, старомодными, но в то же время милыми.

Ив взял Эву за руку и повёл, сквозь толпу собравшихся, куда-то по тёмному коридору, где в боковых стенах были двери комнат, как в гостиницах. Ив и Эва остановились у последней двери справа и постучались. Никто не ответил. Но Ив распахнул двери, и Эва чуть не потеряла рассудок. В комнате она увидела своих родителей, погибших в автокатастрофе четыре года назад. Они были живы! Увидев Эву, мама улыбнулась, подошла и обняла дочь. Потом отец тоже заключил Эву в объятья. Ив сидел на стуле с радостным лицом и чувством выполненного долга.

– Мам, но вы же с папой умерли! Мы с бабушкой хоронили вас…

– Да нет, что ты, мы тогда притворились мёртвыми. На самом деле нам надо было уехать. Ты прости нас, мы не могли тебе сказать. А сейчас вот попросили Ива разыскать тебя. Мы так счастливы…

– Давайте пить чай! – сказал отец Эвы и стал вытаскивать чашки из серванта.

Они вчетвером пили чай, смеялись, родители вспоминали общее прошлое, Эва рассказывала о своей жизни после той трагедии. Ив слушал, подливал чай в чашки, и, казалось, был умиротворён. Но вот часы в замке пробили три часа, Ив вскочил и сказал, что Эве пора прощаться с родителями и надо возвращаться домой, если она не хочет остаться здесь навсегда. Эва поцеловала маму и отца. У мамы блеснула слезинка на щеке. Отец грустно улыбнулся.

– Прощай, дочка! Может, свидимся ещё когда-нибудь…

Ив с Эвой вышли из комнаты и отправились в обратную дорогу.

Вскоре они уже были дома. Странно, но в квартире окна были целыми, будто и не было того страха с мертвецами.

Ив и Эва. Они стояли в прихожей. Он не отпускал её руку, она склонила голову на его плечо.

– Поцелуй меня, – сказала Эва полушёпотом.

– А ты не будешь жалеть об этом?

– Нет. А почему я должна жалеть?

– Я открою тебе свою тайну. Тогда ты сама решишь, как быть. Дело в том… в том… что я вампир. Не перебивай. Раньше я был частным сыщиком. Твои родители как-то вышли на меня и попросили разыскать тебя. В уплату за эту услугу они согласились, что я попробую твоей крови. Они так хотели видеть тебя, что приняли даже это моё условие. Но за то время, что мы с тобой провели, я не хочу нанести тебе вреда. Ведь если я тебя поцелую, ты станешь вампиром.

Ив сжал её руку, так сильно, что у Эвы потемнело в глазах от боли. Она приблизила своё лицо к его лицу и прошептала:

– Целуй…

Ив привлек Эву к себе, нежно обнял, начал целовать. Его клыки удлинились, и как ни старался осторожней, всё-таки поцарапал ей губу. Но она не чувствовала боли. Она ничего не чувствовала, кроме величайшего наслаждения.

Часы показывали пять утра. Ив вдруг засобирался уходить.

– Мне пора, Эва. Прости. У нас такие правила. Их невозможно нарушить. Я ещё вернусь. А у тебя останется память обо мне. Сейчас ложись спать и пусть тебе приснится много красивых цветов. Я их тебе дарю…

Ив ушёл.

Эва проснулась в десять утра. Солнце вовсю заигрывало со шторами. Летний день начинался с хорошего настроения. Эва пошла в ванную. Стала чистить зубы. Ой, что-то не то. Посмотрела в зеркало. Два симпатичных белых клыка виднелись, когда она улыбалась. Она подмигнула своему отражению. Ив. Это о нём память. Хорошо-то как…

Код времени

Осенний ветер шелестел опавшими листьями. Высоко на дереве сидела ворона. Её чёрное карканье было подозрительно-пугающим – она как будто предупреждала меня об опасности.

Но мне было не до птичьих разговоров. Впереди виднелся город К., в котором я должен был найти Олли. И как это сделать, ещё себе не представлял.

Олли исчезла месяц назад после нашей нелепой ссоры из-за того, что я нечаянно уронил на пол её любимый кактус, который должен был вот-вот зацвести. Уронил вместе горшком, расколовшимся от удара на две части. Повредился бутон нежно-розового цветка, земля рассыпалась и лежала бесформенной кучкой на гладкой поверхности ламината. Спасение кактуса оказалось непривычной и трудной миссией для Олли. Я попытался ей помочь, но был отвергнут и стоял, молча наблюдая за происходящим.

Несмотря на старания моей любимой, кактус так и не расцвёл, бутон засох и отпал. А Олли однажды утром ушла, оставив странную записку: «Я исчезаю. В будущее 0178-5. Мне нужно побыть одной.»

Я ждал её неделю, две, три. Меня терзали разные мысли, снились странные сны, в которых являлись очень известные люди. Все они меня успокаивали, предлагали свою помощь. А однажды приснился Джон Леннон с пистолетом в руке. Он обещал застрелиться, если Олли не вернётся. Когда прошёл месяц ожиданий, я всё же решил отправиться на поиски.

Попасть в будущее было несложно. Нажимаешь красную кнопку на смарт-часах марки «Пилот-2М», набираешь код времени, закрываешь глаза и считаешь до двадцати. Затем открываешь глаза – и ты в будущем.

Я надел куртку, положив в карман шокер, вышел во двор, проделал все манипуляции со смарт-часами и закрыл глаза. Пока считал, меня объяла какая-то смутная тревога, словно мне предстояло отправиться в потусторонний мир. Открыв глаза, я ощутил вязкость времени – окружающее меня пространство было как будто пьяно, оно качалось, шло волнами и сверкало на солнце. Так продолжалось ещё несколько минут…

И вот я уже оказался в том самом будущем, которое наступит через 178,5 лет. Я шёл в город К., и он встречал меня, чуть заметно кивая верхними этажами домов, подмигивая окнами, отражающими солнечный свет, и приветственно помахивая ветвями деревьев. Где-то здесь Олли. За одним из окон, за тонким тюлем, скрывающим глубину комнаты. Но почему же так тревожно каркала ворона?

Вдруг… Я увидел или мне показалось? Асфальт стал медленно приподниматься и опускаться. Он как будто дышал и направлял меня. Своим дыханием город не давал идти другой дорогой. Только той, по которой он указывал. Она не двигалась, и я мог пройти свободно, не наступая на «лёгкие» улиц. Иногда мне даже казалось, что я слышу тихий стон некоторых домов, которым то ли воздуха не хватает, то ли они перегрелись на солнце. Их настроение передавалось мне, и чем дальше я шёл, тем тревожнее было на сердце. Где же Олли? Сколько ещё предстоит пройти? Эти вопросы мучили меня и не давали расслабиться ни на секунду.

Люди, которые встречались мне на пути, напоминали грустных птиц с опущенными клювами-носами и потрёпанными крыльями. Они не улыбались и казались полностью погружёнными в себя. Создавалось впечатление, что я попал не в будущее, а в прошлое. Автомобили, троллейбусы и трамваи, магазины, киоски – всё было таким, как в старых фильмах начала двадцать первого века. А я продолжал идти и удивляться.

Дорога привела меня к белой восемнадцатиэтажке, состоявшей из одного подъезда. Когда-то, очень давно, такие дома называли свечками. По тому как город успокоился, я понял, что Олли находится здесь. Дом был тощий, как анорексичная барышня. Застеклённые балконы и узкие окна подчеркивали его хрупкость. Почему-то без труда я набрал код на двери. Вошёл в подъезд. В помещении лифтовой площадки пахло сыростью. На облупленных стенах красовались «ХУЙ», «ЦОЙ ЖЫВ», «Мася Дура» и другие шедевры. Вероятно, подростковое творчество. Я зашёл в лифт, «украшенный» подобными письменами. Рука сама потянулась к нужной кнопке. Я знал, что город продолжает мне помогать. Я верил ему. Лифт быстро поднял меня на десятый этаж, и я оказался у двери сорок седьмой квартиры. Я позвонил.

Дверь открылась, и я увидел Олли. Похудевшую и уставшую. Глаза у неё были такие потухшие, как у мёртвого фламинго.

– Марк, – чуть слышно сказала Олли, – спаси меня. Я больше не могу… здесь.

Бедная Олли, она даже не удивилась моему появлению. Втянула меня в квартиру и закрыла дверь.

– Что случилось? – спросил я и обнял её. Она прижалась ко мне, как маленькая испуганная девочка, потом слегка отстранилась, взяла меня за руку и повела вглубь комнаты. Мы сели на диван.

– Слушай, Марк, они забрали у меня смарт-часы. Поселили здесь. Да, я могу выходить, они не запирают дверь. Но без часов я не могу вернуться домой. Они приносят мне еду, всё необходимое для жизни, но требуют, чтобы я назвала им цифровой код возвращения в наше время. Вчера они сказали, что если я сегодня не назову им код, они перестанут обеспечивать меня. Я не знаю, что делать. Я боюсь совершить что-то непоправимое…

– Кто они, Олли? Как с ними связаться? – спросил я, понимая уже, что возвратить часы будет непросто.

– Они мне вот что рассказали. Тридцать лет тому назад по всей планете прошли разрушительные войны. Погибло много людей – и военных, и мирных. Были уничтожены все достижения цивилизации. Планета погрузилась во времена, похожие на начало двадцать первого века. Очень трудно давалось восстановление. И сейчас ещё много нерешённых вопросов. О том, как жили люди в прошлом, то есть, в наше время, они узнали из чудом уцелевших электронных книг и документов. И вот теперь они хотят попасть к нам, чтобы научиться передвигаться во времени и остановить те войны, которые были тридцать лет назад. Они мне так сказали. Но почему я должна им верить? И потом, без часов я не смогу вернуться домой. И я помню, что в инструкции написано, что и в будущем, и в прошлом ничего нельзя менять. Да, и ещё. Они работники какой-то спецслужбы. Их двое. Остановили меня на улице и попросили предъявить паспорт. Но у меня нет никакого паспорта, ты же знаешь. Пришлось рассказать, откуда я прибыла. Но они схватили меня, посадили в машину и увезли в свою контору. Там забрали мои смарт-часы и просили назвать код. Я, конечно же ничего не сказала. Тогда они увезли меня на эту квартиру и стали приходить каждый день, требуя назвать код. Вот и сегодня скоро придут. Где-то минут через десять.

– Значит, так, – сказал я. – Ты им откроешь, а я спрячусь в комнате за шторой. Будем действовать по обстановке.

Минут через десять послышался скрежет ключа, и в квартиру зашли двое спецслужбистов. В маленький просвет между шторами мне хорошо было видно происходящее.

Эти двое были среднего роста мужики, одетые в черную форму какой-то неизвестной мне службы. Вели они себя развязно, и не похоже было, что они обеспокоены судьбой планеты.

– Эй, ты, – сказал один из них, обращаясь к Олли, – давай, называй код, иначе я раздавлю твои часики.

Он достал из кармана смарт-часы и стал вертеть их в руках. Это была удача, подумал я и полез в карман за шокером.

– Нет, я ничего вам не скажу! – закричала Олли.

Я выскочил из-за шторы, в мгновение оказался рядом со спецслужбистами и вырубил шокером того, с часами. Он сполз на пол у стены и принял полусидячую позу. Второй успел увернуться и попытался ударить меня кулаком в челюсть. Но промахнулся и растянулся на полу. Олли не растерялась и выхватила у первого из рук свои часы. Второй, что лежал, схватил Олли за ногу и резко дёрнул. Олли упала. Но часы из рук не выпустила. Я подскочил к негодяю, заломил ему руки и хорошо провел болевой приём. Раздался истошный вой этого чудовища. Я ударил его ногой и помог Олли встать.

– Бежим! – крикнул я ей и схватил её за руку. Мы вбежали в лифт, и я нажал кнопку первого этажа. Выйдя из лифта, мы немного отдышались и пошли быстрым шагом в сторону той дороги, откуда я пришёл в город, который снова нам помогал. Не успев отойти от дома на двести метров, мы с Олли услышали топот ног и крики спецслужбистов, и поняли, что они гонятся за нами. Но нам помогал город! Он снова показывал правильную дорогу, а перед спецслужбистами вдруг на пути становились дома, перекрывая путь, или оказывалась куча рассыпанных кирпичей. Но самое интересное было, когда перед ними пробежал мальчишка, разлив целое ведро масла. Спецслужбисты комично поскальзывались и никак не могли встать, падая снова и снова.

А мы с Олли выбрались из города на то место, где я оказался, просчитав до двадцати. Дома провожали нас, помахивая верхними этажами, у деревьев качались золотистые кроны, а на ветке сидела ворона и радостно каркала.

Мы надели смарт-часы, нажали зелёные кнопки, ввели одинаковые коды, просчитали вслух до двадцати и, наконец-то оказались дома. Мы стояли обнявшись и ощущали вязкость времени. Наша комната была пьяна, а стены ходили волнами. Сквозь шторы пробивался луч солнечного света. Он был живым, горячим – нашим. Смарт-часы искрились разноцветными огоньками и как будто посылали нам кванты энергии. Я мысленно благодарил город К. за наше спасение и, кажется, ещё чувствовал совсем рядом его тёплое дыхание…

Нереальности

Сероглазка

Пустые дома, мёртвые, как зубы с удалёнными нервами, кренились то вбок, то вперёд, под спудом заброшенности и сиротства. Дворы, заросшие бурьяном и крапивой в человеческий рост, представляли собой унылое зрелище. Сараи, амбары и прочие хозяйственные постройки, подернутые цвилью, противно скрипели болтающимися дверцами. На кое-где виднеющихся островках выщербленного асфальта, некогда проезжей части улиц, серебрились после дождя лужи, в которых отражалось сизое небо. Изредка пробегали стайки одичавших худющих собак и кошек, выживающих кто как может.

Трудно поверить, что когда-то здесь была преуспевающая деревня Вишнёвка. Молодежь, трудолюбивая и неунывающая, в свободное время собиралась в клубе на танцы, позже – на дискотеки. Шум и веселье не прекращались, порой, до утра. Днем тишину нарушал смех и крики играющих малышей. Старики на лавочках умильно качали головами и рассказывали друг другу о своих детях и внуках.

День выдался теплый, что не редкость для августа. Потапыч, седой сморщенный дед, единственный оставшийся житель Вишнёвки, сидел на лавке. Только поговорить было не с кем, и он вспоминал свою прошедшую жизнь.

Молодость его пришлась на тридцатые предвоенные годы. Тогда его все деревенские знали как Пашку-гармониста. На своей старенькой гармошке он мог сыграть любую мелодию, да так лихо, что все заслушивались и просили ещё. Сколько девок увивалось возле него! А в жены он выбрал скромную Нину Косиченко. Она на первый взгляд была неприметной, но обладала такой внутренней красотой, исходящей из огромных грустных темно-серых глаз, что Пашка, разглядевший это чудо, был покорён враз и на всю жизнь. "Сероглазка моя", – ласково называл он жену. Нина оказалась хорошей хозяйкой, да ещё и заботливой матерью двум крохам-погодкам Ваньке и Машке. А уж желанной всегда была, и мужа Павла Потапыча любила искренне и беззаветно. В самом начале совместной жизни молодые отстроили добротный дом. Было у них и небольшое хозяйство: огород, корова, поросята, куры, кошка-крысоловка и пёс из местных дворняг. Живи да радуйся!

Война пришла в их деревню, когда Нина ходила третьим ребенком. Павла, как и его отца, и отца Нины, призвали в армию, и он ушел на фронт, оставив хозяйство на хрупкие плечи беременной жены. Матери, и Нинина, и Пашина, помогали, как могли. Пережили оккупацию, голод. А в конце войны в деревне обнаружилась страшная болезнь – тиф. Много жителей тогда померло. Не миновало это горе и Пашину семью. Осталась чудом в живых только его мать. Нину, её маму, старших детей и маленького Васеньку, которого отец так и не увидел, – схоронили всех рядышком на деревенском кладбище под большим раскидистым вязом.

О случившемся Павел узнал, когда вернулся с войны. Вот ведь как! Сколько мужей, сыновей, отцов погибли или без вести пропали, оставив сирот! А тут он, жив-здоров, пришел, а семьи нет. Сам теперь сирота. Их с женой отцы с фронта не вернулись. Погибли. Павел с горя запил. Приходил к могилам и ревел, как раненый зверь. Если бы не мать, пропал бы. А она, душа, уговорила его поберечь себя, бросить употреблять зелье окаянное, пойти работать. После долгих уговоров Павел, всё-таки, взял себя в руки, бросил пить и устроился шофером в колхозе. С тех пор, как потерял семью, гармошку в руки не брал. Не тянуло к музыке, когда на сердце волки выли…