Лунный трон. Путь сквозь тени

Рия Марион

Лунный трон. Путь сквозь тени

ПРОЛОГ

Над глубоко‑чёрным небом проплывают массивные тучи, а в вышине красуется большая и яркая луна. Звёзд практически не видно из‑за проплывающих туч. Ветер бушует вовсю. И именно ночь он решил показать своё могущество. В небе время от времени сверкают внушительные прожилы, от грохота которых волосы на затылке встают дыбом.

Я стою босая, мои колени содраны в кровь. На мне платье свободного покроя (или то, что можно им назвать). На нём нет богатой вышивки или каких‑либо лампас, но мне жалко его: когда‑то моя мать ночами сидела и шила его для меня. Мои светлые волосы слиплись в твёрдые сгустки от грязи – грязь уже успела обсохнуть.

Передо мной, напротив огромной тары, боком стоит женщина в ярко‑красном платье. Оно свободного покроя, но подпоясано на талии. Манжеты на рукавах обшиты золотой вышивкой – такой, что со временем кажется, будто они и правда настоящие. На голове что‑то вроде кокошника, но будто из неведомого материала: он переливается и излучает десятки цветов. Невольно задерживаю на нём взгляд, но отвлекаюсь, заметив движение женщины.

Женщина повернула голову – жуткий гнев словно застыл на её лице.

– Что тебе нужно?! – воскликнула она, разгневавшись ещё сильнее. Она резко шагнула вперёд.

– Вспоминай свои корни, ты здесь не нужна… – Она резким рывком преодолела расстояние между нами за пару шагов, хотя, казалось бы, между нами оставалось метров десять.

– От тебя только мёртвые вести!

Она толкнула меня в грудь, а я внезапно вскочила в кровати. На лице появилась испарина, дыхание всё никак не удавалось успокоить. Сон?!

В конечном итоге мне всё‑таки удалось перевести дыхание. Оглядываясь в глухой темноте, я заметила, что ночная погода точно такая же, как и была во сне. Луна в окошке – всё такая же яркая. Ставни то и дело качались туда‑сюда, будто вот‑вот оторвутся.

Но луна!.. Мой взгляд невольно вернулся к силуэту в небе. Что‑то внезапно касается меня – и я вздрагиваю всем телом, прижимаясь к стене.

– Гаяна! – испуганно вернула меня за плечи сестра.

Я раскрыла зажмуренные глаза и с облегчением вздохнула. Сестра ошарашенно смотрела на меня, в её глазах виднелся страх побольше моего.

Я любила свою семью, а сестра казалась мне лучше, чем я. Родители с рождения предрекли нам судьбу – от этого и дали нам соответствующие имена. Моё имя – Гаяна, что означает «идущая отцовским путём»; моей же сестре дали имя Зарема – «Божий свет матери».

На её фоне я смотрелась блёклым пятном (по крайней мере, я так считала). Моя же сестрица была совершенной противоположностью мне, поэтому я никогда не хотела, чтобы моя бледная сущность доставляла какие‑либо беспокойства семье.

Я было уже прочистила горло, чтобы её успокоить, но Зара внезапно кинулась меня обнимать.

– Глупая, ты так закричала! Я даже подумать ничего не успела: вскочила, как только взор проявился, и побежала к тебе!

Мы живём в одной комнате. Наши кровати расположены противоположно вдоль стен. С моей стороны есть окно, где луна изредка доставала меня по ночам. У сестры же не было окна: на этом месте у неё красовались красивые узоры, переплетающиеся с нежными цветками пастельных оттенков. Так она украсила сама себе деревянные стены, чтобы хоть как‑то внести изменения в серость обыкновенных дней.

– Я не… – было уже растерялась я от объятий сестры.

– Я не хотела тебя напугать. Извини. Это просто сон, мне приснился сон. Видимо я утомилась. Сильно. Давай ложиться, нужно восстановить силы после трудового дня.

ГЛАВА 1

Был первый день лета, и в этот день выдалась хорошая погода.Зара, как всегда, была на кухне с матерью. После обеда она окучивала клумбы с цветами, которые так сильно любила. Она всегда бережно к ним относилась, и, если уходила туда, то возвращалась только к вечеру. Рук она не жалела, впрочем, как и ногтей. Зато была счастлива.Отец, глядя на дочь, восхищался тем, как она женственностью походила на мать. Хрупкая, от неё веяло нежностью. Тёмно‑русые волосы, длинные – до ягодиц, – вились лёгкой волной. Глаза – как ясное небо в полдень, а блеск в них напоминал переливающиеся на солнце волны. Столько искренности и в один миг – невинности описывал этот блеск.

Наряды она предпочитала выбирать нежные – под стать своей внешности. Вот и сегодня на ней было нежное розовое платье постельного оттенка.

Сам же отец был главой семьи. Все его уважали – и семья, и соседи, и воины, которые верно ему служили. В детстве он казался мне горой – незыблемой, вечной. Теперь же я вижу: он не гора, а вулкан – спокойный лишь на вид, внутри которого бьётся ритм целой рати.

Имя Гаяна дал мне именно он. Когда я родилась, отец почувствовал во мне своё продолжение. Так постепенно он начал учить меня воинскому искусству – с семи лет. Поначалу мне это совсем не давалось: даже деревянный меч я никак не могла удержать. Но к десяти годам уже спокойно с ним управлялась.

Позже к нам присоединился Вячеслав – смазливый соседский мальчишка из богатой семьи, который от каждого удара плюхался прямо на попу и измученно начинал лить слёзы. Избалованный, он ничем не хотел заниматься. В отличие от меня: я упорно старалась, чтобы заслужить похвалу.

В детстве моя внешность ничем особо не отличалась от нынешней. Такие же зелёные, как скошенная трава, глаза, такие же светло‑русые волосы ниже плеч. Такой же светло‑серый костюм из прочной кожи, который закрывал всё тело от рук до ног, тёмная мантия, яловые сапоги – в них было удобно даже при верховой езде, особенно когда я ездила с отцом на охоту. До и после тренировок меня наряжали в платья. Я любила белые, песочные или даже чёрные, но никак не могла смириться с тем цветом, что носила сестра. Я подросла, а предпочтения не изменились.

Годы шли, мы с Вячеславом набирались всё большего опыта. Не то чтобы он меня превзошёл, но к семнадцати годам он стал походить на статного молодца. Янтарные, словно два больших камешка, глаза сверлили нежным взглядом все поединки; они не отрывались от моих. Поначалу я на это велась и снова оказывалась на лопатках, но потом поняла, что это его конёк, и стала сосредотачиваться на движении.

Время никого не щадит. Родители старели, и к настоящему моменту отцу и матери было уже по пятьдесят. Не то чтобы возраст брал верх, а усталость. Отец уже не может двигаться так молниеносно, как раньше, но продолжает меня тренировать.Вот мне уже двадцать один, сестре – девятнадцать. Замуж сестра не торопилась, отец её в этом поддерживал, ну а мне некогда даже об этом подумать.Вокруг Зары всегда вилось много юнцов и мужчин – все разной возрастной категории: от семнадцатилетних юношей до мужчин, у которых лицо уже изрезали морщины. Даже Вячеслав непривычно долго задерживал на ней свой взгляд. Жалкие попытки завести разговор, странные вопросы, от которых моя сестра опускала глаза и смущённо краснела. Все – обладатели разных поместий: от захудалого хлева до владельцев средних и больших. Но ей никого не нужно было – она хотела исключительно по любви.Вот даже сейчас вспоминаю один из наших походов на базар. Я всегда ходила с ней – скорее, чтобы сберечь её. Взглядов много, люди разные. Кто‑то восхищался её красотой, кто‑то присвистывал, кто‑то уже получил отказ или вовсе привык не обращать никакого внимания. Какие‑то девушки прыскали в её сторону ядовитые слова – скорее от зависти, чем от зла. Бывало, даже торговцы самые свежие, самые отборные овощи для неё подбирали или делали скидку. Никто из нас даже бровью не вёл, и все привыкли к этому.Поэтому, когда сейчас она выдала, что собирается замуж, от неожиданности что‑то сдавило в груди, будто что‑то внутри оторвали. Или, может, это укол ревности…