Код домашнего уюта

Код домашнего уюта

Глава

Название: «Код домашнего уюта»

Автор: Мосиенко Валерия

Жанр: современное фэнтези, сказка для взрослых, магический реализм

Предисловие

Это история о том, как магия уходит из мира не из-за великих катастроф, а из-за маленьких, почти незаметных потерь. Когда перестают звонить «просто так», когда забывают печь пироги по воскресеньям, когда детский смех больше не находит отклика в эхе колодца – именно тогда в реальности появляются трещины. И если их вовремя не заметить, мир может стать серым, пресным и безвкусным.

Главный герой этой истории – Саша, тестировщик игр, человек, чья жизнь построена на порядке, логике и предсказуемости. Он не ждал чудес и не искал приключений. Но однажды в его жизнь ворвалось самое неожиданное и сладкое создание – Булочник, маленький дух домашнего уюта, который умеет печь идеальные круассаны и видит карту мира, сотканную из хлебных крошек, мёда и корицы.

Вместе им предстоит отправиться в путешествие, которое начинается на чердаке собственного дома и ведёт в самые потаённые уголки реальности, где магия ещё теплится, но уже находится под угрозой. Их миссия – не сражаться с монстрами, а чинить, восстанавливать, напоминать. Искать утерянные ритуалы, возвращать забытые звуки и вкусы, заводить остановившиеся сердца миров.

Эта книга – о том, что волшебство живёт не в громких заклинаниях, а в тихих, повседневных вещах: в запахе свежеиспечённого хлеба, в узоре на замёрзшем окне, в воспоминании о первом снеге. О том, что каждый из нас, даже самый обычный, может стать хранителем чего-то хрупкого и важного.

Для кого эта книга? Для тех, кто верит, что мир можно починить вниманием и заботой. Для тех, кто ценит тишину, уют и вкус настоящего какао. Для тех, кто когда-нибудь задумывался, куда уходит магия, и что нужно сделать, чтобы она вернулась.

Пусть эта история согреет вас в холодный вечер, напомнит о самом важном и, возможно, поможет увидеть волшебство там, где вы его не ждали.

Приятного чтения.

От автора

Этот текст родился из любви к тихим историям, где чудеса не кричат о себе, а шепчут на ушко. Где героем может стать не воин или маг, а обычный человек, который просто умеет видеть детали, слушать тишину и не боится взять в руки нитку и иголку, чтобы залатать дыру в реальности.

Спасибо, что читаете. Надеюсь, Саша и Булочник станут для вас такими же хорошими друзьями, какими они стали для меня.

Часть 1. «Рецепт с метелью»

Саша потягивал какао, наблюдая, как метель за окном закутывает мир в белое одеяло. Его квартира пахла корицей, ванильным печеньем и покоем. Он был интровертом до костей, и такие вечера ценил больше всего: тишина, книга на столе, лишь шум ветра за стеклом. Его работа тестировщика игр – кропотливое выискивание багов и несоответствий – идеально гармонировала с его любовью к порядку и предсказуемости.

Стук в стекло был тихим, будто ветка задела, но веток на втором этаже не было. Саша нахмурился, отложил книгу и подошел к окну.

За стеклом, припорошенное снегом, сидело круглое, пушистое создание. Оно напоминало помесь совенка и плюшевого подушко-медведя, с огромными, сияющими аквамариновыми глазами. Вместо перьев или шерсти его тельце было покрыто мягким, похожим на верблюжью шерсть пухом нежного песочного цвета, а на макушке торчал один смешной завиток, как у ягненка. Его крылышки, больше похожие на лопасти вентилятора из вафель, обледенели, и он жалко дрожал, прижимая к стеклу крошечную лапку с пальчиками-плюшками.

«Ты… что ты такое?» – тихо, больше себе, чем существу, спросил Саша. Его мозг лихорадочно перебирал логичные варианты, но все они рассыпались перед немыслимой реальностью за стеклом.

Существо жалобно проскребло по стеклу плюшкой-лапкой. Саша, действуя на автопилоте удивления, щелкнул замком и распахнул створку. В комнату вкатился комочек пуха, пахнущий корицей и теплым молоком. Булочник чихнул, и из его носика вылетело маленькое облачко, пахнущее мускатным орехом.

«Про-о-о-мок! Вы-ы-печься могу!» – просипел он тоненьким голоском, похожим на свист закипающего чайника.

«Выпечь… что?» – растерянно переспросил Саша, все еще стоя у окна с ледяным ветерком в спине.

Но булочник уже деловито, прихрамывая, направился к источнику тепла. Отогревшись у радиатора, он ожил. Махнул лапкой над пустой кружкой Саши – и та наполнилась густым, идеальным какао со взбитыми сливками, на поверхности которого сахарной пудрой возникла идеальная снежинка.

Саша осторожно взял кружку. «Это… недокументированная функция моей кружки?» – пробормотал он, делая первый глоток. Вкус был настолько совершенным, что это вызывало не удовольствие, а почти тревогу. «Как ты это сделал? Без ингредиентов, без… всего?»

Булочник, словно не слыша вопросов, важно прошествовал по столу, оставляя сладкие следы, и присвистнул, глядя на черствую булку. Та мгновенно покрылась хрустящей золотистой корочкой. Маленький дух обернулся, подмигнул одним аквамариновым глазом и просипел: «Я – выпекаю!»

К утру булочник устроился спать в корзинке для бумаг. А когда Саша проснулся, его ждал сюрприз. На прихватке посреди кухни восседал маленький дух, а вокруг него выстроились в идеальном порядке шесть безупречных круассанов. Они пахли так божественно, что даже уличный снег за окном казался менее холодным.

Саша медленно подошел, сел на стул и несколько секунд просто смотрел. Потом ткнул пальцем в один круассан, проверяя текстуру.

«Идеальная слоистость. Глянцевая поверхность. Равномерный загар. Ни следов подгорания… Это… промышленный образец».

Булочник важно кивнул и просипел: «О-плата за ночлег! Теперь я твой штатный пекарь!»

Саша вздохнул. Удивление уже отступило, уступая место смутному пониманию, что его мир изменился навсегда. Он посмотрел на булочника, потом на круассаны, и в уголке его рта дрогнула редкая, почти неуловимая улыбка.

«Штатный пекарь, значит? – он сделал паузу. – Ладно. Принято. Но твоя первая задача – задокументировать… то есть, объяснить, как ты делаешь эту глазурь. Это же чистая магия».

«Не магия! – возмущенно прошипел булочник, и из его носика вырвалось облачко ванильного пара. – Вы-печ-ка!»

Саша отломил кусочек круассана. Вкус был лучше любого бага. Это был полноценный, живой, пахнущий маслом и счастьем патч к самой системе его реальности.

Часть 2. «Сладкая карта к горькому багу»

На следующее утро Сашу разбудил не будильник, а странный, сладковато-теплый шелест на кухне. Он вышел из комнаты и замер. На столе, посыпанном мукой, как на огромном листе пергамента, булочник с важным видом вышагивал туда-сюда. А там, где он проходил, оставались не просто сладкие следы, а четкие линии, точки и символы, сложенные из хлебных крошек, сахарной пудры и коричных палочек.

«Что это? Инвентаризация моих съестных запасов?» – спросил Саша, подходя ближе.

Булочник обернулся. Его большие глаза были непривычно серьезными. Он ткнул лапкой в самый центр «рисунка», где лежала круглая крошка-бусина, и прошипел: «Дом. Наш. Пряник». Потом провел лапкой по причудливой извилистой линии, ведущей от бусины к краю стола, помеченному щепоткой соли. «Дорога. Длинная. Холодная».

Саша наклонился. Его взгляд тестировщика мгновенно переключился с «это мило» на «это система». Он увидел не просто узор. Он увидел карту. Пусть из съедобных материалов, но с явными ориентирами: «лес» из веточек розмарина, «горы» из кусочков грецких орехов, «река» из струйки жидкого меда. А в нескольких точках, включая их город, карту будто проедали маленькие черные точки – маковые зерна. Они казались дырами, пробоями в самом полотне.

«Это не просто дорога, – тихо сказал Саша, водя пальцем над линией, но не касаясь, чтобы не смазать. – Это маршрут. Куда? Зачем?»

Булочник взобрался на кружку Саши, чтобы быть на одном уровне с его лицом. Его голосок потерял игривые нотки и стал похож на треск сухих листьев.

«Магия… сохнет. Ломается. Трещины. Здесь, и здесь, и тут, – он тыкался в маковые зерна. – Без печки теплой, без дома уютного… всё становится серым. Пресным. Холодным. Я – маленький. Ты – большой. Ты видишь щели. Ты можешь… починить.»

Саша отшатнулся, будто от электрического разряда.

«Я? Починить? Ты спятил. Я ломаю. Я нахожу баги, я не чиню вселенную! Я тестировщик игр, а не… не маг!»

«Ты нашел меня, – настойчиво просипел булочник. – Значит, видишь то, что другие не видят. Снежинку в какао. Баг в мире. Ты – патч.»

Идея быть «избранным» вызывала у Саши не гордость, а глухую панику. Его ценный покой, его предсказуемый график (работа, книги, сериал по вечерам) – все это рушилось. Ему не хотелось быть героем. Герои бегали, рисковали, общались с кучей народа. Он хотел сидеть дома.

«Нет, – сказал он твердо. – Это не в моем… не в моих обязанностях. Я дам тебе кров и сахар, но в путешествие не пойду.»

Булочник не спорил. Он лишь грустно посмотрел на свои лапки и спрыгнул с кружки. Весь день он был непривычно тихим. И Саша заметил неладное. Булочник пытался испечь печенье, но оно получалось не хрустящим, а резиновым. Молоко в кружке подогревалось, но не покрывалось той волшебной пенкой. А к вечеру завиток на макушке булочника поник, а его пух, всегда пахнувший свежей выпечкой, отдавал запахом старой, подгоревшей корки.

Трещины на карте были не метафорой. Это был диагноз. И болезнь уже была здесь, в его квартире, затрагивая единственное по-настоящему волшебное, что в ней появилось.

Саша сидел на кухне, глядя, как булочник беспомощно пытается раздуть свое вафельное крылышко, чтобы согреться, а из-под лапки у него сыплется не сахарная пудра, а обычная пыль. Логика, его главный инструмент, на этот раз работала против него. Если система (магия) дает сбой, и сбой прогрессирует, бездействие приведет к краху системы. Булочник – первый затронутый актив. Потом, возможно, всё остальное. Весь тот невидимый уют, что держал мир от окончательной серости.

Он вздохнул, звук получился долгим и усталым. Подошел к столу и внимательно, как чертеж, изучил съедобную карту. Потом поднял взгляд на поблекшее существо в корзинке.

«Ладно, – тихо сказал он. – Предположим, я согласен. Но по моим правилам. Первое: мы идем не «куда-то чинить магию». Мы идем в первую точку на этой карте, смотрим на… на «баг». Собираем логи. Оцениваем критичность. Понял?»

Булочник слабо кивнул, и в его глазах снова мелькнул крошечный огонек надежды.

«Второе, – продолжил Саша, уже доставая блокнот и ручку, – мы не отправляемся в героический поход налегке. Мы идем в магазин «Все для дома» за туристической горелкой, термобельем и гермоупаковками для… для провианта. Если уж чинить мир, то с комфортом и по чек-листу.»

Он уже составлял в уме список: аптечка, power bank, карта местности (обычная), дождевик. Путешествие казалось абсурдным, пугающим и совершенно неподходящим для него занятием. Но вид поникшего булочника и мысль о мире, медленно теряющем свой вкус и тепло, были хуже.

К концу дня рюкзак был собран. На дне, в специальном мягком отделении, устроился булочник, прижимаясь к теплому power bank’у. Съедобная карта была аккуратно сфотографирована под разными углами и перенесена в обычный атлас. Саша стоял на пороге своей квартиры, ключ в руке. Он оглядел свое тихое, упорядоченное царство. Сердце сжималось от тоски по покою.

Но он повернул ключ, запирая дверь. Первый пункт его нового, безумного квеста был ясен: магазин «Все для дома». А там… посмотрим по логам. Он сделал шаг в подъезд, чувствуя, как привычная реальность с тихим щелчком закрывается за его спиной. Впереди была только холодная дорога, отмеченная на столе солью, и тихое, полное надежды сопение у него за спиной.

Часть 3. «Тикающий баг в стене»

Вечером, как и планировал, Саша сходил в «Всё для дома». Процесс покупок – выбор самой компактной горелки, термобелья по размеру, герметичных контейнеров – действовал на него умиротворяюще. Это было что-то знакомое, тактильное, рядовая задача с четким списком. Он даже купил крошечную, с наперсток, походную кружку, подумав про булочника. Каждый чек в списке был гвоздем, прибивающим шаткую дверь реальности обратно на место. «Мы подготовлены. Это просто вылазка. Полевое исследование», – твердил он себе, раскладывая покупки на полу прихожей.

Но когда сумки были убраны, а рюкзак собран, на него нахлынула свинцовая усталость. Адреналин от согласия, от шока открытий, иссяк. Ноги стали ватными, а мысли – вязкими. Булочник, устроившись в своей новой картонной коробке-кроватке рядом с батареей, уже посапывал, и его завиток слабо поднимался и опускался в такт дыханию.

«Завтра, – сказал Саша вслух, но скорее себе. – Все системные исследования начинаются с четкого плана и свежей головы. Завтра с утра, без спешки».

Он лег спать, но сон был тревожным. Ему снились не монстры или заклинания, а бесконечные строки лог-файлов, в которых то и дело всплывала ошибка: «ERROR 418: I’m a teapot. Magic Not Found». Он просыпался среди ночи, прислушивался к тишине квартиры и снова заставлял себя уснуть.

Утро началось не с героического рывка, а с пристального, методичного изучения. Отдохнувший мозг Саши требовал системы. Он разложил на кухонном столе распечатанные фотографии съедобной карты, обычную карту города и свой блокнот. Он работал как всегда – без романтики, с карандашом и линейкой.

«Смотри, – ткнул он карандашом в точку на фото, где лежала «бусина-дом». Булочник, обмакивавший печенье в каплю молока, поднял голову. – Это мы. Центр. А вот первая отметка с маковым зерном, точка входа «бага» …» Он измерил расстояние, прикинул масштаб по «реке» из мёда, которая явно была рекой Простоквашинкой, протекающей в двух кварталах. Его карандаш замер. «Она не в лесу. Она здесь. В нашем же доме. Или максимально близко к нему.»

Булочник отставил печенье. Его завиток слегка подрагивал. «Близко? Баг… здесь? Прямо тут?»

«Судя по карте и масштабу – либо в подвале, либо на чердаке. Ориентир – «ржавая стрела». Канализация? Вентиляция? Старая антенна?» Саша поднял глаза. Его охватило странное, щекочущее нервы чувство. Он годами жил в этом доме, маршрут «квартира-подъезд-улица» был отлажен, как код. А тут оказалось, что в самой знакомой системе есть непрочитанная, скрытая ветка. Глюк в двух шагах от дивана.

Через полчаса, вооружившись фонариком из вчерашних покупок, мультитулом и булочником, устроившимся в нагрудном кармане новой походной куртки, Саша стоял перед дверью на чердак. Ключ от неё, ржавый и незнакомый, он нашёл в связке, оставшейся от предыдущего хозяина. Дверь скрипнула, открыв тёмный пролёт и запах пыли, старого дерева и тишины.

Чердак был захламлён хламом нескольких десятилетий: скрюченные велосипеды, чемоданы с оторванными кожицами, стопки пожелтевших газет. Саша включил фонарь. Луч выхватывал паутину и груды забытых вещей. Он сверялся с нарисованной от руки схемой, пытаясь сопоставить её с реальностью.

«Ржавая стрела…» – пробормотал он, вороша лучом света завалы.

Булочник высунулся из кармана и пискнул, указывая лапкой вглубь, за груду ящиков. Там, в узкой щели между стропилом и кирпичной стеной, торчал конец чего-то металлического, покрытого бурыми хлопьями ржавчины. Саша отодвинул ящики. Перед ним, прибитый к балке гвоздём, висел старый настенный телефон-диск. Не телефон – а его остов: чёрная, потрескавшаяся от времени коробка, медный дисковый номеронабиратель, и трубка, покрытая слоем пыли, похожей на бархат. От него отходили провода, но они были оборваны и уходили в стену, в никуда. Это и была «ржавая стрела» – провод.

«Артефакт?» – неуверенно спросил Саша, ощущая легкий холодок под курткой.

Булочник молча слез с его ладони и подошёл к аппарату. Он осторожно, будто боялся обжечься, дотронулся лапкой до диска. Ничего не произошло. Саша, пожав плечами, уже хотел было записать «объект неактивен» в блокнот, как его взгляд упал на маленькую бронзовую табличку под аппаратом. Стёртая надпись гласила: «СКВОЗЬ ВРЕМЯ. Дозвон № 0».

Инстинктивно, движением, которого он сам не понял, Саша поднял тяжёлую, ледяную трубку и приложил её к уху. Тишина. Густой, плотный звук пустоты. Он уже хотел положить трубку, как вдруг… послышалось тихое потрескивание. Как будто где-то далеко, по оборванным проводам, всё ещё пытается пробежать ток.

И тогда из трубки, сквозь шум, похожий на шелест опавших листьев и треск ломающегося льда, проступил голос. Не человеческий. Металлический, скрипучий, собранный из щелчков реле, тиканья часового механизма и шипения старой магнитной ленты.

ГОЛОС: «…кон-нект… пробу-у-ем… коннект… Проводка повреждена. Линия «Прошлое-Настоящее» нестабильна. Абонент… утрачен. Сообщение в буфере… Дата архивации: осень 1987 года.»

Саша замер, не в силах вымолвить слово. Булочник, широко раскрыв глаза, прижался к его руке.

ГОЛОС (продолжал, с помехами): «…отчёт от Хранителя Временны́х Связей, аппарат «Часовой Звон». Наблюдаю ускоренную эрозию моментов радости. Пространственные швы, сотканные из смеха, детского удивления, запаха пирогов из новой духовки – истончаются. Первичная причина… не установлена. Предполагаю внешнее воздействие. Холод. Равнодушие. Забывание маленьких ритуалов… Забыли звонить просто так, чтобы услышать голос. Забыли слушать дождь по крыше, не ругая его. Забыли печь пироги «просто потому, что воскресенье»… Каждый забытый ритуал – точка входа для Пустоты. Рекомендация: восстановить локальную цепь…»

Голос захрипел, превратился в резкий скрежет, будто шестерни сцепились насухую.

ГОЛОС (срываясь): «…они придут за тёплыми звуками. За вкусами. За… цветами. Они питаются забвением. Мои батареи… на исходе. Кто бы ни услышал… проверьте Точки Уюта. Замените… батарейки…»

Щелчок. И тишина, теперь уже окончательная, мёртвая. Но в ней звучало эхо только что сказанного. Саша медленно опустил трубку. Рука дрожала. Это был не голос привидения. Это был голос системы. Системы, которая ломалась. Автоматизированное, записанное десятилетия назад сообщение о критической ошибке. Лог последнего работающего процесса.

«Они питаются забвением, – тихо повторил Саша слова телефона, глядя на булочника. Его взгляд стал острым, аналитическим. – Это не магия «портится» сама по себе. Это… её целенаправленно отключают. Пожирают. Как вирус. Как паразитирующий фоновый процесс, пожирающий ресурсы.»

Тайна перестала быть абстрактной сказкой. Она обрела механический, чудовищно логичный смысл. Кто-то или что-то систематически уничтожало «Точки Уюта» – те самые маленькие, хрупкие чудеса, что грели мир изнутри. И первый «баг» был не где-то в далёком лесу. Он был здесь, в его доме. В заброшенном ритуале звонка «просто так». В забытой, ни к чему не обязывающей радости. Телефон был не просто артефактом. Он был свидетелем, последним дозорным на заброшенном рубеже.

Булочник посмотрел на него, и в его глазах Саша прочитал немой вопрос, смешанный с ужасом и надеждой: «Что будем делать?»

Саша глубоко вдохнул, запах пыли и старины ударил в нос. Он достал блокнот, нашёл чистый лист и твердой рукой написал заголовок: «ИНЦИДЕНТ №1. Локация: Чердак, дом 14 по ул. Пряничной. Объект: «Телефон Часовой Звон» (неактивен). Лог ошибки получен. Характер угрозы: системный, целевой. Вредоносный процесс «Забвение». Требует дальнейшего исследования.»

Затем он аккуратно, соблюдая осторожность, отсоединил старый аппарат от балки. Он был легким, почти невесомым, как пустая скорлупа.

«Первый баг задокументирован, – сказал Саша, кладя телефон в свой рюкзак, рядом с горелкой. – Объект изъят для возможного… анализа. Но активная угроза здесь, судя по логам, уже отработала. Съела всё, что могла. Надо искать следующую точку на карте. Ту, где процесс ещё идёт.»

Он посмотрел на булочника. Огонёк в глазах существа теперь горел ровнее, но в нем читалась не детская радость, а понимание. Это была не игра. Это была работа. Их работа.

«Пойдём, – сказал Саша, направляясь к выходу с чердака. – Надо проверить, что там насчёт этих «батареек».

Часть 4. «Патч, сшитый вручную»

Следующая точка на карте вела за город, к старой лесопилке. Но после слов «Часового Звона» о «батарейках» Саша не мог просто взять и уйти. Логика подсказывала: если система разваливается из-за недостатка ресурсов (теплых звуков, ритуалов), то для её диагностики и, возможно, временной стабилизации нужен инструмент. Не купленный в «Всё для дома», а… совместимый. Интегрируемый в саму среду.

«Нам нужен сенсор, – заявил он булочнику вечером, разглядывая распечатанную карту. – Что-то, что сможет улавливать эти «трещины» не по карте, а в реальном времени. Как дебаггер».

Булочник, гревший лапки о крышку ноутбука, недоуменно наклонил голову.

«Де-баг-гер, – терпеливо пояснил Саша. – Программа, которая находит ошибки. Мы не можем идти вслепую. Нужен… ну, сканер. Но его, – он тяжело вздохнул, – судя по всему, не закажешь на маркетплейсе».

«Купить нельзя, – прошелестел булочник, внезапно оживившись. – Сделать можно. Руками. Сердцем. Памятью».

Именно он, к удивлению Саши, и подсказал «техническое задание». Для улавливания ускользающей магии нужен сосуд, связанный с тем, что уже было замечено, с тем, что ценно, и с тем, от чего исходит угроза. Три нити.

Поиск ингредиентов стал их первой настоящей миссией. Это не был поход в магазин. Это было тихое, внимательное паломничество по собственной жизни.

Первая нить: Замеченное чудо. Саша долго стоял у заледеневшего окна, всматриваясь в падающий снег. Нужна была снежинка особой формы – не просто красивая, а та, что привлечёт взгляд. Он ждал почти час, отключив внутренний монолог, просто смотря. И она появилась – крупная, почти идеально шестилучевая, с такой сложной, кружевной структурой, что она казалась скорее изделием ювелира, чем порождением хаоса. Она прилипла к стеклу именно напротив его взгляда. Аккуратно, перочинным ножом из мультитула, он поддел её и перенёс на заранее подготовленную и охлаждённую в морозилке бархатную подкладку старой футлярки для очков.

Вторая нить: Память об уюте. Булочник указал на старый шерстяной шарф вишнёвого цвета в самом дальнем углу шкафа. Его связала бабушка Саши много лет назад. Шарф был колючим, немного потрёпанным, и Саша его почти не носил. «Тепло, сделанное руками, для любимого, – прошептал булочник. – Оно спит. Разбуди». Саша нашёл кончик нити и, чувствуя странный трепет, медленно распустил один длинный-длинный виток. Нить была неровной, живой, хранила в себе память о движении спиц, о тиканье настенных часов в бабушкиной гостиной, о запахе печенья.

Третья нить: Признание угрозы. Это было самое странное. Булочник принёс со стола одно из маковых зёрен с их съедобной карты. «Знать врага в лицо, – сказал он мрачно. – Взять его силу в союзники. Переплавить страх в зоркость».

Процесс создания не был похож на колдовской ритуал из фильмов. Для Саши он больше напоминал… пайку микросхемы или отладку сложного скрипта. Только материалы были другими.

Он очистил рабочий стол. Положил перед собой снежинку на бархате. Взял в руки длинную вишнёвую нить. И начал аккуратно, с фокусировкой, которой требовала работа с хрупким кодом, обматывать снежинку. Нить ложилась виток за витком, закрепляя, но не скрывая хрупкую структуру. Он не думал о заклинаниях. Он думал о моменте, когда увидел эту снежинку. О том чувстве тихого изумления перед сложностью мира. Эта память вплеталась в нить.

Затем, в самый центр, где пересекались лучи, он вложил маковое зерно. Точку тьмы, точку «бага». Не чтобы её скрыть, а чтобы сделать ядром, антенной, нацеленной на подобные сбои. Он закрепил его последними витками.