Полная версия
Дом номер 8
Дом номер 8
Лиза Лео
© Лиза Лео, 2025
ISBN 978-5-0068-7185-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ЧАСТЬ 1 – «Загадочные цифры»
Глава 1
Наступил самый обычный июньский вечер – темный, тёплый и безветренный. Геннадий стоял на застеклённом деревянном балконе и задумчиво курил, рассеянно блуждая взглядом по окружающему пейзажу. Это был рядовой постсоветский двор: хрущевки в пять и девять этажей, деревья, тропинки, припаркованные машины и детская площадка – всё, что он хорошо знал и помнил ещё со школы. В иных обстоятельствах ему даже нравилось разглядывать привычный двор, который он, казалось, мог бы нарисовать по памяти, хотя художником не являлся и нарисовать мог разве что «сеятеля», да и то с большим трудом. В других обстоятельствах Геннадий бы улыбнулся, с удовольствием вспомнив сцену с «сеятелем» из советских фильмов по произведениям Ильфа и Петрова. Но сейчас все его мысли занимал серьёзный разговор с мамой, случившийся полчаса назад. Глубоко затягиваясь сигаретой, Геннадий прокручивал по кругу произошедший диалог:
– Мама, я всё понимаю – что ты уже не молода, и здоровье твоё не олимпийское…
– Да, вот именно! У меня больное сердце, ты же знаешь…
– То, что я переезжаю к Катерине, не значит, что я не буду о тебе заботиться! Я буду навещать тебя пару раз в неделю, мы будем созваниваться…
– Пару раз в неделю, созваниваться?!.. Не смей мне этого говорить, у меня утром давление было 180 на 120! Ты смерти моей хочешь?!!!
– Мама, извини, но это называется манипуляция здоровьем. Пожалуйста, не прибегай к таким вещам! Давай поговорим, как люди.
– А с тобой уже невозможно говорить, как люди! Говоришь как твоя ненаглядная Катерина…
– Да, Катерина психолог, и я многому у неё научился.
– Ты прекрасно научился у неё обижать мать!
– Боже…
– И не вздыхай мне тут! – здесь мама решила вдруг сменить гнев на уговоры, – ну послушай, Гешик… Вот разве будет чужая женщина заботиться о тебе так, как мама: прибираться в твоей комнате, гладить твои рубашки, готовить так же вкусно, как я?!
– Нет, также готовить она, конечно, не будет, она будет готовить по-своему. Но это не значит, что будет не вкусно. А гладить рубашки и прибирать в комнате я могу и сам…
– Сыночка… – мамин подбородок задрожал.
– … корзиночка! – Геннадий почти сорвался на фальцет, – мама, мне два месяца назад исполнилось 42. Пойми меня, пожалуйста, хотя бы постарайся, я тебя очень прошу! Всю свою жизнь я был один… Не принимай на свой счёт, я имею в виду личную жизнь! Всё, что у меня было – это ты и школа с моими балбесами, которые тангенс от котангенса отличить не могут. У меня ни то, что своей семьи, даже друзей настоящих никогда не было, потому что я всё время с тобой! И вот наконец я встретил девушку…
– Хороша «девушка» – 39 лет и в разводе! Хорошо хоть, детей не нажила…
– Мама, хватит. Дослушай меня, пожалуйста.
– Гешик, – на глаза мамы навернулись слёзы, – как же так? Ты всегда был таким хорошим мальчиком! Все соседи мне завидовали. Тамара Михайловна, со своим сыном Васькой…
– …алкашом и уголовником. Да, мама, я знаю. И про бабу Люсю из второго подъезда тоже знаю.
– Вот-вот! – воодушевилась мама, – Петька взял и уехал, понимаешь, в эту свою Европу, а она тут одна, без его помощи, сколько слёз пролила! И помочь было некому – муж-то у неё помер, когда Петьке семь было…
– Всё это я знаю, – перебил её Геннадий, – я ей лично много раз помогал, один только трёхстворчатый шкаф чего стоит…
– Ты единственный из всех сыновей нашего дома с мамой остался, помощник мой ненаглядный! А знаешь, что мне Тамара Михайловна на той неделе сказала? Хотела бы я, говорит, такого сына, как у тебя! – в этот момент мама прослезилась, – Гешенька мой ненаглядный, хороший мой мальчик…
Сердце Геннадия дрогнуло, но намерение было твёрдым. Он приобнял маму за плечи, посадил на диван, сел рядом и сказал:
– Мама, я тебя правда понимаю, и мне жаль, что ты так глубоко всё это переживаешь… Но знаешь, что я заметил? Что взрослые люди, вырастают либо хорошими мальчиками и девочкам, помогающими маме и всю жизнь живущими вместе с ней, не имея своей собственной семьи, а порой даже друзей; либо живут свою собственную жизнь, как тот же Петька в Европе – строят карьеру, женятся, рожают детей, заводят друзей, путешествуют, и так далее! Либо так – либо этак, и никак иначе… И я устал относиться к первой категории.
***
Тут Геннадия из воспоминаний вырвало очень странное событие – окна на одном из девятиэтажных домов, видимых с балкона, загорелись в виде цифры 3, как бы её следовало написать, указывая индекс на почтовом конверте. Сначала Геннадий решил, что ошибся, затем подумал, что-то вроде «Надо же, как бывает! Ну вылитая же тройка…», а после этого не знал, что и подумать, потому что «почтовая» тройка вдруг сменилась на точно такую же четвёрку, а через пару секунд на восьмёрку, после чего все окна разом погасли. Затем это повторилось снова. И снова. И снова…
Геннадий зажмурился и потряс головой, а когда открыл глаза, то обратил внимание на потухший остаток сигареты в руке. Он быстро перевёл взгляд на дом, только что составлявший из окон почтовые цифры, но дом стоял абсолютно тёмный и, кроме освещённых окон единственного подъезда, и никаких признаков жизни не подавал.
Геннадий усмехнулся странному видению, бросил окурок в трёхлитровую банку из-под помидоров, служившую ему пепельницей, и вошёл обратно в свою комнату. Бардак стоял грандиозный, впрочем, как всегда, и вещи его валялись, где ни попадя. Перешагнув через коробку с настольными играми, Геннадий остановился и прислушался. Мама, обиженно хлопнувшая входной дверью, ещё не вернулась. Сын за неё не волновался по той причине, что точно знал, что сидит она сейчас у своей подружки Любочки с первого этажа, пьёт чай с печеньем и жалуется на него, Гешика, который «ещё совсем недавно был таким хорошим мальчиком»…
Прислушавшись к себе, как учила Катерина, Геннадий почувствовал, что душа его просит тотчас же поехать к ней, расцеловать её и рассказать всё: что он решился, он сообщил маме, при этом будучи вежливым, но твёрдым, и что он действительно переезжает жить к ней, к Катерине!
А свои вещи из маминой квартиры он начнёт перевозить завтра.
Глава 2
Завтра наступило быстро. Наобнимавшись вдоволь с Катериной и заправившись растворимым кофе с бутербродами в качестве завтрака, Геннадий неторопливо вышел из подъезда возлюбленной и неторопливо двинулся в направлении автобусной остановки, по пути прикидывая, что из его вещей можно перевезти сегодня, а что отложить до завтра.
На остановке сидела хрупкая старушка в полу-прозрачном оранжевом платочке, прошитым блестящей нитью, и держала в руках маленькую сумочку. Увидев Геннадия, старушка сначала почему-то немного удивилась, а затем стала внимательно изучать его. Геннадий, не привыкший к такому пристальному вниманию вне своего школьного кабинета, немного занервничал и, как бы невзначай повернувшись к старушке спиной, закурил. Тем не менее, через несколько секунд он услышал позади себя робкий голос:
– Молодой человек, извините… Можно вас на минутку?
Тяжело выдохнув дым и натянув вежливую улыбку, Геннадий обернулся:
– Да?
– Молодой человек, присядьте ко мне, пожалуйста! Всего на минутку. На лавочке ещё много места, – дружелюбно попросила старушка.
Приученный слушаться старших, Геннадий затушил сигарету об урну и покорно приземлился на противоположенный край лавочки, подальше от старушки. Старушка же придвинулась ближе и, жестом попросив его подставить ухо, спросила:
– Только один вопрос. А вам как живётся… с этим?
Геннадий, решивший, что что-то не так с его одеждой, осмотрел себя, но не найдя ничего криминального, с недоумением посмотрел на старушку:
– С чем?
– Ну… С вашим знанием. Тяжело вам живётся, или нормально? Просто мне тяжело, – как будто даже прослезившись, призналась она, – и ведь чужому никому не расскажешь! А тут вас увидела, и сразу поняла, что вы из наших. Ну, думаю, со своим-то поговорить можно, в некотором роде всё-таки коллеги…
Старушка смотрела на него покрасневшими глазами и смущённо улыбалась. «Сумасшедшая», – осенило Геннадия.
– Извините, – сказал он как можно мягче, – я вижу, что у вас что-то случилось и я вам очень сочувствую, но, к сожалению, ничем не могу помочь. И понятия не имею, о чём вы говорите… О, а вот и мой автобус! – с облегчением заметил школьный учитель, завидев вдалеке транспорт со знакомыми цифрами. Он немного побаивался сумасшедших.
– А-а, – разочарованно протянула старушка, – так вы ещё не ходили…
Геннадий вежливо попрощался, поднялся с лавочки и быстро пошёл в сторону автобуса, уже распахнувшего для пассажиров свои двери.
– Меня зовут Алла Семёновна! – донеслось ему в спину, – рано или поздно пойдёте же – никого там не знаете, а тут уже хотя бы со мной знакомы…
«А может, не сумасшедшая? Выглядит адекватной, – подумал Геннадий, – просто меня с кем-то перепутала…».
Поднявшись по ступеням в салон автобуса, он обернулся, чтобы ещё раз посмотреть на странную старушку, и лёгкий холодок пробежал по его спине – ни на скамейке, ни вокруг старушки не было.
Глава 3
Весь день до вечера Геннадий вынужден был провести в маминой квартире, переключаясь между сбором вещей и заверениями, что мамина стряпня для него всегда будет самой вкусной, и что любовь к Катерине никак не уменьшит его сыновью любовь к родительнице. В этой суматохе учитель математики совершенно забыл про странные цифры на доме, однако, когда он в очередной раз вышел на балкон, первое, что он увидел на фоне только что завечеревшего неба, была гигантская цифра три. Затем четыре. Затем восемь… И так по кругу. И как бы Геннадий ни зажмуривался, ни тряс головой, и ни щипал себя за бедро, цифры исчезать категорически отказывались. В результате он даже успел посчитать, что горела каждая цифра порядка 2-ух секунд, перерыв-затемнение между цифрами длился также 2 секунды, кроме цифр 8 и 3. После 8-ки окна не горели порядка 4-ёх секунд. Из всего этого учитель математики сделал вывод, что цифры следовало читать именно в этом порядке – 348. Вдруг ему пришла в голову идея. Докурив, он решительным жестом закрутил крышку на бывшей помидорной банке, и отправился на кухню.
С большим трудом оторвав маму от увлекательного занятия – чистки железного чайника со свистком до состояния зеркала, он почти насильно привёл её на балкон. Убедившись, что окна на доме по-прежнему складываются в почтовые цифры, сын начал с мамой следующий разговор:
– Мама, скажи мне, что ты видишь.
– Вижу, что потеряю я тебя с этой Катериной!
– Нет, мама, не про это. Что ты сейчас видишь буквально? Посмотри в окно!
– Ничего не вижу! Темно…
– Совсем ничего?
– Ну, месяц вижу. Луна растущая, завтра благоприятный день для пересадки и подкормки цветов. Так в «Урожае» писали…
– Да нет же. Ты видишь вон те цифры?
– Какие цифры? – не понимала мама.
– Ну вот же, на доме, окна! Горят в виде цифр, цифры сменяют друг друга…
Мама с тревогой посмотрела на сына, немного помолчала и неожиданно изрекла:
– А знаешь, Гешик… Может быть, и хорошо, что ты встретил эту свою Катерину. Ты у меня, конечно, хороший учитель математики, толковый, но нельзя же, ей-богу, столько думать о работе – этак и свихнуться можно! Цифры уже какие-то тебе мерещатся… Хотя сейчас ты вообще-то в отпуске. Что же будет, когда начнётся учебный год?!.. Я думаю, тебе стоит показаться врачу. Ну, знаешь? Этому…
Мама, подкрепившая свои последние слова неопределённым жестом рукой у виска, выглядела обеспокоенной. Геннадию вспомнилась странная утренняя старушка, и её фраза «я сразу поняла, что вы ИЗ НАШИХ», заиграла новыми, пугающими красками.
Нервно сглотнув слюну, Геннадий повысил голос, в котором было больше отчаяния, чем раздражения:
– Не надо мне никакого врача, я совершенно здоров! Неужели ты и правда не видишь цифры?! Вот же они!!!..
И учитель математики указал маме рукой в сторону странного дома, и ещё хотел что-то добавить, но осёкся – дом стоял безжизненный и тёмный, и только окна подъезда светились тусклым жёлтым светом.
***
Примерно через час, когда одежда Геннадия была уже почти собрана в 2 больших ярких пакета с логотипами маркет-плейсов, его неутомимая родительница снова решила заявить о своих материнских правах, причём в этот раз сделать это в духе трагического самоотречения. Тихо, как приведение, она возникла в дверном проёме комнаты сына, сомкнув губы в тонкую линию благородного страдания, и покорно глядя в пол, сказала негромко:
– Гешик, я решила.
Сидящий на корточках спиной к двери и складывающий полосатый свитер в яркий пакет сын от неожиданности вздрогнул так, что чуть не упал с корточек.
– Ну вот, опять началось, – вздохнул он себе под нос и, повернув голову, устало спросил, – и что же ты решила, мам?
– Что я переезжаю жить к Любочке! Я с ней уже переговорила. И она не против.
– Зачем тебе переезжать?! – изумился Геннадий.
В ответ мама немного помолчала, после произнесла самым трагическим голосом:
– Чтобы не мешать тебе жить, сынок…
– А с чего это ты решила, что мешаешь мне жить?.. Это совершенно не так, – ответил школьный учитель, поднимаясь с корточек.
– Ну как, с чего… – с грустной покорностью ответила мама и глубоко вздохнула, – ты не думай, что я старая, глупая и ничего не понимаю. Ты у меня мальчик взрослый, вон уже и седина пробиваться начинает… И значит – мама тебе уже не нужна! А я в этой квартире свои правила прошу соблюдать, внимания прошу, и вообще… Хожу тут, понимаешь, взад-вперёд. И тебе, взрослому, настолько всем этим мешаю, что ты готов даже от меня съехать. Причём, к первой же попавшейся женщине!.. Вот я и хочу переехать жить к Любочке, чтобы любимому сыну в своей же собственной квартире жить не мешать…
Геннадий закрыл глаза ладонью и глубоко вздохнул:
– О, господи… Так, мама, во-первых! Ты мне жить не мешаешь, не говори ерунды, если бы это было так, то я бы съехал от тебя ещё лет 20 назад. А во-вторых, Катерина – не первая попавшаяся женщина! Мы с ней, вообще-то, уже целый год встречаемся. А до этого почти год дружили. И меня, если честно, очень расстраивает, когда ты о ней так говоришь – первая попавшаяся… И переехать я к ней хочу не потому, что ты мне мешаешь жить, а потому что я её люблю. Не отводи глаза, тебя я тоже люблю! И не переживай, пожалуйста – одно другому никак не противоречит.
– Как это, не противоречит? – недоверчиво спросила мама, глядя исподлобья.
– Ну как… – сын даже растерялся от такого вопроса, – потому что это немного разные чувства. Вот ты деда Костю, папу своего, любила?
– Ну конечно, любила, – проворчала мама, которой не очень нравилось, что сын перехватил инициативу в разговоре, – и люблю. Это же папа мой…
– А моего папу, своего мужа, ты любила?
– Любила, – признала мама, – поэтому замуж за него вышла и тебя родила! И ещё бы дочку родила, как мы с ним хотели, если бы Петя ни умер так рано… а что?
– Твои чувства к ним противоречили друг другу? Любовь к папе мешала тебе любить мужа? Или наоборот?
– Хм, – задумалась мама, – пожалуй, что нет… Ничему это не мешало. Ох, сынок! На самом деле, я знаю, что ты меня любишь. И я тебя тоже так сильно люблю! Поэтому и беспокоюсь, как любая мать беспокоится о своём ребёнке, сколько бы лет тому ни было… Ты сейчас совершаешь такой важный шаг, от меня отделяешься, а я за 42 года твоей жизни привыкла, что ты всегда здесь, рядом со мной, и мне не надо за тебя лишний раз волноваться и переживать!
Учитель математики шагнул к маме и обнял её, после чего взял за плечи и, глядя в глаза, произнёс:
– Я понимаю, что ты волнуешься. Но я никуда не пропадаю, всегда буду с тобой на связи, и мы будем часто видеться. В конце концов, ни в другой город же я переезжаю!
– Слава богу, да, – кивнула мама и некоторым облегчением улыбнулась.
– Ну, раз мы всё выяснили, тогда позволь, я продолжу собираться, – улыбнулся в ответ Геннадий и наклонился к пакетам, но вновь услышал мамин голос:
– Гешик… Ты только не ругайся, но… может быть, мне всё-таки стоит переехать к Любочке?
– Мама, ты опять?! – простонал учитель математики, распрямляясь.
– Ну, я подумала… – замялась мама, – ты бы перевёз свою Катерину сюда, в эту квартиру! А я бы всегда рядом была, в гости бы к вам ходила, готовила бы для вас, помогала в быту…
– Мама, нет! Даже не думай, – отрезал Геннадий, и вытащил из кармана телефон, как раз в это время зазвонивший приятной инструментальной мелодией. Ответив Катерине (а это звонила именно она), что он уже выезжает, учитель математики сложил оставшуюся пару свитеров в пакет, поцеловал в щёку всё ещё расстроенную маму, пообещав позвонить сразу же, как доберётся до Катерины, и вышел из квартиры, чтобы вызвать такси и покурить у подъезда в ожидании машины.
Глава 4
Весь вечер, ночь и последующее утро Геннадий прибывал в подавленном состоянии духа – и вовсе не из-за мамы. Странный дом с загадочными цифрами беспокоил его всё больше, ни давая забыть о себе ни днём, ни ночью.
Ему приснился странный сон: молодой субтильный мужчина в сером костюме, с зализанными на пробор волосами и в очках в роговой оправе встречает его в подъезде того самого странного дома, и журит Геннадия за то, что тот долго не приходил, хотя он его вызывал. И что если он продолжит игнорировать приглашение, то, к сожалению, мужчины, в жизни школьного учителя могут произойти самые ужасные события. После чего появляется маленькая девочка с большим розовым рюкзаком, которая неторопливо бредёт, шаркая ногами, не разбирая дороги и погрузив нос в телефон. Девочка, не замечая, толкает мужчину в очках, и неожиданно тот рассыпается на множество маленьких разноцветных окошек.
От неожиданности Геннадий проснулся, и ещё долго лежал с открытыми глазами рядом с мирно сопящей Катериной, бесцельно бродя взглядом по высокому потолку её квартиры-сталинки. Пролежав так минут двадцать и окончательно убедившись, что заснуть снова уже не получится, он встал и начал собираться к маме за второй партией своих вещей.
Катерине учитель математики решил пока ничего поговорить про странный дом с мигающими окнами, а то, чего доброго, тоже посчитает, что он не в своём уме. А уж тогда, конечно, она наверняка его бросит и выгонит обратно к маме – никто не хочет жить с сумасшедшим…
Оставив любимой записку о своих планах на сегодня и о том, как сильно он её любит, а также неумело нарисовав внизу записки кривое сердечко, Геннадий тихонько закрыл дверь квартиры и пошёл в сторону остановки. Дойдя до самой остановки, он поймал себя на мысли, что с любопытством и даже какой-то надеждой выглядывает вчерашнюю странную старушку, но всё было напрасно – остановка была пуста и безлюдна, и никто не мог ему объяснить, что за ерунда с ним происходит.
Впрочем, когда он задумчиво смотрел в окно, устроившись на мягком, слегка потёртом сидении автобуса, он снова увидел нечто, выходящее за рамки привычного. Обыкновенная на первый взгляд девушка – невысокая, в спортивном костюме и с короткими волнистыми волосами, шла спиной, то есть задом наперед. Геннадий всё ждал, что вот сейчас она развернётся и пойдёт обычным образом, каким ходят все люди, но вместо этого девушка поймала на себе его взгляд, и словно узнав его, улыбнулась и приветливо махнула рукой. Геннадий быстро отвёл глаза.
«Вот психов-то развелось, – подумал он с тревогой, – и как-то подозрительно единодушно они стали принимать меня за своего… Ни к добру это, ох, ни к добру!»
И Геннадий, справедливо решив, что на его долю выпало уже слишком много странностей за последние двое суток, решил немного проветрить голову, из-за чего вышел на несколько остановок раньше.
Когда до маминого дома оставалось две с половиной остановки, он услышал за спиной чей-то тихий голос, зовущий его по имени, и похолодев, застыл на месте, успев подумать уже как-то безнадёжно: «Ну вот, уже и слуховые галлюцинации начались… Может, мама права и мне действительно пора к врачу?», но затем узнал голос и с облегчением обернулся. К нему подходила Таня Баева, его бывшая одноклассница-отличница, девушка из очень религиозной семьи, которая так и осталась жить с мамой и бабушкой. Они никогда особо не общались, поэтому Геннадий не видел её уже очень давно, более 10-ти лет, прошедших с последней встречи одноклассников на 15-летие выпуска. Поэтому ему сразу бросилась в глаза седина в её аккуратно заплетённой косе, морщинки на бледном лице, и стоптанные туфли без каблука под длинной, тёмного цвета, юбкой. В глазах бывшей одноклассницы появилась затаённая грусть и даже как будто какая-то безнадёжность. И только застенчивость и неловкость по-прежнему остались при ней, словно она всё ещё была той робкой школьницей, которая не имеет права ни на какие действия, кроме зарабатывания очередной пятёрки.
– Привет, Гена! – тихо сказала Таня, грустно улыбаясь, – давно тебя не видела. Как дела? Работаешь всё там же?
– Дела вроде ничего, работаю всё там же – в нашей школе, учителем математики, – ответил Геннадий с косноязычностью человека, который понятия не имеет, как и о чём говорить со знакомым, но совершенно не близким человеком, – а что у тебя? Как работа, как жизнь вообще?
– Мама болеет… – вздохнула девушка, – бабушку схоронили два года назад.
– Сочувствую. Нелегко терять близких…
– Спасибо… А твоя мама как? Я помню, как ты пропускал школу, чтобы поддержать её после смерти твоего отца…
– Слава богу, сейчас здорова. Ну… Для её возраста.
– Слава Богу, – повторила за ним Таня и наскоро перекрестилась, – ну и дай ей Бог здоровья, пускай живёт как можно дольше.
– Спасибо, – сдержанно поблагодарил Геннадий, воспитанный мамой и советской начальной школой в атеистическом ключе.
Немного помолчав, Таня решила сменить тему.
– А у меня подруга переехала в 64-ий дом, по Ленина. Я к ней в гости иду.
Геннадий хотел было спросить, почему она не поехала на общественном транспорте, а идёт пешком, но вновь скользнул взглядом по её стоптанным туфлям, и передумал. Вместо этого он сказал:
– Моя мама живёт в 63-ем. Может, пойдём, чтобы не терять время?
– Да, конечно, поговорим по пути.
И бывшие одноклассники продолжили путь.
– Я почему-то всегда думала, что твоя мама живёт дальше, в 67-ом доме или в 69-ом… Ты всё ещё живешь с ней?
– Да… То есть, нет. Не совсем… Уже пара дней, как не живу.
Таня резко сбавила ход и удивлённо посмотрела на бывшего одноклассника. На её лице был заметен целый коктейль из эмоций: восхищение, зависть, печаль, любопытство… Было видно, что ей интересна причина его переезда, его рецепт выхода на свободу, в свою собственную жизнь… Но неловкость победила и, вновь прибавив шаг, она сказала только:
– Понятно.
Дальше какое-то время они шли молча.
Наконец Геннадия осенило – какая же это удачная встреча! Такой шанс узнать больше информации о странном доме нельзя было упускать.
– Таня, а ты знаешь кого-нибудь из 8-ого дома, по улице Рабочей?
– Конечно, знаю, – кивнула Таня, – Костя Хохлин… Валентина Семёновна, наша химичка… Если не ошибаюсь, Мадина из «В» класса, с нами на параллели училась. Помнишь её?
– Помню, но смутно. Только… Все они жили в 7-ом доме.
– Ну да, ты спрашиваешь, я и отвечаю – в 7-ом доме они жили! Уже не живут давно – Костя переехал в Москву, про Мадину ничего не знаю, может, и живёт, а Валентины Семёновны уже 10 лет, как в живых нет. Царствие ей Небесное, – и Таня снова перекрестилась, – а почему ты спрашиваешь?
– Да просто так, из любопытства… Спасибо за информацию. Правда, я спрашивал не про 7-ой дом, а про 8-ой… Но всё равно спасибо!
– «Ни про 7-ой дом, а про 7-ой», – задумчиво повторила Таня и очень робко, но внимательно посмотрела на Геннадия. Вновь почувствовав неладное, он уже хотел было сменить тему, но сначала решил удостовериться.
– Восемь, – сказал он громко.
– Что «восемь»? – не поняла Таня, и посмотрела на бывшего одноклассника ещё внимательнее. Желая отвести собеседницу от ненужных вопросов и догадок относительно его адекватности, Геннадий перешёл в наступление.
– А можно вопрос? Личный?
Таня заметно напряглась и даже немного нахмурилась, но коротко кивнула.
– А почему ты так и не съехала от мамы? Ты же красивая, и всегда была! И умная, в школе была отличницей, и готовишь хорошо. На уроках труда мне твои пироги больше всех нравились… Да всем нам, пацанам, они очень нравились! Мы твои всегда первыми съедали.
Таня грустно усмехнулась, но, немного помолчав, всё же ответила: