Дневник голодных времён

Дневник голодных времён

Пролог

Пишу, потому что иначе слова сгниют вместе со всем остальным. Дневник – не для истории, не для суда. Он для того, чтобы не забыть, кем я был до того, как город стал забором для выживших. Если это читаешь ты – значит я где-то ошибся, или сделал то, о чём раньше не хотел думать. Я не прошу прощения. Я фиксирую.

3 марта

Запасы истощились быстрее, чем обещания. Магазины – пустые шкафы и записки на дверях: "Принесу завтра" – никто не приносит. Люди ходят по улицам словно в шоке, и взгляд у всех один – ищущий. В очереди у пекарни стояла старая женщина: в руках – воздух. Мы смеялись через зубы, чтобы не плакать; смех – один из редких продуктов, который ещё остался.

9 марта

Казни стали другим развлечением. Раньше туда водили детей, чтобы они знали цену закона. Сейчас туда идут те, кому нечего есть и кто хочет хоть одну ночь отвлечься от пустой миски. Толпа не глумится – она учится смотреть. В этом долгом созерцании появляется странное успокоение, как у людей, которые смотрят на пожар и думают: "Я не здесь, я наблюдаю".

15 марта

Я видел первый раз, как кто-то прикоснулся к тому, что осталось после приговора. Это было тихо – почти инстинкт. Человек опустил руку, коснулся, отрезал маленький кусок и спрятал его в карман. Никто не закричал, не бросился прочь. Это было как падение: сначала один звук, потом рокот, потом – мгла. Я стоял далеко, и в груди у меня сжалось не от отвращения, а от страха: граница, которую мы считали незыблемой, вдруг перестала существовать.

21 марта

Толпа учит толпу. Очередь в магазине стала обменником слухов: кто видел, кто не видел; кто оправдывал, кто притворялся, что не видел. Мы говорим про эти события тихо – словно обсуждаем болезнь, которую боимся вслух назвать. Голод – отличный и жестокий учитель. Он учит считать, взвешивать и делить последнюю надежду.

2 апреля

Я пытался держаться. Ходил на ночные обходы, лазил по заброшенным домам, рыскал в подвалах, где когда-то пахло квасеной капустой и свежим мылом. Теперь там пахло пылью и ожиданием. Однажды я нашёл пачку проросшего зерна – малое чудо. Поделился с Лёвой. Её глаза тогда светились, как огни свечи сквозь стекло: не от радости, а от обретённой надежды.