Спуск. Descending

Спуск

Descending

Александр Крес

Корректор Мария Долгова

© Александр Крес, 2025

ISBN 978-5-0068-6962-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Стук металла – первое, что доходит до слуха. Резкий, сухой, лишённый эха, будто стены шахты поглощают каждый звук, не позволяя ему жить дольше мгновения. Чувство – будто меня везут в ночном поезде: та же мерная вибрация под ногами, тот же холодный ветерок, гуляющий по кабине, хотя здесь нет ни окон, ни дверных щелей. Но это не поезд. Это лифт. И он тащит меня вниз, туда, где воздух становится тяжелее, чем мысли.

Когда движение наконец прекращается, тишина оказывается оглушительной. Двери разъезжаются в стороны с хрипом, похожим на выдох больной железной твари. Я делаю шаг наружу – неуверенно, словно переступаю черту, которую невозможно будет перейти обратно. За спиной сразу же раздаётся лязг: двери начинают закрываться, спеша, словно лифт боится задержаться рядом со мной.

Я оборачиваюсь.

Через узкую щель вижу как кабина начинает дрожать, словно колеблясь, а потом начинает подниматься вверх – всё быстрее и быстрее, будто стремится убежать к свету, к поверхности, туда, откуда я прибыл.

Я остаюсь один.

Лифт исчезает в темноте над головой, оставляя после себя только затихающий металлический звон, словно уходит не машина, а последний свидетель моего пути.

Когда лифт окончательно растворился в вышине, в черноте, словно его никогда и не существовало, я наконец позволил себе оглядеться.

Передо мной стояло… нечто, что язык отказывался назвать зданием. Оно выглядело так, будто кто-то не понимая, что такое дом, попытался слепить его из подручных кусков металла. Пять огромных листов – тусклых, помятых, с потёками ржавчины, будто их вытянули из тела давно умершего завода. Четыре образовывали стены, пятый служил крышей, слабо поблёскивая в свете от тусклых лампочек, которые находились по краям.

Слева торчала красная дверь, к которой вела короткая лестница из трёх ступеней, сделанных из того же металла, и каждая ступень тихо стонала, будто помнила, как по ней уже когда-то ходили.

Под ногами – шахтёрская порода. Грязь с вкраплениями мелких камней, влажная, холодная. Иногда нога проваливалась чуть глубже, и казалось, будто сама земля здесь мягкая, усталая.

Я сделал шаг вперёд – звук был таким же, как если бы наступил на сырое железо. И на миг мне показалось, что из-под земли, где-то совсем рядом, донёсся глухой, едва различимый отклик – будто кто-то тихо постучал в ответ.

Воздух здесь был плотным, влажным – он будто не хотел входить в лёгкие, сопротивлялся каждому вдоху. Я втянул его с усилием, чувствуя привкус ржавчины и чего-то минерального, едва уловимо сладковатого – как у воды, что слишком долго стояла в забытой цистерне.

Лестница прогнулась подо мной, тихо вздохнув, и я оказался у двери. Красная поверхность облупилась местами до серого металла, но рукоять блестела свежим маслом, будто её недавно трогали.

Я потянул дверь на себя, ожидая сопротивления, но она поддалась неожиданно легко, бесшумно, будто ждала. Когда я шагнул внутрь, почувствовал, как она закрывается за спиной – мягко, с почти человеческим вздохом. И вот я заметил её внутреннюю сторону: массивная поворотная рукоять, с металлическими зубьями и прорезями. Такими герметизировали переборки на подводных судах, чтобы вода не просочилась в жилые отсеки. Моряки называли их «задрайками» – простое слово, но за ним всегда стоял инстинкт выживания: закрыл – значит жив.

Но зачем задрайка здесь, под землёй? От пыли, от влаги – вряд ли. Снаружи, наоборот, всё влажное, будто стены дышат паром. Если бурение действительно шло под зданием, а не вокруг него… то выходит, герметизация нужна снаружи от чего-то другого.

Металл глухо звякнул, когда я провернул механизм – зубцы сцепились с коротким, уверенным щелчком. Дверь теперь была не просто закрыта, а задраена. Воздух внутри отличался – он стоял неподвижно, словно был отлит в этой комнате из того же металла, что и стены.

В глаза сразу же бросился плакат на стене.

Он висел чуть левее входа, на уровне глаз, и по началу даже казался частью самого помещения. Бумага вздулась от влажности, края потемнели, краска облезла, но изображение всё ещё угадывалось.

Цвета – тусклые, почти мертвые: грязно-красный, будто свернувшаяся кровь, и коричневый – цвет старого металла и сырой земли. Всё это сливалось в единую гнетущую палитру, создавая ощущение удушливого запустения.

В центре стояло изображение аппарата – массивного, угловатого. Он напоминал терминал или принтер из прошлого века. Края его были покрыты пятнами ржавчины, местами – какими-то потёками, не похожими на краску.

Из верхней части, словно изо рта железного зверя, вырывался речевой пузырь с текстом внутри, набранным крупным, безжалостным шрифтом, словно не предназначенным для глаз, а для команд:

«БУДЬТЕ ГОТОВЫ К ПРИКАЗАМ!»

Справа от меня, в полутьме, угадывался слабый контур чего-то технического – панель, клавиши, провода, переплетённые, как жилы под прозрачной кожей. Я сделал шаг – и с приглушённым щелчком сработал какой-то сенсор: над поверхностью панели зажглось тусклое, желтоватое освещение, как в старых бункерах, где лампы никогда не гаснут, но уже давно никому не нужны.

Передо мной стояла панель управления, а рядом – тот самый принтер, точь-в-точь как на плакате.

Всё это было отделено тонкой пробковой стеной, нарочито бытовой, будто выдернутой из офиса, где стояли такие же стены, отгораживая каждого работника и его рабочее место. Материал серый, местами потрескавшийся, с вдавленными следами булавок – но без единой бумаги. Прямо напротив панели, чуть выше линии взгляда, висел ещё один плакат. Свет от лампы скользил по нему неровно, выхватывая отдельные детали.

На нём был изображён буровой аппарат – огромный и уродливо-детализированный. Его части были расчерчены тонкими, точными линиями, подписанными сухими, без эмоциональными шрифтами:

«Труба для удаления грунта», «Аккумулятор», «Пусковой провод», «Терморегулятор», «Веса для балансировки», «Уплотнение скважины», «Опорные леса», «Двигатель бура», и внизу, в отдельном блоке – «Буровая головка».

Каждая подпись напоминала анатомическое обозначение, как в старых медицинских атласах, где человека рассекали по слоям, показывая, как он устроен внутри. Только здесь вместо тела – железо.

Над машиной красовался лозунг, крупными, командными буквами:

«ЗНАЙ СВОЙ БУР!»

А внизу, под чертежом стояла фраза меньшего размера:

«НАШЕ БУДУЩЕЕ – ПОД НАМИ»

В противоположном конце помещения (за моей спиной), в полутьме угадывалось нечто громоздкое, но при этом странно упорядоченное. Я подошёл ближе. Надпись наверху: «ХРАНИЛИЩЕ БАТАРЕЙ». Передо мной возвышалось устройство, покрытое тонким слоем пыли, но не запущенное – скорее, выжидающее. В центре его корпуса – единственный отсек с массивной, слегка приоткрытой крышкой. Ниже, прямо под отсеком, располагалась большая красная кнопка. Судя по всему, она и должна была подавать батареи из хранилища. Простое решение, механическое, почти наивное: нажми – получи. Я стоял перед кнопкой, чувствуя под пальцами холод воздуха, словно от неё исходило лёгкое дыхание, но прикасаться не решился. Не потому что боялся – просто… не было приказа. По обе стороны от устройства находилось две двери и кулер, который стоял неподалеку. Белый, пожелтевший от времени, но исправный. Маленькая лампочка на его панели горела ровным светом – значит, питание здесь всё ещё шло. Я подошёл, нажал рычаг. Вода зашипела, как будто проснулась, и потекла в пластиковый стаканчик. Я отпил немного. Хорошо, что об этом хотя бы позаботились. Не знаю, сколько мне ещё предстоит здесь торчать, но этот глоток казался почти роскошью – напоминанием, что где-то там, наверху, есть жизнь, а не только металл и сырость.

Сразу за спиной раздался резкий, прерывистый треск – сухой и отрывистый. Я вздрогнул и обернулся.

Принтер.

Он ожил.

Лист медленно выполз из его пасти, дрожа и шурша, словно сопротивляясь. Звук прекратился так же внезапно, как начался – и снова наступила тишина.

Я подошёл ближе. Бумага ещё была тёплой на ощупь, пожелтевшей на вид, но текст сиял свежей, чернильной чернотой:

Добро пожаловать на новую должность ОПЕРАТОРА БУРА.

Вам необходимо ежедневно выполнять НОРМУ по глубине бурения.

Сначала ознакомьтесь с индикаторами на ПАНЕЛИ УПРАВЛЕНИЯ.

Я прикрепил лист к пробковой стене и развернулся к панели. Индикаторы ожили: на экране загорелись цифры и лампочки:

Уровень заряда, Глубина, Скорость и Норма Глубины (судя по всему, именно эту величину мне нужно было ежедневно достигать).

Только сейчас я обратил на шар в центре панели. Это была камера, которая пристально смотрела на меня. Понятное дело, без присмотра тут никак.

Как только я коснулся панели, она тут же загудела – тихо, ровным гулом, который вибрировал в ладонях и отдавался в ногах.

Пол подо мной неожиданно ожил. Сквозь сетчатую поверхность просвечивал едва заметный красный свет, мягко заливая пространство под ногами. И тогда я понял – всё это время подо мной была пустота. Сетка пола позволяла разглядеть глубину: там, внизу, что-то загорелось. Красные огоньки мерцали и переливались, как если бы кто-то аккуратно расставил точки ориентиров, и их движение напоминало лёгкое дыхание под землёй.

Темное пространство под панелью больше не казалось пустым – оно словно стало частью машины, продолжением механизма, который я только начал осознавать.