Solum

Solum

Антон Кириленко-Большаков

© Антон Кириленко-Большаков, 2025

ISBN 978-5-0068-7713-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть I

Глава 1

«Уничтожения ждёт весь мир».

Иоганн Вольфганг Гёте. Фауст.

«… внезапно, что—то резко потянуло её вниз, прямо во время прыжка, как будто кто—то схватил её за ногу и резко дёрнул на себя со всей силой. Жуткая гримаса боли исказила её лицо, губы крепко сжались, превратившись в тонкую белую полоску, глаза медленно стали вылезать из орбит, однако, в них не было ни страха, ни боли, было лишь понимание, понимание безысходности и обречённости, понимание того, что это конец. Понимание того, что так все и должно было быть, что так все и должно было закончиться.

Да…

Она знала об этом…

С самого начала знала…

…Я протянул к ней свои руки, но было уже поздно. Я не успел, а лишь коснулся кончиками своих пальцев стремительно уносящиеся вниз локоны её развевающихся волос. Темнота поглотила её тело, и был слышен только шёпот:

– Я люблю тебя……»

Резко вздрогнув, я открыл глаза.

Чтобы понять, где нахожусь, мне потребовалось некоторое время. Я заморгал, пытаясь убрать дымку и восстановить зрение, но далось мне это не сразу. В лицо светил яркий, обжигающий, заставивший меня снова зажмурить глаза, свет. Я замер и пролежал так ещё некоторое время.

Аккуратно приоткрыл веки.

Потекли слезы.

Снова закрыл глаза.

Сильно жгло.

Вокруг заплясали разноцветные пятна, которые медленно расплывались, оставляя за собой тонкие, но казалось, весьма осязаемые и твёрдые полоски, похожие на маленьких червячков. Зрение восстанавливалось, фокусировалось. Жечь перестало. С диким прищуром, я огляделся.

Все выглядело, как в недорисованном мультфильме. Раковина, стиральная машина, зеркало, зубная щётка, шкаф, мыло. Слишком резкие, режущие глаз, очертания, слишком острые углы, слишком яркие отражения и блики. Это была ванная, я был в ванной комнате, своей ванной комнате. Почему я тут, и что тут делаю, ни понять, ни вспомнить сразу, я не смог.

В одних шортах, я лежал на дне самой ванны, слегка прикрытый разноцветной водостойкой шторкой, небрежно сорванной с крепёжной штанги. Спина прилипла к акриловой, кое – где потрескавшейся, поверхности, а ноги и шея затекли настолько сильно, что мне потребовалось довольно длительное время, чтобы полностью их размять и нормализовать кровообращение.

Всё ещё до конца не привыкшие к яркому свету глаза, опухли, организм сопротивлялся пробуждению, а что творилось в голове, было для меня загадкой.

Мыслей не было.

Соображений никаких.

Моральный туман, белый шум.

Глубоко вздохнув, я откинул голову на край ванны, закашлял и произнёс хриплым, противным самому себе, голосом:

– Твою мать, опять! – снова и снова, пытаясь понять и найти ответ на вечный вопрос, как и почему, я пришёл лишь к одному выводу, всё было тщетно. Слишком много алкоголя, блуда и, возможно, необдуманных поступков, предшествовало моему мерзкому, на данный момент, состоянию и пробуждению.

Однако, я был дома.

Это радовало.

Не могло не радовать.

Лёгкая улыбка появилась на моем лице.

Слишком лёгкая, буквально незаметная.

Скорее больная.

Душевнобольная…

Сделав глубокий вдох, я ухватился за смеситель и медленно стал подниматься, также медленно отдирая прилипшую к акрилу спину. Перекинув ногу через край, я сделал рывок и свалился на кафельный пол, при этом задев голенью раковину и довольно сильно ударившись.

– ТВОЮ МАТЬ, ОПЯТЬ! – скрючившись на полу вскрикнул я, потирая ушибленное место.

Кое-как, помогая себе руками, цепляясь за края раковины, я медленно встал на ноги и презрительно глянул на своё отражение в зеркале.

Жуть.

Включил воду, она потекла тонкой струйкой, подставил под неё ладони, некоторое время смотрел, как в них набирается прохладная вода, плеснул в лицо, посмотрел снова – лучше не стало, снова сложил их лодочкой и, подставив под струю, поднял голову к зеркалу – скверно.

Заплывшее лицо, мешки под глазами, обветренные, скорее от алкогольной интоксикации, чем от плохой погоды и нехватки витаминов, щеки, мерзкая щетина с, не пойми, как растущими пучками волос.

Нет, я далеко не алкоголик, да и, в принципе, скорее предпочёл бы домашний уют, но с пивом, чем какие-либо блудливые похождения, после которых, в большинстве случаев, жалеешь в пустую потраченных денег, возможных драк, головных болей и последующих депрессий, ну это конечно, если уж совсем «гулять в край».

Когда начинаешь, остановиться достаточно сложновато, а масла в огонь подливаю ещё твои друзья, с которыми ты и проводишь то самое время. Никого, ни в коем случае, не обвиняю, а за всё сделанное, привык отвечать сам, но иногда так делать проще, и назвать кого-нибудь повинным во всех грехах мудаком и снять, тем самым, с себя ответственность за слабость перед соблазнами, чем признать, что на самом деле мудак ты, и только ты. Ну, естественно, в хорошем смысле этого слова (снова снял ответственность).

«Хотя, есть ли вообще у определения слова „мудак“ хороший смысл и сторона»? – я улыбнулся.

На работу мне было не нужно, вторая неделя в отпуске проходила как нельзя лучше, а через несколько дней, думал двинуть загород, поваляться на пляже Ладоги или, на худой конец, Сосновского озера, благо Государственные отпуска были довольно продолжительными, и не нужно было, сломя голову, носиться, чтобы все успеть.

Госслужба?

Да, госслужба.

Да, госслужащий.

А что?

Размышляя перед зеркалом, я ещё несколько раз, плеснув себе водой в лицо, взял полотенце с сушилки и вытер руки. Капли с лица стекали на, чересчур чувствительное и уставшее тело, оставляя на нем ледяные влажные тропинки.

Все пройдёт.

Чуть позже.

Не сразу, но пройдёт.

– Ни хрена не помню, – отвлекаясь от отражения, произнёс я. Голос тихо хрипел, отдаваясь в горле небольшими бронхиальными взрывами, – мда, – я прокашлялся и, поморщившись, сплюнул в раковину мерзкий сгусток коричневато – зелёной мокроты. Поднёс ладонь ко рту, дыхнул, подставил руку к носу, – ужас, – запах был, как бы сказать, не особо.

Отложив полотенце, я снова набрал в руки воды и прополоскал рот. Сплюнул.

Зубы, я чистил без особого энтузиазма, автоматически двигая щёткой в разные стороны, абсолютно не стараясь достигнут нужного результат. Перегар будет держаться ещё довольно долго, а перебивать запах вкусом жевательной резинки было глупо, так как полученный экстракт, смешанных между собой ингредиентов, был больше бы похож на огромную кучу говна под кустом мяты.

Сладкой, морозной…

Не важно…

Я повернул вентиль крана, взял полотенце, вытер изнеможденное лицо, и повесил его на сушилку. Хрустнул шеей, ещё раз глянул в зеркало, покачал головой и, развернувшись, толкнул дверь, но та, слегка приоткрывшись, практически сразу остановилась, издав глухой звук, ударившись обо что-то твёрдое и оставляя для прохода лишь небольшую щель, в которую, при очень большом желании, я смог бы протиснуть только свою руку.

Раздался стон.

Тихий.

Знакомый.

На полу, у входа в ванную, лицом вверх, в темно – серых, подвёрнутых штанах фирмы «Tom Tailor» с раскинутыми в разные стороны подтяжками цвета флага Ямайки, и, в отличие от меня, в светлой футболке, в неестественной позе лежал Костян. Тихо похрапывая, он подпирал, только что въехавшую в него дверь головой.

Он был обут. Обут в один кроссовок. Кроссовок фирмы «ADIDAS» золотого цвета, который упирался в ножку, стоявшего неподалёку, дивана.

Теперь я улыбнулся ещё шире.

Да, это было смешно.

Смешно и грустно одновременно.

Хотя…

Стараясь не задеть Костю, я прикрыл дверь, перешагнул через бесчувственное тело, пнул в сторону одну из подтяжек и направился к заветному холодильнику, в надежде найти, что-нибудь освежающего для своего дурно – пахнущего и хреново себя чувствующего организма.

Удача. Несколько бутылок минеральной воды «Бон Аква», видимо купленной ещё вчера, но этого я тоже не помнил, однако был несказанно рад и, практически одним глотком осушил одну из них и, поставив её на столешницу рядом с холодильником, взял следующую.

Открыл.

Подошёл к окну.

Небольшой парк с громадными зелёными деревцами – тополями, периодически убивающие всех астматиков и аллергиков города, маленькая детская площадка с бесплатным, но неработающим «Wi-Fi», раздаваемым городом, скорее для галочки, чем для родителей, скучно следящими за своими непоседливыми детьми, то и дело норовящими залезть повыше или спрятаться получше. Маленькая закрытая парковка, непонятно для кого, так как, сколько я себя помню, всю жизнь на воротах висел ржавый амбарный замок, годов так с девяностых. Стоявшие вокруг кое – как вкопанные грязно – жёлтые дома, расселённые под снос, или под капитальный ремонт, давным-давно обещанный Администрацией города, однако, всё ещё ожидающие своей участи на, пока ещё, своих местах, разглядывая прилегающую территорию своими черными, давно выбитыми, окнами – глазницами.

Петербург.

Лето…

Мда…

Пора длинных женских ног, коротких юбок и машин с откидным верхом, с сидящими в них бабского вида, гламурными мальчиками – мажорами с кредитными картами своих папаш – олигархов.

Стоял как раз самый разгар этого замечательного времени года – июль, период белых ночей подходил к концу, было градусов тридцать в плюсе. На небе светило ослепляюще – яркое солнце, хотя кое-где, все же, были видны небольшие белые облачка, абсолютно не портящие общей картины, а наоборот, периодически дающие небольшие передышки, закрывая собой беспощадно палящее солнце.

Несмотря на прекрасную погоду на улице было необычно тихо и странно пусто, а уж поверьте мне, для этого города это была абсолютная редкость, даже скорее невозможность.

Я усмехнулся, лучик солнца ярко светил мне в лицо и, прикрыв глаза рукой, высунулся по пояс в окно, чтобы рассмотреть улицу целиком.

Все-таки я люблю этот город, хотя, никогда с пеной у рта, не буду доказывать, что он самый лучший, что круче него нет на земле, это глупо, ведь каждый человек, каждый житель того или иного города, Москва, Новгород, Мурманск или где ещё, будет считать свой родной город любимым и лучшим, но каждый просто свои чувства выражает по-разному.

Справа, виднелась Лиговка, разделительная полоса для общественного транспорта, светофор, вечно мигающий жёлтым, угловой ларёк – шаверма с интересным названием «Chickeninn», будто был открыт при каком-нибудь отеле из этой серии, аптека. Параллельная Лиговке Боровая, огромная территория, огороженная железным забором и перекрытая автоматическими, но уже который год, не введёнными в эксплуатацию, шлагбаумами – стоянка, принадлежавшая гипермаркету «Ашан».

Я прислушался.

Никого.

Ни души.

Мне это показалось странным.

Некоторое время, я разглядывал улицу, наслаждаясь тёплым ветерком, мягким, но всё же обжигающим солнцем, но идиллию пришлось прервать, потому как позади меня зашевелился и закряхтел, как старик, Костян.

Обернувшись, я увидел, как он пытается собрать, раскиданные по полу, руки, однако до конца еще не понимая, где именно они находятся, оставил эту идею, запутавшись в подтяжках. Он глубоко и болезненно вздохнул.

– Как же болит, – он глубоко и сипло вздохнул, – вся рожа. Как будто «КАМАЗ» переехал, – рука легла на лицо, управление конечностями было восстановлено, не полностью, но…

Костян перевернулся на живот, приподнялся, и встал на четвереньки. Было видно, что это даётся ему с большим трудом и полностью встать во весь рост он сейчас не в состоянии, но он пытался, пытался и боролся.

Кроссовок весело блеснул золотом.

На карачках, пошатываясь неуверенно развернувшись на сто восемьдесят градусов и волоча за собой разноцветные подтяжки, прихрамывая на правую, видимо, затёкшую руку, он побрёл к туалету, из которого, через некоторое время, послышались булькающие звуки отвергаемой его организмом, пищи. Со стороны это выглядело довольно забавно, потому как его задняя часть наполовину торчала из-за двери и, периодически, вздрагивала в такт издаваемым звукам. Кроссовок продолжал играть, переливаясь солнечно – золотистыми цветами, отражаемыми проникавшим из окон дневным светом.

Улыбнувшись, я достал из холодильника ещё одну бутылку воды, подошёл к туалету и поставил её у двери:

– Костян, – я разглядывал его подрагивающие ноги, – слышь, тут вода у двери, а то я смотрю тебе совсем хреново, – что-то пытаясь произнести, Костя приподнял голову, высунув тем самым ее из унитаза, однако, она тут же вернулась обратно.

Звук повторился.

– Не за что, – хмыкнул я, и пошёл по коридору в сторону спальни.

В коридоре, на диване, я обнаружил спящего Ганжа – Саню Коноплева (его так прозвали, скорее всего, из—за фамилии, честно говоря, никогда не спрашивал), который, в шортах и футболке, свернувшись клубком, лежал лицом вниз, спрятав руки под голову, а вместо одеяла укрывался каким то, хрен пойми откуда взявшимся в моем доме, видавшим виды, матрасом в полоску, точно таким, как раньше выдавали в детских оздоровительных лагерях, армиях и местах не столь отдалённых для людей, чья жизнь шла по своим правилам и законам, людей, оступившихся и получивших горький опыт на поприще закона.

Хотя, в принципе, на данный момент, по-моему, ничего и не изменилось.

Лица его я не разглядел, но был уверен, что он чудесно провёл вчерашний вечер, да и, по всей видимости, вчерашнюю ночь, потому как кто-кто, а Саня Коноплев, если уж зажигал, то это точно было по полной программе.

Рядом с диваном, на полу, лежала его машинка для самокруток, небольшой пакет с рассыпанным вокруг табаком, фильтрами и папиросной бумагой.

Пройдя мимо, я дёрнул ручку спальни, та скрипнула, и я зашёл в комнату, на мгновение, задержав взгляд на втором золотом кроссовке фирмы «ADIDAS», валявшемся в прихожей, рядом с парой сандалий Саши.

Я улыбнулся.

Настроение поднималось.

Жалюзи в комнате были подняты и яркий свет от окна, на мгновение, заставил прищуриться, но не закрыть глаза полностью. От кондиционера веяло прохладой. Кровать, естественно, была не заправлена, а одеяло со скомканной простыней, горой валялись ровно посередине.

Ухватившись за край, я потянул одеяло на себя, слегка приподнял и, практически сразу, увидел миниатюрную, словно детскую, женскую, судя по накрашенным ногтям, ногу, которая выглядывала с другой, уже освобождённой от постельного белья стороны.

Откинув одеяло в сторону, я отошёл, снова посмотрел на ногу, нахмурился и часто заморгал, ничего не понимая, но нога оставалась на месте. Подойдя к кровати, я снова взял край одеяла и слегка его приподнял, приподнял чуть выше прежнего.

То, что я увидел, меня немного шокировало.

Под одеялом, на боку, сложив голову на согнутые в локтях руки, будто младенец, лежала темноволосая девушка лет двадцати пяти – двадцати семи и тихонько посапывала.

Голая.

Абсолютно голая.

Абсолютно голая девушка в моем доме.

Между тем, она стала медленно переворачиваться на спину и слегка потягиваться, как бы просыпаясь и отгоняя от себя остатки сна. Я увидел её симпатичное личико, небольшую, но очень, как я люблю, упругую грудь, тонкую, спортивную талию и…

…душераздирающий вопль резанул слух. Стремительно вскочив, девушка сделала молниеносный выпад рукой, и я получил удар снизу-вверх, маленьким и костлявым, но достаточно сильным и крепким кулаком, который точно попал мне в подбородок. Я пошатнулся и, по инерции, сделал полшага назад.

Следом полетела вторая, по всей видимости такая же сильная и крепкая рука, но на этот раз я уже успел увернуться и, сделав уже полный шаг назад, швырнул в девушку одеяло, однако незнакомка оказалась на редкость проворной. Сделав, какое-то едва различимое движение, она накрутила одеяло на руку и, бодро крутанувшись на пятке, резким щелчком попыталась меня им стегануть, как кнутом.

Я увернулся, но осознал все последствия жёсткого щелчка, поднял руки, призывая к спокойствию, показывая, что ничего такого не делаю, но девушка продолжала орать во все горло, пытаясь снова и снова ударить меня накрученным на руку одеялом.

Стройной ногой, она пнула подушку. В меня не попала. Пнула вторую и та прилетела мне точно в голову.

– Хватит! Ненормальная что ли? – я еле-еле перекрикивал незнакомку, – чего делаешь то? Завязывай давай, – я пытался её успокоить, но тщетно, она не унималась, – хватит говорю, чего ты орёшь-то? Кто ты, на хрен, вообще такая, – не знаю, либо этот вопрос поставил ее в тупик, либо воздух в лёгких кончился, но девушка затихла. Одеяло, с её руки, упало на пол, она присела на кровать подобрав ноги и, абсолютно не стесняясь своей наготы, уставилась на меня.

– Тааак, – протянул я, – ну вот, уже лучше. Теперь давай разбираться.

– Как я сюда попала? – спросила девушка.

– Я-то откуда знаю, – ответил я, стараясь делать вид, что не разглядываю её.

– Где моя одежда? – продолжала расспрашивать она, – где я?

– Слушай, честно говоря, я и сам хотел бы спросить то же самое у тебя, но начнём с того, что меня Антон зовут, и ты у меня дома, на Курской, твоего имени я не знаю, но, если ты мне его скажешь, будет проще общаться. Понимаешь, нет? Вроде как диалог, а?

– Получилось? – еле расслышал я, – или нет? – девушка опустила голову разговаривая сама с собой.

– Чего? – я слегка наклонился к ней, прислушиваясь.

– А сумка моя где? – не унималась девушка, абсолютно не обращая на мои вопросы внимания, – что за фигня, потеряла чтоль?

– Как ты сюда попала и где твоя одежда и сумка, я не в курсе, и если ты будешь продолжать в том же духе, то точно ничего не узнаешь. Если хочешь всё обсудить, я буду на кухне – прямо по коридору, – я указал за спину, – вот, – я вытащил из верхнего ящика комода халат и бросил ей, – одевайся и…, – я снова окинул её взглядом. Да, она действительно была хороша, – короче, ты меня поняла, – и направился к выходу.

– Юля, – сказала девушка.

– Чё? – бросил я со злости.

– Меня Юля зовут, – чуть громче повторила девушка.

– А, – я нервно закивал головой, – угу. Хорошо, – вздохнул, – вот и познакомились, – давай одевайся, а я пока, это, – снова махнул рукой, указывая на дверь, – чайник поставлю.

Закрывая дверь, я услышал, как Юля произнесла нечто вроде: «неужели получилось?», но, не придав этому значение, потопал на кухню.

С дивана, напротив комнаты, безумными, красными от недосыпа и алкоголя, но в тоже время серьёзными глазами, высунув голову из – под матраца, на меня смотрел взъерошенный и, видимо проснувшийся от криков, Ганж.

– Спи, – бросил я, что, собственно говоря, Саня сразу и сделал, уронив голову обратно на диван и громко всхрапнув.

Миллионы мыслей промелькнули в моей голове, но ни одна не могла объяснить появление незнакомой девушки в моей квартире. Я постарался вспомнить что-либо из вчерашнего дня, однако ничего не получалось, предполагать не хотел, потому как адекватного объяснения найти не мог, да и боялся ошибиться в догадках. Решив сам для себя, что все само собой образуется, я сделал глубокий вдох.

На кухне, у открытого окна на подоконнике в, уже натянутых на плечи подтяжках, расположился Костя, он просто сидел и жадно пил, предусмотрительно мной оставленную, минеральную воду.

Кроссовок он снял и поставил на пол.

– Ну, как? – спросил я, – там, кстати, второй у входа, – кивнул я на обувь Кости.

Он ничего не ответил, а лишь посмотрел на меня измученными от пережитого недавно в туалете, глазами, по которым было понятно, что он чувствует себя не очень хорошо, но с вопросами я отставать не собирался:

– Печенье хочешь? – съязвил я и улыбнулся.

– Издеваешься? Тебе бы так, – произнёс Костя, – что вчера было то хоть. Ничего не помню.

– Такая же хрень, – ответил я, взял из его рук бутылку и сделал глоток. На губах остался неприятный кислый привкус, – тьфу, блин, – и отдал бутылку лыбящемуся Костяну.

– Слушай, там у меня в комнате баба, какая-то…, – но договорить я не успел, так как сзади послышался голос Юли:

– Это кто это у нас тут баба? – голос хоть и был женским и приятным, но звучал достаточно твёрдо и жёстко, с иногда проскальзывающими железными нотками.

Я обернулся.

Обернулся и покраснел.

Девушка стояла у дивана, уперев руки в боки и, немного зло, поглядывала на меня. Халат, который я ей дал, был немного великоват, а рукава, по моим меркам, она закатала до локтей, но ей этого хватило, чтобы слегка приоткрыть запястья, поэтому похожа Юля была на Пьеро.

– Э… ну… я… это…, – растерялся я, уставившись в пол.

– Ладно, проехали, – она игриво махнула рукой, – где ванная? – как ни в чем небывало, спросила Юля.

Пальцем я указал ей на дверь, где недавно проснулся.

– Это кто? – спросил меня Костя, когда девушка скрылась за дверью.

– Юля, – ответил я, пожимая плечами, – тоже самое, я хотел спросить и у тебя.

– Я не знаю, – Костя отрицательно покачал головой и, повернувшись к окну, выглянул на улицу, – чего-то тихо как-то.

– Ага, – произнёс, набирая воду в чайник, я, – будешь чего?

– Ха! – воскликнул он, что означало да, и весело плюхнулся на диван.

В холодильнике я нашёл кусок мяса, овощи, сыр, в общем, все, что нужно для приготовления. Сыр бросил на столешницу, а овощи с мясом тщательно промыв холодной водой в раковине, положил на разделочную стойку, чайник поставил на огонь. Затем, достав из шкафа мусорное ведро, уселся рядом с ним на стул и начал чистить картошку, которую складывал в раковину. Костян, лёжа на диване во весь рост, с полузакрытыми глазами и минералкой в руках, естественно, помогать мне отказался, сославшись на свою недееспособность.

– Телек хоть включи, – попросил я его.

Ничего не ответив, Костя протянул руку к пульту от телевизора и, так же, до конца не открывая глаз, направил его в нужную сторону и нажал красную кнопку включения, лениво повернув голову, к висящей на дальней стене плазменной панели фирмы «Samsung», стал щелкать кнопками пульта, перелистывая каналы.

– Черт, профилактика по – ходу, – пробубнил Костя, – может просто кино какое посмотрим?

– Давай, хотя, смотрели уже все по тысяче раз, – сказал я и добавил, – а профилактика, значит понедельник. Уже лучше. Начинаем вспоминать, – я усмехнулся.

– Да знаю я, – с сарказмом в голосе произнёс Костян, вставая, – ты чисть там свою картошку, – и, кряхтя и охая, направился к полке с дисками.

– Антон, – послышался из ванной комнаты приглушенный голос Юли.

– Оу? – поднявшись, с наполовину почищенным клубнем в одной и ножом в другой руке, я подошёл к двери.

– А у тебя случайно нет зубной щётки, – голос, на данный момент, звучал намного скромнее и приятней чем пять минут назад, – мне, правда, неудобно.

– Не парься, все нормально, в шкафу рядом с зеркалом возьми, – чайник начал посвистывать, – новая вроде есть, – я медленно побрёл к плите.

– Ага. – Послышался звук открывающегося шкафа, что-то упало на пол. – Ой, прости, – из – за двери раздалось шуршание, – а, вот, нашла, спасибо, – дверца слегка хлопнула, вставая на место.

– А, ну всё тогда, – сказал я сам себе и, сняв закипевший чайник с огня, поставил его на специальную пробковую подставку и вернулся к чистке.

Костян, все это время, водил пальцем по полке с дисками, перебирая фильмы и в полголоса читая названия. Иногда он их доставал и разглядывал картинки на коробках, видимо просто вспоминая содержание.

Фильмы, которые выходили на экраны в последнее время смотреть, если честно, не очень хотелось, поэтому довольствоваться приходилось тем, что было собрано за весь период нормального режиссирования, а также профессионализма, с которым подходили к съёмкам той или иной картины. С российским кинематографом дела обстояли гораздо плачевнее, процентов девяносто были в стиле ТНТ-шных «Ёлок», а остальные десять были чернушными комедиями, на один раз, с актёрами из «Comedy», что в принципе, приравнивало их к тем же «Ёлкам». Были, конечно, и достойные к просмотру фильмы, но их было, до безобразия мало и, место в своей коллекции, я естественно для них нашёл, но вряд ли Костя сейчас выберет что-нибудь из этого, хотя в некоторых случаях, наши вкусы с ним совпадали.

– Ну что, нашёл что—нибудь? – спросил я, набирая воду в кастрюлю с картошкой и ставя её на место, уже вскипевшего чайника, – чай налить?

– Ничего не нашёл, а чай налить, – ответил мне, как робот, Костян, продолжая перебирать фильмы.

Через дверь, я спросил у Юли то же самое, и, получив утвердительный ответ, дошёл до Ганжа, но тот молчал как рыба, поэтому добиться от него чего – либо я не смог. Вернувшись на кухню, я стал разливать чай по кружкам.