Апофиз: хроники черноты. Книга первая: Система карантина

– Выдвигаемся, – сказал капитан, и в его голосе не было ни страха, ни сомнений. Только холодная решимость. – К «Безумным». Посмотрим, что осталось от тех, кто предпочел помнить.

Возвращение на «Апофиз» было молчаливым. Шаттл, покрытый липкой пыльцой черных деревьев и микрослоем фиолетовой «росы», стыковался с крейсером, который теперь казался хрупким убежищем. Как только давление выровнялось, Береговой, не снимая скафандра, отправился в медотсек.

Автоматические браслеты-жгуты на ноге работали, но требовалась дезинфекция и проверка на возможные патогены. Воронов отдал приказ о тщательном карантине всего, что было на скафандрах. «Зодиак» отправили в изолированный док на внешней обшивке.

Светлана, изучая данные, тяжело вздохнула:– Перелет до третьей планеты, Силенция… На остатках импульсной тяги, с учетом гравитации газового гиганта, займет почти трое суток. И съест около 15% от наших текущих энергорезервов. Мы сожжем топливо, которое могло бы питать регенераторы воздуха на недели.– Альтернатива – ждать здесь, пока «Падальщики» не решат проверить и наш корабль, или пока мы не сойдем с ума от этого пси-фона, – мрачно ответил Воронов, глядя на планету в иллюминатор. – Мы сделали первый шаг. Теперь нужно сделать второй. К «Безумным». Готовьте расчет прыжка.

ГЛАВА 3: ПЕРВАЯ КРОВЬ ЧЕРНОТЫ

Орбитальная станция «Утопия-Прайм» висела в космосе как гнилой клык, торчащий из десны Черноты.

Станция не была разрушена. Она была изувечена. Ее некогда элегантные кольца, предназначенные для гравитационных садов и доков, были перекручены в немыслимые, болезненные спирали.

Корпус походил на тело, охваченное конвульсиями – вздутия, вмятины, разрывы обшивки, из которых тянулись в вакуум застывшие щупальца разорванных кабелей и трубок. Ни огней, ни признаков энергии. Только холодная, мертвая масса, медленно вращающаяся вокруг Элизиума.

Шаттл «Зодиак» завис в ста метрах от главного стыковочного шлюза, похожего на зияющую черную рану.

– Сканирование показывает полный вакуум, – доложила Светлана, ее голос в шлемофоне звучал натянуто. – Атмосферы ноль. Температура близка к абсолютному нулю. Но есть следы… остаточного электромагнитного излучения. Не от систем. Оно пульсирует. Как нервный тик.

– Органическое? – спросил Береговой, уже проверяя заряд импульсной винтовки.

– Непонятно. Оно… и органическое, и не совсем. Как сплав. Как шрам на самой реальности, – ответил Мыслин. Он был возбужден, его дыхание учащенно. – Это не просто станция, капитан. Это **патологический образец**. Аномалия в твердой форме. Мы должны войти.

– Мы войдем, – подтвердил Воронов, глядя на зловещую громаду за иллюминатором. – Но не за знаниями, Артём. За деталями. Реакторные дубликаторы, кристаллы навигационного блока, целые сегменты титановой обшивки. «Апофизу» нужна плоть и кровь, а не история болезни.

– История болезни – это и есть ключ к выживанию! – парировал ученый, но Воронов уже отдавал приказ на стыковку.

Магнитные захваты «Зодиака» с глухим стуком сцепились с оплавленными краями шлюза. Процесс был грубым, нештатным.

Давление выровнялось – вернее, его отсутствие. Внутренняя дверь шлюза, поддавшись на ручное механическое воздействие со стороны Берегового, с скрежетом отъехала в сторону.

Их встретил не просто холод. Абсолютный, вкусный холод, который, казалось, высасывал свет из фонарей на шлемах. Лучи выхватывали из тьмы кошмарные картины.

Коридор станции был похож на пищевод какого-то колоссального существа. Стены не просто были повреждены —казалось, будто они переросли сами себя.

Металл пузырился, сплавлялся с чем-то темным, пористым, похожим на застывшую пену или хитин. Повсюду свисали сталактиты и сталагмиты из того же странного материала, образуя жутковатые, органические арки. Под ногами хрустел мелкий, стекловидный мусор, смешанный с чем-то, напоминающим высохшую слизь.

– Это не коррозия, – прошептал Мыслин, наклоняясь к стене. Его инструмент тихо пищал. – Это… трансмутация. Материал станции был… ассимилирован. Переварен чем-то. Внимание – слабый биоэлектрический фон. Он везде.

– Двигаемся к главному реакторному отсеку, – приказал Воронов, сверяясь с картой станции, загруженной в память скафандра. Карта периодически глючила, не совпадая с реальностью: там, где должен быть коридор, оказывалась глухая стена из хитина, а перекрестки были искажены до неузнаваемости. Станция росла внутрь себя, как раковая опухоль.

Они продвигались медленно, в кромешной тишине, нарушаемой лишь их собственным дыханием и хрустом под ботинками. Береговой шел первым, его имплантированный глаз выискивал тепловые и двигательные аномалии в фиолетово-черной палитре ночного видения.

Внезапно он замер, подняв кулак – знак «стоп».

– Движение. Впереди. Много. Не похоже на человеческое.

Все застыли. Воронов прислушался. И услышал. Сначала – легкий, едва уловимый шелест, будто тысячи лапок скребут по металлу. Потом – тихий, высокий писк, на грани ультразвука, от которого закладывало уши даже через фильтры шлема.

Из бокового прохода, который больше напоминал прорубленную в плоти станции нору, хлынуло оно.

«Падальщики Пустоты».

Их было невозможно описать сразу. Мозг отказывался складывать целостную картину. Это была гибридная, бьющая через край **форма**. Отдельные особи напоминали помесь металлического краба, паука и чего-то кишечнополостного. Их панцири были сращены из обломков станционной обшивки, кабелей, стекла и того самого черного хитина. Вместо глаз – мерцающие сгустки тусклой, холодной энергии. Они двигались стремительно, скачкообразно, цепляясь за стены, потолок, пол, сливаясь в единый, бурлящий поток.

– КОНТАКТ! – рявкнул Береговой и открыл огонь.

Сноп ослепительных голубых импульсов ударил в передние ряды тварей. Несколько взорвались, разбрасывая обломки и брызги маслянистой, фосфоресцирующей жидкости. Но те, что были сзади, тут же набросились на павших, не для поедания, а для поглощения. Металлические щупальца впивались в обломки, и за секунды твари регенерировали, становились больше, вбирая в себя материал сородичей и станции.