Внук Петра. Цесаревич

И везде нужен каучук, резина из одуванчиков плохая. И как в Великую Отечественную войну могли компенсировать недостаток резины варкой ее из одуванчиков? Так что вот еще одна причина колониальной экспансии – каучук.

Возлагаю надежды по получению сверхприбылей на перьевые ручки. Они так же не сильно то и легки в производстве из стеклянной или фаянсовой емкости для чернил, стекло «упаковано» в деревянный корпус. Пробуем делать корпуса из керамики и железа, ибо жестью тот материал не назовешь. Есть эксперименты и по обрезиниванию ручек.

Само перо изготавливают ювелиры, чтобы чернила при нажатии вытекали дозировано, а заправлять ручку легко – налить чернил, откупорив сверху колпачок. Поставить на поток такую работу не удается и получится ли увеличить производство в ближайшее время с этими, даже усовершенствованными станками, – не факт. Поэтому шло накопление товара. Сейчас уже четыре тысячи ручек готово, из которых есть с серебряными и золотыми перьями.

Рекламная компания начнется уже завтра, когда императрица по моей просьбе покажет ноу-хау на ближайшем маскараде. Потом в кильской газете Брокдорф должен будет написать про чудо-перо из России и начинать дозировано, дефицитно, продавать. Безусловно, быстро скопируют, но пройдет год, чтобы снять сливки, а после заниматься планомерным изготовлением ручек. В конце концов, есть же и Китай, где все, что можно, изобретено, но мало что производится, там ручки будут востребованы.

Есть и зажигалки, массивные, не удобные, но есть. Работать с нефтью у русских химиков получается вполне сносно, не в промышленных объемах, конечно, но бензина пока хватает. Ну, а дальше сложностью в изготовлении зажигалок стал корпус и кремень, который часто крошился, для чего предполагались в комплекте запасные детали. Зажигалок чуть более тысячи и целых двести штук отправились уже в экспедицию к Америке.

Вот это богатство, что успели освоить на сегодняшний день, наряду с пушниной, нужно было продавать в Киле. Сложная задача с реализации меха, Европа бойкотировала русские шкурки, как и все, что могла предложить для продажи европейцам Россия [исторический факт, в это время мода на бобра из Канады]. Да, торговля рухлядью велась, но между странами. Были ушлые иностранцы, что покупали меха внутри России с последующей перепродажей уже на европейском рынке. Европа сейчас переживала бум на боровые шкурки, которые монопольно поставлялись Вест-Индской компанией, что промышляла в Канаде. Киль, как я надеялся, может стать той «свободной экономической зоной», что позволит обходить негласные запреты на ввоз пушнины из России.

– Получилось, Михаил Васильевич? – задал я вопрос Данилову.

– Пока плохо, но барабан уже крутится, вот только пружина ломается, замок заедает, – ответил глава экспериментального центра и протянул мне… Кольт, который, думаю, возьмет имя «Данилов».

Еще через пару месяцев после переноса сознания в голову наследника престола, я нарисовал, потом и начертил тот самый Кольт, начертил с пояснениями и устройство унитарного патрона. Потом долго, очень долго шла работа по, казалось бы, простому воссозданию, предмета. Пришлось часто самому общаться с оружейниками, рассказывать об оружии, благо, что-то да знал. Пытались перейти к картонному патрону. Как вариант и такое ноу-хау, но при хорошей бумаге, идеальной погоде и разумности пользователя. Все эти факторы редко соприкасаются.

Полгода назад группа учёных, рекомендованных Ломоносовым начала работы по "изобретению" бертолетовой соли и гремучего серебра, так нужных для создания капсюля. Вещества синтезированы, но до создания капсюля дело ещё не дошло, есть задача проанализировать производственную цепочку, что не образовалась глубокая пропасть между "изобрели" и "использовали".

Много экспериментов провели мастера, но пистолет «Данилова» вроде как получился, несмотря на истерику оружейников, которые во все горло кричали о несуразности таких игрушек. Создать револьвер пытались уже давно, и даже с некоторым успехом, но это было и дорого, и не функционально, либо просто не востребовано и предано забвению.

Пока это «убожество», а тот вариант, что на потоке, заряжалось крайне сложно: в каждый стаканчик мерно засыпался порох, который придавливался пыжом, пуля оборачивалась в тряпочку, работа шомполом, после надеть капсулы. Семь выстрелов подряд из очень дорого оружия. Стоит оно того? Я посчитал, что стоит. Тем более, что принцип патрона был нам уже известен. Эволюция револьверов должна быть скорой, а прототип следующего поколения я держал в руках.

– К Ломоносову обращались по причине улучшения стали для пружины? – спросил я.

– Да, Ваше Высочество, результат Вы и держите в руках, – ответил Данилов.

– Какие в нем проблемы? – задал очередной вопрос я.

– Большое усилие нужно приложить, чтобы выжать спусковой крючок, ну и патроны из картона – мы их производим очень мало. На пистоль сейчас только по две сотни патронов, – отвечал инженер-конструктор.

– Направьте всех, кто есть на производство патронов, обратитесь к бумажным мануфактурам, пусть предложат крепкий картон. Если я сегодня приму пистоль, потом я обращусь к Никите Акинфеевичу Демидову по этому вопросу, и Вам придется взять с десяток мастеров и поехать в Тагил, чтобы наладить производство и передать свой опыт. Кого оставите здесь? – сказал я, рассматривая оружие.

Испытания прошли не грандиозно, но нормально. Я отстрелял тридцать шесть патронов, ствол выдержал, без проблем, но мой указательный палец на правой руке окаменел, а рука онемела. Действительно большие усилия нужно приложить для выстрела, да и прицельная стрельба, крайне сложна, тем более с имевшимся порохом. Однако, шесть выстрелов без подзарядки с убойной силой до семи десятков шагов – это имба в бою, как и сохранение жизней многих и многих солдат. Еще бы что-то придумать для чистки, а то кирпичная крошка тут не подойдет никак. Пусть думают те мастера, которым за это серебром платится.

Шесть из двенадцати почти уже выделанных пистолетов я собирался забрать себе – это будут подарки и два мне лично. Подарю Румянцеву, Суворову, Миниху, придумаю еще кому. Или не подарю никому, нужно еще будет проконсультироваться с Шешковским и мастерами по секретности технологий. Количество патронов сильно ограничено, но что есть, того не прибавить. Пока не прибавить. Будем забивать гвозди микроскопом и производить патроны ручным способом, чтобы хватило на одну, но победоносную войну.

И все же подключать к делам Ивана и Петра Шуваловых необходимо, забывая детские обиды. Те же патроны я готов покупать на нужды армии хоть у, прости Господи, чертей, не если, а когда «придумаем» унитарный патрон в металле.

Возвращался я во дворец в приподнятом настроении – все же удалось и в создании оружии продвинуться. Вот так из пистолета Данилова должна родиться и кознозарядная винтовка. Последняя, как я позже понял, была бы даже перспективнее в производстве, но позже, значительно позже. И только после того, как мне, наконец, удастся проломить стену и начать распространение метрической системы, которую пока даже Ломоносов критикует, можно замахиваться на производство и кознозарядной винтовки.

Ну, а мелкие, казалось бы вещи, делают возможности к большим прибылям. Перьевая ручка – неказистая, массивная, но уже прогрессивная, как большая и тяжелая в двести пятьдесят – триста граммов, но зажигалка, велосипед, бум на которые обязательно будет и я подтолкну, проехавшись по Невскому на махине. По бизнес-плану на ближайшие два года лично моя прибыль, без заложенных в план существенных премий работникам, с продажи только уже изготовленного товара, составит до шестидесяти тысяч рублей и в последующие пять лет данные изобретения, без учета оружия, принесут от пятисот тысяч до семисот. Потом, конечно, сверхприбыли уменьшаться, появятся конкуренты, многочисленные подделки, но получать серебро стабильно можно еще будет очень долго и людям давать хорошие рабочие места, формируя прослойку рабочих. И, как следствие, увеличивая число потенциальных покупателей.

Получение прибылей позволит не останавливать строительство будущих доходных домов и двух больших магазинов с комплексами собственного производства.

*………..*……….*

Мадагаскар.

4 апреля 1748 года

Мартын Петрович Шпанберг стоял на носу флагмана «Юнона» и смотрел на удаляющийся берег острова Мадагаскар. Теперь этот остров, пусть и временно, уходит под защиту и покровительство русских. Рассадник пиратства в Индийском океане полностью зачищен от всякого рода каперов. База пиратов, скорее всего, не могла сравниться с Ямайкой, кишащими там разномастными пиратами, где могли рядом стоять корабли и французских каперов и английских и голландских и истинных флибустьеров, которым не нужны каперские патенты, чтобы грабить торговые корабли в угоду какого-либо государства.

Мадагаскар – это английское детище, инструмент Англии для завоевания своего господства в Индии. К примеру, португальские корабли проходили Юг Африки всегда без эксцессов, как и почти все английские, если не было отдельных заказов от Ост-Индской компании. Но горе испанцам и французам, которым приходилось снаряжать целые эскадры, чтобы прорываться в Индию, где они еще имели больше колоний, чем Англия, но неуклонно теряя свои позиции. Колонии стоили Людовику дорого, а дороговизна содержания колоний медленно, но неуклонно, сводила французские усилия по присутствию в Индии к нулю.

Русская эскадра не поленилась, а выжгла два форта пиратов, которые были скрыты мысами и с океана сразу не видны. Но казаки умели так спрашивать пленных, что шанса скрыть правду пиратами были никчёмны. В живых из захваченных пиратов оставили только примерно полсотни католиков, которые клялись и божились, что они вообще сочувствовали якобитам и давно подняли бы восстание, если бы не удаленность от метрополии, и их меньшинство. И часть из этих людей действительно были ранее в тюрьме, о чем имелись записи в корабельных документах.

Принять пиратов на службу – мера вынужденная, так как «Афанасий Никитин» либо требовал капитального ремонта, что выполнить в имеющихся условиях было невозможным, либо частью остаться на острове в захваченных фортах, но людей невоенных следовало как-то переместить на другие судна. Либо плыть далее на захваченных трех призах – пиратских фрегатах, что стояли в мадагаскарских гаванях. Вот в управлении призами и должны помочь ренегаты.

Было очень много раненых, которых можно вылечить, но не в условиях крайне стесненной и сложной корабельной жизни. Вот и высадились на острове полторы сотни солдат и четыре десятка казаков, семь медикусов и два десятка рабочего люда, под общим руководством ротмистра Ганса Миллера. Раненых было сорок восемь человек. Возможно, эта высадка людей станет основой для начала русского присутствия на Мадагаскаре, не очень перспективном месте, но не сильно далеко от юга Африки.

Призы в виде трех фрегатов было решено все же не использовать для дальнейшего плавания, небезосновательно Мартын Петрович Шпанберг решил, что англичане в Бомбее или Калькуте узнают свои корабли, и тогда проблем не оберёшься. Поэтому решили быстро перебить названия кораблей и отправить их с донесениями и пятью пленными английскими офицерами в Петербург, обязательно огибая британские острова. Тем более, что пиратская база не была скудна на материальные ценности, везти которые на север Тихого океана было бессмысленно, так как, несмотря на потерю одного русского фрегата, который все-таки был потоплен, повреждения «Афанасия Никитина», грузов на русских кораблей все еще было более чем достаточно.

Немного золота, немало разных серебряных монет и французских и английских с португальскими, очень много слоновой кости, немало чая – вот то, что загрузили на три трофейных фрегата и, сформировав команды из других кораблей, разбавив пленных моряков-католиков, фрегаты отправились в Петербург.

– Дмитрий Леонтьевич, Вы все же настаиваете на своем участии в экспедиции? Ваш корабль, пусть и героически сражался, но, слава Богу, хоть как-то добрался до берега. Все оставшиеся Ваши моряки, как и многие казаки, остались на Мадагаскаре или отправляются в Петербург. Простите за откровенность, но Вы потеряли свои команды, – сказал Шпанберг, когда уже и так все слова были сказаны.

– Мы уже все оговорили, Мартын Петрович. Я был на Аляске, я знаю уже немного и язык алеутов, мне нет места в России, но я хочу ей служить, – ответил Овцын. – Впрочем, не только я продолжил движение на Восток – господин мичман Сергей Иванович Зейский так же на этом корабле.

– Да, у мичмана Зейского уважительная причина – побег от невесты! – и чаще суровый Шпанберг рассмеялся.

Отец Зейского – Иван Алексеевич Зейский нашел отличную партию для своего сына – дочь более богатого соседа-помещика. Родители уже практически договорились, намечались по старинной русской традиции смотрины и письмо Сергею, который обучался навигации в Петербурге, уже пришло, но сын сбежал в плавание. Сергей рассказывал своему непосредственному капитану Овцыну со слезами, что его невеста и слишком пышна телом, и большая, и строгая дама, к тому же старше его аж на пять лет – и уже перестарок. Однако, главным аргументом, из-за которого Дмитрий Леонтьевич Овцын ходатайствовал за молодого мичмана, было то, что Зейский, пусть и впал в ступор с самого начала боя, но быстро из него вышел и стал грамотно командовать, быстро принимал решения. Да, и после сражения с парня слетела наигранная спесь и высокомерие, которые были маской для провинциального небогатого, если не сказать больше, парня, чтобы скрыть свою местечковость. Ну, а некоторый авантюризм парня еще пригодится.

– Хороший парень, это он в первой волне с казаками ворвался в форт пиратов, – сказал Овцын и отпил вина, бокал с которым стоял на столике рядом с вице-адмиралом Шпанбергом. Стоял практически штиль и минимальная качка, даже бокалы не шатались на столике.

– Казаки озверели, когда узнали о героической смерти сотника Платона Васильевича Конкина – почитаемый он был у казаков, – Шпанберг приподнял бокал с вином, поморщился, потом выкрикнул своему слуге. – Никифор, дай водки и хлеба казака помянуть.

Датчанин Мартын Петрович Шпанберг проникся русской культурой. Да и приходилось уже не раз участвовать в поминках, тут вино не уместно.

*………..*……….*

Ораниенбаум.

29 июня 1748 года

Нырок в ноги, Кондратий успевает выставить руки и сдержать меня, одновременно пытаясь подловить ударом с колена, но я изворачиваюсь и бью казака кулаком по внутренней части бедра. Это больно, я знаю. Кондратий делает шаг назад, а я успеваю, пока напарник не ушел в глухую защиту еще раз, но уже ногой, пробить в туже точку бедра. Кондратий сморщился от боли, но изобразил стойку.

– Довольно, теперь я могу слева пробивать тебя, так как ты лишен нормальной опоры, – сказал я и протянул руку казаку.

– Ты, Петр Федорович, после недельного полного отдыха как будто быстрее стал. Я же, напротив, тренировался по два раза на день и проиграл тебе, – выразил обиду главный казачий диверсант и телохранитель.