Изнутри. Стиходеяния

Изнутри

Стиходеяния

Альберт Олегович Бржозовский

© Альберт Олегович Бржозовский, 2025

ISBN 978-5-0068-7148-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Короткие стиходеяния

Экзотика

солнце делает полный круг.я в это время ни враг, ни другни себе – невесомому, – ни другим.над грязным городом чистый дым.рядом присядь. Осторожный вдох,причёска высокая, платье в горох.честная мимика – не закон,но если нет ее, выйди вон.солнце горит. Жди со мной метельв путанице временнЫх петель.в округе галдёж, тишина внутри.контраст издевательский, но бодриткаждого, кто оттенил собойяркость ведомого на убой.встань, повернись, покажи разрезсравнимый с экзотикой жарких мест.вдохни осторожно в который раз.сколько осталось ещё у нассредств выражения, кроме слов,бьющихся, как по воде весло?солнце в зените. Моя же тень —суть дань уважения темноте.тьме, если хочешь. Ее глазав себе отразили дурной азарт.жарко в тени. На ветру жара.жар-птице теперь не ронять перав чертогах, в которых ронял високна пол подкожный соленый сок.зной долговечен. Не продохнуть.но завершится тревожный путь,и у порога других началлямка спадёт с твоего плеча.не поправляй. А лучше вообщене изменяй естество вещей,ибо однажды придёт закат,и Ра на вершине его распят.

Про гитару

Когда я при параде, чист и трезвШагаю к даме сердца на свиданье,То думаю: «Как нам на разогревДостать винца при пустоте в кармане?»Шаром кати – бильярдным иль земным.Нигде стакашку не нальют задаром.Как высказать в глаза, что так нежны,Мол, я на все купил себе гитару?И обнимаюсь с ней, и жмусь щекойК изгибам гладким, знаю точку G, чтоНа музыкальном слэнге значит – соль.Не нота, но вся суть, как будто свышеМужчине данная, чтоб отыскать подходОн мог к своей возлюбленной. ЗагвоздкаЕсть в том, что без содействия банкнотНачать такие поиски непросто.И вот: иду. Фонарные углиМерцают по столичным анфиладам.Вокруг меня сквозной капитализм,А хочется душевного бесплатно.Девчонка хороша. Встречает нас —Меня и пустоту моих карманов.Я вижу: склянка красного винаТорчит из сумки «Дольче энд Габанна».Мы распиваем в парке на скамье,Я признаюсь девчонке в тратах даже,На что она мурлыкает в ответ:«Пойдём к тебе, гитару мне покажешь».

«Грезится чушь, и я…»

1

Грезится чушь, и яЕй отдаю свой разум,Ведь для пустой башкиГрёзы извне заразны.Разумом называтьМожно с натягом толькоТо, что творится там —Под черепной коробкой.Зная людской порок,Небо даёт мне ссуду.Я восхожу на дно,Чтобы упасть оттудаНа высоту боговГреческого олимпа,Чтобы запомнить свет,Позже во мраке сгинув.

2

Я отрицаю смерть,Как субъективный фактор,Но признаю её,Как избавленье духа.Только возьмись за суть,Спор превратится в драку,И потому царитМежду людьми разруха.Это – прекрасный мир,Если не знать обломки,Если стопа и твердьВместе движенью внемлют.Но лишь несчастье здесьУчит нас чувствам тонким,И потому слепецПальцами слышит землю.

3

Слышишь ли ты мой другЧто-то помимо стрелок,Тикающих внутриАдской машины, в телоВстроенной, чтобы тамМесто занять пустое?Так занимают гробИщущие покоя.Так занимает наШирево мой ровесник,Чтобы слагать стихиИ превращать их в песни.Он заложил в ломбардДедов военный кортик,Вмазался и писалСтрофы о патриоте.

4

Ма, я в порядке, знай.Руки крепки, и силаЕсть в голове моей,Падкой на ярких телок.Пусть ни одна из нихСчастья не приносила,Для утончения чувствЭто – прекрасная школа.Та, что пустила в светПушкина и Хайяма.Ныне высокий слогТолько из быдла брызжет.Так демонстрируют,Кто тут культурный самый.Пусть за меня финалКто-то из них напишет.

«Выбрать уже для себя пора бы…»

Выбрать уже для себя пора быЧем уместиться в сценарий правды:Висеть на стене в золоченой раме,Как будто картина перед глазамиСамыми грустными и родными.Или дыханьем связаться в дымеИ дирижаблем лететь над крышей,Цепляя антенны губой отвисшей,Раскатанной вниз от желаний лишних.Пусть непременно найдёт кто ищет.Но прежде пусть я отыщу, ведь эгоСтрашнее войны и отсутствий снегаСреди января. Среди января мы с тобой шагалиЧерез пресвитерство улиц спальныхВ геенну бетона, стекла и стали,В кишащий поток городских регалий,Гирляндово висших с плечей кирпичных,И перекрикивающихся по-птичьи.Но было нас двое там, только двое.Горячему сердцу не знать покояДаже когда пресловутый разумПрячет за зубы простую фразу.Я не хочу повторять ошибок.Я не хочу, чтобы был фальшивымГолос, когда я достану душуПеред тобой и скажу: послушай,Логика – это удел машиныМы же из плоти и духа воздвижены.Закон алгоритмов лежит осадкомВ бокале бордовом и полусладком.Чокнись со мной, и давай забудемО том, что мы оба – взрослые люди,И знаем, что значит принять за чудоОтмерший на несколько лет рассудок.Отдай мне волненье своих ладоней,Влажные чмоканья на балконе,Глубокие вырезы, чай с корицей,Недавно знакомые сонные лица.Взамен забери горячее сердце,Живущее – веришь ли – по соседству.Ему все равно не узнать покоя,Покуда нас двое тут. Только двое.Янтарный январь. Я на чувстве пойман,Так будь же причиной тому достойной.

До

Наверное, нету большой бедыВ том, что со мною была не тыНа протяжении прошлых лет.Я не грустил, не блуждал во мгле,Не бился об лёд и не ждал тепла.Врубался в теорию, крутил дела,Буржуазию мешал с дерьмомИ с нею якшался, как свой потом.Практиковал лицемерный фарс,Ждал продавцов у свободных касс,Дрался с жлобьем за девчачью честь.Потом ты вселилась ко мне в подъезд.Мир мой ужался до двух квартир,И мне по душе этот сжатый мир.Так что не стоит копаться в том,Были ли беды, и какие – до.

Честное

Я рос, как доллар, падал, как юань,И злился на сварливость ноябрей.Возрадуйся, неведомая дрянь,Что я тебя не встретил во двореИ не влюбился в твой поддатый шарм,И в две косички, и ещё во что-нибудь.Так пусто – хоть шаром кати. Я – этот шар.И пустота – мой самый верный путь.Я не влюбился и теперь могу,Махнув рукой и, щёлкнув по губамТвоим, сказать, что я не сберегуВоспоминаний. Так что всё, трубаВеликим планам, романтичным снам,Поездкам в горы, пятничной тусне.Иди своей дорогой. Чья вина,Что нет вестей пока что о весне?Сплошная хмарь, и шебуршит потокПо зябким улицам. Осунулась Москва.Дурная осень. Грубая. ЗатоОна не врет о том, что такова.

«Смотри сюда…»

Смотри сюда.Озноб трясётся в венах,А ветер – в проводах.В моем дворе сирена.Подкожная инъекция, и сломана игла.Пропала в стоге сена.«Вам надо улыбаться!» – слышу. Врач – мудак.Улыбок нет, их заменила пена.По цинку подоконника водаСтучит, как по конечностям гангрена.Движения горят, хоть лезь на стену,Чтоб простыням не наносить вреда.Ещё часок – и расцветёт среда.Я вижу облако, бинты, антенну.Шипит канал, и темнота по стенам.Беда.Глазами манекенаСлежу как не останется следа,Когда среда завянет. И ее оттенокСкользнёт в ничто, как палая звезда,И ей найдут замену.Я чую, скоро холода.И месяц пожелтел и исхудал.

«Ты похожа со мной…»

Ты похожа со мной,Как стихия похожа с покоем.Где стихиен покой,Там стихия обычно спокойна.День сгорает насквозь,И дотла намокающий вечерНам кладёт в руки гроздьНеуверенных честных наречий.Невозможно. Легко.Вероятно, но невероятно.Небо льёт молокоМежду губ молчаливым ребятам.От всего отрекись,Что возможно увидеть глазами.Осознай нашу жизньШумной, трепетной и музыкальной.Повтори: «Это так».Диспут с истиной здесь неуместен.Я под кожу впиталДиалект безымянных созвездийИ на нем говорилТолько с той, кто его осязает.Это так. Повтори.Если истина – то только простая.

О лжизни

Пока я гоняю в белых кедосахПо мостовым под гудячим ветрилой,Дымят по балконам сырой папиросойЛенивые шизики и педофилы.Они нагоняют тоску и опасностьНа мирных гражданок и их подопечных.И падают наземь слюнявые кляксы,Пока я пилю до трамвайной конечной.Там ждёт меня чистая мыслями цыпаИ покупает ванильную колу.В наушник рубит клубняк Дуа ЛипаИ передаёт эстафету Шон-Полу.Я знаю, что весь этот движ – ненапрасный,И ножкой притопываю в подворотне,И сам нагоняю тоску и опасностьНа шушеру, кашляющую на балконе.

«Все уже позади…»

Все уже позади.Никогда никому не вреди.И среди эпитафий на дни не теряйся.Все, что ночь породитНа размашистой звездной грудиПо статистке лет ничего не успеет украсить.Мы волнуемся «за»Мы волнуемся «чтоб»,И в волне бирюзаПроскользает к шагам нетерпимым.Если был виноват я когда-то, то думал о том,«Чтоб» тебя отпустить за пределы квартиры.Вот на стенах картины.Вот я верю в интимность,И наотмашь ладонь рассекает озлобленный воздух.Я все отождествил и сравнил, ведь хотим мыОдного и того же, как коммунистический лозунг.А цветы – это ты.И большущий закат, и ливняк между жаркого лета.И туман в голове, что ещё не остыл.Подавайте карету!Я поеду и буду орать из окнаНечто честное и непременно в масштабах планеты.Или чтобы хотя бы странаЗнала об этом.Чем можно лучше владеть, чем родным языком?Кем можно лучше владеть, чем родным человеком?Быть далеко,Как от католика Мекка,Но уметь обеспечить покой,Как обеспечивает тишинуБиблиотека.

«Слышишь, в округе гремит клубняк…»

Слышишь, в округе гремит клубняк,Девчата доступны и возбуждены?Я вышел на поиск твоей тишины.Опереди меня.Вот тебе твердость обветренных слов.Вот тебе снег на моем лице.Смотри на меня, как через прицел,Видишь? Белым-бело.Даже в ночном содрогании век,Неврастенических спазмах снаМне видится чистая белизна.Нас защищает снег.На полустанке, откуда уйдётСкрипучий состав до моих дверей,Ты жмёшься в меня, как тёплый апрель.Я ухожу под лёд.Это рождает смешанность чувств,Как иней, хрустящий на лужах в майИли несмелые ласки. Растай,Сделай, как я хочу.Когда я запутаюсь до концаВ антиматерии трудных дней,Явись для меня в путеводном огне,Чтоб не пропал пацан.

«Я мыслю здесь, но будто по Москве…»

Я мыслю здесь, но будто по МосквеЛечу в машине, что, как я – без крыши.И этот синий вечер, обомглев,Застрянет между коротко-подстриженныхТвоих висков. С соседнего двораМахни рукой мне, будто другу детства.В пределах вечности недавнее «вчера»Живет с веками так же – по соседству.Извне придя в родные мне края(У стольных градов тоже есть границы),Теперь ты здесь. И твой плывущий взгляд,Наверное, ни капельки не выцвелВ бессчетных километрах, в спинах гор,В снегу, в равнинах, в голубых озёрах.Наоборот. Он взял в себя просторИ мне принёс его. Заманчиво. Коль скороПопутный ветер усмиряет бег,И ты разобрала свой пятидневныйБагаж, я буду думать о тебе,Как о горящей плавности движений.Но если вдруг до той поры, когдаМы встретимся опять в хмельном потоке,Ты пропадёшь в чужих мне городах,Возьми с собой на память эти строки.

«Я дурачком прикинусь и с тобой…»

Я дурачком прикинусь и с тобойПойду топтать пылящую дорогуБосыми пятками, гудя наперебойС твоей душой о всяческом и многом.О каше в голове, и о цветах,Расцветших там, где им не подобает.Но если есть на свете пустота —Пусть станет занята она цветами,Как символом природной новизны,Как знаками добра и плодородий.Ведь нет цветения – останемся честны —При непригодной для того погоде.Затрём за ветер, потеплевший заПоследнюю июльскую неделюЯ посмотрю тебе не на глаза. В глазаТак равнодушно, как в уме сумею,Но обману – ты будешь это знатьИ понимать – что важно – и обманешьМеня в ответ, но есть ли в том винаМоя? Твоя ли? Я сожму в карманеБлагоухавший розовый люпин,Прибегнув к тайне, и, шагая дальше,Одновременно скажем: «Мда, тупик..Но похуй, чо поделать? Пляшем».

«Нету ценности. Нет цены…»

Нету ценности. Нет цены.Ни заслуги твоей нет, ни вины.На продольном изгибе спиныСлед лежит моего языка.Изловчись и уйди в покой.Потребляй каждый день алкоголь.Если можешь ещё, то пой.Я услышу издалека.Резал ливень, катился гром.Наливался у горла ком.Мы наощупь искали в нёмБесконечный источник сил.Все источится, и из глазБлеск уйдёт, не узрев тепла.