Во имя богов

Во имя богов

Сергей Хрыкин

Дизайнер обложки Сергей Евгеньевич Хрыкин

© Сергей Хрыкин, 2025

© Сергей Евгеньевич Хрыкин, дизайн обложки, 2025

ISBN 978-5-0068-8167-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Во имя богов

ГЛАВА I

Летний солнечный день. Солнце уже близко к зениту. Весело щебечут птички, играя в одни им известные игры – гоняются друг за другом, задорно кувыркаясь в воздухе. Шуршат среди травы юркие полевки, перебегая от норки к норке, трясясь при каждом шорохе или крике хищной птицы в небе. Спасение мышей – в скорости и проворности: успеть нырнуть в норку до того, как хищный силуэт, сложив крылья, не рухнет вниз, заметив добычу, или затаившаяся змея не сделает свой бросок. Успеет нырнуть мышка – и вот уже змея спешит убраться поглубже в траву, став из охотника добычей для пернатого хищника.

– Уить, уить, – разносится над полем звук косы. Уже пожилой мужчина с начинающими седеть волосами по плечи, подвязанными на лбу шнурком, идет и ловко орудует косой. Скошенная трава послушно ложится ему под ноги.

Орэн, так его зовут, останавливается и смотрит на солнце, смахивая пот со лба. Сегодня он в поле один, помощников нет. Его жена, Фая, что-то захворала, и его старший сын, Ярис, остался дома за главного. Конечно, он бы пригодился ему здесь, но разве можно было оставить домашние дела на проказника Мику? Да к тому же и за сестрой надо глядеть в оба: Эльза только начала ходить, и теперь за ней нужен был глаз да глаз – не успеешь оглянуться, а она уже ищет себе приключения на пятую точку. Мужчина опять посмотрел на солнце и решил сделать перерыв, тем более скоро Илзе должна принести обед отцу. Не разделял он своих детей, но Илзе любил больше всех, хоть это и не показывал на людях. Да и остальных очень любил, но старшая дочка росла умницей и красавицей, и души в отце не чаяла, всегда была послушной и не перечила ему.

«Тьфу три раза, а то еще накликаю беду», – подумал про себя Орэн, в сердцах сплюнул, зачехлил косу и пошел к холму, где спокойно пасся Буйный.

Буйный… Ну надо же было так назвать его Ярису. Спокойнее и послушней коня он в своей жизни не видел, вести его запряженного – одно удовольствие: идет спокойно, уверенно, пашня ровная. Но его первенец уперся – и все. Конь черный, как смоль, глаза горят, как у демона, быть ему Буйным. Отправил мальчонку в свое время учиться в школу – на свою же голову.

Орэн поймал себя на мысли, что все чаще стал ворчать и брюзжать. «Это, видно, старческое уже приходит», – подумал он. Старшим сыном он очень гордился. Парень вырос крепким и здоровым, но, к огорчению, закончив школу, остался помогать семье по хозяйству. Они тогда чуть ли не до драки спорили, но Ярис был непреклонен. А мог бы сейчас закончить в городе университет, или как там его, уни-и-верситет, что ли. Благо отец денег насобирал на учебу, а экзамены он бы и сам сдал – думал мужчина. Но он все равно гордился сыном. Сам-то он читать научился почти к сорока годам, Ярис как раз и учил.

Мужчина дошел до холма и сел в тени дерева, которое там росло. Буйный поднял голову, всхрапнул, кивнул – мол, отдохни, хозяин, поди устал, – и стал дальше щипать траву. Орэн развязал мешок, который был спрятан в корнях дерева, достал тесемку с табаком, набил им трубку и закурил.

Начали ныть кости, некогда не раз сломанные в… Стоп. Это было давно, этого не было, этого никогда не было – гонит мысли прочь Орэн. Он никогда не вспоминает о прошлом. Для всех вокруг он обычный крестьянин, и таким будет, и им же помрёт. Вот что кости ноют – это плохо, как бы не к перемене погоды, а дождь ему сейчас ой как не с руки. К вечеру надо ещё валок перевернуть, не забыла бы Илзе вилы захватить.

Та, может, девочка расцветает, и уже совсем другие у неё мысли на уме – не о работе по дому и не о заботе о младших. Думает, не замечает отец, как она строит глазки молодому кузнецу, когда они приезжают в деревню.

Задумавшись, пыхтя трубкой, Орэн не замечает, как прошло около получаса. Посмотрев на солнце, мужчина с тревогой смотрит в ту сторону, где должен находиться его дом. Не случилось бы чего. Хотя, опять эта стрекоза, небось, замечталась по дороге или цветы собирает, до которых она ой как слаба.

Навалилась полуденная дрема, и, сам того не заметив, Орэн заснул, опершись на ствол дерева.

Вокруг – звон мечей, крики людей, дикое, разрывающее сердце ржание лошадей, которые заживо горят в конюшне. Вокруг огонь, дым лезет в глаза, в горло. Орэн не выдержал, прикрыл лицо рукавом и нырнул в первый попавшийся дом. Себастьян вбежал за ним. Внутри дышать было легче. Мужчины осмотрелись: судя по всему, они попали или в купеческий дом, или в дом какого-нибудь зажиточного горожанина.

– Это мы удачно зашли, – Себастьян отодвинул товарища плечом и кинулся набивать мешок всем, что попадалось под руку. В мешке стремительно исчезали подсвечники, столовое серебро, статуэтки, стоявшие на камине.

Слева раздались какие-то звуки. Себастьян бросил мешок на пол, достал меч и осторожно пошёл на шорох. В том месте, откуда раздавались звуки, оказался чулан. Наёмник открыл дверь и, увидев тех, кто сидел внутри, немного расслабился.

– Орэн, иди сюда, – позвал приятеля он.

Орэн подошёл к нему, тоже держа меч наготове, и перед ним предстали парень, девушка и женщина, одетая как служанка, которая прижимала к себе всхлипывающую девушку.

– Прошу вас, не трогайте нас! Забирайте всё, что захотите, только пожалейте! -испуганно пролепетала женщина.

– Тсс, Дора, молчи! – шикнул на неё парень, которому было на вид лет восемнадцать – девятнадцать. Он посмотрел на стоящих перед ним мужчин и срывающимся голосом сказал им: – А вы немедленно выметайтесь отсюда! Скоро придёт стража, и вас вздернут на верёвке.

Парень трясся от страха, но, надо отдать ему должное, другой бы уже в штаны навалил. Себастьян засмеялся.

– Стража, говоришь, молокосос? Мы взяли город час назад, и уже слетелись вороны, ждут, пока твоя стража перестанет качаться на столбах, чтобы полакомиться падалью. А мы сейчас позабавимся с твоими дамами. Ты лучше вали. Ну, если хочешь, останься, погоняй своего маленького друга, глядя, как обходятся с бабами настоящие мужики. Бьюсь об заклад, твоя молоденькая подружка уже через пять минут будет извиваться и визжать от удовольствия. Орэн, ты какую выбираешь? Я бы предпочёл ту, что моложе, да она ещё и знатная, судя по одежде. У меня ещё никогда знатных девок не было.

Девушка при этих словах дёрнулась, посмотрела на грабителей и ещё сильнее прижалась к служанке. Орэн при виде девушки вздрогнул – ей было всего лет пятнадцать. В борделях можно было встретить и моложе, но Орэн не был любителем таких утех. Он тронул Себастьяна за плечо.

– Не стоит тратить на них время. Давай собирай всё ценное, вернёмся – все шлюхи Марота будут у твоих ног.

– Нет, Орэн. Я уже настроился. Не хочешь – не мешай тогда. – Себастьян опустил меч и потер пах.

Орэн краем глаза уловил движение и рубанул наотмашь мечом. Юноша истошно завизжал и схватился за обрубок руки, из которого хлестала кровь.

– Сучонок, меня ранил! – выругался Себастьян, удивлённо глядя, как из неглубокого пореза на руке выступила кровь. Реакция товарища спасла его: возможно, сейчас он бы пытался зажать обрубок руки, если бы не Орэн. Глаза наёмника налились кровью. Мгновение – и он проткнул юношу мечом. – Я твой должник, друг.

Краем глаза Орэн увидел, как на него прыгнула девушка, в руке её что-то блеснуло. Мужчина машинально выставил перед собой клинок. Девушка натолкнулась на него. Орэн покачнулся от силы, с которой она нанизалась на лезвие. Он дёрнул меч на себя, и девушка кулем упала на пол.

– Ироды!!! – истошно завопила служанка и поползла к девушке. Под телом той уже растеклось бордовое пятно. Женщина не замечала этого: она подняла голову девушки и положила себе на колени. Она потрясла её, но жизнь уже ушла из её молодой хозяйки. Дора зарыдала, проклиная двух мужчин, которые ворвались в дом, где она работала.

– Орэн, заткни ты её, – сердито зарычал Себастьян, пытаясь остановить кровь, идущую из пореза. – Вон уже сбор трубят, валим. Кончай её.

С улицы действительно протрубил рог, подавая сигнал к сбору. Орэн стоял и смотрел на женщину с девушкой на руках. Его трясло. Нет, он не был святошей, но у него были свои принципы. Он никогда не убивал женщин, детей, стариков. Одно дело, когда ты убиваешь в бою, а другое – когда беззащитных людей. И сегодня он, получается, нарушил установленные самим собой запреты.

– Чтоб вы были прокляты! Боги покарают вас за содеянное, убийцы! – кричала ему в лицо обезумевшая женщина.

– Нету богов! А если бы они и были, то не допустили бы того, что произошло сегодня. Где же были твои боги, женщина? Чего они тебя не защитили? – разозлившись, подошёл он к женщине и занёс над ней меч.

– Думай, что хочешь, ублюдок! – она плюнула ему в лицо. – Когда-нибудь ты заплатишь за сво…

Договорить она не успела. Орэн ударил наотмашь, и женщина упала рядом со своей хозяйкой. Мужчину начало мутить от запаха крови и гари с улицы. Казалось, что уже нечем было дышать. «Почему же так воняет гарью? В доме же нет пожара?» Его взгляд упал на девушку. Ноги его подкосились, и он упал на колени.

У мёртвой девушки было лицо Илзе…

Запах гари стал невыносим. Вокруг гремело. Орэн сел и вытер пот со лба. Спросонья он не понимал, где находится. Перед глазами стояло лицо Илзе, его передёрнуло. «Это всего лишь сон. Кошмар».

Он посмотрел на небо: от ясной погоды не осталось и следа. Всё небо заволокли тёмные тучи, вдали опять громыхнуло. «Посушил сено, называется». Орэн поднялся – и тут он понял, что в воздухе стоит запах гари, самый что ни на есть настоящий, а не остаток сна. Он поглядел в ту сторону, где был его дом. Из-за леса поднимался дым. Сердце его ёкнуло. Мужчина подбежал к Буйному, одним махом запрыгнул в седло; в спине что-то предательски хрустнуло – не молод он уже для таких поступков. Но Орэн не обратил внимания на стрельнувшую боль. Дёрнул поводья – Буйный неспеша пошёл. Орэн ещё раз дёрнул поводья и ударил ногами в бока коня. Тот недовольно всхрапнул, но послушно потрусил в сторону дома. Мужчина наклонился к уху животного и прошептал:

– Давай, Буйный. Давай, родной, потерпи немного и поспеши.

Конь, как будто поняв хозяина, пустился в галоп через лес. Опять громыхнуло, но уже где-то над головой. Сбоку сверкнула молния, и через пару секунд опять загремел гром. Дождь хлынул резко, как из ведра. Мужчина поспешил направить коня под укрытие деревьев. В лесу поливало не так сильно, и Орэн, мучаясь совестью, пришпорил Буйного ещё сильнее. Жалко коня, не привык он к таким скачкам, но надо быстрее попасть домой.

«Как же такое могло случиться? Он с малых лет приучал детей аккуратно обращаться с огнём. Не углядели? Не дай Бог (тьфу ты, перенял у жены), дом сгорел. Год выдался трудный, и в деревне мало кто даст им приют. Ну ладно, с этим-то справимся. Укромно зарыто приличное состояние на заднем дворе. Главное, чтобы все живы остались и не пострадали». Орэн всё больше беспокоился и погонял коня.

Вот резко закончился лес. Он остановил Буйного, спрыгнул и побежал к дому. Точнее – к тому, что от него осталось. Дом горел, но вовремя начавшийся ливень смог потушить огонь. «Где же все?» Ливень стоял стеной, и поэтому не было слышно ничего, кроме стука капель воды о землю.

Орэн добежал до огорода, украдкой посмотрел на пугало, по инерции пробежал дальше и остановился как вкопанный. «Какое ещё пугало? У них его отродясь не было». Он повернулся и пошёл на огород. Когда до пугала оставалось метров десять, в небе сверкнула молния, и мужчина отчётливо рассмотрел тело, висящее на шесте.

Это было тело Мики.

Мужчина закричал. Земля поплыла у него под ногами, и он, чтобы удержать равновесие и не упасть, побежал. Не добежав пары шагов до сына, он поскользнулся, попытался встать – и пополз. Дополз до шеста, на котором висел Мика, встал на ноги, снял тело и уложил на землю.

Ноги его подкосились, он упал на колени и зарыдал. Слёзы крупными каплями стекали с его лица, смешивались с каплями дождя и падали на бездыханое тело его младшего сына. Он посмотрел на Мику и снова закричал – и сколько же было безумия и боли в этом крике! На Мике была надета какая-то соломенная серая рубаха, насквозь промокшая от крови и прилипшая к телу на месте раны. Рана проходила через всю грудь.

Орэн повернул голову мальчика к себе, и руки его задрожали. Он попытался унять дрожь, но не смог, схватился за голову и завыл. Лицо Мики было изуродовано. Рот разрезан от уха до уха, кожа натянута, навсегда запечатлев ужасающую гримасу. На лбу был вырезан непонятный Орэну символ.

Сквозь собственные крики и шум дождя Орэн услышал в своей голове давно забытый, жёсткий и холодный голос: «Где остальные? Найди их. Где они?»

Мужчина безумным взглядом посмотрел за плечо, в сторону дома. Пожар под ливнем совсем прекратился, и на месте дома лежали покосившиеся, обгорелые бревна.

«Встань и иди. Найди их. Может, кто-то ещё жив. Если так, то нельзя медлить ни секунды».

Мужчина бережно положил голову сына на землю. Он вспомнил, чей это был голос: холодный, расчётливый, трезво оценивающий ситуацию. Голос Орэна-убийцы. Орэна-наёмника. Орэна-пирата, грабителя, душегуба. Голос человека, которым он был двадцать лет назад.

Мужчина поднялся и пошёл к дому. Когда он подошёл к путеводному указателю, который в один из дней сообща сделали его дети, он подумал, что всё ещё спит. Один кошмар из прошлого просто сменился другим.

На столбе, который когда-то был указателем с надписью «Это дом доброго малого Орэна, и он вместе со своей семьёй с радостью даст приют уставшему страннику», висел Ярис.

Живот его был вспорот, и он висел на своих кишках, обмотанных вокруг столба. На его лбу тоже были вырезаны символы, как и у Мики.

Глаза и разум заволокло туманом. Мужчина вошёл во двор. В пяти метрах от него лежала туша верного Пирата. Огромная собака была изрублена в куски, на её теле были десятки ран. Во рту у неё была зажата часть чьей-то руки, оторванной по локоть. Верный пёс до конца защищал хозяйский дом и его семью.

А через мгновение Орэн увидел того, кого защищал пёс. Точнее – что от неё осталось. Маленькое тельце его младшей дочери лежало разрубленное надвое, за тушей пса. Мужчина ударил себя по лицу. Один раз, другой. Он бил себя, пока кровь не начала заливать глаза. Но всё это было не сном.

Казалось, что хуже того, что он увидел за последние минуты, ничего уже быть не может. Но он подошёл к пожарищу, и на том месте, где раньше был вход в дом, увидел два изуродованных тела. Тела его жены и дочери лежали друг напротив друга. Те, кто издевался над ними, хотели, чтобы женщины видели мучения друг друга. Юбки обеих были задраны, а ниже пояса – кровавое месиво. Видно, убийцы, надругавшись, мучили женщин.

Мужчина поднял глаза к небу и дико закричал:

– ЗА ЧТО?!

Он почувствовал, как сознание ускользает от него, уступая место безумию. Орэн не стал противиться и растворился в нём, желая забыть всё, что случилось.

ГЛАВА II

«Очнись. Вставай. Хватит валяться, как мешок с дерьмом» – всё настойчивее звучал в голове голос. Его голос. Только молодой.

Орэн открыл глаза и посмотрел на вечернее небо. Неизвестно, сколько он провалялся в беспамятстве, но уже был глубокий вечер. Он лежал и бессмысленно смотрел в небо. Зачем ему теперь вставать? И куда идти? Дом, семья – всё у него отняли за один день.

Хватит жевать сопли. Соберись, тряпка. Никто не отомстит за твою семью, кроме тебя. Фая, Ярис, Илзе, Мика и малютка Эльза… Ты хочешь, чтобы их смерти оказались безнаказанны? Хочешь, чтобы эти ублюдки, которые это сделали с твоими родными, и дальше ходили по этой земле, пили вино и ржали, вспоминая, как они расправились с семьёй какого-то Орэна, доброго малого? Как они потешались с его дочерью и женой, которые с радостью дали им приют, пока он шлялся непонятно где?

Мужчина с рычанием поднялся. На тела жены и дочери он старался не смотреть. Нет, он найдёт каждого из тех, кто был здесь, и заставит их вопить от боли, моля, чтобы он прекратил мучения и прикончил их.

Но сначала надо было похоронить тела родных. В богов он не верил, в загробную жизнь тоже. Но он не мог оставить их вот так – на пожарище некогда уютного и безопасного дома. Из любви и уважения он должен был предать их земле, чтобы их больше никто и ничто не беспокоило.

Долго бродя по развалинам своего дома, Орэн всё-таки нашёл лопату. Почти до рассвета он копал могилы. Руки и спина ныли, одежда промокла от пота, но к рассвету он уже аккуратно опускал тела родных в приготовленные могилы. Руки тряслись; по чёрному от сажи и грязи лицу проложили себе дорожки слёзы. Несколько раз он садился на землю, закрывал голову руками и заходился в рыданиях. Пару раз ему казалось, что он уже пересёк грань между нормальным состоянием и безумием. И каждый раз он думал о мести.

С каждым взмахом лопаты, пока он закапывал могилы, в груди разгорался огонь. Под конец внутри Орэна уже бушевал пожар. Закончив забрасывать могилы землёй, он постоял пару мгновений перед шестью насыпями. (Для Пирата он тоже вырыл могилу – не мог он оставить тушу верного пса, который всегда был добр и ласков с его детьми и до последнего вздоха защищал свою маленькую хозяйку от пира воронья.)

Не вымолвив ни слова, не проронив больше ни слезинки, он пошёл за дом. Там, в одном ему известном месте, были спрятаны вещи из его прошлого. Тайник, хоть и заросший травой, нашёлся сразу. Орэн откопал проржавевший и уже начавший гнить сундук, обитый железом. Несмотря на внешнее состояние, внутри он отлично сохранил содержимое.

Мужчина достал обмотанный несколькими слоями ткани и кожи свёрток и начал развязывать его. В лучах восходящего солнца сверкнули, извлечённые на поверхность и блестя смазкой, кольчуга и пара мечей. Ни пятнышка ржавчины не было на доспехе и оружии. Тут же лежали его старая кожаная куртка и несколько кошельков с золотом, припасённых на чёрный день.

Орэн надел на себя кольчугу, поверх неё – куртку, спрятал за пазуху один из кошельков, проверил, как входят и выходят мечи из ножен, и пошёл искать Буйного.

По дороге к коню он обдумал план действий. Дорога, по которой могли скрыться убийцы, была всего одна и вела к Окарине. Буйный нашёлся за огородом; он щипал траву, при виде идущего к нему мужчины всхрапнул и дёрнулся, но, узнав хозяина, медленно подошёл к Орэну.

Мужчина потрепал коня по гриве, похлопал по шее, сдерживая нахлынувшие чувства. Ярис очень любил Буйного, буквально своими руками вырастив его, и конь отвечал ему взаимностью. Орэн накинул найденное по дороге седло; конь недовольно всхрапнул – роль ездовой лошади была ему непривычна.

– Надо, Буйный, надо. Мы должны успеть в Окраину, пока убийцы не уехали.

Конь, как будто поняв, сам перешёл сначала на рысь, затем на галоп. Орэн не знал, кого он подбадривал больше – себя или коня. Ведь убийцы могли и не остановиться в Окраине, а, пытаясь уйти подальше от места преступления, скакать без остановки. Мужчина бил коня по бокам в надежде, что тот прибавит ходу, но Буйный и так скакал на пределе своих возможностей.

Опять портилась погода, и остаток пути они скакали под проливным дождём. «Чёрт, сама природа будто восстала против меня. За что?» – думал про себя Орэн сквозь крепко сжатые зубы.

До Окраины оставалось совсем чуть-чуть, когда нога Буйного скользнула по жиже, в которую превратилась дорога. Ноги коня подкосились, и наездник, едва успев вынуть ноги из стремян, полетел в грязь. Земля больно встретила его, рот сразу наполнился солёной жидкостью. Орэн скользил несколько метров по грязи и больно ударился о пенёк, который так некстати оказался у дороги.

Мужчина, отдышавшись, пощупал руку. «Вроде бы просто ушиб», – с облегчением подумал он и, покачиваясь, попытался встать. Мир вокруг закружился, и он чудом удержал равновесие. Неподалёку жалобно ржал его верный конь. Орэн подошёл к нему и с болью в сердце увидел, что дела плохи. Из ноги коня торчала белоснежная кость. Буйный замолк и с болью и мольбой в глазе, повёрнутом в сторону Орэна, смотрел на хозяина.

Мужчина уже начал думать, что слёзы в его глазах навсегда высохли, но они снова залили лицо, когда он достал из-за пояса кинжал и провёл по горлу последнему родному существу, которое у него осталось. Буйный дёрнулся, захрипел, но Орэну показалось, что в его глазах он увидел благодарность и облегчение.

– Я убью вас всех, – яростно рычал мужчина, и кровь в его жилах бурлила, оттесняя усталость и боль от падения и утрат. Орэн присмотрелся и увидел огни поселения, едва различимые из-за стены дождя. Он удерживал себя, чтобы не сорваться на бег – помня о судьбе коня, – и быстрым шагом двинулся к Окраине.

В таверне было битком народу. Многие мужики после долгого трудового дня не упускали возможности пропустить по кружке отменного пива, которое варил Эрл. Хватало и заезжих путников, которых непонятно как занесло в это богом забытое место. Служанки, повизгивая от шлёпков и щипков посетителей, ловко лавировали с подносами между лавками и столами, периодически сами шлёпая слишком уж ретивых, чьи руки тянулись к их мягким местам.

Несмотря на вечернюю суматоху и обилие посетителей, вокруг стола, за которым сидели семь гостей в серых рясах, было пусто. Люди косились в ту сторону – во взглядах их смешивались неприязнь и страх, – но тут же отводили глаза, если кто-то из семерых смотрел в их сторону.

За столом в углу сидели слуги Избавителя. «Кроткие слуги милосердного Бога» – как называли они себя сами. Но ели и пили они совсем не скромно: одно блюдо сменялось другим, пиво и совсем не дешёвое вино текло рекой. Эрл тяжёлым взглядом провожал своих служанок, когда те носили добавку «святошам». У него не было сомнений, за чей счёт сегодня гуляют эти «праведники», но ничего не поделаешь. Во всём Северном Континенте не было столь влиятельной организации, как последователи Избавителя; сам король начинал стелиться перед их Верховным Священнослужителем, хотя, мужик он был, в общем-то, хороший, и простой люд его уважал.

Боялись их не зря. Стоило чему-то не понравиться этим «кротким» монахам, как тут же шли в ход обвинения в ереси, колдовстве, преступлениях против веры – и заканчивалось всё одним: казнью. Святое Войско было внушительным и, возможно, превосходило даже королевское. Мало того: случись какой конфликт между королём и Верховным (как его называли в народе), так половина армии короля, будучи людьми набожными и боясь отлучения от веры, тут же встала бы под знамёна Святого Войска. Поэтому со временем монахи совсем распоясались и творили что хотели, потому как сходило им это с рук.

Услышь кто их разговор – и, если бы не рясы, принял бы за самых что ни на есть отпетых разбойников. Беседовали они отнюдь не о молитвах, постах и уж тем более не о спасении своих душ.

– Ну что, брат Угр, теперь ты стал мужчиной! – самый здоровый из монахов гоготал и хлопал худого послушника, сидевшего между ним и другим собратом. Он поднял одну из только что принесённых кружек. – Давай, что ли, выпьем за это!

– Да, как она подо мной извивалась, та девка! – от смеха пьяный паренёк захлёбывался пивом, и смех переходил в похрюкивание.

– Да было бы чем её извивать! – ржал ещё один из братьев по имени Чак. – Она просто пыталась учуять твой стручок и ждала, пока подойдёт моя очередь. Сразу почуяла настоящую елду!

Мужчина похлопал себя по рясе ниже пояса, и все вокруг заржали. Пробегавшая мимо служанка дёрнулась от испуга, её лицо исказила неприязнь. Она поспешила спрятать свои чувства и чуть не бегом направилась к только что вошедшему мужчине.

Мужчину здесь многие знали и удивлённо посмотрели на его наряд. Он промок до нитки, и одежда его была в тёмных разводах, кое-где порвана, но сверху была надета кожанка, в которой ходили наёмники, а под ней отчётливо виднелась самая настоящая кольчуга. Мужчина прошёл к столу, который стоял рядом с монахами, и сел за него. Посетители удивлённо переглядывались. Мало того, что всегда приветливый знакомый не проронил ни слова в ответ на их приветствия, – так ещё и недоумение вызывала его изорванная, запачканная одежда и новое облачение.

– Дядя Орэн, вам как обычно? Эрл только сварил пива, как вы любите, светлое. Принести? – подбежала молоденькая служанка, засыпая вопросами новоприбывшего. – А Илзе с вами приехала? А Ярис?

При упоминании имени старшего сына Орэна девушка зарделась, а мужчина вздрогнул и ещё натянул капюшон, чтобы никто не увидел чувств, вызванных её словами.

– Нет, они сегодня не приехали. Илзе приболела, а у Яриса дела по дому. Я по пути видел твою матушку, она тоже нехорошо себя чувствует. Просила, чтобы ты вернулась домой – ей нужны лекарства.