Там, где открываются двери

Святослава Рассказова

Там, где открываются двери

Глава 1

Вызов

Отца Захарию разбудил ночью тихий, но настойчивый стук в дверь.

– Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас!

– Аминь! – откликнулся монах хриплым от сна голосом.

Послушник, стоявший на пороге, виновато сообщил:

– Отец Захария, опять вызывают.

Монах, нехотя поднимаясь с постели и натягивая ботинки, тихо ворчал:

– Почему они именно ночью приезжают? Наверняка уже дня два прошло, как знают о проблеме…

Через пять минут он был у машины, ожидавшей у ворот монастырского подворья. Человек в строгом костюме молча открыл дверцу, и вскоре они мчались по ночному Питеру в сопровождении двух полицейских машин.

Глядя в окно на размытые огни города, отец Захария невольно вспомнил, как много лет назад, будучи ещё молодым послушником Григорием, начал свой путь в суровом монастыре на Урале. Теперь же вот уже много лет он руководил подворьем в Петербурге – городе, который покорил его с первого взгляда.

Петербург в разгар белых ночей был особым местом, где реальность причудливо переплеталась с волшебством. За окном машины взгляд отца Захарии скользил по ажурным прутьям решётки Летнего сада, погружённого в таинственный серебристый свет. Говорят, что в это время городом правит Ангел Белых ночей – добрый покровитель лета. Когда солнце не желает уходить за горизонт, он дарит людям дополнительные часы, чтобы они успели завершить важное, начать новое или просто влюбиться под его призрачным сиянием. Старая легенда гласит, что в самую последнюю ночь он устраивает тайный бал в Летнем саду, где оживают мраморные статуи, а Атланты ненадолго сходят с своих постаментов, чтобы танцевать до рассвета.

Но всё это казалось сейчас такой далёкой сказкой. Город месяц назад перестал быть прежним. С того самого дня, когда с Невского проспекта пропал Казанский собор.

Эти размышления прервало плавное торможение. Машина остановилась, и отец Захария глубоко вздохнул, возвращаясь к суровой реальности.

Дом был ведомственный: забор, ворота, охрана. Квартиру открыла заплаканная молодая женщина в нарядном шелковом халате.

– Скорее, Прокопий Иванович уже вторые сутки не выходит, – говорила она, всхлипывая.

Охранник остался у входной двери. В спальне с огромной кроватью, под балдахином, было полно народа: двое в штатском и трое спецназовцев в полной экипировке.

Отец Захария про себя отметил военную выправку штатских. Снимая скуфейку, он обратился к хозяйке:

– Где дверь?

Та, вытирая платком глаза, показала на наружную стену:

– Вон там.

Между бархатными шторами виднелся тёмный проём.

Пропуская монаха, мужчины отошли в сторону и тихо переговаривались, поглядывая, как Захария осматривает дверь со следами попыток вскрытия. Один из них, который помоложе, громко, обращаясь к монаху, отчеканил:

– Пробовали открыть. Ничем не берётся. Крепкий материал.

Отец Захария понимающе кивнул и попросил:

– Я войду, но вы все останьтесь на своих местах.

Второй мужчина, похоже, самый старший по званию, сурово глянул на Захарию:

– Нет. У нас приказ. С вами войдут трое.

– Ну, как хотите, – устало ответил монах и открыл дверь.

Вслед за ним вошли трое спецназовцев. Дверь, словно на пружине, тут же захлопнулась за последним из них. За ней оказалась такая же спальня. На двухспальной кровати сидел подросток лет двенадцати. На нём была огромная, не по размеру, пижама в полоску. На коленях лежал открытый ноутбук, и мальчишка, увлечённо нажимая кнопки, внимательно смотрел на экран.

Отец Захария присел на край и, не заглядывая в ноутбук, поинтересовался:

– Ну, что, Прокопий, игра интересная?

– Очень, я уже на двенадцатом уровне, – сообщил мальчик и с силой ударил по клавиатуре.

Захария легко коснулся плеча хозяина этого уютного мира игры:

– Понятно. Там тебя жена заждалась. Да и сослуживцы волнуются.

Мальчишка с досадой захлопнул крышку ноутбука.

– Вечно нет времени. Одни обязанности. И жена всё на дачу тянет… А я не люблю эту природу! Мне здесь хорошо, я здесь – это я…

Его слова завязли и оборвались, когда он встретился взглядом с отцом Захарией. Взгляд у монаха был спокойный и глубокий, без упрёка, полный понимания. В этом молчаливом участии весь протест растаял, как дым.

– Ладно, – тихо и уже без злости сказал подросток, по-взрослому вздохнув. – Пойдём.

Он легко спрыгнул с кровати на пол.

Отец Захария повернулся к выходу. Три розовощёких карапуза, путаясь в огромной не по размеру одежде, пытались поднять с пола тяжёлые автоматы.

– Я же говорил, что не надо идти за мной, – промолвил монах, открывая дверь и выпихивая этот детский сад наружу.

Его поблагодарили. Мужчина средних лет с острой бородкой, сам Прокопий Иванович в своём настоящем виде, крепко пожал ему руку. Смущённые спецназовцы стояли в сторонке, поправляя обмундирование.

По пути назад, глядя на мелькающие огни рекламы, отец Захария размышлял о событии, после которого люди, сами того не желая, стали попадать в свои духовные миры.

Вспомнился ему тот воскресный день. Служба в Казанском соборе шла своим чередом, когда к входу подошла группа людей в строгих костюмах. Один из них, невысокий мужчина, которого знала вся страна, вошёл внутрь, чтобы поставить свечу. Ничего не предвещало беды, пока ослепительная вспышка не залила всё вокруг. Когда зрение вернулось, на месте собора была лишь пустая площадка, покрытая асфальтом.

Прохожие застыли в оцепенении, крики охраны заставили людей из соседних домов выглядывать в окна, а потом – как исчез внезапно собор, так же внезапно и вернулся через час, а на ступенях появился тот самый человек, с удивлением взиравший на панику вокруг.

Настоятель, отец Кирилл, рассказывал ему позже, уже тайком: «Служба шла как обычно. Приложился он к святыням, постоял, помолился. После «Отче наш» – вышел, вот и всё. Никакой мистики».

Всех, кто был в соборе, потом переписали и взяли с них подписку о неразглашении. Подписка подпиской, но в городе все знали: внутри ничего особенного не произошло.

С тех пор в городе и начали появляться первые «двери».

Когда отец Захария вернулся в келью, на часах было шесть утра. До начала молитвенного правила в храме оставалось тридцать минут.

Он закутался в шерстяной плед, пытаясь согреться. Порывистый ветер с Финского залива гудел в оконных переплетах, напоминая о другом, суровом покровителе города. Ангел Балтийского моря был стражем, не позволяющим жителям забыть свою силу. Его ледяное дыхание, которое отец Захария чувствовал даже здесь, во дворе игуменского корпуса, словно говорило: «Расслабляться нельзя. Я сторожу границы, а вы – свои души».

Лёжа в келии и прислушиваясь к этому ветру, Захария в который уж раз вспоминал тот день, когда впервые смог попасть в духовный мир другого человека. Случилось это задолго до истории с исчезнувшим собором.