Агентство «Ангелы»

– Больно надо, – отмахнулась я. – Голова не болит? А то аспиринчику дать могу, если надо.

– Не надо, – помотал он головой. – Уже попустило. Сейчас малость в чувство приду, супчику похлебаю, окончательно здоровье поправлю.

Он подвинул стул к самому окну, уселся, положил руки на подоконник, кулак на кулак, сверху пристроил свою многострадальную голову и затих, созерцая пустырь. Я возилась по хозяйству. Постепенно до него дошло, что сказал он мне и что ответила ему я.

– Так чего, ты замуж не хочешь? – уточнил он. – Или я чего не понял?

– Не хочу, – подтвердила я.

– За меня – и не хочешь? Чего это?

Я упёрлась руками в стол:

– Ты приглашаешь меня стать твоей вдовой? Или сам мечтаешь стать вдовцом?

– Погоди, Аня, – затряс он головой, – это для меня сейчас слишком сложно… Объясни попроще, чтобы даже я понял…

– Да что объяснять, – вздохнула я. – Жизнь в этом доме – сплошной адреналин! А главная интрига заключается в том, кто из нас раньше копыта откинет. Но ты-то хоть привык к тому, что на тебя идёт охота, а мне это зачем?

Крыть ему было нечем, и он совсем пригорюнился.

Я налила суп в тарелку и поставила перед ним, прямо на подоконник. Если бы я сейчас затеялась пересаживать его от окна к столу, то и он, и суп вполне могли бы очутиться на полу.

Он взял ложку и стал послушно хлебать. Видать, хорошо пошло, потому что спустя пару минут он приосанился, а доев суп до конца, вообще уже глядел молодцом. Ну, или почти молодцом.

– Дошло до меня теперь, почему люди женятся! Жена – это твоя персональная «неотложка». Очень удобно! Жалко, что ты не хочешь за меня замуж.

– Да и ты не хочешь на мне жениться.

– Ну, может, не конкретно на тебе, но вообще-то жениться я бы не прочь, пожалуй…

– На Липе женись. Страдает ведь девушка, сам знаешь…

Сказала и осеклась: ну вот, опять сболтнула лишнее! И кто меня только за язык тянет?

Но Игнат произнёс задумчиво:

– Да я бы на Липке и впрямь женился, если бы она была сама по себе. Но как вспомню, чья она сестра…

Его тут же перекосило, как от зубной боли.

Я прямо взвилась:

– Ты знаешь, что она по тебе сохнет, ты тоже не прочь создать семью, причём именно с ней! Что же тебя удерживает?!

– Так говорю же – братец её!

– Он запрещает вам быть вместе?

– Наоборот, таскает её сюда по поводу и без…

– Ну, так и женись! И девушку осчастливишь, и свою проблему решишь, и Кирилла от лишней головной боли избавишь! Он же, поди, сестру любит и добра ей желает. Настолько, что даже в гости к тебе таскается, лишь бы сестре приятное сделать. Скажи на милость, почему бы тебе одним махом не осчастливить всех, а?

Он подумал, пожал плечами:

– И в самом деле, почему бы мне одним махом не осчастливить всех…

Потом ещё подумал и замахал руками:

– Нет, нет, не уговаривай! Мне его и по работе хватает, ещё осталось породниться с ним… Тогда Кирюха станет сюда таскаться каждый день, будет сидеть здесь безвылазно! Нет, на это я пойти не могу!

– Да сдался ты ему! Таскаться он сюда станет… Наоборот, перестанет! Кирюхе с тобой общаться нравится ещё меньше, чем тебе – с ним. Но ради призрачного счастья сестры он готов даже на такую жертву! А так – сестру пристроит, и адью! Больше сюда таскаться ему будет незачем.

– А Ёлку проведать? Липку то есть?

– Так она же может сама к нему в гости ходить! Так даже ещё лучше! Кирилл не видит тебя, ты не видишь Кирилла, а Липа, наоборот, видится с ним столько, сколько захочет, но ты при этом не присутствуешь и не отравляешь им радость встречи. Смотри, как здорово всё складывается!..

– И правда, здорово, – почухал он макушку. – Твоими бы устами, Ермолаева, да мёд пить…

Что-то уж больно часто Игнат стал звать меня по фамилии… Что бы это значило? Ну, если бы он вдруг перешёл на сверхофициальный тон, называя меня не Анютой, а Ермолаевой, я бы забеспокоилась. Это бы свидетельствовало об охлаждении наших отношений, и он вполне мог бы уволить меня с работы, что в мои планы никак не входило. Но он продолжал звать меня Анькой – вполне по-свойски, или Ермолаевой – как одноклассницу, и это успокаивало.

Поразмышляв некоторое время в таком вот ключе, я пришла к выводу, что увольнение мне не грозит, по крайней мере, в самое ближайшее время. А то, что он стал обращаться ко мне по фамилии, можно расценить именно как фамильярность, то есть доверительное отношение, дружеское расположение. Для меня это очень важно, потому что как можно жить и работать в доме, где тебе не доверяют или просто тебя не любят?

– Слушай, Игнатов, – обратилась я к нему тоже по фамилии, – а чего б тебе не пригласить девушку на свидание?

Очень уж хотелось мне сделать приятное милой Липочке!

– Так я ведь даже не знаю, здесь ли она, – удивился Игнат.

– Ну так узнай!

– Это как? Кирюхе позвонить и спросить? – развеселился он. – Вот здорово! Да его от этого вопроса кондрашка хватит, вот все проблемы разом и решатся!

– Ага, зато новые образуются, – куснула я его. – Кто вам в облсовете решение пробивать будет?

– Здрасьте пожалуйста! – сник мой работодатель. – Я ей – о высоком, а она – с прозой жизни…

– Что ты называешь «высоким»? Мечты о том, как Кирюху кондрашка хватит?

– Не буду Кирюхе звонить, даже не мечтай! – отрезал он.

– А мне-то чего мечтать об этом? – удивилась я. – Это ж ты собрался Липу на свидание приглашать, а не я.

– А что, я уже собрался? – искренне удивился бедолага. – Надо же, ничего не помню…

Я вздохнула: мужчины!.. Хуже деток малых.

– Игнат, у тебя есть домашний телефон Липы?

– Да был где-то, – пробормотал он, пряча глаза. – Только вряд ли я его сейчас найду.

– Хорошо, давай я позвоню Кириллу и попрошу её домашний телефон. Ну, якобы просто хочу поболтать с ней по-дружески. Давай так сделаем?

Игнат не на шутку струхнул:

– Ещё чего! Зачем Кирюху в известность ставить?

– Ну так ищи телефон и звони самолично!

– И что я ей скажу?

Я пожала плечами:

– Ну, это же от тебя зависит… Что сочтёшь нужным, то и скажешь. Не хами только. Иногда и этого бывает достаточно.

– А как же я приглашу её на свидание, если она в другом городе?

– Вполне резонный вопрос, – согласилась я. – А ты пригласи её на свидание в этом городе. Она приедет, не сомневайся! Далеко ли?

– Всего-то два часа на автобусе. А может, правильнее будет мне туда съездить?

– И оставить дом без присмотра? Даже и не думай!

– Как же без присмотра? – удивился он. – А ты на что?

Я набрала полную грудь воздуха, протяжно, со стоном, выдохнула и сказала:

– А теперь переходим к следующей теме: защита труда.

– Какого труда? Какая защита? – опешил он.

– Защита моих прав и свобод. Я – наёмный работник. Так?

– Так.

– Сегодня – суббота, завтра – воскресенье. Мне положен выходной?

Он хлопнул себя ладонью по лбу:

– Совсем из головы вылетело!

Я укоризненно покачала головой:

– Думаю, что за тобой охотятся твои бывшие подчинённые, которым ты забывал предоставлять выходные и отгулы. Они тебе просто мстят! И чтобы у меня не возникло такого же точно желания, советую тебе отпускать меня на выходные домой. Нет, я, конечно, могу брать выходные среди недели, но зачем это мне надо? Зачем это я буду выходная после выходного? – голосом Рины Зелёной спросила я. – И тебе это будет не совсем удобно. А так я уеду, тебе будет куда привести Липочку, никто не станет вам мешать…

– Постой, постой, – растерялся он. – Как же я приведу её, если здесь не будет тебя? Кто нам ужин приготовит?

– Думаю, Липочка сама в состоянии это сделать. Она уже большая девочка, ей двадцать пять лет. И потом, для неё же главное – не ужин, а ты, бестолковый!

Раскрасневшийся Игнат затравленно озирался, то и дело вытирая о штаны вспотевшие ладони. Я поняла, что интуитивно нащупала его главное желание, но его это мало обрадовало. Он не был готов действовать так решительно. Да ещё и так быстро, буквально сегодня. Наверное, он привык считать, что Липа ему не нужна, так как приходится родной сестрой его бизнес-партнёру, который, к тому же, – заклятый враг ещё со школьной скамьи. Он уже сжился с мыслью, что Олимпиадой можно любоваться, интересоваться, можно даже любить её, но – исключительно на расстоянии и тайно.

И тут вдруг появляется чудо в тапках, которое со здоровой деревенской смекалкой предлагает ему моментальное решение многолетней проблемы. И всё бы ничего, да вот беда – сам-то он ещё не дозрел, не дошёл до нужной кондиции. И как тут быть?

Я стала уговаривать:

– Не падай в обморок и не отказывайся от этой мысли! Сам посуди: меня здесь не будет до самого понедельника, ты будешь один в пустом огромном доме, будешь…

Я чуть было не ляпнула: «Ты будешь бояться», но вовремя одумалась. Ещё не хватало, чтобы он стал себе и мне доказывать свою отвагу и отменил бы из-за этого свидание с Липой.

– Словом, тебя будут одолевать грустные мысли… Выходные пройдут безрадостно, впустую. Ты будешь грустить здесь, а Липа – там. Ну, и кто от этого выиграет?

Вот скажите на милость, чего я лезу в чужую личную жизнь? Мало мне приключений последних дней?

Оставив работодателя наедине с невесёлыми думами, я поднялась наверх, застелила свою постель, потом пошла в спальню Игната. Здесь я задумалась. Надо, пожалуй, сменить ему постельное бельё. Он спит на нём уже целую неделю, и так пора, а в свете предстоящего свидания это же просто необходимо!

Но как бы не спугнуть нерешительного ухажёра… А впрочем, вряд ли он заметит!

Я быстренько сменила простыни и наволочки, застелила постель покрывалом, а грязное бельё снесла вниз, в прачечную, где и оставила. Постираю на следующей неделе, спешить некуда.

Быстро собралась и заглянула в кухню, где Игнат всё так же сидел у окна, созерцая красоты пустыря.

– Я попрощаться.

– Уже уходишь? – встрепенулся он.

– Не ухожу, а убегаю. Точнее – улетаю. Мне кровь из носу надо попасть на дневную электричку, потому что следующая – аж в шесть вечера, а мне так долго ждать неохота. Так ты Липе позвони обязательно! И между делом скажи, что в доме вы будете одни. Ну, чтобы девушка не смущалась.

Он кивнул как-то неопределённо. Это был не то полукивок, не то просто обезличенное мотание головой.

Прямо беда с этими нерешительными «крутыми бизнесменами»!

Приехав домой, я обнаружила, что братец мой опять валяется на диване и на старом видике гоняет кассеты.

Посидев с ним рядом и посмотрев какое-то время то, что смотрел он, я вздохнула:

– И не лень тебе смотреть эту ерунду? Скукотища такая…

– Много ты понимаешь! – хмыкнул он. – Не нравится – не смотри, никто тебя не неволит. Пойди лучше на кухню, приготовь там чего-нибудь.

Вот что-что, а поесть Федя любит. Это работать он не любит, а покушать – всегда пожалуйста!

Я вздохнула, переоделась в домашнюю одежду и поплелась на кухню. Что ж, кухня – судьба моя. Жила здесь на Федькином иждивении – из кухни не вылезала. Устроилась на работу к Игнату – опять всё время провожу на кухне. Вернулась на пару дней домой – снова к плите. Прямо наказание какое-то!

Нет, я вообще-то готовить очень люблю. В этом процессе для меня есть определённый момент творчества. Уж во всяком случае, готовить я люблю гораздо больше, чем мыть посуду или окна. Но если всё время заниматься одним и тем же, даже любимое дело рано или поздно превратится в каторгу!

Поставив вариться нежно любимую братом гречневую кашу, я полила пахучим подсолнечным маслом квашеную капусту, нарезала туда зелёного лучка. Здоровая еда, витаминов – море, а как вкусно!..

Когда каша сварилась, я позвала братишку к столу. Даже два раза звать пришлось. Еле-еле от экрана его оторвала!

За столом мы так разговорились, что совсем забыли о времени. Поздний обед плавно перетёк в ранний ужин. Потом мы заварили чай и ещё долго, до самой темноты болтали и болтали, всё никак не могли наговориться, как будто сто лет не виделись.

В принципе, если учесть, что мы всю свою жизнь стараемся не расставаться больше чем на пару дней, надо признать, что неделя – срок очень большой. Не всегда жизнь складывается так, как нам хочется, но мы стремимся в разлуке быть как можно меньше. Конечно, мы виделись на неделе, но недолго и как-то украдкой, а это совсем не то, что неторопливое общение в домашней обстановке.

Я подробно рассказала брату о киллере, которого я, по выражению нашей доблестной милиции, «контузила веником». Федька так хохотал, что на глазах у него даже слёзы выступили. Потом я подробно описала взаимоотношения внутри этой странной троицы: Кирилл, Олимпиада, Игнат. Мы стали судить да рядить, кто там что хочет выиграть, а кто чего боится, и к чему эти игры могут привести, и чем всё может закончиться. Хорошо, если свадебным пиром. А если поминальной трапезой? Вот этого мы не желали никому из них. Придумывали, как можно ситуацию разрулить. Даже схемы на листочках чертили. Насмеялись до упаду!

Так суббота и прошла. Разошлись мы с Федей поздно, я моментально уснула и всю ночь во сне мучительно разбиралась в хитросплетениях чужой любви. Вот уж радость, в самом деле…

В воскресенье мы с Федей прошлись по посёлку, подышали чистым деревенским воздухом, посидели у пруда. Солнце припекало будь здоров, но купаться мы не решились. Всё-таки места у нас довольно северные, и в середине июня вода ещё не прогревается до температуры парного молока, а значит, во время купания можно здорово простудиться, а кому же охота?

Во второй половине дня я снова отстояла вахту у плиты, наготовила братику побольше еды и пораньше легла спать. Ехать в город в воскресенье вечером я не решилась. Вдруг Липочка ещё не уехала? Испорчу людям всю малину… Уж лучше поехать в понедельник рано утром, чтобы уж наверняка…

Поэтому спать я легла ещё засветло, чтобы не проспать.

Утром Феде тоже надо было ехать в город, так что дорога за приятной беседой пролетела незаметно. На вокзале мы расстались. Он поехал по своим делам, я же направилась к Игнату.

Игнат открыл мне дверь, зевая и почёсываясь. Именно так он вёл себя в день нашего знакомства, когда я впервые пришла сюда. Совсем плохо у человека с манерами…

– Ты так рано? – удивился он, когда как следует отзевался.

– Первой электричкой приехала. Липа здесь ещё?

Больше всего я боялась, что Игнат скажет, что никакой Липы здесь не было и никогда не будет, но он только пожал плечами:

– Вчера ещё уехала.

Меня так и подмывало спросить, как прошло свидание и когда будет следующее, но я сдержалась. В конце концов, всяк сверчок знай свой шесток! Это их отношения, их личное дело, а моё дело – дом вести.

Я заступила на вахту, а Игнат уехал на работу.

Где-то в районе полудня зазвонил телефон. Я подумала, что опять предстоит готовить ужин на всю компанию, и со вздохом сказала в трубку: «Алло». Трубка тоненько всхлипнула, а потом Маниным голосом попросила:

– Анечка, можешь сейчас прийти к нам?

– С Сашуркой что-то случилось? – забеспокоилась я.

– Да, случилось, – ещё раз всхлипнула Маня и отключилась.

Господи, что там ещё? Что может случиться с грудным ребёнком? И почему в таком случае зовут меня? Логичнее было бы вызвать «скорую помощь»…

Я заперла дом, поставила на сигнализацию и полетела быстрее ветра к Марии. Собственно, всего полёта – через улицу перелететь…

Маня ждала меня на крыльце. Молча взяла за руку и повела в дом.

– Что с девочкой? – выкрикнула я.

– Спит она сейчас. Тихо, – приложила няня палец к губам.

Повела меня на кухню, усадила за стол, сама достала банку с молотым кофе, не спеша насыпала его в джезву, залила кипятком из электрочайника, поставила на огонь…

Я как завороженная следила за её плавными движениями, ничего не понимая. Потом очнулась:

– Что, всё обошлось?

– Нет, всё очень плохо.

– Так «скорую» же надо вызывать, что ты сидишь?

Маша уставилась на меня, как на ненормальную:

– При чём здесь «скорая»?

Кофе вскипел и даже чуток выплеснулся из кофеварки. Маша выключила газ, всё так же не спеша разлила напиток по чашечкам, подвинула мне изящную сахарницу, с горкой наполненную коричневым сахаром, и только после этого грустно сказала:

– Осиротела Сашурка.

И горько заплакала.

Я потрясённо смотрела то на плачущую Машу, то в окно. Ну, что тут скажешь…

Минуты через полторы, дав ей выплакаться, я осторожно спросила:

– А кто из родителей умер?

Она глянула на меня квадратными глазами, замахала руками, как ветряная мельница, и залилась пуще прежнего.

– Что, сразу оба? – округлила я глаза.

Надо же, несчастье какое… Ребёнок ещё, можно сказать, только-только вылупился, жить ещё не начал, а уже – сирота… Вот как в жизни всё непредсказуемо!

Схватив со стола бумажную салфетку, Маша промокнула глаза, а в следующую салфетку высморкалась.

Потом, швырнув смятые комочки в мусорное ведро, хмуро посмотрела на меня и хрипло сказала:

– Что ты буровишь? И повернулся же язык… Смотри, ещё накаркаешь!

Я хлопала глазами:

– Я буровлю? Ты же сама только что сказала…

– Что я сказала? Я разве сказала, что кто-то умер?

– Ты сказала, что Сашка сиротой осталась!

– А, ну это так, образно… Мама наша, фотомодель грёбаная, сегодня утром в Париж укатила!

– Ну, дай бог ей счастливо долететь, – пожала я плечами. – Ты-то что так убиваешься?

– Так она же укатила на неопределённый срок! Я спросила, вернётся ли она к Новому году, а она мне так, между делом: там видно будет. А сама в глаза не смотрит. Ясно, что не вернётся. Бросила она Сашеньку, совсем бросила! – снова заголосила Маня.

Я перевела дыхание:

– И это всё? Из-за этого ты так голосишь, как заправская наёмная плакальщица?

– Мне ребёнка жалко! – заливалась Машка. – При живой матери сиротой быть…

– Ну, отец-то остался? – Она кивнула. – Вот видишь, всё не так уж плохо. Отец-олигарх никуда от девочки не делся, а к его денежкам и мама-кукушка наведываться будет время от времени. Будет абсолютная иллюзия, что ребёнок живёт в полной семье, как и полагается. Или ты боишься, что в одиночку не справишься со своими обязанностями?

Она махнула рукой:

– Какое там… Илона и не заглядывала почти что к ребёнку. Правда, по паспорту она – Ирка, но по подиуму шастать сподручнее с именем Илона. Я одна возле Сашеньки – и днём, и ночью.

– А чем же мама занималась?

– А мама у нас спала до полудня, потом по два часа специальные гимнастические упражнения выполняла, чтобы в форму быстрее прийти. Потом у неё – маникюр, потом – педикюр. Потом – визит к парикмахеру, потом – к косметологу. Пока она всю эту программу выполнит, глядишь – уже вечер. Спать пора. А ребёнок имеет привычку по ночам плакать. Так она мало того, что поселила Сашу сразу со мной, так ещё и комнату нам отвела на первом этаже, чтобы детский плач по ночам её не будил.

– Ужас какой-то, – покачала я головой.

Маня согласно кивнула:

– То-то и оно, что ужас и кошмар. А теперь мама наша обрела прежнюю форму, восстановилась после рождения доченьки и в Париж укатила, продолжать дальше покорять мировые подиумы. Да ты пей кофе-то! Остывает же…

Я спохватилась и стала поспешно прихлёбывать кофе, совсем не чувствуя его вкуса.

– Слушай, Мань, так теперь Сашеньку придётся переводить на искусственное питание, да? Бедная девочка…

– Зачем на искусственное?

– Так мама же уехала!

– Ну и что? Мама её к груди даже ни разу не поднесла. Я Сашеньку кормлю. И дальше кормить буду.

– Подожди… Ты что, хочешь сказать, что кормишь Сашеньку грудью?..

– Да. А что такого?

Она смотрела на меня так бесхитростно, будто и впрямь не понимала, что же здесь удивительного. Я отставила чашку, подперла щеку рукой и задумалась.

– Маня, ты не няня тогда, ты – кормилица.

– А какая разница?

– Ничего себе… Ну, например, можешь радоваться: работой ты обеспечена ещё по крайней мере на целый год. Это нянек можно менять хоть каждый день, а кормилицу где найти? Особенно сейчас, когда чуть не все дети – искусственники! Так что придётся твоим хозяевам держать тебя ещё долго. Правда, и у тебя руки связаны. Захочешь уйти – совесть замучает.

– С ума сошла, да? Я по-любому от Сашеньки – никуда! Я же с первого дня её и кормлю, и вообще нянчу.

– Слушай, а как так получилось? Где они тебя нашли?

– В роддоме.

– Ты там работала?

– Нет, я там рожала.

– Кого это? – не поняла я.

– А кого там рожают? Детей своих я там рожала.

Я совсем обалдела:

– И сколько же их у тебя? Или ты – это… Суррогатная мать, да?

Только тут убитая горем Маша сообразила, что я ничего не знаю. Она тоже отставила свою чашку и стала рассказывать.

У Маши был ухажёр. Жениться на ней собирался. Ну, по крайней мере, так рассказывал. Она по простоте своей верила в его добрые намерения. А когда выяснилось, что она ждёт ребёнка, добрые намерения жениха враз испарились. Вместе с намерениями испарился и сам ухажёр. Но Маша не стала впадать в тоску и уныние. Она девушка бедная, но гордая. Решила, что ребёнка сама поднимет на ноги.

Однако ультразвуковое исследование показало, что деток сразу двое. Это была катастрофа. Одного поднять трудно, но можно. С тройней была бы надежда хоть квартиру получить и какую-то помощь от государства. С двумя близнецами оставалось только по миру идти с протянутой рукой. В её ситуации чем рожать двойню, так лучше совсем не рожать. Но срок был уже большой, поэтому вопрос аборта даже не возникал.

Врачи, люди сердобольные, предложили разумный выход: вызвать искусственные роды раньше срока, детки родятся нежизнеспособные, вот и решена проблема! Маша, услышав это, ударилась в слёзы. Она уже привыкла к мысли, что она – мама. Ну, или вот-вот ею станет. И потом – то, что ей предлагают, это же настоящее детоубийство!

А с другой стороны… Ну можно, например, отправить детей на воспитание в деревню. К родителям, как поступают многие неудачницы. Так Маша сама из многодетной семьи, и там у отца с матерью – ещё семеро по лавкам. Не для того она в город уехала, чтобы вместо себя, взрослой, туда двоих младенцев отправить… А здесь их в одиночку ни за что не поднять… Да ещё и врачи советуют…

У неё гудела голова и слёзы лились непрестанно. Что делать? Как поступить?

Старенькая акушерка, которая уже лет двадцать числилась на пенсии, но работать продолжала, прикрикнула на коллег:

– Что вы душу девчонке мытарите? Вы на неё-то посмотрите: тщедушная такая, аж прозрачная. Где ей двойню выносить? Может, само всё разрешится. Отстаньте от неё!

Вот сказала – и как напророчила. У Маши от слёз и переживаний действительно случились преждевременные роды, причём очень преждевременные, и у двоих мальчиков, весом по восемьсот граммов каждый, шансов выжить не было вообще. Маша, лёжа в послеродовой палате и наблюдая, как соседкам привозят деток на кормление, уходила на это время в долгую прогулку по длинным коридорам и умывалась горючими слезами.

А в соседней палате – отдельной, привилегированной – лежала в одиночестве Ирка-Илона и тоже заливалась горючими слезами: элитный роддом для неё был проплачен заранее, но она не додумалась лечь туда на пару дней раньше. Когда срок подошёл, муж повёз её на своей машине, но по дороге столько времени было потрачено в пробках, что оба поняли: до места они доехать не успеют. Поэтому пришлось сворачивать к ближайшему родильному дому. И теперь пришлось королеве подиума лежать в муниципальной больнице на застиранных простынях и молиться, чтобы не подцепить какую-нибудь простонародную заразу.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.