Фельдшер.Область вины

Даниил Якимук

Фельдшер.Область вины

От автора

Книга посвящается врачам, фельдшерам, медсёстрам – всем, кто каждый день вступает в бой за человеческие жизни.

АвторПредисловие

Эту книгу написал тринадцатилетний подросток. То есть – я.

Я не врач. Я не знаю, каково это – держать в руках чужую жизнь. Не знаю тяжести смены, которая тянется вечностью, или вкуса кофе, что уже не берёт.

История, которую вы держите в руках, – вымысел. Персонажи, их боль, их конфликты и большинство адресов – сочинены. Но здесь есть и то, что я старался проверить: логика действий, названия лекарств, маршруты по Москве. Это текст, собранный на стыке реальности и фантазии – ровно пополам.

Я не претендую на истину в последней инстанции. Я лишь пытался честно представить мир, где решение, принятое за секунду, может изменить всё. Где зло иногда носит дорогой костюм, а спасение приезжает на белой «газели» с мигалкой.

Если эта книга заставит вас хоть на миг замедлиться и взглянуть на мир глазами тех, кто выезжает на самый сложный вызов – обычный человеческий день, – я буду считать свою работу выполненной.

Приятного чтения.

«Несправедливость – это пламя, которое сжигает того, кто его разжигает, и того, кого хотят спасти».

– Виктор Гюго

Глава 1. Первый день

Очередной всплеск света от вечной звезды по имени Солнце, снова слепил ему глаза.Он проспал бы так и сто лет, чтобы не слышать будильник, не чувствовать тяжесть в конечностях и не помнить, что сегодня – Первый День.

Но вставать всё равно пришлось.

Он встал, потянулся, и кости отозвались негромким хрустом. А вы, наверное, думаете, кто наш герой? Звать его Георгий, а для тех, кому лень выговаривать четыре слога, – просто Гошá. Гоше двадцать три, и после долгого и нудного медицинского колледжа он почему-то решил, что его руки идеально созданы не для игры на фортепиано и не для любовных ласк, а для того, чтобы спасать людей. Ну, или хотя бы пытаться.

На кухне его ждал сюрприз. На столе дымилась стопка тонких, ажурных блинчиков. Рядом стояла маленькая, в цветочек, пиала – не то сахарница, не то соусница, – из которой так и веяло сладким духом сгущённого молока. И, конечно, записка, нацарапанная быстрым, знакомым до слёз почерком:

«С добрым утром, солнышко. Сегодня встала пораньше, намечается сумасшедший день. Блины оставила, кушай с аппетитом.

p.s Хорошей смены

p.s.s.Не буду желать хорошей смены – плохая примета. Просто знай, что у тебя всё получится.

Мама»

Гоша невольно улыбнулся. Он представил, как она, торопясь на свой участок, суетилась у плиты, чтобы он, большой уже мужик, не ушёл на первую работу голодным. Он съел всё до последней крошки, сгрёб в раковину тарелку и, наскоро умывшись, выскочил из дома.

Автобус был битком. Гоша вжался в угол, втянув голову в плечи, и старался не смотреть на спящих, зевающих, хмурых людей. Каждый из них мог внезапно превратиться в пациента. От этой мысли стало немного не по себе.

Подстанция встретила его запахом старого линолеума, хлорки и чего-то ещё – тревожного, медицинского. В раздевалке пахло потом, металлом шкафчиков и слабым ароматом чужого одеколона. Он нашёл свою каморку, повесил куртку и достал из рюкзака новенькую, пахнущую фабричной свежестью форму. Синие брюки, синяя рубашка. Ткань оказалась на удивление грубой. Переодевался не спеша, будто облачался в доспехи. Поправил воротник, посмотрел на себя в мутное зеркало. «Ну что, фельдшер Устинов, – мысленно обратился он к своему отражению. – Поехали?»

Из раздевалки он вышел уже другим человеком – не Гошей, а сотрудником Скорой помощи. И тут его взгляд упал на двух человек, явно его поджидавших.–

Глава 2. Бригада Горина

Двое смотрели на него. Смотрели так, будто он был не новым коллегой, а интересным, но не самым сложным диагнозом.

Первый – рослый, широкоплечий, с лицом, вырубленным из цельного куска сибирской сосны. Волосы короткие, седина щетиной. В его глазах читалось спокойное, почти профессиональное безразличие. На нем была такая же форма, но сидела она иначе – не как новая униформа, а как вторая кожа, давно и прочно сросшаяся с телом. «Водила. Или медведь в человеческом обличье», – мгновенно решил про себя Гоша.

Второй – пониже, стройный, в очках в тонкой металлической оправе. Его взгляд был острым, изучающим. Он стоял, засунув руки в карманы халата, и Гоша почувствовал, как этот взгляд сканирует его с ног до головы. «Врач. Тот самый, Константин Горин», – с тоской подумал Гоша.

– Устинов? – произнес тот, что в очках. Голос был ровным, без эмоций.

—Да, я. Георгий. Здравствуйте, – Гоша попытался вложить в голос твердость, но получилось как-то визгливо.

– Горин. Константин Викторович. А это – Михаил, наш штурман, – он кивнул на «медведя». Тот в ответ хмыкнул.

—Кромов. Но для своих – Миша. Руки-ноги целыми принес? – спросил он хриплым басом.

—Кажется, да, – растерялся Гоша.

—И отлично. Лишние нам ни к чему.

Горин тем временем подошел ближе.

—Правило первое и главное, – сказал он, глядя на Гошу поверх стекол очков. – Ты не Бог. Ты даже не главный врач в этой машине. Ты – пара рук, пара глаз и, я надеюсь, пара извилин. Твоя задача – слушать, смотреть, запоминать и не путаться под ногами. Всё понял?

Гоша только кивнул.

– Правило второе, – подхватил Миша, одобрительно похлопывая Гошу по плечу. – Не тормозить. В машине, на вызове, с бумагами. Скорость – наше всё. Пока ты будешь вспоминать, где у человека печень, он может благополучно отправиться к праотцам.

– А правило третье? – осмелился спросить Гоша.

Горин и Миша переглянулись.

—Третье… – Константин Викторович снял очки, протер их краем халата. – Третье правило – никаких правил. Медицина – наука неточная. Люди – существа непредсказуемые. Готовься к тому, что всё пойдет не по плану. Всегда.

В этот момент по громкой связи рявкнуло:

—Бригаде Горина, вызов! Ул. Гримау, 12, кв. 45. Мужчина, 65 лет, жалуется на боли в груди, одышку.

Тишина кончилась. Лицо Горина стало собранным и острым. Миша одним движением допил чай из кружки с надписью «Лучшему папе» и ткнул пальцем в сторону дверей.

—Ну что, доктор Устинов, – сказал он, и в его голосе вдруг появились стальные нотки. – Погнали. Покажешь нам, на что твои ручки годны.

Гоша, с сердцем, колотившимся где-то в горле, бросился за ними по коридору. Его первый рабочий день только что закончился. Начиналась первая смена.

Совершенно верно! Поправлю, чтобы везде была «бригада Горина». Это куда точнее и живее – так их и будут называть на подстанции.

Глава 3. Крещение

Рывок, и «газель» бригады Горина, взвыв сиреной, нырнула в московский поток. Гоша вжался в сиденье, пытаясь совладать с аптечкой. Салон гудел, вибрировал, жил своей стремительной жизнью.

– Ну что, Снегирь, – Миша, не отрывая глаз от дороги, говорил спокойным, глуховатым басом. – Первый блин. Комаром будешь или как?

– Комаром? – не понял Гоша.

– Комары – те дохлые. А «как» – это те, кто с первого раза понимают, куда попали, – пояснил водитель. – В бригаду к Горину люди с улицы не попадают. Держись.

Сам Горин, сидевший напротив, молча проверял содержимое реанимационной укладки. Его пальцы, длинные и цепкие, скользили по упаковкам, шприцам, ампулам – быстрые, точные, без единого лишнего движения.

– Семьдесят лет, гипертония в анамнезе, – произнес он, наконец, поднимая на Гошу взгляд через стекла очков. – Боль за грудиной, иррадиирует в левую руку. Одышка. Твой предварительный?

– Инфаркт миокарда, – выпалил Гоша, стараясь звучать уверенно.

– Возможно, – Горин кивнул. – А может, и межреберная невралгия. Или паническая атака. Забудь учебники, Устинов. Учебники не пахнут.

– Чем? – не удержался Гоша.

– Страхом, – просто сказал Горин. – И одиночеством. Вот этим всем и пахнет. Приготовься.

Машина резко дернулась, закладывая вираж. Миша, не меняясь в лице, втиснул ее между двумя иномарками.

Подъезд встретил их затхлым, густым воздухом. Дверь в квартиру была приоткрыта. В полумраке стояла старушка, худая, как тень, и беззвучно плакала.

– Он там… на кухне… – прошептала она. – Говорит, сердце жмет…

Горин был уже внутри. Гоша – его тень, его руки и ноги – ринулся следом.

На кухне, за столом, покрытым старой клеенкой, сидел старик. Сидел выпрямившись, впившись пальцами в столешницу. Лицо землисто-серое, губы синюшные. Он дышал короткими, хриплыми вздохами.

– Михаил Иванович? – Голос Горина стал тише, мягче. Он опустился на корточки рядом. – Сейчас во всем разберемся. Гоша, ЭКГ.

Гоша бросился раскладывать аппарат. Руки не слушались. Он никак не мог прицепить электрод на лодыжку – тонкую, костлявую.

– Электрод, Устинов, – прозвучало спокойно. – Не на кость. На щиколотку. Чуть выше.

Гоша вдохнул, выдохнул. Щелчок. Получилось.

Пока аппарат печатал ленту, Горин работал. Жгут, вена – тонкая, как ниточка, но он попал в нее с первого раза. Все это – под приглушенный хрип старика.

– Видишь? – Горин показал Гоше иглу в вене. – Не геройствуй. Ищешь то, что работает.

Он взглянул на ленту ЭКГ.

—Нитроглицерин под язык. Аспирин. Готовь укладку, едем. Инфаркт.

Суета захлестнула с новой силой. Укол, кислородная маска, переноска на одеяле – Гоша, вспотевший, делал все, что говорили. И вот они уже несут носилки по темному коридору, и старушка, прижав руки к груди, шепчет им вслед: «Спасибо, родные…»

В машине, когда тронулись, воцарилась тишина.

– Ну что, Снегирь? – Миша снова поймал его взгляд в зеркале. – Понравилось в бригаде Горина?

Гоша смотрел в окно на мелькающие огни. Его трясло, во рту стоял противный привкус. Но где-то глубоко внутри тлела крошечная искра.

– Не знаю, – честно ответил он. Потом добавил, уже глядя на неподвижную спину Горина: – Но… кажется, да.

Горин не обернулся. Но Гоша увидел, как уголок его губ дрогнул в едва заметной, короткой улыбке.

Искра внутри Гоши вспыхнула чуть ярче.

Глава 4. Шрамы

Тишина в машине на обратном пути была иной – тяжелой, насыщенной, как воздух перед грозой. Запах пота, лекарств и чужой боли въелся в одежду, в кожу. Гоша смотрел в окно на проплывающие улицы, но видел не их, а землистое лицо старика и его пальцы, впившиеся в столешницу.

– Для учебника, – раздался спокойный голос Горина, нарушая тишину. Гоша вздрогнул. – Ты сделал всё правильно. ЭКГ снял, вену нашёл, препараты подал. По учебнику – пятёрка.

Гоша молча кивнул, чувствуя подвох.

– А теперь забудь учебник, – Константин Викторович снял очки и устало потер переносицу. – Ты видел его глаза? Не пациента. Мужа. Тот, кто пятьдесят лет спал рядом с этим человеком, завтра проснётся один. Ты готов к этому? К тому, что твоя работа – это не про таблетки и уколы. Она про вот это. – Он указал пальцем на Гошину грудь. – Про то, что здесь будет болеть после каждого, кого не дотянул.

– А надо, чтобы болело? – тихо спросил Гоша.

– Если не будет болеть – значит, ты уже не врач, а конвейер, – в разговор вступил Миша, ловко объезжая пробку. – Но если болит слишком сильно – сгоришь через месяц. Ищешь свой баланс, Снегирь. Как велосипед ведёшь – чуть-чуть в сторону упадешь, и всё.

Машина зарулила на подстанцию. Гоша потянулся к дверце, но Горин остановил его жестом.

– Правило на сегодня, Устинов. Ты сегодня не спас человека. Ты купил ему время. Возможно, день. Возможно, год. Может, даже десять лет, если повезёт. Но не вечность. Запомни это. Мы не торгуем вечностью.

В раздевалке Гоша долго стоял под душем, пытаясь смыть с себя этот день. Вода была горячей, почти обжигающей, но ощущение липкого чуждого страха не проходило. Он вспомнил, как дрожали его руки, когда он крепил электроды. Стыд ударил в виски.

– Что, мыло кончилось? Или смываешь грехи? – Из-за угла вышел Артём Силин, фельдшер из соседней бригады, вытирая волосы полотенцем. – Видел я тебя сегодня. На том инфаркте. Неплохо для первого раза. Руки тряслись, да? – Он хитро подмигнул. – У меня на первом вызове я аж три раза мимо вены попал. Горин потом полсмены молчал, как рыба. Это у него знак одобрения, кстати.

– Одобрения? – не понял Гоша.

– Ну да. Если бы ты всё испортил, он бы тебя часа три отчитывал по всем пунктам. А раз промолчал – значит, ладно. Кофе будешь? А то вы, в бригаде Горина, как монахи, только о работе и думаете.

Гоша отказался. Ему нужно было побыть одному. Переодевшись, он вышел на улицу. Вечерний воздух был прохладен и свеж. Он достал телефон. На экране – сообщение от матери: «Как первый день, сынок? Я суп сварила, жду. Целую».

Он смотрел на эти слова, а перед глазами стояла другая старушка – в растерзанном фартуке, с лицом, мокрым от слёз. Та, что осталась одна.

Он не стал писать ничего в ответ. Просто пошёл домой, ощущая на плечах невидимый, но тяжёлый груз. Груз ответственности. Груз чужой боли. Груз времени, которое он сегодня кому-то подарил.

И тихое, едва робкое понимание, что этот груз – теперь его судьба.

Глава 5. Вызов

Этот вызов стал последним в долгой ночной смене. В четвертом часу утра, когда глаза слипаются сами по себе, а кофе перестает действовать, в рации скрипнуло: «Плохо себя чувствует, кружится голова». Адрес был в старом районе, где в подъездах пахло котом и жареной капустой.

Дверь в квартиру действительно оказалась не заперта – с такими стариками часто бывает. То ли забывают запереть, то ли надеются, что к ним кто-то зайдет.

В комнате, заваленной книгами и старыми газетами, у телевизора сидел худой старик. На экране беззвучно мелькала какая-то программа про рыбалку.

– Простите за беспокойство, – сказал он без особой надежды в голосе. – Сердце шалит. Давление, наверное.

Пока Горин измерял давление, Гоша расставлял аппаратуру. В углу стояла аккуратная кровать, на тумбочке – фотография: тот же старик, только помоложе, с женщиной в ярком платке.

– Вы один живете? – спросил Горин, снимая манжету.

Старик кивнул на фотографию:

– С женой. Только ее с полгода как нет. Рак.

Гоша в это время как раз пытался прикрепить электрод к скользкой от пота лодыжке старика. Руки дрожали от усталости.

– Молодой еще, – заметил старик, глядя на его неуверенные движения. – Студент?

– Фельдшер, – пробормотал Гоша, наконец-то защелкнув электрод.

– Видно, что недавно, – старик слабо улыбнулся. – У вас еще руки трясутся. У тех, кто давно работает, руки не трясутся.

Пока Горин изучал ленту ЭКГ, старик вдруг спросил:

– А у вас смены по скольку часов?

– По двенадцать, – ответил Гоша.

– Ох, тяжело… – старик покачал головой. – Я раньше на заводе в две смены работал. Но там хоть шум стоял, народ вокруг. А вы вот по ночам к таким, как я, ездите. Одиноким.

Горин оторвался от кардиограммы:

– Давление высокое. Поедем в больницу, под наблюдение.

Старик замотал головой:

– Не надо. Таблетки есть. Выпишусь утром у своего врача.

Миша, стоявший в дверях, хмыкнул:

– Дед, тебя же не спросят. С такими показателями – только в стационар.

Уговаривали его минут десять. Старик ворчал, что больница – дурдом, что там кормят плохо, но в итоге сдался. Когда Гоша помогал ему собрать вещи – тапочки, халат, зубную щетку, – старик сунул ему в руку конфету-подушечку.

– На, сынок. У меня внук твоих лет. Тоже где-то по ночам работает.

В машине ехали молча. Горин дремал, привалившись к стеклу. Миша слушал в наушниках футбол. Гоша развернул конфету – оказалась с клубничной начинкой. Сладкое после ночной смены всегда кажется особенно вкусным.

В приемном покое старика быстро оформили и увезли в отделение. Когда они возвращались к машине, уже светало.

– Ну что, герои, – Миша зевнул во весь рот. – Пора на покой.

На подстанции в раздевалке было шумно – ночные бригады сдавали смену, дневные получали задания. Пахло потом и свежим кофе из автомата.

Горин, снимая халат, кивнул Гоше:

– Неплохо сегодня. С тем дедом правильно поступил – не спорил, не перечил. Иногда это важнее, чем таблетки правильные подобрать.

Гоша только пожал плечами. Он был слишком уставшим, чтобы анализировать.

Переодевшись в свой потертый свитер и джинсы, он вышел на улицу. Утро было свежим, пахло мокрым асфальтом. В кармане бренчали ключи от квартиры, где его ждал чайник, кровать и мамин завтрак в холодильнике.

По дороге к автобусной остановке он достал телефон. Мама написала: «Суп в холодильнике, котлеты в синей кастрюле. Не разогревай в микроволновке, на плите лучше».

Он улыбнулся. Вот оно – настоящее. Не чужие трагедии, не одинокие старики, не ночные вызовы. А суп в холодильнике и заботливые сообщения.

Автобус подъехал почти сразу. Гоша сел у окна, положил голову на прохладное стекло и закрыл глаза. До дома – сорок минут. Как раз успеть поспать.

Глава 6. Утро после ночи

Автобус трясло на разбитой дороге, но Гоша уже научился спать в любых условиях. Он дремал, уронив голову на стекло, пока резкий толчок не заставил его открыть глаза. Они уже подъезжали к его остановке.

Подъезд встретил его знакомым запахом чистящего средства и жареного лука из чьей-то квартиры. Гоша медленно поднимался по лестнице, держась за перила. Усталость была такая, что даже ноги не слушались.

В квартире пахло тем самым супом, о котором писала мама. Гоша снял куртку и ботинки, прошел на кухню. На столе лежала записка: «Разогрей на плите. Ушла на дневной прием. Целую».

Он не стал разогревать суп. Достал из холодильника холодную котлету, налил стакан кефира и сел есть, смотря в окно на просыпающийся двор. Где-то там люди только начинали свой день, а его смена уже закончилась.

После душа он рухнул на кровать и провалился в тяжелый, без сновидений сон. Проснулся от стука в дверь. В квартире было тихо – мама еще не вернулась. Гоша накинул спортивные штаны и пошел открывать.

За дверью стоял сосед, дядя Коля, с пакетом в руках.

– Гош, здравствуй! – он улыбался во весь рот. – Это я насчет крана на кухне. Ты же у нас мастер на все руки!

Гоша моргнул, пытаясь прийти в себя. Он действительно пару раз помогал соседу с мелким ремонтом, но сейчас был совершенно не в настроении.

– Дядя Коля, я только с ночной смены…

– Я на пять минут! – сосед уже проходил в прихожую. – Там капает немного. Посмотришь, а я тебе кофе сварим, лучший!

Пришлось согласиться. Пока Гоша копался под раковиной, закручивая соединения, дядя Коля действительно сварил кофе и разложил на столе печенье.

– Ну как там, на скорой? – спросил он, наблюдая за работой Гоши. – Страшно, наверное?

– Бывает по-разному, – коротко ответил Гоша.

– А у меня вот вчера сослуживец позвонил, – дядя Коля вздохнул. – Инфаркт. В больнице лежит. Хороший мужик был…

Гоша молча дотянул гайку. Ему не хотелось обсуждать чужие инфаркты. Не хотелось вообще говорить о работе.

– Готово, – он вылез из-под раковины. – Течь прекратилась.

– Спасибо, сынок! – дядя Коля похлопал его по плечу. – Теперь хоть спокойно помыть посуду можно.

Когда он поднялся в квартиру, Гоша снова оказался в тишине. Он посмотрел на часы – было уже два дня. Мама должна была скоро вернуться.

Он прибрался на кухне, помыл посуду, разогрел наконец тот суп. Обычные домашние дела как-то успокаивали, возвращали к реальности после ночных вызовов и чужих проблем.

Когда мама пришла, он уже накрывал на стол.

– Сынок! – она устало улыбнулась. – Ты не должен был, я сама…

– Ничего, мам, – он обнял ее. – Садись, отдыхай.

За обедом она расспрашивала о работе, но Гоша отвечал односложно. Говорил, что все нормально, что коллектив хороший. Не стал рассказывать ни про старика с фотографией жены, ни про то, как дрожали у него руки при установке электродов.

После еды он помыл посуду, пока мама отдыхала в комнате. Потом сел смотреть телевизор, но через полчаса понял, что не помнит, о чем был фильм.

Он взял телефон, проверил сообщения. Артем Силин писал: «Прикинь, сегодня на вызове…» Гоша отложил телефон. Не хотелось читать про работу.

Вечером он снова лег спать пораньше. Завтра снова смена. Нужно высыпаться.

Перед сном он еще раз проверил, выключен ли свет на кухне, закрыта ли входная дверь. Обычные, привычные действия. Они напоминали, что кроме работы есть еще и нормальная жизнь. Та, где не нужно никого спасать, где самые большие проблемы – протекающий кран у соседа и невымытая посуда.

И эта жизнь, такая простая и понятная, сейчас казалась ему самой ценной.

Глава 7. Будни

Неделя пролетела в череде смен. Гоша постепенно втягивался в ритм работы скорой. Руки уже не так дрожали при установке катетера, а названия лекарств перестали путаться в голове. Но каждый день преподносил новые уроки.

В понедельник их вызвали к молодому парню с глубоким порезом на руке. Пока Горин накладывал жгут, тот истерично твердил: «Я умру? Я ведь умру?»

«От такой раны не умирают», – спокойно ответил Горин, и Гоша впервые увидел, как простые уверенные слова могут успокоить панику лучше любого укола.

Во вторник – вызов к женщине, которая «умирала» уже третий раз за месяц. Миша только вздыхал: «Опять к нашей «смертнице» поедем». Но Горин осматривал ее так же тщательно, как и остальных пациентов. «Лучше десять раз приехать к здоровому, чем один раз не доехать до больного», – сказал он Гоше после вызова.

В среду случился первый серьезный вызов – ДТП. Пока Горин занимался водителем, Гоша должен был помочь женщине из второй машины. Неглубокий порез на лбу, но ее трясло от шока. Гоша, следуя примеру наставника, говорил с ней спокойно, обрабатывал рану, все время глядя ей в глаза. Когда ее перестало трясти, он понял – получилось.

В четверг произошел забавный случай. Вызов к бабушке, которая накормила всю бригаду пирожками с капустой и пыталась сосватать Гошу свою внучку-студентку. Даже фотографию показала. Миша потом всю дорху подшучивал: «Ну что, Устинов, назначаешь свидание?»