Курсант. Назад в СССР 5

Кофе оказался неплох, но и ничего выдающегося. Хотя по нынешним меркам дорогой. Аж четыре рубля за банку – Горохов, как всегда, был гостеприимен и для своих ничего не зажимал. Но большинство простых граждан предпочитали так называемые кофейные напитки из цикория, ячменя и желудей, где настоящего кофе было не больше тридцати процентов, а то и вовсе без него обходилось.

– Слушай, Андрей Григорьевич, вводную, – начал Горохов издалека. – Грядет значимое событие. Летняя олимпиада. Все-таки мы решились. Хотя поговаривают, что генсек сомневался и хотел отменить Игры. Мол, экономика наша не вывезет и оправляться долго будем. Сам видишь, какое в столице сейчас изобилие. Любой деликатес без очереди купить можно, чуть ли не на каждом углу. Показуха, мать их… А в глубинке шаром покати. Но в разгар холодной войны не можем мы в грязь мордой ударить перед нашими врагами. Понимаешь? Олимпиада в СССР – шаг, скорее, политический, нежели спортивно-общественный. Покажем, так сказать, всему миру, кто тут батька.

– Согласен, Никита Егорович, – кивнул я. – А мы что, теперь экономикой заниматься будем?

– Да ты погоди, дослушай… У нас ведь как в стране считается? Организованной преступности нет и не может быть.

– Да куда же она делась? – улыбнулся. – Не в таких масштабах, конечно, как… – чуть не ляпнул про будущее и девяностые, но выкрутился, – как на Западе.

– И я про то же… Сейчас в Москву стянуты лучшие кадры МВД со всего Союза. С десятого по двадцать пятое марта КГБ совместно с милицией проводили рейды по оргпреступности. Отработали все известные банды. Облавы, обыски, задержания. Операцию “Арсенал” назвали.

Я вспомнил, что потом этих “Арсеналов” будет миллион – чуть ли не каждые три месяца будут проводиться. А потом еще “Вихрь-антитеррор” добавится. Скоро уже наступят весёлые времена, а пока, Горохов прав, у нас даже организованной преступности официально вроде как нет…

– Так вот, – продолжал следователь. – В ходе рейдов у преступников было изъято почти семь тысяч единиц огнестрельного оружия. Из них аж двадцать пять пулеметов. Плюс еще тыщу гранат изъяли и более тонны взрывчатки.

Я присвистнул. Больше для виду, чтоб начальник был доволен.

– С таким арсеналом можно переворот устроить в банановой республике, – улыбнулся я.

– Так и в Москве тоже… – нахмурился Горохов. – Есть опасения, что во время Олимпиады теракты будут. Представляешь? Как на Мюнхенской в семьдесят втором, с заложниками. А тут еще члена одного ограбили.

– Какого члена? – удивился я. – ЦК КПСС?

Безобразие, но не так чтоб совсем невидаль.

– Хуже! – всплеснул руками Горохов. – Члена МОК. Международного олимпийского комитета, так сказать.

– Да и хрен с этим членом, – пожал я плечами. – Нам-то что?

Я не понимал, куда клонит Горохов. Когда уже, наконец, он отставит текущие реалии и выдаст конкретику, скажет, что за новое темное и трудное дельце нам поручили.

– Да не скажи! Этот представитель МОК из полувражеской ФРГ оказался. Представляешь, каким скандалом пахнет? Они ведь бойкотировали проведение олимпиады в СССР. Ты многого не знаешь. Еще в январе на заседании стран НАТО чертова троица англо-саксов из Великобритании, США и Канады инициировали этот самый бойкот. Сволочи. Никак наша страна им покоя не дает. Может, потом в будущем все изменится.

– Не изменится.

– Почему? – удивился Горохов.

– Потому что, Никита Егорович, люди не меняются. Сами знаете. Времена меняются, но не люди…

– Ты прям как Света говоришь, – Горохов вскинул на меня бровь. – Ну так вот, поводом для бойкота стал ввод наших войск в Афганистан. Но если бы там не случилось войны, то эти паразиты и другой повод бы нашли. Не сомневаюсь. Например, притеснение инакомыслящих или других юродивых в СССР. Понимаешь? В любом случае державу нашу мордой в грязь хотят макнуть. Тем более сейчас, когда противостояние длится хрен знает сколько лет уже. Не могут нам американцы простить переброску ядерных ракет на Кубу.

– Так они первые начали. В Турции свои боеголовки поставили.

– Вот и получается, что Олимпиада сейчас как арена битвы мировых держав. Какой уж там спорт вне политики! Союзники у нас, конечно, тоже есть, но врагов больше. Каждый хочет нас клюнуть и не допустить распространение красной заразы.

– Никита Егорович, – не выдержал я часа политинформации, которую и без того прекрасно знал, и знал даже, чем все это в будущем закончится (в отличие от самого начальника). Когда начнется новая жопа, будет она больше и страшнее нынешней. – А задание у нас какое все-таки?

– Задание наисложнейшее, – Горохов опустил глаза, взял уже пустую кружку из-под кофе и бесцельно погремел там чайной ложечкой. – Обеспечить безопасность проведения Олимпиады. Чтоб прошла без сучка и задоринки, так сказать.

– В смысле? – вытаращил я глаза. – Мы что, порядок общественный будем охранять? Вы что такое говорите?

– Понимаешь, Андрей… Тут такое дело. Со всего Союза сотрудников нагнали. Щелоков только этим сейчас и занят. До нашей группы им теперь дела нет. Говорят, глава МВД даже сделку с ворами в законе заключил, чтобы те приструнили на период проведения Игр своих подопечных. Чтоб не криминалили – взамен на прощение старых грешков. Не знаю. Плохая эта идея, – Горохов понизил голос. – Но начальству в задницу не заглядывают. Я бы на месте Щелокова и Андропова репрессии усилил бы в отношении криминального мира, а не договаривался бы с ними. Как сказал Володя, вор должен сидеть в тюрьме…

Да, про Высоцкого и сейчас, и потом так говорили – как о родном или будто про соседа. Не имело даже значения, что реплика-то – персонажа, её писатель написал.

Но сути все это нисколько не меняло.

– Так вы меня что? Обманули? Когда сюда вызвали? – возмущался я.

– Ну ты чего такое несешь, Андрей? Пока ты в Новоульяновске прохлаждаешься, мы тут тухнем. Каткова прикомандировали к группе экспертов-баллистов, что арсенал изъятый на предмет боеспособности исследуют, да по картотеке стволы проверить нужно. Свету опять в НИИ МВД забрали. Там работы у психологов сейчас – вагон, много обострений весенних, а сам понимаешь, психи нам в Москве в такой ответственный момент не нужны… Репутацию страны блюсти должны мы… Я вот тебя и вызвал. Мы с тобой как приданные силы по зачистке города.

– Так и знал, – с грустью проговорил я. – Что общественный порядок охранять будем. А ведь вы сказали, без меня никак.

– Да нет, – Горохов хитро улыбнулся. – Как только подвернется стоящее дельце, мы от этой рутины сбежим. Я сводки штудирую каждое утро… Если что-то будет, мы тут как тут. Срываемся и в бой. Вот поэтому ты рядом должен быть. Чтоб в мгновение ока. А то будешь болеть – и не срастется ничего.

– Ясно… А Свету и Каткова как вызволять будем?

Я немного оживился, но все равно казалось, что все это “вензеля”, которые Горохов для красоты на самую черновую ментовскую работу наводит.

– Я же говорю, будет стоящее дело, там и посмотрим… А пока ты поступаешь в распоряжение «олимпийского» управления МВД, что совместно с КГБ мероприятия профилактические проводит для подготовки столицы к действу великому…

Ну, Горохов! Ну жук! Выдернул меня из-за такой ерунды. Хотя конечно, это не ерунда для нашей страны, но не совсем то, чем бы я хотел заниматься.

– А вы тогда что будете делать, Никита Егорович? – я ехидно прищурился.

– Заниматься планированием оперативно-розыскных мероприятий и разработкой следственных версий по некоторым неочевидным делам.

– Так сами же говорите, что конкретно нам пока ничего не поручили.

– Так надо проштудировать почву, так сказать. И вот, сводки у меня, – следователь стал перебирать бумажки на столе. – Иди уже, Петров. В триста седьмом отметься. Там приданные силы регистрируются. И кружку за собой помой…

Я сделал недовольный вид, но на самом деле на Горохова не обижался. Ему во что бы то ни стало нужно было сохранить нашу группу и показать ее полезность. Для этого он меня и выдернул, чтобы потом тыкать недругам, мол, смотрите, у меня сотрудники даже больничный прерывают, чтобы в строй незамедлительно встать на боевое дежурство. Как говорится, we are the best of the best… Надо перед Олимпиадой английский подтянуть, что ли. Вдруг пригодится.

* * *

В Москве вовсю шла подготовка к Олимпиаде-80. Руководство страны опасалось повторения кровавой трагедия Олимпиады-72 в Мюнхене, когда радикальные палестинские арабы из террористической организации «Черный сентябрь» порешили тринадцать спортсменов израильской команды. Также еще свежи были в памяти воспоминания января 1977-го, когда в Москве прогремели три взрыва.

В МВД было создано специальное «олимпийское» управление, которое занималось сбором всей информации, связанной с обеспечением безопасности Игр. Подобная структура параллельно возникла и в КГБ, ее окрестили одиннадцатым отделом.

МВД мониторила всю информацию, что могла пригодиться для охраны общественного порядка, а КГБ нацелился на контртерроризм и контрпропаганду. Совместная делегация МВД и КГБ СССР даже совершила командировку в Монреаль, чтобы перенять в этом плане опыт зарубежных коллег.

В Москве начались самые настоящие зачистки. На неблагонадежных элементов, начиная от путан и заканчивая диссидентами и фарцовщиками, устраивали облавы. Задержанных ставили на учет и выдворяли из столицы.

Также к лету планировалось снизить плотность населения города легитимным путем: продлить смены пионерских лагерей, студентов отправить на картошку и в экспедиции, рабочих – в стройотряды.

Градостроительная политика тоже внесла свою лепту. В бездумном стремлении создать новое (которое не всегда, как известно, лучшее) были уничтожены целые районы за пределами Садового кольца, деревянные постройки Москвы – памятники русского зодчества.

Партия решила, что город, в котором проводится Олимпиада, не достоин деревянных лачуг, и невзирая на протесты сотрудников НИИ теории и истории архитектуры, что с пеной у рта пытались защитить интересные, на их взгляд, образцы застройки от классицизма до модерна, конструкции все-таки безжалостно снесли.

Небезызвестный в научных кругах профессор Скворцов из этого самого института даже пытался своим телом воспрепятствовать работе стенобитной машины, встал на пути огромной болванки на тросе. Но ученого быстренько повязали и упекли в соответствующее лечебное учреждение на несколько месяцев, здоровье поправить. Душевное, естественно.

Дела делаются – щепки летят.

В итоге исчез целый район Мещанских улиц, который поглотил «Олимпийский». Пострадали и окраины – дачные Сокольники с шедеврами деревянного модерна и село Коломенское с антуражными избами, которые превратили в труху ради того, чтобы туристам глаза не мозолить.

Полностью исчезло множество переулков и тупичков. Почти ничего не осталось от старинной застройки улиц Щепкина и Дурова. Прогресс, мать его за ногу, шел семимильными шагами…

Вот уже две недели я в составе группы одетых в штатское милиционеров мотался по столице, выискивая неблагонадёжных элементов. Ловля “бутафорных” преступников мне изрядно надоела. Но однажды нам повезло нарваться на наркоторговца, что делал бизнес не где-нибудь, а прямо у Большого театра. Судя по сей наглости, местные ППС-ники были у него хорошо прикормлены.

На контрольный закуп пошел я, так как морда моя, из всей нашей компании усатых милиционеров, до сих пор больше других походила на студенческую. Хотя студенты в эти времена не слишком баловались таким зельем. Увлекались этой заразой больше люди сидевшие или, наоборот, артисты и прочие ранимые творческие натуры, тонкая душевная организация которых остро нуждалась в подобном допинге.

Вычислили мы торговца по наводке спекулянта билетами, что продавал контрамарки у Большого театра втридорога. Билетный делец как-то повздорил с наркобизнесменом и решил его слить правоохранителям. Курировали его комитетчики, так как «билетер» часто имел дело с иностранцами, что желали попасть в царство Мельпомены. Он стуканул конторским, а те, в свою очередь, спустили инфу ментам. Не барское это дело, наркодилеров вязать. Наш конопляный продавец долгое время чувствовал себя вольготно и не стеснялся барыжить запрещенным товаром прямо на театральной площади.

В общем, дело было стоящее, хоть и не в том смысле, что мог предполагать Горохов.

– По чем баш? – я подошел к плюгавенькому мужичку в модных кроссовках с тараканьими усиками на пронырливом лице.

Тот мельком окинул меня опытным взглядом. Быстро оценил клиента. Но и мы не лыком шиты, подготовились. На мне приличное пальтишко цвета брусчатки Красной площади, шапка из водяной крысы и брючки со следами стрелок. Стало быть, деньги у меня водились. Только морда подозрительная. Глаза колючие, желваки и подбородок рубленные, будто не студентик вовсе. Но меня спасла трехдневная щетина, что была отпущена специально для рейдовых мероприятий, дабы от физиономии погонами за версту не несло.

– Червонец, – не моргнув глазом, ответил торгаш. – Коробок. В коробке грамм.

Я для виду нахмурился и пощупал карман с кошельком, будто оценивая свои финансовые возможности:

– Дороговато…

– Иди мороженое купи, копейки стоит, – презрительно поморщился таракан. – Пломбир девятнадцать, эскимо – двадцать две.

– Да погоди ты…, – протянул я, как будто таких мест знал еще десяток. Адреналин холодил мне затылок. – Давай за четвертак три коробка. Товар у тебя хоть нормальный? Поди, разбодяжил на десять раз.

Торговец осклабился – уж на торге-то он клиента дожмет.

Глава 5

Клиент готов, подумал торгаш. То же самое подумал и я. Вытащил из-за пазухи кошелек и стал озираться по сторонам. Напустил на лицо немного тревоги от предстоящей сделки. На закоренелого потребителя зелья я не был похож, поэтому как мог тянул роль начинающего торчка, который ужасно волнуется, собираясь совершить нечто незаконное, по тяжести сопоставимое как минимум с убийством Кеннеди.

– Не здесь, – прошипел усатик, пытаясь звучать грозно, – иди за мной.

– Да, да, конечно, – пробормотал я, неуклюже, как бы торопливо запихивая кошелек в нагрудный карман пальто.

Сделал вид, что попал рукой в нужное место не сразу. Но дело сделано – бумажник из коричневой кожи с тиснением в виде башни кремля я засветил. Барыга жадно зыркнул на пухлый кошель. Не знал гаденыш, что несмотря на надутые, оттопыренные бока, денег в нем немного. В бумажнике я носил маленький блокнотик с красной лидериновой обложкой и авторучку-брелок.

Когда не было ни компьютеров, ни смартфонов, у каждого гражданина была подобная записная книжка, которая хранила наиважнейшую информацию: телефоны друзей и родственников, дни рождения близких и знакомых, расписание автобусов и электричек, заметки про огород и дачу, а у некоторых ещё сокровенные мысли и, конечно же, стихи собственного сочинения.

Таракан повел меня в сторонку. Чуть поодаль от праздных прохожих и прочих туристов. Мои напарники хотели было увязаться за нами, но я сделал им незаметный знак рукой, мол, осадите, не палите контору, без вас разберусь. Те притормозили, остановившись перед киоском с мороженым, создав там сразу искусственную очередь.

На горизонте замаячил пеший наряд ППС. Два парня с харями деревенской выделки шагали в шинелях, подпоясанных портупеей. Из-под сдвинутых на затылок цигейковых шапок выбивались соломенные кудри. Ну прямо двое из ларца. Казалось, что вот-вот начнут дрова месить и тесто рубить.

– Менты, – прошипел я, скосив глаза на патруль.

– Все нормально, – таракан даже глазом не моргнул. – Не боись… Давай деньги.

Я вытащил свою последнюю двадцатьпятку и бочком протянул ее торговцу. Тот ловко сцапал бумажку, словно коршун цыпленка, и шустро запихал в карман. Затем извлек из-под полы три спичечных коробка и сунул мне прямо в руки. Один я уронил, два затолкал трясущейся рукой в карман. Почему-то продолжал играть свою роль, чувствовал, что представление еще не кончилось.

– Ну ты и растяпа, – презрительно цыкнул таракан, глядя, как я подбираю коробок, в котором что-то перекатывалось. Я раскрыл упаковку с красной надписью «Решения XXV съезда партии в жизнь”. “ц. 1 к.”. Сейчас спички эти стоили гораздо дороже – из-за сомнительного содержимого.

Внутри оказался квадратный брикетик, похожий на застарелую ириску с зеленоватыми вкраплениями. Не обманул таракан. Натуральный гашиш. Даже запах специфический чувствуется. Скорее всего, откуда-нибудь из Узбекистана или Казахстана. Тувинский до Москвы вряд ли доходит.

Я сунул коробок в карман и резким движением схватил за шкирку таракана. Тряхнул для профилактики так, что шапка с него слетела. Тот вытаращился на меня ошалелыми глазами, аж усишки вмиг обвисли.

Тратить время на формальности и махать корками я не счел нужным. Много чести. Раскрыл рот, чтобы выдать привычное «милиция», но «Дуремар» меня опередил. Выдал это же самое слово, но немного в другом контексте. Я чуть не выпустил ворот задержанного от удивления.

– Милиция! – бессовестно завопил таракан, повиснув у меня на руке и пытаясь вырваться. – Убивают!

Но хватка у меня, как у краба. Вцепился так, что трещал воротник. Второй рукой уже заламывал кисть барыге. Того, что произошло дальше, я никак не ожидал.

К нам резво подскочили «двое из ларца» и сходу попытались меня скрутить. Я отпрянул назад, выпустив добычу, и выскользнул из загребущих рук ментов.

И снова я не стал представляться, почуяв неладное. Будем ловить на живца.

– В чем дело, гражданин? – воскликнул один из сотрудников. – Документики предъявите.

– А вы лучше, товарищи милиционеры, проверьте вот этого подозрительного субъекта, – кивнул я на таракана, который уже бочком-бочком отходил в сторону, держась подальше от меня. – У гражданина со странными усиками кое-что под полами припрятано. Незаконное. Прошу досмотреть его и готов выступить в качестве понятого.

– Слышь, паря, – сержант ко мне придвинулся и стал говорить тихо, чтобы не привлекать внимания. – Шел бы ты отсюда. А мы без тебя разберемся.

– Не пойдет, – замотал я головой. – Хочу лично лицезреть ваши доблестные действия. Уж очень мне любопытно, что же все-таки нарушитель прячет такого под пальто, кроме каннабиса.

– Какой каннабис? – вмешался уже младший сержант. – Мы слов-то таких не знаем. Чудно, товарищ, выражаешься! Так ты пьяный, наверное? А ну-ка, давай пройдем с нами в отделение. И больно физиономия твоя мне знакома. Уж не проходил ли ты по ориентировке вчерашней по грабежу? А, Серег? – повернулся он напарнику. – Что думаешь?

И так гладко он обо всем этом вещал, будто по радио.

– Ну, точно он, – воскликнул второй. – Даже шапка похожа. Из бобра.

– Шапка у меня, товарищи милиционеры, из ондатры, но не суть. Настоятельно советую все-таки направить свою бдительность на товарища, которому я ворот надорвал.

– Ну точно пьяный, – заключил младший сержант издевательски ровным тоном. – Еще и на граждан кидается и каракулей от пальтов отрывает.

– Ага, – лыбился напарник. – Хулиганка еще корячится. Руки протяни, – приказал он, снимая с пояса наручники.

Таракан сиял от злорадства, бросая на меня торжествующие взгляды. Недолго тебе радоваться, сучонок. Прикормил ментов, что аж совсем ручные стали. А те, сразу видно, не за идею пришли работать. Морды ушлые, глазки бегают, высматривают дичь в виде подвыпивших интеллигентных граждан, с которых по-легкому деньгу срубить можно.

Схема проста. Стоит таким подвыпившим, но сознательным гражданам разок пригрозить вытрезвителем и соответствующим сообщением по месту работы, а потом великодушно пообещать отпустить их за символическую мзду, как дело в шляпе. Если дядя выглядит состоятельно, и портфель у него из кожи Винни-Пуха, то “чирик” такса. Если же доцент и дужка очков изолентой перемотана, да портфельчик из Пятачка, то сердобольные сотрудники готовы были отпустить его за трешку, но надавав напоследок зуботычин, чтобы душу отвести, и для профилактики, как сказать.

Я протянул вперед руки, будто подставлял их под наручники. Один из ларца приблизился ко мне вплотную. Таракан тоже подскочил поближе. Наверное, хотел насладиться с более приятной дистанции видом на мое пленение. Но я ошибся. Пока мент неуклюже пытался застегнуть мне наручники (помогая ему, я всякий раз выставлял руки так, что сковать их было крайне проблематично), барыга с проворством карманника выудил у меня из пальто заветные коробки и быстро спрятал у себя под полой. Вот сволочь! Грабеж среди бела дня.

У нас-то, в провинции, тоже водилась вся эта шушера, но те хоть для начала под дурачков косили – я живо припомнил, как мы с Быковым бегали по задворкам танцплощадок, вылавливая одного такого. А тут сразу всё серьёзно.

ППС-ники, как я и ожидал даже ухом не повели на такое наглое действо. Видно, не впервой уже подобные кренделя выделывал бывший щипач, а ныне каннабиноидный купец.

– Да не верти руками, – буркнул на меня сержант, пытаясь втиснуть мое запястье в дужку наручников.

– Давайте я вам помогу, – улыбнулся я. – Я сам.

Выхватил у него наручники и отточенным движением защелкнул одно кольцо на руке сержанта.

– Э-э! – тот сначала опешил, но уже через секунду еле сдерживал себя, чтобы не зарядить мне в нос, уж больно людей много вокруг. – Совсем охренел?!

Не теряя времени, я схватил за запястье таракана и второе кольцо защелкнул на нем.

Барыга и ППС-ник, сцепленные в пару, пытались меня достать, но я отскочил назад, те мешались друг другу, путались ногами, и сержант спешно стал искать ключ.

Его напарник, увидев, как ловко я орудую, не рискнул идти на меня в рукопашную. Попятился назад, выхватив пистолет.

Но пока он его доставал, я успел вытащить ксиву и ткнул ей вперед:

– Милиция, товарищи сержанты. Вы задержаны.

Те замерли на секунду, подбирая челюсти, повертели головами и сообразили, что я один.

– Ах ты, сука! – прошипел тот, что пристегнут, он уже добрался до ключа и неумело ковырял в замке, выворачивая руку таракану, который подвывал от боли. – Валим! – крикнул он напарнику.

Младший сержант убрал пистолет и уже собирался встать на лыжи, пока я выхватывал ключ у Сереги, но его приняли под белы рученьки мои сослуживцы в штатском, что наблюдали за мной издалека и все видели. А когда началась катавасия, подоспели на помощь, сумев не раскрыться. Вовремя. Потому что бить морды милиционерам на глазах прохожих мне ой как не хотелось. А так получилось почти без шума и пыли. Никто даже особого внимания не обратил, будто старые друзья обняли ментов и затолкали в машину. Отдыхать повезли прямо со смены, ага.

Уже в управлении троицу хорошенько досмотрели. Помимо гашиша у таракана оказался еще «аптечный» набор: заводской морфин в порошке и раствор промедола в белых шприцах-тюбиках, которые использовались как опиоидный анальгетик в аптечках АИ-2.

Такие аптечки в оранжевом пластиковом футляре, похожем на огромный портсигар, были разработаны в СССР как средство первой медицинской помощи для силовых структур и сил гражданской обороны. В случае возникновения тотального военного конфликта с применением ядерного оружия должны были быть розданы гражданскому населению. Потом, конечно, такие аптечки запретят, а пока ими были благополучно забиты все склады Гражданской обороны. Опера раскрутили таракана по полной, и тот признался, что его родственник состоит в комиссии по списанию этих самых аптечек за сроком годности. Двое сотрудников тут же умчались за этим родственником, взяв себе в помощь еще и ОБХСС-ника.

Не будь все службы на ушах по случаю приближающейся Олимпиады, вряд ли всё можно было бы провернуть так молниеносно. А сейчас этот член комиссии вряд ли скроется.

При личном досмотре милиционеров обнаружили много занятного: рубли, по сумме эквивалентные двум их зарплатам, доллары (видать, иностранцев они тоже щипали) и цыганские паспорта, которые они забирали у промышлявших гаданием на площади ромал – и возвращали им только после уплаты соответствующего вознаграждения.

Конечно, крышевание наркодилера им не пришить. Трудно такое доказать, но валюты и паспортов было вполне достаточно для того, чтобы с работы поганой метлой выгнать и дело уголовное пришить.

* * *

Так и пролетали мои будни. В борьбе с мелкой Московской преступностью. Пока однажды мой временный командир майор Солдатов меня не обрадовал, сообщив, что я опять убываю в распоряжение Горохова. Сказал он это с каким-то недовольством. Я еще слышал, как вдогонку майор бурчал, что, мол, Горохов уже третью неделю сидит без дела и целый кабинет занимает. А они вынуждены ютиться по четверо в одном.

Я не стал с ним спорить и доказывать, что одно дело делаем, что если охотник сидит в кустах и не стреляет, это не значит, что он прохлаждается. Крупную дичь можно днями выжидать, а мышек, что мы сшибаем каждый день, в час по связке ловить.

– Разрешите? – я распахнул дверь без стука, на радостях решил не церемониться.