Хранители хребта Пайн

Дана Орлова

Хранители хребта Пайн

Глава 1. Остеология тишины

За тридцать семь лет работы судебным антропологом я видела тысячи костей. Я держала в руках фаланги пальцев, извлеченные из болотистых почв Луизианы, и реконструировала черепа, раздробленные тупыми предметами в подвалах Чикаго. Кость – это самый честный материал во вселенной. Плоть лжет, она отекает, гниет, меняет цвет и скрывает синяки под слоем грима. Кость – никогда. Трабекулярная структура помнит каждый перелом, каждый период голода, каждую беременность и каждую ошибку. Кость – это итоговый протокол жизни, который невозможно подделать.

Я думала, что умею читать этот язык лучше, чем кто-либо на Восточном побережье. Я ошибалась.

В тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году я совершила поступок, который мои коллеги из Смитсоновского института назвали бы "кризисом позднего возраста", а мой бывший муж – "очередной попыткой сбежать от реальности". Я продала квартиру в Арлингтоне, упаковала библиотеку в сто сорок картонных коробок и переехала в Кентукки, в бревенчатый дом на границе национального леса имени Дэниэла Буна. Официальная версия гласила, что доктор Линда Рассел уходит на покой, чтобы написать монографию о влиянии индустриализации на патологии скелета шахтеров девятнадцатого века.

На самом деле я просто хотела тишины. Тишины такой плотности, чтобы в ней был слышен ток крови в ушах.

Утро четырнадцатого октября началось как обычно. В шесть часов ноль-ноль минут я выпила кофе – черный, без сахара, – и проверила показания барометра. Давление падало. Воздух за окном был влажным, тяжелым, пахнущим прелой листвой и озоном. Идеальная погода для полевой работы, если не считать риска дождя, который мог смыть поверхностные следы. Я надела старые полевые ботинки, зашнуровав их двойным узлом, накинула куртку из промасленного хлопка и взяла с полки свой "Pentax 6x7".

Эта камера была моим продолжением. Тяжелая, неуклюжая, с громким, как выстрел, хлопком зеркала, но дающая негативы такой детализации, что на них можно было разглядеть структуру мха на камне. Объектив – пятьдесят пять миллиметров, диафрагма четыре. Я всегда снимала на пленку "Кодак Портра", хотя для технической съемки рекомендовали черно-белую. Мне казалось важным сохранить цвет. Смерть, вопреки расхожему мнению, не черно-белая. Она имеет оттенки охры, сепии и темно-бордового.

Я вышла на маршрут, который наметила еще неделю назад: старая просека, уходящая на северо-восток, в сторону хребта Пайн. Лес здесь был старым. Не тем аккуратным парком, который показывают туристам, а настоящим, хаотичным нагромождением жизни и смерти. Огромные тюльпанные деревья, поваленные бурей пятилетней давности, гнили, давая жизнь папоротникам.