Цена предательства, или семнадцать лекций от профессора Ф. М. Кисляткина

Джахангир Абдуллаев

Цена предательства, или семнадцать лекций от профессора Ф. М. Кисляткина

Глава

Пролог

Тишина в аудитории была такой плотной, что казалось, её можно резать ножом. Профессор Фёдор Михайлович Кисляткин только что закончил свою лекцию «Изнасилованная любовь, или Цена предательства», и теперь студенты молчали. Их лица были пусты, взгляды безразличны. Они не поняли. Они никогда не поймут. Он говорил о боли, а они думали о расписании. Он говорил о душе, а они – о дедлайнах. Он чувствовал, что его слова, его ярость, его боль – всё это разбивается о стену их равнодушия.

– Что я готов отдать, чтобы он был счастлив? – этот вопрос он задал им в конце.

Студенты не ответили. Один из них, молодой человек в очках, кашлянул, чтобы заполнить неловкую паузу. Другой потянулся за своим телефоном, и его экран, вспыхнув, осветил безразличное лицо.

Профессор смотрел на них, на эти пустые, равнодушные глаза, и знал ответ. Не словами, а всем их поведением.

– Вы не готовы отдать ничего, – его голос был тих, но в нём звучало глубокое разочарование. – Ничего, кроме разве что поста в социальной сети, который и так ничего не значит. И если вам кажется, что в этом есть какая-то ценность, то вы уже проиграли.

Он ждал, что кто-то возразит, что кто-то вступит с ним в спор, но никто не сказал ни слова. Лишь один студент, собирая конспекты, тихо пробормотал своему соседу: «Ну наконец-то. Что у нас там дальше?» Профессор услышал это. Он не ответил. Он просто стоял и смотрел на них, на этих людей, которые не хотели быть людьми.

Он вышел из аудитории, не оглядываясь. Холодные коридоры университета были похожи на лабиринт, по которому он ходил уже сорок лет. За пределами университетского лабиринта мир жил по своим законам, которые он так ненавидел.

Воздух был тяжёлым, пропитанным запахом выхлопных газов и дешёвых чебуреков. Он шёл по тротуару и видел их, своих «цифровых зомби». Их глаза были прикованы к экранам, их лица не выражали никаких эмоций, они были живы, но мертвы. Как стадо, идущее в никуда, ведомое невидимой силой.

У мусорного бака сидели голуби на помойке, жирные и довольные, питающиеся гнилью, которую им скармливает система. Профессор усмехнулся: они, в отличие от людей, не притворяются.

Он увидел рекламный щит, на котором улыбающийся, благополучный человек протягивал ему бутылку газировки. «Свобода выбора!» – кричал слоган. Профессор усмехнулся. «Палка о двух концах» – вот что это было на самом деле. На одном конце – иллюзия выбора, на другом – последствия. И всегда, всегда последствия для них, для обычных людей, а не для тех, кто продал им эту иллюзию.

Рядом с входом в метро стоял старик с протянутой рукой. Его лицо было измождено, а глаза выражали лишь усталость. Профессор остановился.

– Помоги, отец, – сказал старик, – на хлеб не хватает.

Профессор достал из кармана несколько купюр. Но вместо того, чтобы просто отдать их, он задал вопрос:

– Почему ты здесь? Кто сделал этот выбор за тебя?

Старик посмотрел на него с недоумением.

– Какой ещё выбор? Я всю жизнь работал на заводе, а потом его не стало. Вот и весь выбор.

Профессор Кисляткин почувствовал, как его грудь сжимается от боли. Он видел перед собой не просто нищего, а живое доказательство своей теории. Человека, который верил в систему, а потом оказался выброшенным из неё, как ненужный винтик.

– Я понимаю, – тихо сказал профессор. – Идите. Вы – не раб, но и не свободны.

Он дал старику деньги и пошёл дальше. Старик смотрел ему вслед, а профессор шёл, и каждый его шаг был подтверждением его правоты.

Крепость одиночества

Добравшись до своего дома, он поднялся по старой, скрипучей лестнице. Воздух в подъезде пах пылью и старыми книгами – знакомый, почти родной запах. Его квартира была маленькой, скромной. В ней не было ничего лишнего. Каждая вещь была выбрана им самим, не из-за рекламы, а по необходимости. Это была его крепость, его последняя крепость в мире, который он так презирал.

Он включил свет. Тусклая лампочка осветила комнату. Единственным ярким пятном на столе была старая, потрёпанная фотография. На ней были он и его жена. Она улыбалась, а он выглядел моложе, глаза его ещё не были так полны гнева. Он провёл пальцем по её лицу, и его глаза наполнились слезами.

– Зачем ты оставила меня, Ирина? – прошептал он, и его голос сорвался. – Зачем ты ушла? Я же так и не смог им объяснить…

Он взял фотографию в руки, словно она могла ответить.

– Я говорил им, что изнасилованная любовь – это моя боль. Мой личный ад, который мне подарила система. Ты же знала это. Ты знала, что твоя болезнь была лишь последствием того, что они украли у тебя всё: твою молодость, твои мечты, твоё здоровье…

Он опустился в кресло. В комнате было тихо, только тихий гул старого холодильника нарушал покой.

– Ты думала, что я сражаюсь за правду, за людей. А я, на самом деле, сражался за тебя. Я хотел отомстить им за то, что они сделали. И я думал, что мои лекции – это оружие. А они… – он посмотрел на фотографию с горькой улыбкой, – они были просто отчаянным криком, который никто не услышал. Я говорил им о рабстве, а они не верили. Я говорил им о свободе, а они не понимали. Ты одна понимала. Ты одна верила в меня.

Он сидел так ещё долго, разговаривая с фотографией, со своей болью. Он был одинок, но не одинок в своей борьбе. Он был один, но в этой одиночестве он нашёл то, что искал всю свою жизнь.

Себя.

Он сел за стол. Перед ним лежал чистый лист бумаги. Он взял ручку. Его сердце сжалось от боли, но он знал, что должен это сделать. Он посмотрел на фотографию жены и заговорил с ней тихо, словно она сидела рядом.

– Я написал, Ирина, – прошептал он, – о пути к себе. О том, как они блуждают в лабиринте, а думают, что свободны.

Он придвинул лист бумаги ближе и написал: «Лекция 17: Путь к себе, или Конец пути». Его сердце сжалось от боли, но он продолжил.

– Я не знал, кому я пишу. Я не знал, поймёт ли хоть один человек. Я думал, это будет просто крик в пустоту. Но ты же здесь. Ты ведь понимаешь?

Он писал о том, что все его лекции были не о политике, не об экономике, а о пути к себе.

– Я говорил им, что настоящая свобода – это не когда ты можешь делать всё, что хочешь, а когда ты осознаёшь, почему ты это делаешь. Они живут в крысиных бегах, а думают, что это и есть жизнь. Я пытался показать им, что смерть – это последний учитель, который показывает, что действительно важно.

Его рука не дрогнула. Он писал быстро, уверенно, словно слова сами вытекали из его души.

– Я говорил им, что разумный человек – это тот, кто осознаёт своё рабство. Что только тогда он сможет сделать первый шаг к свободе. И что на этом пути он будет один. Он будет одинок, но не будет одинок в своей борьбе. Потому что ты ведь со мной, так?

Он закончил. На бумаге была всего одна фраза, его последнее слово к миру. Он посмотрел на фотографию жены, и его глаза наполнились светом.

– Вот, Ирина. Это для тебя. И для всех, кто ищет.

Он написал: «Идите и найдите себя».

Он посмотрел в окно. Солнце садилось, и последние лучи света освещали его лицо. Он чувствовал, как его боль и его ненависть смешиваются, превращаясь во что-то новое.

Одиночество и покой

Он посмотрел в окно. Солнце садилось, а мир продолжал жить своей жизнью. Он чувствовал, как его боль и его ненависть смешиваются, превращаясь во что-то новое, во что-то, что он ещё не до конца понимал.

– Я был старым солдатом, – прошептал он, глядя на закат. – Выиграл войну, но понял, что боролся не за ту идею.

Его голос был усталым, но в нём не было горечи, только глубокое, пронзительное спокойствие.

– Я думал, я сражаюсь за людей. За истину, за справедливость, – он провёл рукой по запотевшему стеклу. – А на самом деле… я сражался за себя.

Он был один. В этой тишине он наконец-то почувствовал, что такое мир. Не мир без войн, а мир внутри себя. Мир, который не могли дать ни деньги, ни власть, ни любовь других людей. Только он сам мог его найти.

– Я нашёл его, Ирина, – его голос звучал как шёпот. – Я нашёл то, что искал всю свою жизнь.

Он сел в своё кресло. Старый, потрёпанный диван, который видел его слёзы, его гнев, его усталость. Он чувствовал себя, как старый солдат, который выиграл войну, но понял, что боролся не за ту идею. Он был один, но в этой одиночестве он нашёл то, что искал всю свою жизнь.

Он закрыл глаза. В темноте он увидел не ненависть, не боль, не страх. Он увидел себя. И в этой одиночестве он нашёл свой покой.

***

На следующий день Профессор Фёдор Михайлович Кисляткин шёл по знакомым коридорам университета. Холодные стены, лица студентов, мелькающие экраны телефонов – всё было прежним, но он смотрел на них другими глазами. Его собственная война закончилась, и теперь он знал, что именно должен сказать.

Лекция 1. Опиум для народа

Федор Михайлович Кисляткин вошел в аудиторию. Он не удостоил студентов взглядом, не произнес ни слова приветствия, а сразу направился к доске. Негромкий, но резкий скрежет мела быстро заполнил тишину: профессор выводил две заглавные, рубленые фразы, которые стали эпиграфом к ближайшим четырем месяцам их жизни. Затем он резко обернулся, смахнув с лацкана пиджака белую пыль.

– Здравствуйте, – произнес он с такой интонацией, словно это было не приветствие, а начало допроса. – Меня не интересует, почему вы здесь. Меня не интересует, какие у вас оценки. Меня интересует только одно: есть ли в этом зале хоть один человек, который способен думать. Вот и всё.

Он сделал паузу, обводя зал взглядом, который словно просвечивал их насквозь.

– Сегодня мы поговорим о первой лекции, хотя я бы назвал её скорее прологом. Мы поговорим о «человеке разумном» и о «человеке глупом». И поверьте мне, это не одно и то же, что «умный» и «дурак».

Профессор указал мелом на доску, где крупным шрифтом было выведено: «Человек глупый».

– Вы знаете, что такое глупость? – он не ждал ответа. – Глупость – это не отсутствие знаний. Это – отсутствие воли! Это когда вы знаете, как надо, но делаете так, как вам скажут. Это когда вы видите истину, но предпочитаете закрыть на неё глаза, потому что так проще. Это и есть глупость. И это – самая большая проблема нашего общества.

Студентка с первого ряда, робко подняв руку, решилась заговорить:

– Простите, Федор Михайлович, но вы говорите так, будто мы все глупые…

– Я говорю, что вы несёте в себе наследие глупости, – отрезал Кисляткин, шагнув к ней. – Вам кажется, что вы разумные существа. Но вы не видите, что ваш мозг – это ваш самый большой враг! Потому что он хочет покоя, он хочет комфорта, и он готов обменять истину на миф, лишь бы не напрягаться!

В аудитории раздался одиночный, нервный смешок.

– Звучит как заговор, – бросил кто-то из середины зала.

Профессор посмотрел на него в упор. Улыбка сползла с его лица.

– Это не заговор. Это система, которая использует вашу собственную природу против вас. И вот здесь на сцену выходит опиум.

Он снова повернулся к доске, дописав: «Новая форма опиума».

– Маркс, как вы знаете, говорил, что религия – это опиум народа. Но это было давно. Сейчас, господа, у нас опиум нового поколения! У нас – опиум потреблятства… пардон, потребительства, опиум социальных сетей, опиум бесконечных развлечений, который вам втюхивают с утра до ночи.

Второй студент не выдержал:

– Так что теперь, Федор Михайлович, не пользоваться интернетом? Это же невозможно.

Кисляткин вспыхнул. Он подошел к столу и с силой стукнул по нему кулаком.

– Это не просто развлечение! Это – лекарство, которое вам дают, чтобы вы не думали! Чтобы вы не задавали вопросов! Чтобы вы не видели, что ваша жизнь – это ложь! Вот она – главная, самая страшная глупость.

Его ярость была не личной, она была направлена на безликую, всеобъемлющую Систему. Его кулак, ударивший по дереву, был якорем, который должен был разбудить этих спящих.

– Вас с рождения учат быть глупыми. Вам говорят, что главное – это деньги, успех, карьера. Но что такое деньги? Они – фантики! Что такое успех? Иллюзия! Что такое карьера? Рабство! А вы верите! Потому что так проще. Так не нужно думать. Так не нужно бороться.

Он снова обернулся к доске, где осталось последнее, главное слово: «Разумный человек».

– А кто такой человек разумный? Это не тот, кто начитался книг. Это тот, кто осмелился взглянуть в глаза правде. Это тот, кто готов пожертвовать комфортом ради истины. Это тот, кто видит, что он – не раб, а творец своей жизни!

Студент, который до этого говорил о «заговоре», нахмурился:

– Федор Михайлович, но это звучит очень одиноко.

Кисляткин кивнул. В его взгляде промелькнуло мимолетное, горькое понимание.

– Истинный разумный человек – это тот, кто готов сказать «нет» всему, что ему навязывают. Это нелегко! Это одинокий путь! Но только так можно избежать участи стать одним из миллионов, что принимают опиум и называют это счастьем.

В этот момент резко и оглушительно зазвенел звонок, словно в ответ на его последние слова. Профессор не вздрогнул.

– Всё! Дома! Ничего не читать! Подойдите к зеркалу, посмотрите себе в глаза и задайте себе один-единственный вопрос: «А что я сделал сегодня, чтобы стать разумным человеком?» И я жду вашего ответа на следующем семинаре!

Профессор развернулся и быстро вышел из аудитории, не дав студентам опомниться. Он оставил их в полной тишине, наедине с тремя выведенными на доске фразами и эхом его последнего, невыносимо личного вопроса.

Лекция 2. Картошечка, или китайский национализм

Профессор Кисляткин вошел в аудиторию. Его взгляд скользил по рядам не просто нетерпеливо – он был полон едва сдерживаемого презрения. Он нетерпеливо постукивал указкой по кафедре, словно отбивая такт некой внутренней, неотвратимой мелодии.

– Я ждал, – начал он, и в его голосе звенел стальной укор. – Ждал, что хотя бы кто-то из вас подойдет ко мне и скажет: «Профессор, я думал над вашим вопросом. Я попытался быть разумным человеком!» Но что я увидел? Ни-че-го.

Он отбросил указку, и она с грохотом упала на деревянный пол.

– Ни один из вас даже не осмелился подумать! Вы так привыкли к своему опиуму, что даже не видите, как он вами управляет. Ну что ж, раз вы не хотите быть разумными, значит, я сам буду за вас.

Он казался разочарованным, но это разочарование было лишь маской. Он знал, что их пассивность – это идеальный фон для его сегодняшней, самой жесткой и циничной лекции. Лекции, где речь пойдет о предательстве наций.

– Сегодня мы поговорим о китайском национализме. Напоминаю для тех, кто отсутствовал: на позапрошлой лекции я говорил, что социализм бывает разным, а значит, и сами господа социалисты.

Он подошел к доске и стремительно написал: «Редиска Мао».

– Национализм, милостивые судари, разный бывает. Сегодня я поговорю о китайском национализме. В своё время дорогой товарищ Сталин сказал о товарище Мао Цзэдуне: «Ну, какой же тов. Мао коммунист?! Он как редиска: лишь снаружи красный, а внутри белый».

Кисляткин развернулся.

– Между двумя вождями была конфронтация, несмотря на то что оба считались формально коммунистами. Разве может быть коммунистом тот, кто в почтенном возрасте спал на кровати размером с аэродром, в окружении юных китаянок? Разумеется, нет!

– Одна лишь «Культурная революция» чего стоила! Была уничтожена практически вся китайская интеллигенция. Понятное дело, интеллигенция склонна загнивать, что мы хорошо знаем по русской. Но не такими же унизительными мерами с ней бороться, как это делал великий Мао!

Он сделал паузу, драматически склонив голову.

– В итоге они поубивали всех воробьёв. И что? Налетели полчища саранчи и уничтожили весь рис. Поумирали десятки миллионов китайцев от голода. Вот где крайности!

Профессор отошел от доски, его тон сменился на хладнокровный и геополитический:

– Кому выгоден развал? Это как в СССР: почти всех честных коммунистов переубивали за время Великой Отечественной войны. А остались карьеристы да оппортунисты, в итоге развалившие великую державу в 91-м. Развал СССР был выгоден всем капиталистическим державам, включая и Китай.

Он постучал пальцем по столу:

– Было ясно, что все самостоятельные «княжества» пойдут по капиталистическому пути. Благо, что Россия не стала распадаться ещё и ещё, а то сами можете догадаться, к чему бы это привело! У террористов оказались бы ядерные боезаряды. Вот почему на Западе решили сохранить Россию, но превратили её в сырьевой придаток. Когда Ельцин на радостях звонил Бушу, чтобы сообщить, что СССР распался, тот не сразу поверил. Но когда понял, что русский «медведь» не шутит, то сразу сообразил, к чему это может привести. Так что то, что произошло в Америке в сентябре 2001 года, было лишь цветочками!

– Почему мир так опасен? – Профессор задал вопрос в пустоту. – Как показала практика, биполярный мир был более безопасным местом для жизни землян, чем сегодняшний многополярный. Именно международный капитализм порождает отчуждение и межнациональную рознь. Сегодня уже целую страну, Россию, мировая буржуазия Запада превратила в козла отпущения, тогда как Украину с её нацистскими настроениями рассматривает в качестве жертвы. Количество убитого гражданского населения в ДНР и ЛНР, 14 тысяч, говорит само за себя.

– Но вернёмся к Китаю. В Китае нет безработицы. В Китае хорошие зарплаты. Китай экспортирует не сырьё, а товары и капиталы. Китай никому не помогает, а грабит ресурсы других стран цивилизованным способом, то есть за деньги, покупая местные элиты. Китай заполонил весь мир своими товарами. Это и есть самая настоящая националистическая политика, начатая ещё при великом Мао. Так и получается, что китайские коммунисты всё, что ни делают, делают для процветания только ханьцев.

Кисляткин отвлекся от глобальных схем. Он улыбнулся – улыбкой циничной, но почти отеческой.

– Прослушав мою лекцию до конца, вы спросите, а при чём тут «Картошечка»? – Он развел руками. – Дело в том, что я объяснял вам эту тему, как Чапаев объяснял Петьке план военного действия: на картошке. Вот почему моя лекция так называется!

Он заметил юношу в первом ряду – высокого, с пышной шевелюрой и старомодными бакенбардами.

– Ах, да, вот ещё что. Наверняка, у каждого из здесь присутствующих есть мечта. Вот, вы, молодой человек… Да, да, вы с шевелюрой и бакенами а-ля Элвис-Пристли, какая у вас мечта?

Юноша смутился, но ответил уверенно:

– Ну, я хочу стать миллиардером, как Алишер Усманов.

Профессор Кисляткин, казалось, прищурился от удовольствия, словно поймал жертву.

– И это ваша мечта? – Он скривил губы. – Прошу прощения, как вас величать?

– Алишер.

– А часом, вы не полный тёзка того, кем вы мечтаете стать?

– К сожалению, нет.

– Вот что я вам скажу, милостивые государи, – Кисляткин вернулся к своей любимой теме – цене предательства. – Чтобы стать таким, как Алишер Усманов, надо пожертвовать в себе человеческим началом, то есть, научиться ходить по головам, кого-то подкупать, кого-то устранять. Помните, «За каждым богатством кроется преступление», как сказал великий Бальзак. И после всего этого вы, Алишер, хотите стать, как Алишер Усманов? Позор! У вас, Алишер, есть великий тёзка, Навои, ваш земляк. Он учил людей быть человечными. Вот кем вы должны мечтать быть!

В этот момент, словно по команде, раздался звонок.

– Ну всё, звонок, – Кисляткин кивнул, собирая бумаги. – Дома прочитать параграфы. А чтобы стать человеком разумным, вам нужно выучить разницу между капиталистом и коммунистом. Понять, кто есть кто. Вот это и есть ваше главное задание. И помните, что я сказал вам о человеке глупом.

Профессор развернулся и ушел, не дожидаясь, пока студенты начнут собираться. Он оставил их в тишине, нарушаемой только гулом спешащих на перемену, но с чувством, что они надолго остались наедине со своей, пока еще неоформленной, мечтой о богатстве и моралью великого Навои.

Лекция 3. Яблоневый сад, или отчуждение и зависть

Лекционный зал был полон. Студенты сидели более расслабленно, чем на прошлой встрече, но профессор Кисляткин, стоя за кафедрой, моментально уловил эту фальшивую расслабленность.

– Ну что ж, здравствуйте, дорогие мои! Всем видно, все на месте? – начал он. Голос его был не громогласным, но едким. – Что, не было желающих ответить на вопросы? Или вы думали, я забуду, что задавал вам на дом? А?

Он поднял бровь, и в зале запахло страхом.

– А ну, поднимите руки, кто прочитал параграфы?

Повисла пауза. Медленно, нехотя поднялись две руки – и тут же опустились, будто их держала не воля, а сквозняк.

– Так, две руки… И то, наверное, по привычке. Позор!

Кисляткин с грохотом отшвырнул книгу, которая лежала у него на столе.

– Вот я вам скажу, почему вы не читаете. Потому что вы не голодны! И не духом, и не телом. Вот и всё. Вы – поколение сытое, но не знающее, что такое сытость. А знаете, почему? Потому что вы не сами её заработали! Вам её втюхали, как какую-то побрякушку. Вы – нео-конформисты. И я вам скажу, почему!

Он использовал их позор, их лень как трамплин для своей философии. Проблема была не в их оценках, а в их пассивности, которая стала главной валютой нового мира.

– Мы на прошлой лекции говорили о моей мечте, о том, что люди перестанут враждовать, когда не будет богатых и бедных. Я так сказал. Вы послушали, покивали головами, да пошли домой в свои сытые квартиры. А вот я всю ночь не спал. Думал. И понял: эта мечта не сбудется, пока в человеке есть зависть.

Он повернулся и написал на доске: «Человек и яблоневый сад».

– Давайте представим, что человечество – это один большой яблоневый сад. Каждый из нас – это яблоня. Все мы когда-то были молодыми, свежими саженцами. Росли, тянулись к солнцу… Но потом что?

Он махнул рукой в сторону залитого осенним светом окна:

– Некоторые яблони оказались посаженными на солнечной стороне. Им досталось больше света, больше влаги. Их плоды стали крупными, наливными, красивыми. А другие? Другие оказались в тени, на сухой почве. Их яблоки кривые, кислые, а порой и гнилые.

– И что происходит дальше? Те, что в тени, смотрят на тех, что на солнце, и начинают завидовать. А почему? Потому что они видят только конечный результат – красивые, наливные яблоки, но не видят того, что дерево в тени тоже тянулось к свету, что оно тоже боролось за каждую каплю воды. И вот, эта зависть – она как червь, что проникает в ствол дерева, и оно начинает гнить.

– Вот она, зависть! – Кисляткин ударил по доске. – Она – продукт капитализма. Она – топливо для межнациональной розни и конфликтов. Один смотрит на другого, у кого яблоки лучше, у кого гаджеты, как я говорил в прошлый раз, «Made in China», а у самого только «Made in Uzbekistan» и то не всегда! И это отчуждает человека от самого себя, от его истинной природы, которая, как сказал товарищ Чехов, не терпит неравенства!

Он вывел вторую фразу: «Капитализм и его плоды».

– Вся система так построена! Реклама по телевизору, в этих ваших соцсетях, на Фейсбуке и ВКонтакте, постоянно вбивает в вас эту зависть. Смотрите, мол, какие яблоки у соседа! А у тебя что?! И вот, вы уже не думаете о том, какой вы хороший человек, не думаете о знаниях, о любви. Вы думаете только о том, как бы урвать кусок побольше, как бы стать тем, кто на солнечной стороне.

Он усмехнулся, вспоминая недавнюю тему:

– Ах, да! Эти проплаченные боты, о которых я говорил в прошлый раз! Они же тоже плоды этого сада! Только плоды эти уже не яблоки, а гниль, разбросанная под деревом. Они нападают на всякое разумное, что хоть как-то противоречит их «правде». Правда, скажу я вам, в этом мире одна. И правда эта, как и земля, по которой мы ходим, круглая.