Полная версия
За витриной самозванцев
Евгения Михайлова
За витриной самозванцев
© Михайлова Е., 2026
© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2026
* * *Все персонажи и события романа вымышленные. Любые совпадения с реальными людьми и фактами случайны.
Пролог
Что бы ни случилось, человек должен продолжать жить. Если нет других поводов, то хотя бы из любопытства.
Зиновий Гердт, гениальный артистГод назад весна была такой же, как сейчас. Нестабильной, непредсказуемой и страстной. Природа, как искусный иллюзионист, натягивала нервы до звона рвущихся струн, туманила ясность перспективы и навязывала несбыточные ожидания. А ночную тишину прорывали внезапные страхи, коварно застающие людей врасплох, как сумасшедший маньяк, возникший посреди мира и покоя.
Тогда это и случилось – между обильным майским снегом, как будто бутафорским, но реально холодным, и ослепительно-ярким летним небом, которое раскалялось за минуты и будило все зеленое вокруг.
Светлана Николаева, ученица десятого класса одной из элитных частных школ в Москве, пропала субботним вечером. Она не вернулась домой, не дала о себе знать родным в последующие месяцы, которые сейчас уже выстроились в целый год. Ее вроде бы продолжала искать полиция, близкие еще обращались во все инстанции, просили, требовали, жаловались на всеобщее бездействие… Но – время. Следствие явно приблизилось к выводу о бесплодности дальнейших попыток найти хоть какие-то улики. А волны каждого дня приносили беспощадные вести о новых жертвах, у них именно в первое время больше шансов быть спасенными, чем у шестнадцатилетней Светы, которая словно растаяла в центре Москвы.
Школьники все реже вспоминали Свету Николаеву, близкие, похоже, отчаялись дождаться каких-то результатов в деле, которое пока официально не было закрыто, но явно приобретало статус «висяка».
И только один человек – преподаватель литературы Алиса Мельникова – ежедневно обзванивала номера по составленному с вечера списку тех должностных лиц, которые могут отвечать за подобные дела. Она привыкла до поздней ночи находить и читать публикации разных лет о сложных и в результате успешных расследованиях, находить в них данные следователей, у которых что-то получилось. С утра начинала придумывать способы как-то выйти на таких людей. Была готова к тому, что очередная попытка окажется такой же бесплодной, как предыдущая: у всех свои обязанности, четкие границы, распоряжения начальства. Кто полезет в чужое дело в ущерб своим? Но Алиса никогда не исключала счастливую возможность: а вдруг?
Николаева не была любимой ученицей Алисы, литература девочку не сильно интересовала. Семью Светы Алиса знала поверхностно, и, если честно, эти люди не были ей симпатичны. Что-то вроде холодка, который возникает на уровне подсознания при встрече с людьми, которые тебе «не показаны», если вообще для тебя не токсичны. Но все это не имеет никакого отношения к реакции Алисы на то, что случилось. На столь трагическую, вопиющую несправедливость. Девочка исчезает, она столько времени может где-то страдать, мучиться, пытаясь выжить. Такое возможно, раз не обнаружили тело. А огромный мир сильных, обученных и даже вооруженных людей спокойно мирится с таким страшным предположением, забывает и продолжает жить, как будто и не было на свете Светы Николаевой. Так выглядит яростное обвинение Алисы обществу, человечеству и себе. Нет, она не остановится. Она, конечно, бессильная, даже беспомощная, но ей хватит терпения и воли привлечь соратников. Они должны найти Свету – живой или мертвой. Только не подумайте, что Алиса – истеричная фантазерка, маниакальная «спасалка», которая старается светиться в поле любой беды ради привлечения внимания к собственной персоне. Алиса совсем другая. Для нее как раз очень не просто преодолевать собственную скромность и деликатность, пытаясь достучаться до чужой отзывчивости, совести или просто порядочности. До людей, которых не смогут остановить казенные рамки. И да, Алиса не питает иллюзий по поводу жестокой реальности. Она просто не позволяет себе закрыть глаза и заткнуть уши в мире людей. И реально с болью заставляет себя читать ежедневные новости. Сердце постоянно отзывается стоном на каждую, чуть ли не ежеминутную беду, страшные преступления. Но логика требует выдержки. К сожалению, жесткая банальность о том, что всем не поможешь, – справедлива. Ничего не поделаешь с горем людей, которые далеко, о которых ты никогда не слышала до их беды. Но со Светой же все наоборот. Алиса видела ее каждый день на протяжении многих лет. Общалась, выслушивала, советовала, говорила, какие у нее красивые каштановые волосы, милая улыбка. Подросткам нужно говорить добрые, вдохновляющие слова: у них очень уязвимая самооценка. Алиса своих учеников могла бы узнать с закрытыми глазами: по дыханию, звуку шагов, запаху волнения или радости. А это в какой-то степени родство. Тот, кто рядом, не может, не должен быть безразличен. Алиса не способна убить свою постоянную мысль о том, что Света сейчас где-то дышит, плачет или беззвучно молит о помощи.
Так Алиса и прожила целый год. Временами каменела и тупела от безнадежности и потока разочарований. Но даже в полном отчаянии понимала: нужно жить. А это значит – двигаться по своему плану. Не так важно – вперед или назад. Из тупика можно вернуться, из западни выбраться – и это тоже жизнь. Ее механизм можно назвать легким словом «любопытство». Разве не оно заставляет человека в раскаленном пространстве трагедии, на пепелище собственных желаний, радостей и надежд вдруг просто открыть окно. Увидеть облака, мирно и стойко плывущие в свою бесконечность. Поймать в ладони нежный и робкий солнечный луч. И заглушить в себе отчаянно-восторженный крик, как в момент рождения: жизнь есть!
За год, пролетевший после исчезновения Светланы, Алиса преодолела множество путей от надежды к полному неверию. Она столько поняла о людях, которые лишь от нее узнали о пропавшей девочке, и о тех, кто был рядом со Светой со дня ее рождения, с детсада, школы. Кто имел массу поводов ее критиковать, злиться за что-то, хотеть, чтобы она стала другой. У многих, наверное, возникал тайный мотив – пожелать, чтобы Света стала менее богатой, благополучной, надменной. Чтобы познала страдания нужды, увечья или отверженности и научилась сострадать другим, менее везучим. О таких вещах тяжело думать, но нельзя не признать, что все это в пределах нормы существования разных людей. Только один мотив яростно отвергал разум Алисы, против него бунтовала вся система ее тонких, натянутых нервов. Невозможно представить себе чужой мозг, настолько пораженный вирусом кровожадной ненависти, что в нем родилось желание гибели прекрасного здорового ребенка или его долгих мук в изоляции. Невероятно трудно такое себе представить… Но ведь только слепой и глухой может считать, что подобное злодейство невозможно в принципе. Просто тебе до поры везло находиться не в партере у сцены человеческой трагедии.
Алиса знает, что приобрела немало потенциальных единомышленников. Но немногих можно назвать соратниками. Она не уверена даже в том, что к их числу можно отнести всех близких Свете людей. Она ни в чем не уверена, кроме одного: надо искать. Это не напрасно потраченное время, как считают очень многие. Это время приобретенного опыта, знаний, подтвержденных догадок. Это приближение к самым неприступным дверям, за которыми правда.
В это утро Алиса наткнулась в сети на одну невероятную историю о счастливом, почти невозможном спасении пропавшего давно человека. В ней фигурировал частный детектив. Но автор из каких-то соображений скрыл его фамилию. Оставил только имя – Сергей. Вечером она начнет искать автора материала.
Часть первая
Начало крутого пути
Код Сид
Год назадАлиса не забыла, кажется, ни минуты этого напряженного, неподъемно тяжелого и грозного года.
Тот сумасшедший май прошлого года удивил, напугал, все перепутал. Густая ажурная и неутомимая метель льнула к окнам, слепила глаза. Она пыталась укрыть своим легким, нежным и убийственным покрывалом уже окрепшую ярко-зеленую траву и цветы на стройных стеблях. Эти летние гости стали волшебно-диковинным зрелищем именно в свете трагической обреченности в свирепо-снежных объятиях.
Алиса смотрела на их нежную и стойкую красоту – вопреки ветру и холоду – и думала о них, как о живых существах, какими, впрочем, они и являются. Они – живые, многое понимающие, все чувствующие обитатели неприветливой и нерадивой планеты.
«А ведь какой-то тонкий стебелек все это вынесет, переживет, – думала Алиса. – Восторжествует, пусть на миг, над своим вечным убийцей по имени холод. Устоит, расцветет еще восхитительнее, доживет до самого горячего солнца, которое непременно придет на помощь всем теплолюбивым. И цветам, и людям. Самые главные, выстраданные и заслуженные перемены приходят к терпеливым и стойким. Но это не факт, конечно. Просто хотелось бы верить».
Была ли терпеливой или стойкой Алиса? Только себе и только очень тихо она может ответить. Конечно, нет, но есть нюанс. Та самая тонкая подробность, которая способна изменить и одну незаметную жизнь, и, возможно, суть всеобщего бытия. В случае Алисы это никому не заметная, старательно спрятанная от взглядов отвага, которая постоянно бьется со страхом. Иногда, в самый решительный момент, отвага даже побеждает страх. И это – маленькая тайна Алисы, ее несмелая гордость собой. Больше холода и пламени, больше всех невзгод судьбы Алиса боится того, что в ее жизнь, в мысли и даже в душу проникнут чужие злоба, агрессия и ложь. Именно она, прилипчивая и наглая ложь, ведет за с собой злобу, агрессию и даже криминальное насилие. И самое опасное – то, что она способна принимать облик человека, часто знакомого, иногда достаточно близкого, но всегда непредсказуемого, и в результате – чужого, даже если ты его знаешь сто лет. Об этом думает Алиса, прогоняет настойчивые, не до конца расшифрованные и неконкретные мысли, они же – догадки или даже подозрения. Прогоняет – и тут же вновь встречает те же тревожные озарения, как друзей. Наверное, такую особенность многие назовут чем-то типа синдрома хронической настороженности. Но разве в терминах может быть истина, если нет двух совершенно похожих людей на земле, как не существует ощущений двух нервных систем, которые бы совпали по всем параметрам, как два идеальных квадрата, вырезанные из бумаги.
Дело вовсе не в том, что сама Алиса – такая правдивая и прозрачная в эмоциях и стремлениях, способная отчитаться перед всеми и каждым в отдельности о своих помыслах, делах и намерениях, как на духу. Дело в том, что она совсем другая. Алиса не лжет, как нанятая, ни в одной ситуации, ни в какие уши. Она брезгливо обходит всех, от кого несет смрадом откровенной и мотивированной лжи. Но у нее есть свой способ относительно комфортного существования в разноцветье среды, в хоре голосов, которые никогда не споются, даже если будут вместе надрываться веками. Одни кричат слишком громко, другие способны лишь невнятно бормотать себе под нос, третьи ищут доверчивых слушателей, чтобы нашептать им свою исключительную чушь. А у Алисы приятный грудной голос, хороший слух и капелька актерского дара, который и позволяет ей быть убедительной и казаться честной почти всегда. А ее способ называется по-детски мило: это просто маленькое вранье. Оно отличается от злонамеренной и преступной лжи, как игривый умненький ребенок отличается от серийного убийцы.
Тот, кому кажется необходимым увидеть завтрашнее утро, должен приспосабливаться к постоянно меняющимся обстоятельствам и выживать, в основном им вопреки. Потому социальная среда – это витрина самозванцев, где каждого зовут так, как ему хочется. Всякий тут выглядит, как он сам для себя придумал. Занимает то место, на которое получилось вскарабкаться. И только он, каждый самозванец, знает, что такое для него любовь, ненависть, добро, зло, благополучие и самая страшная напасть. И только он может решить наедине с самим собою, какую цену за все в отдельности он способен заплатить. Есть люди, которые подходят к такому выбору уже на краю, где больше нет предела цены. И они готовы заплатить за спасение добра и справедливости тем, что цены не имеет. Судьбой и жизнью. Там, на краю, они презрительно отбросят пафосную ложь со своей дороги. И без сожаления переступят через собственную спасительную и защитную капельку лукавства. Только тогда они не самозванцы. Им больше не интересна нелепая и жалкая витрина остальных.
Роль Алисы на этой витрине называется – Скромность, Искренность, Доверчивость. Это не образ, который ей подарила природа при рождении, а приобретенный тайный код безопасности – СИД. Та роль на выставке разнообразных индивидуальностей, которую должна видеть публика. У нее и профессия подходящая – преподаватель литературы для старшеклассников. И внешность практически безупречная в свете образа: нормальная фигура – ни одного грамма, который сделал бы ее слишком полной или слишком худой. Приятное лицо, прямой, открытый взгляд красивых глаз уникального орехового цвета. Ученые считают, что такой цвет глаз встречается лишь у пяти процентов людей, но абсолютного совпадения оттенков не существует. У Алисы это сочетание коричневого с зеленым и вкраплением золотого. Цвет глаз, как и внешность в целом – единственное, что она в жизни выбирала не сама. И понятно, что за ширмой витрины, которая напоказ, она не обременяет себя ни излишней, неоправданной искренностью, ни тем более неразумной доверчивостью без разбора ни к одному существу, которое не считает единомышленником и родственной душой. А для подсчета родственных душ слишком много пальцев на одной руке. Так что Алиса по праву занимает свое скромное, но достаточно выразительное и уникальное место на витрине самозванцев.
Важное условие защитного кода, который в той или иной степени есть у всех самозванцев, – не переусердствовать. Не стать посмешищем, не дать превратиться пафосному облику в гору позорного хлама, под которым обнаружится дешевый манекен из бракованного картона. Так выглядят разоблачения на витрине самозванства. Так уносят на свалку мусора тех, кому не удалось убедительно доиграть свою роль.
…В тот день, в пятницу, у Алисы была важная встреча с известным писателем Владимиром Морозовым по поводу его будущей беседы со старшеклассниками школы. Она приглашает писателей и поэтов на такие встречи по выбору учеников. Морозов пишет яркие острые сатирические романы, используя социальный гротеск и научную фантастику. Он работает не на конкретную аудиторию – по интересам, опыту, возрасту. Алисе кажется, что его в принципе не очень волнует состав и размер аудитории. Он пишет для избранных, для тех, кто сумеет понять, увидеть, услышать не только сам текст, но и тот смысл, ради которого это создавалось. Это впечатление импонирует Алисе тем, что совпадает с ее постоянным и настойчивым желанием находить в учениках не только интерес к просвещению, не только возможность усваивать материал, но и способность к оригинальному творческому мышлению. Лишь такое мышление и станет осознанным призванием, настоящим профессионализмом и востребованной ценностью цивилизации.
Алиса видела Морозова только на фото, поэтому никакого представления о нем как о человеке у нее не было. Принимая ее приглашение на встречу с учениками, он сразу, в телефонном разговоре, обозначил рамки собственного интереса.
– У меня очень сурово распланированный график, стараюсь рассчитывать буквально каждую минуту в сутках. Скажу лишь, что встречи с юными читателями, которые смотрят на жизнь, литературу, искусство глазами будущего, мне интересны. Но очень не хочется сидеть и тупо вещать об этапах своего творческого пути и отвечать на подготовленные и написанные на бумажке вопросы. Это потерянное время. Интересен лишь тот разговор, из которого обе стороны получают то, что их не разочарует. В идеале обогатит. Это по-хозяйски, скажем так. И во время нашего предварительного разговора желательно получить какие-то ваши наблюдения о людях, которых все пока называют лишь учениками.
– Удивительно, – произнесла Алиса. – Я бы никогда так прямолинейно и полно не выразилась, но обдумывала именно этот план. И собрала для вас дайджест коротких и не очень коротких выдержек из работ этих ребят. Это из сочинений, представленных на творческих конкурсах. То, что мне показалось интересным. Надеюсь, я не маниакальная училка, которой нравится лишь то, что считается правильным. Если, конечно, вы согласитесь еще на такую трату времени. Мне кажется, это было бы логично и справедливо: они читали вас, а вы просмотрите то, что пишут они. Сколько получится, хотя бы пару страниц.
– Согласен, – ответил Морозов. – Логично, справедливо и не лишено смысла для моей работы. Я стараюсь рассматривать реальных людей, прежде чем создавать своих книжных героев. Договариваемся о времени, пришлю имейл для вашего дайджеста. Буду с интересом ждать. Мое предложение – провести встречу в понедельник, но устроит и другой вариант.
– Понедельник устроит, – воодушевленно произнесла Алиса. Все получилось, как она хотела: Морозов охотно пошел навстречу, а у нее было целых два дня, чтобы как следует подготовиться. – Если удобно, давайте встретимся в школе в восемнадцать часов. Адрес пришлю.
– Буду рад встрече, – завершил разговор Морозов.
А в субботу случилось то, что взорвало не только их ясный и позитивный план. Одна здоровая и благополучная девочка, одна юная жизнь, одна судьба вдруг стали невидимыми, покрытыми мраком тайны для остального мира людей. Тот случай, когда любой код личного спасения нормального человека утратит смысл и разобьется о холодную броню неопровержимого факта.
Метод кейсов
Так и начался странный период жизни Алисы, когда ее наивно-лукавый код, изобретенный для собственной безопасности и личного покоя, пришлось использовать как оружие, что ли. Она вышла на прямой контакт сразу с большим количеством незнакомых, часто малоприятных или даже тяжелых людей. И все три составные части кода – Скромность, Искренность и Доверчивость – больше не работали как панцирь черепахи для изоляции и смягчения ударов. Код стал для Алисы ключом, которым она пыталась открывать разные двери и души. Скромность помогала мягко, уважительно и с интересом к собеседнику вступить в диалог, совершенно не представляя, с кем на этот раз она имеет дело. Неподдельная, но в меру педалируемая искренность заставляла чужого человека невольно, хоть на миг отреагировать, ощутить в себе доступную ему дозу сопереживания или интереса. А доверчивость Алиса дарила всем авансом. В том и была ее главная цель: она искала тех, кто достоин доверия. Не может ведь такого быть, чтобы отзывчивых людей не существовало вообще. У нее просто до сих пор не было веского повода для поиска тех или того, кому можно адресовать свое доверие. Только теперь Алиса взялась решать такую невероятную задачу и делала это настойчиво, неутомимо, почти маниакально.
Впрочем, один человек воспринял доверчивость Алисы сразу, с готовностью и почти благодарно. Это был писатель Владимир Морозов. Она позвонила ему накануне дня, на который была назначена встреча с учениками. Сообщила о несчастном событии и о том, что встречу придется перенести до лучших времен. Что-то сказала о том, что собирается привлечь к поискам Светы неравнодушных людей, пока неизвестных ей самой. Через пару дней Морозов позвонил ей сам с предложением.
– Я никогда не имел отношения к подобным расследованиям, понятия не имею, как и с кем стоит по такому поводу общаться. Но знакомых со связями у меня немало. Я к тому, что, если бы мы смогли четко сформулировать просьбу, я бы взялся ее озвучить на высоком уровне. Но в ней непременно должен быть заложен не абстрактный, а очень конкретный повод, зацепка, улика, аргументированное предположение. Но даже в этом случае допускаю казенную отговорку: «органы разберутся» или формальное обещание помочь, которое гроша ломаного не стоит для чиновника, начальника и прочей подобной публики. Но буду рад стараться в любом случае. Всегда стоит рассчитывать на приятное исключение из правил. И еще такой совет, Алиса. Согласуйте свои действия с семьей девочки. Люди очень по-разному переживают свои бедствия. Могут быть самые болезненные реакции на непрошеную помощь. Некоторые способны перепутать ее с вмешательством в личную жизнь. Как говорится, в каждом шкафу есть скелеты, а их обладатели часто ими дорожат больше, чем будущим или спасением близких. Не сочтите за поучение.
– Что вы! Я очень благодарна. Конечно, я понимаю, что с семьей нужно пообщаться, поставить их в известность о своих планах. Но, честно говоря, тяну не просто так. Не очень они приятные, открытые и коммуникабельные люди. Но сейчас я поняла, как это важно – не вызвать их раздражение, а в идеале даже расположить к себе.
– Отлично, – заключил Владимир. – Держим связь. Если понадобится, можно все обсудить не по телефону. Надо же нам когда-то познакомиться в реале. Буду ждать.
Морозову не пришлось долго ждать. Алиса позвонила ему тем же вечером, около полуночи.
– Прошу прощения, Владимир, – нервно проговорила она. – Если вы уже отдыхаете, я сразу положу трубку и перезвоню в нормальное время. Просто сейчас не выдержала, захотелось поделиться.
– О чем вы, Алиса, – удивился Морозов. – Это и есть самое нормальное время. И я именно отдыхаю. То есть пью свой вечерний виски и начинаю путешествие по всем новостям. Такая моя традиционная ночная смесь, часто довольно мрачная, убийственная, но неизменно воскрешающая ясность мысли и контрастность чувств. И, конечно, с большим успехом заменяющая глухой и слепой сон разума. С чудовищами, которые он порождает, тоже все приходит в порядок.
– Ну вот. Я как раз о том же. Это ваше время – оно, наверное, самое важное. А я… со своими навязчивыми идеями… Короче, скажите, в какое время можно завтра позвонить. Никакой спешки нет.
– Алиса, вы пропустили главное в том, что я сказал. Я вполне отчетливо сообщил о ясности мыслей и четкости чувств. Именно в этот час. И я готов это использовать на конкретное доброе дело. Не уверен, что в моей жизни такие дела вообще бывали. Но раз выпал случай, буду счастлив попытаться. Так что время выбрано очень даже удачно. А что, если нам решить сразу две задачи – обсудить вашу тему и сделать это не по телефону. Для людей, которые ни разу друг друга не видели, телефон – это неполный, недостаточно достоверный и даже ущербный контакт. Поверьте старому графоману и охотнику за разумом. Так что насчет встречи прямо сейчас?
– Да я бы, конечно, с удовольствием… Просто не знаю, насколько это удобно. И как, где?
– Так получается, нам обоим это удобно. Как и где – давайте решим. Я живу один на Малой Дмитровке, недалеко от «Домика Чехова», простите за нескромность. Вы далеко? Я кому-то помешаю, если приеду к вам?
– Да я почти рядом, на Новослободской улице. Живу с сыном Артемом, ему десять лет. А он то со мной, то с бывшим мужем, который сейчас обитает у своих родителей. Бабушка и дедушка Артема – преподаватели математики и физики на пенсии. Они оба добровольно и радостно оставили работу, чтобы заниматься внуком. Такой формат полной семьи мы все выстроили в интересах ребенка, да и любви друг к другу. И это не ирония.
– Отлично. И какой дом осчастливливает Артем в эту ночь?
– Большую квартиру родителей мужа Андрея. Там у них вообще-то все здорово: всегда чисто и уютно, его так все обожают, что я воспринимаю как незаслуженную награду факт, что Тёмка приезжает ко мне радостным и соскучившимся. Завтра воскресенье, и они с Андреем с утра едут в спортивный зал, который рядом.
– Договариваемся прямо сейчас, пока утро не наступило. Мало ли что день грядущий нам приготовит. Думаю, вам лучше не ездить среди ночи по Москве. А я именно такие поездки люблю. Так что скиньте адрес.
– Хорошо… Это я не запнулась и не засомневалась. Просто осмотрелась: насколько у меня не убрано. Знаете, ничего страшного, сама удивилась. Успею сварить кофе. Из еды у меня есть творожные кексы с черникой.
– Неожиданно сладкие перспективы, – заключил Морозов. – Я помчался бы за ними даже без надежды поучаствовать в спасении одной жертвы человечества, обреченного на потери. Прибуду через тридцать минут.
Алиса отложила трубку и задумалась. И как, в каком виде, образе и одежде одна обычная учительница должна среди ночи принимать известного писателя, который явно развлекает себя забавными, популистскими выходками, схождениями с высот славы на ничтожные, почти невидимые уровни демократии. И это, конечно, отличная карнавальная маска для самозванца, который кормит свою манию величия показной скромностью, доступностью и наверняка такой же искренностью. Прямо как сама Алиса со своим кодом СИД. И в этом, конечно, ничего плохого. Наоборот, одно преимущество: хоть что-то их, таких разных, уже роднит.
