Однажды в сказках

Koriolis

Однажды в сказках

1. Волшебный лес

Окей, где-то Джин это уже видел. Точнее, слышал, и спустя пару секунд оглушающей тишины даже вспоминает где: Кен, дружбан-ровесник из конкурирующей айдол-группы VIXX рассказывал про сбой телепорта. Из Кена ведьма как из мамонта балерина, в отличие от Джина. Тот таких косяков на четвёртом курсе уже не допускает, а если и да, то либо из вредности, либо дать поржать окружающим. Сплошной фан, короче, а никакие не сбои.

Но вот сегодня Джин точно не планировал лажать: ни из вредности, ни шутки ради. У них новогодний эвент в Пусане, а затем сразу второй в полночь в их общаге, дать полюбоваться фанатам, как группа празднует европейский Новый год. Он им, по-чесноку, на хрен не упал, ну не их праздник. Им бы после Пусана упасть часиков на двенадцать мордой в подушки. Но ради Арми они готовы на всё. И в этом мире айдолов и магии пункт плана, где Джин-недоведьма мгновенно перемещает всю группу из Пусана в Сеул после эвента, играет немаловажную роль.

Разбалованный аж двумя недоведьмами группы Пусанский стафф даже не заморачивается на их переодевание, умывание и прочие послеэвентные штуки. Строится в круг вокруг семерых парней, которых мысленно-колдовским усилием Джина должно вернуть в общагу в Сеуле. Ну что там заморачиваться? Сеульцы их там за полтора часа до полуночи и в душ отправят, и переоденут, и накрасят в домашнее перед Ви-лайвом. А тут уже можно и расслабиться. Так что бантаны сцепляют руки как есть, в концертных костюмах, все красивые и в белом, кроме мелочей, с которыми отыгрывали эвент про Золушку.

Тэхён поигрывает коротеньким хлыстом, изображая кучера и запихивает его себе в карман, прижимая локтем, чтобы не вывалился при переносе.

Юнги размахивает метёлкой, изображая лакея, который готов с Золушки пылинки сдувать. Чтобы Джин их всех телепортнул и никого при этом не потерял, держаться за руки надо крепко, и он пихает метёлку в карман. Та смешно торчит перьями из-за плеча рэпера.

Чонгук в зубах зажимает волшебную палочку. Он сегодня крёстная фея (вся группа мысленно ещё и «мать» к этому добавляет, тихо хихикая). Палочку ему стафф подобрал красивую, резную, почти гаррипоттеровскую, только розовую и со звездой на конце.

Намджун на шею подвесил пару «хрустальных» туфелек из прозрачного силикона, даром что одна туфелька примерно с пол Намджуновой ладони. Зато на этой же ладони она красиво смотрится на всех фотошутах, пока лидер из себя изображает Золушку. Этим двоим не повезло и роли распределились именно так.

Хотя кому больше не повезло, тот ещё вопрос – Чонгук с Намджуном по умолчанию всего лишь женского пола, а вот Хосоку досталось быть лошадью. Надежда всея группы маску-голову лошади сначала упорно пытается пристроить подмышку, но та оттуда не менее упорно вываливается – здоровая, сволочь. Так что Хосок, чертыхаясь, напяливает её себе на голову снова, бурча и ноя, что в ней жарко, душно, неудобно и невкусно пахнет.

В эвенте от отрицательных персонажей решили отказаться, переделав сказку на свой концертный лад, поэтому в бантановской версии сказки ни злобной мачехи, ни стервозных сестёр нет и в помине. Так что Чимину на голову напяливают зелёный листик (Чимин и странные головные уборы – это их вообще муд по жизни), крепят хэллоуинский рыжий значок к костюму, и он на сцене сегодня Тыква. Джин, чтобы подбодрить несчастного от своего невезения младшего, тут же себе на башку Р-Джея прикрепляет, недолго думая, и объявляя в микрофон на всю планету, что он теперь альпачий принц.

Что ни говори, хорошо быть раскрученной группой и творить весёлую хню.

Джин, вообще-то, на точность своей телепортации никогда не жаловался. И какого мамонта они оказались в глухом лесу посреди белого поля из снега и на морозе, вместо большого зала в общаге, специально расчищенного для прителепортирования, Джин не понимает вообще никак. Лес, к слову, очень и очень сказочный: деревья просто огромные, с толстой корой и янтарными потёками смолы. Над головой звёздная гладь, и Млечный путь ярко просвечивает сквозь пушистые игольчатые кроны древних кедров. И слава богу, что белый концертный наряд включает в себя толстенные ботинки, в которых хоть и слегка не удобно танцевать, зато проваливаться в непонятную обстановку после проёба с телепортом – самое оно. Вокруг белым-бело – они по колено в снегу, сухом, пушистом и искристом от мороза. Тишина стоит такая, что давит на уши, и единственные звуки вокруг от них самих.

Но ладно бы был вопрос только в «где».

– Какого попугая?? – раздаётся в глухой морозной тишине первый вопрос и у Джина челюсть при взгляде на группу отвисает сама собой.

С группой тоже не то, чтобы всё в порядке.

Юнги так в белом и остался, только теперь это точно костюм лакея аккурат из сказки, с посеребрённой вышивкой, а ещё у него бакенбарды. Они кучерявятся пышной порослью почти до подбородка, в отличие от привычных прямых волос рэпера.

Тэхён не лучше: в ливрее, белой, как снег вокруг, и хлыст у него сейчас очень даже настоящий, метра три и с дорогой деревянной рукоятью.

И эти двое ещё хотя бы нормальные.

Чонгук куда прилетел, туда и сел в … розовом платье. У него юбка пышным кринолином аккуратно лежит земляничной блестящей лужей на снегу, а ещё сзади болтается милый маленький плащик и шапочка конус с прозрачными лентами на голове. И палочка, да. Волшебная, со звёздочкой на конце. Вот палочка совсем не изменилась. Охреневшее в край выражение лица макнэ, оглядывающего себя, посоперничать может только с таким же у лидера.

Тот в тоже в платье, только в изысканно голубом, и его юбка, в отличие от Чонгуковой, раза в три больше. И тоже блестит. Намджуна верхней частью торса будто засунули в голубой сугроб. А на шее вместо кулончика у него висит … пара здоровенных прозрачных, блестящих и сто процентов хрустальных кроссовок. Джин зуб готов отдать, что это точно размер лидера. И выражение лица у него такое озверевшее, и хватающее ртом воздух, что лучше даже не подходить.

Джин оглядывает себя, хватаясь за Р-Джея на голове. Там пусто. И хоть он по-прежнему в белом, вместо белого концертного на нём белое альпачье. И слава вселенной, вообще-то, потому что в нём тепло. При мысли о тепле Джин вспоминает, что Чимин был одет легче всех и ему сейчас наверняка херово в его открытой майке без рукавов. Но тут недоведьма за спиной слышит ржание и медленно оборачивается назад, заранее холодея не от мороза, а от ужаса.

За ним стоит белый в яблоках конь с очень Хосоковским выражением лица. И запряжён он в тыкву.

– Ч… ч… Чимин? – кое-как выдавливает из себя Джин. У него мысли лихорадочно тарабанят внутри черепа, и его начинает медленно накрывать паникой от того, что он про такую дичь даже в ведьминых байках не слышал. Тыква на самом деле не совсем тыква, а классическая сказочная карета – ярко-оранжевая, огромная, их шестерых (учитывая даже Хосока в его нынешнем состоянии) без труда в себя вместит. С дверцей и парой маленьких окошек с зелёными занавесочками. С сиденьем для кучера, с приступочкой и поручнями для лакея. С огромными просто колёсами. И с зелёной хернёй на самой маковке, отдалённо напоминающей концертную шапочку-листик.

Так Джина ещё никогда не крыло.

– Какого. Беса. Я. Фея??? – орёт Чонгук, что необычно тоже очень, их макнэ чаще всего вежливый и сдержанный.

– Юнги, у тебя что на лице?

– Я задыхаюсь…

– Джин, что происходит?

– И-го-го!

– А где Чимин?

– Джин!

– Дышать не могу…

– Что с Хосоком, куда он делся?

– Это нихуя не общага!

– Ким Сокджин-ши!!

– Памаги… те…

– Где мы вообще?

Ор из пяти голосов и одного лошадиного ржания взмывает вверх и широко раскидывается в морозной тишине над лесом. Тыква молчит.

Первым реагирует и бросается к задыхающемуся лидеру Тэхён, врезаясь в пышнючее голубое платье, как в волну. Хватает того за щёки, пытаясь будто бы заглянуть в рот и выяснить причину задыхания, но замечает, что Намджун раздирает пальцами грудь. Слава богу, Тэхён сообразительный – недолго думая, разворачивает лидера спиной к себе, сдирает безжалостно дурацкий голубой муар и рвёт шнуровку.

Та поддаётся, и корсет, в который почему-то оказался закован лидер, с треском расходится на объёмной грудной клетке. Намджуна аж напополам сгибает от облегчения и возможности дышать.

Юнги с бакенбардами и Чонгук с волшебной палочкой тем временем ковыляют по сугробам к застывшему столбом Джину. Прямо перед ним, чуть ли не цепляя недоведьму копытами, Хосок-лошадь встаёт на дыбы и испуганно ржёт, пытаясь выбраться из сбруи и как минимум сбежать подальше.

Тыква всё ещё молчит, осознавая себя в пространстве.

– Джин! – раздаются за спиной старшего четыре голоса. Тэхён с Юнги кое-как дотягивают Намджуна в огромной юбке до старшего, Чонгук добирается сам, и все в ступоре смотрят теперь на тыкву с лошадью.

– Я не знаю, что происходит, – Джину страшно так не было ещё никогда. Минутка паники мешается с полной растерянностью и жалостью к младшему. – Чимин, – беспомощно зовёт Джин, надеясь, что Тыква его хотя бы слышит.

На макушке кареты зелёная шапочка печально шевелится, из-под неё выползает пара длинных и толстых тыквенных усов и узкий тонкий листик, который уныло свисает с крыши.

– Чимин… – совсем нечастным голосом зовёт Джин, переводя взгляд на лошадь. – Хосок… парни, я не знаю, что это, это не я, честно, но я всё исправлю!

Конь замирает, сверля старшего глазами. А один из усов Тыквы Чимина вдруг устремляется вперёд, хватает альпаку Джина поперёк талии и поднимает в воздух.

Тыква там Чимин или не тыква, но сил ему, как обычно, не занимать. Накачался, мелкий. У Джина приступ паники за группу сменяется приступом паники за себя, а затем его макают головой в сугроб.

– Чимин! – вопль Тэхёна, бросившемуся обнимать друга-тыкву Джин слышит даже сквозь забивший уши снег. Усик вокруг талии убирается, и альпака кое-как выбирается из сугроба.

Тэхён стоит у Тыквы-кареты, широко раскинув руки и нежно поглаживая яркие оранжевые бока. Юнги добрался до коня и крепко обнимает того за шею, что само по себе непривычно – обнимающийся Юнги та ещё редкость.

Намджун с Чонгуком замерли как два разноцветных колокольчика в сугробах, голубой и розовый. В таких юбках шататься по снегу то ещё удовольствие, хотя им тоже очень хочется с кем-нибудь утешающе пообниматься.

– Так, тихо всем! – зычно провозглашает отдышавшийся лидер. Разодранное платье без рукавов не греет ни разу, и Намджун, не долго думая, задирает пару верхних слоёв юбки, набрасывая себе на плечи. Меньше от этого колокольчик нифига не становится. – Джин, что происходит вообще?

Джин-альпака доползает из сугроба до остальных, опасливо косясь на Чиминовы усики. Те скрутились на крыше Тыквы-кареты и бдят.

– Чтоб я знал! – в сердцах произносит он, и вся группа (кроме лошади и тыквы соответственно) начинает рыться по карманам. Мобильники появляются на свет из вакуумных упаковок. Они включатся, что радует: значит, энергия есть.

А вот сети – нет.

Пять бантанов дружно задирают руки с телефонами вверх.

Сети всё равно нет.

Тэхён что-то шепчет в окошко Тыквы-кареты, и та немножечко проседает. Тэхён поспешно забирается сначала на кучерское сиденье, а потом и на маковку Тыквы Чимина, поднимая смартфон повыше.

– Нет, – грустно говорит он и косит взглядом на ближайший кедр.

– Не лезь, не дай Будда, соскользнёшь, нам страховщики хрен что выплатят за такое. Джин? – Юнги смотрит на старшего.

Тот молчит, уйдя в себя и окружающее пространство. Технически, на четвёртом курсе магической школы недоведьма Джин уже вполне способен определить себя в магическом поле планеты, и сказать хотя бы, в каком районе Кореи они находятся, но…

– А у меня пусто, – растерянно говорит Джин, открывая глаза. У него неуверенность опять на грани с паникой, потому что пустота эта настолько неестественная и пугающая, что такого просто не может быть. – Тэхён?

– Хён, я же этого не проходил, – жалобно отвечает второкурсник Тэхён.

– Так. Так. Мы…

– Мы не в Корее, – мрачно перебивает Юнги лидер, кивая на деревья. – Это сибирские кедры, да и погода говорит скорее о том, что мы в тайге. Ну или где-то на такой же широте. И нам очень повезёт, если это Канада, а не Сибирь.

Юнги давит тяжёлый вздох.

– Тэхён, лезь на дерево.

– Страховка, – напоминает лидер.

– Мы ща замёрзнем нахрен, и какая тут страховка? – возражает Юнги, и Тэхён отправляется покорять ближайший развесистый кедр. – Джин, что у тебя ещё в загашнике?

– Ничего, – мрачно вещает Джин и щёлкает пальцами. Привычный жест от недоведьмы, обычно лихо выбивающий им разноцветные весёленькие искорки, заканчивается всего лишь тихим щелчком. – Меня будто сил лишили. Тэхён?

Тот отвлекается на минутку от кедролазания и щёлкает пальцами, чуть не сверзясь с ветки. И тоже бесполезно – такой же тихий щелчок без всяких искр.

– А такое вообще возможно? – спрашивает макнэ. Он, по примеру Намджуна, замотался в верхнюю часть юбки, но у феи слоёв на платье поменьше, и сквозь прозрачные нижние видны панталоны. И слава богу, всё ещё концертные здоровые ботинки, а не какие-нибудь дурацкие туфельки.

– Так. Так. Окей, нас же будут искать? – вслух рассуждает Юнги. – Будут. Ща сеульцы позвонят в Пусан, типа где мы. Нас нету. До нас не дозвониться. Что дальше?

– Побегут и в Пусане и в Сеуле за ближайшим магом, – предсказывает Джин, всё больше мрачнея. – Тот нас начнёт отслеживать через магическое поле планеты и…

– Пусто! – орёт Тэхён с макушки кедра и начинает быстро соскальзывать вниз.

– … и наши энергические поля должны отозваться на его призыв, но полей никаких нет. И он нас не найдёт, – заканчивает Джин.

– Может, это только ты с Тэхёном поле не чувствуете? – осторожно предполагает макнэ. – И кстати – почему Хосок лошадь после маски, а ты не альпака, а всего лишь в карнавальном костюме?

Ну что, наблюдательность у Чонгука, как всегда, на уровне. Он хоть догадался их дурацкие наряды связать с их концертным эвентом.

– Реальную альпаку впридачу к лошади моя нежная психика не вывезет, – фыркает Юнги. – Так что с полями?

– Может, и не чувствуем, – согласно и всё так же мрачно кивает Джин. – И это самый лучший вариант. А худший – мы в гребенях посреди сибирской тайги, без магии, нас блокируют намертво, а тут мороз и какая-то сказочная хтонь. Пацаны, нам крындец.

2. Ночная погоня

Тэхён у них, конечно, внезапный по самое не могу. Джин тоже иногда бывает внезапным, и у Юнги есть теория, что магические способности на планете вот так вот и распределяются, достаются тем, кто немножко (а иногда и множко) с придурью. Но вообще их ведьмы (Юнги терпеть не может приставку недо-, хотя она вполне официальная и исчезает только после выпускного) ещё вполне себе приличные. Что творят маги-мемберы в других группах, лучше даже не знать, а косяки Тэхёна с Джином дальше стен родного общежития почти никогда не выходят. Но глаз с них Юнги на всякий случай не спускает.

Сейчас Тэхён, соскользнув с дерева, внезапно ломится куда-то в глубину леса, будто что-то там углядел. На вопль Юнги вслед:

– Не ходи никуда!! – успевает только проорать в полуобороте загадочное:

– Там избушка!!

Пятеро из них застывают в недоумении, потому что «там» на корейском они ещё поняли, а вот «избушка» неизвестно на каком – нет. Зато шестой ака Джин с мгновенным промельком надежды подхватывается за Тэхёном с криком «Ура!!»

– Что, шщщибаль, за из-буш-ка? – орёт им вслед Юнги, растерянно оглядываясь. Его, как всегда, по умолчанию оставили за старшего. Хотя ему вообще-то не впервой, учитывая шебутной характер их реального старшего. Что делать конкретно в эту минуту, рэпер не знает: то ли ломиться вслед за недоведьмами, то ли остаться тут и опекать тыкву, лошадь и двух не то чтобы принцесс.

– Это вроде… это вроде… – трёт лоб Чонгук, что-то вспоминая, и взмахивает в радостном порыве волшебной палочкой. – Вспомнил! Избушка – это тот домик передвижной, где учительница из Магической Школы Джин-хёна живёт, ну, с которой у него шуры-муры! – довольно кричит макнэ. С волшебной палочки сыплются искорки, оседая на снег. Ленты на шапочке-конусе развеваются будто бы сами по себе.

– Кэмпер , что ли? – уточняет Намджун, кутаясь в юбки.

– Шуры-муры? – офигевает Юнги.

– Ну как будто да, только у неё вместо колёс куриные ноги, – объясняет Чонгук Намджуну и игнорируя Юнги. Вообще-то, инфа про шуры-муры конфиденциальная. Он, как самый пронырливый, её случайно подслушал, потому что старший из вредности о своих отношениях с одним из самых крутых архимагов планеты обычно никому ни гугу. Но у них тут аврал, так что макнэ решает, что можно, и при этом любимого хёна старается всё ж таки не выдать.

– Ладно, тогда ходи, – ошеломлённо разрешает Юнги Тэхёну с Джином, в полном ауте от полученной информации, и даже не задумываясь о том, что недоведьмы его не слышат. У него в голове картинка, где у домика-микроавтобуса вместо колёс сотни мелких куриных лапок под днищем шустрят по глубокому снегу, как крабы по песку, когда тащили Чёрную Жемчужину в Пиратах Карибского моря, и Джин на крыше обнимается с кем-то точь-в-точь как в Титанике. Зрелище вообще-то даже пугающее.

Джин с Тэхёном его не слышат точно. Они упорно стремятся к просвету между деревьями, откуда на них действительно одним окном и краем двери смотрит маленький деревянный домик, вроде как пугливо высовываясь из-за стволов. Кажется, бегущие к нему люди его совсем не радуют.

Домик – светлый, бревенчатый, очень необычный в этом зелёно-серо-белом пейзаже. На соломенной крыше торчит труба, из которой вьётся прозрачный дым, вкусно пахнущий почему-то варёной картошкой. У домика янтарные потёки смолы на стенах, а одно окошко рядом с дверью приветливо светится жёлтым. Вот только дверь над землёй очень высоко: из-за кедра кокетливо выглядывает одна куриная нога, на которую домик опирается дном. Вторую из-за раскидистых веток не видно.

Тэхён упорно стремится к домику, проваливаясь по колено в снег. Джин пыхтит сзади, отстав на несколько метров – альпачий костюм с огромными лапами-сапогами, обутыми прямо на концертные ботинки, сильно мешает. Он пушистый, и в нём, конечно, тепло, но сейчас снег липнет на эту пушистость, сильно тормозя Джина, а ещё теперь в нём жарко невмоготу.

Избушка начинает натурально пятится. Тэхён, заметив сие нехитрое действо, орёт и ускоряется, не понимая, почему хозяйка, которая его точно знает, не выходит к ним навстречу. Джин начинает орать и размахивать руками из солидарности с Тэхёном. Из окна избушки на них круглыми большими глазами янтарно светит здоровенный кот и Джин орёт уже адресно, а не просто так:

– Уася, хозяйка где?!

Кот чуточку наклоняет голову набок, с любопытством наблюдая за ковыляющими по сугробам людьми.

Избушка отползает назад ещё чуть-чуть. Потом ещё чуть-чуть. Потом упирается в дерево ровно тогда, когда перед ней застывают две недоведьмы. Те синхронно произносят, задыхаясь от бега и немножечко сгорая со стыда, потому что у хозяйки дурацкое чувство юмора, и голосовой доступ она вполне могла бы обеспечить другими словами. Ну или просто звонок на дверях сделать, ага.

– Избушка-избушка, повернись ко мне передом, к лесу задом!

Избушка не реагирует никак. Кот так и светит в окне жёлтыми глазами, а избушка даже не скрипит, будто бы затаившись.

– Может, она зависла? – шёпотом спрашивает Тэхён.

– В смысле?

– Ну тут же лес кругом, фиг определишь, чем к нему поворачиваться?

– Пофик, должна просто двери открыть на ключевые слова. А у Василисы там сигналка, она должна выйти! – отмахивается Джин и повторяет в надежде, что хозяйка избушки просто спит: как-никак, ночь на дворе, даже если и новогодняя. – Избушка-избушка, повернись ко мне передом, к лесу задом!

Кот оглядывается куда-то вглубь строения, в окне вроде бы мелькают ещё чьи-то глаза, но Джин уверен, что это избушкиного домового, а никак не хозяйки. Мало того, он начинает подозревать, что хозяйки вообще там нет, и это начинает чуточку его раздражать. Потому что куда она уже попёрлась, да ещё в новогоднюю ночь? Без него отмечает, что ли? Нет, они, конечно, ни о чём не договаривались, у него там в Корее сплошные эвенты, но всё равно как-то обидно.

– «Архимаг 3-ей ступени. Баба-яга», – шёпотом читает Тэхён табличку рядом с дубовой дверью. – Василиса-сонбэнним, нам помощь нужна, мы тут потерялись немножко и мёрзнем! – решает нарушить он привычный ритуал по выманиванию бабы-яги из логова.

– Поймаю – влеплю ей по первое число! – угрожающе, но тихо фырчит под нос Джин. Не дай бог, ещё всё-таки услышит, архимаг как-никак, и одна из сильнейших ведьм планеты. И не посмотрит, что он, технически, её парень, сама влепит так, что мало не покажется. Он подпрыгивает, стараясь добраться до окон, но даже в прыжке едва достаёт до дна избушки. Перед ним недвижимо застыли здоровенные куриные ноги и обратная сторона тёмного бревенчатого пола.

Тэхён тем временем оглядывается.

Самоходная избушка, вообще-то, одна никогда не путешествует. К ней прилагается самопрыгающая ограда (вообще-то это просто палки со светящими глазницами черепами, которые те ещё затейники и часто любят прикидываться дешёвыми пластмассками с Алиэкспресса). Ещё есть самошастающий колодец, который живенько шустрит на паучьих лапках, сам закапывается в землю как можно ближе к природным водяным скважинам и обеспечивает архимага чистой водой. И разумеется, самоползающая лестница, вроде бы маленькая, но для приглашённых бабой-ягой гостей она раскладывается почти в самолётный скрипучий трап. Лестница самая ленивая, и еле-еле ползёт за остальными на манер червяка, очень сильно отставая и надеясь, что архимаг её попросту отлевитирует в случае спешки.

Так вот сейчас Тэхён не видит вокруг ни колодца, ни ограды, ни лестницы. Он даже ковыряет снег в надежде: а вдруг последнюю просто присыпало? Но её нет в поле зрения, и парень сникает и спрашивает.

– Джин-хён, а если Василисы-сонбэнним нет? Ждать будем?

– Избушка, щщибаль, избушка! – немного истерично третий раз взывает Джин.

И вот с «щщибаль» он поторопился.

Избушка словно сигнал какой получает. Куриные ноги, раз в пятьсот превышающие нормальные, начинают топтаться на месте, и обе недоведьмы поспешно отскакивают назад с невиданной прытью. Быть затоптанными эдакими монстрами никому не хочется.

А избушка, вопреки всем истеричным выкрикам Джина, поворачивает к ним боком и начинает трусить потихоньку вглубь леса.

– Хён? – нервно спрашивает Тэхён.

– За ней! – коротко командует Джин. Он упорно двигается вслед за избушкой, но по сугробам да в альпачьем костюме это тяжело просто адски. – Рано или поздно или Василиса выйдет, или эта дубина стоеросовая нас к ней приведёт. И согреемся заодно.

Но они нефигово отстают, и Тэхён кидается обратно к мемберам, прежде зачем-то сунув в руки Джина хлыст.

– Чимин-а, ты сможешь. Давай, – терпеливо говорит тем временем Юнги. – Я понимаю, что у нас сейчас коммуникация очень однобокая, но раз уж ты Джин-хёна башкой в сугроб макнул, то и с нами можешь пообщаться. Давай, помаши мне листиком.

Тыква Чимин недвижим, и рэпер уверен, что он там сейчас внутри очень переживает: и за то, что так со старшим поступил, и вообще, из-за общей напряжённой обстановки. Ну и из-за того ещё, что он, вообще-то, тыква-карета.

– Чимин-а, понимаю, что тебе сейчас не просто плохо, а просто в край. Но ты тоже пойми – я-то в этой капусте ещё холод переживу, а эти две принцессы – нет, – Юнги оглядывается на мёрзнущих Чонгука с Намджуном. Рэперу, считай, с концертной ролью повезло: на нём сейчас и ливрея, и жилет, и рубашка, и даже короткий плащ позади уютно греет спину, и штаны вроде тёплые, хоть он и называет весь это наряд пренебрежительно «капустой». А вот макнэ с лидером сто слоёв прозрачной ткани от мороза как-то не спасают. Намджун дурацкие хрустальные кроссовки рассматривает ещё с непередаваемым отвращением: они здорово оттягивают шею, и от них холодно, но выкинуть эдакую редкость подальше в ельник лидер всё же не решается. Так что у Юнги сейчас задача – упихать этих двоих в единственное доступное закрытое помещение, потому что либо личное пространство Чимина, либо голосовые связки их лидера и макнэ.

Вороной Хосок согласно ржёт рядом и изо всех сил размахивает хвостом. Он притирается к оранжевому боку кареты, а потом вот вообще внезапно берёт и по-собачьи его лижет.

Тыква Чимин от эдакой внезапности теряет всю свою неподвижность, подпрыгивая аж на метр вверх и в сторону. Мемберы среагировать успевают и тоже отпрыгивают, только назад – никому не хочется быть придавленным каретой размером с минивэн.