Мальчик и фея

Мальчик и фея

Алексей Глебович Максименков

Корректор Венера Ахунова

Дизайнер обложки Лолита Титова

© Алексей Глебович Максименков, 2025

© Лолита Титова, дизайн обложки, 2025

ISBN 978-5-0068-7309-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Уважаемый читатель, сборник, который вы держите в руках, отражает ранний период творчества Алексея Максименкова: 2006—2014 гг. – это период наивности, влюблённости, поиска своего стиля. Только один рассказ – «Книжка» – написан позже. Он, как и «Легенда о летающем волке», отрывок, фрагмент более объёмного произведения.

Сборник разношёрстный, отражает разные направления. Здесь есть и сказки, и притчи, и реалистические рассказы, и роман: сложное, неоднозначное произведение. В 2014 году А. Г. Максименков окончил Литературный институт им. А. М. Горького, роман был его дипломным проектом.

Все произведения, за исключением последних трёх, были опубликованы в разных изданиях.

Данная книга является художественным произведением, не пропагандирует и не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет. Книга содержит изобразительные описания противоправных действий, но такие описания являются художественным, образным, и творческим замыслом, не являются призывом к совершению запрещенных действий. Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и сигарет. Пожалуйста, обратитесь к врачу для получения помощи и борьбы с зависимостью.

Все произведения рассчитаны на взрослого читателя, все персонажи и события вымышлены. Любые совпадения случайны.

МИНИАТЮРЫ

Мальчик и фея

Однажды мальчик увидел фею.

– Какая ты красивая! – сказал мальчик и смутился.

Фея рассмеялась:

– Мы все красивые, ведь наши крылышки блестят на солнце в небесном просторе.

– А я некрасивый, – сказал мальчик и заплакал…

– А хочешь, я подарю тебе крылья? – спросила фея и поцеловала мальчика. Мальчик засмущался и заискрился счастьем, а фея вновь засмеялась, ибо была очень смешлива.

В ту же секунду у мальчика выросли крылья. Он попытался взлететь, но получилось у него это как-то неумело. Фея вновь засмеялась:

– Ты никогда не любил, – больше ответила, чем спросила фея и, протянув руку, схватила мальчика. Вместе им удалось оторваться от земли.

Мальчику было так непривычно, так жутко от отсутствия опоры под собою, что он ухватился за неё мёртвой хваткой и не отпускал.

Фея смеялась, но мальчик был слишком тяжёл, и её смех звучал всё реже, а сил становилось всё меньше. Мальчик её всё не отпускал, ибо боялся…

Фея не выдержала и упала. А её блестящие золотые крылышки надломились и рассыпались, как нечаянно разбитое сердце.

Мальчик сидел и плакал, а на земле около него умирала фея. И тогда он оторвал от себя свои крылья и отдал ей. И фея вновь ожила и поспешно, быть может, поспешней, чем хотелось бы мальчику, взлетела. Она вновь была такой же прекрасной, как раньше, и такою же недосягаемой, как и в момент знакомства.

Фея улетела. А мальчик ещё долго смотрел ей вслед и плакал, но уже от счастья.

Встреча

Я увидел его недалеко от железнодорожной насыпи в песочнице. Он играл в одиночестве, пока его мама разговаривала по телефону. Мне очень-очень хотелось подойти, но стеснялся. Я стоял и выглядывал из-за дерева и так, наверное, простоял бы ещё долго, не позови он меня. Я подошёл.

– А давай вместе играть, – предложил он.

– С удовольствием, – а потом я спросил: – А что ты строишь?

– Дорогу жизни.

– Зачем?

– Какой же ты глупый…

А потом мы играли в детский сад и в манную кашу.

– Манная каша – это вкусно, – пробормотал я.

– Вкусно. Но сахарная косточка вкуснее.

В этот момент вернулась его мама и меня прогнали. А ведь в прошлой жизни я был человеком.

СКАЗКИ

Легенда о летающем волке

Жил на свете Волк, обычный серый волк, который умел летать…

Этот волк каждый день вылетал из своего логова, чтобы увидеть мир. Он любил путешествовать. А так как он был единственным из волков, умеющим летать, то он сторонился остальных и вёл уединённый образ жизни. Больше всего на свете волк любил подлетать к открытому окну и смотреть, как живут люди. Ему нравилось за ними наблюдать. Ещё волк любил летать высоко в небе и любоваться открывающимися просторами. Он любил восход солнца и мог часами парить в воздухе, любуясь цветами неба. Этот волк редко ходил по земле, ему это было неинтересно. Однажды, приземлившись, чтобы утолить жажду, он увидел красоты необыкновенной волчицу из соседнего логова и… влюбился. Влюбился так, что даже полёт перестал интересовать.

Волк осунулся, шерсть клочьями отваливалась от шкуры, а подойти к своей красавице и признаться в любви он не решался. И вот в один из дней волк услышал вой недалеко от логова, этот вой принадлежал его возлюбленной. Сердце его затрепетало. Он не вытерпел, бросился на зов и остолбенел от счастья. Волчица плескалась в проточной воде. Вода искрилась на её шкурке, переливаясь всеми цветами радуги – такую красоту волк мог бы сравнить разве что с утренней росой при восходе солнца. Волчица его увидела и зафыркала от удовольствия, что на неё так необыкновенно смотрят. Волк, забыв на время о своих страхах, признался ей в любви. Та засмеялась. Он стал к ней ластиться, стал показывать, на что он способен, и, забывшись – взлетел. Волчица испугалась и в страхе бросилась прочь. Волк рухнул на землю и стал себя рвать за глупость, ведь все от него бегут, только увидев, что он умеет летать.

Месяц волк приучал к себе волчицу, убеждал, что бояться его не стоит, и ещё луны две, чтобы заинтересовать волчицу самой взлететь. Ему это удалось. Волчица была по природе своей любопытна и уже давно интересовалась летающим волком. Она специально пошла купаться в ручье недалеко от его логова, чтобы его увидеть и себя показать. Волк ей нравился. Она его полюбила, хотя жутко испугалась, когда он взлетел. Зато теперь, спустя несколько месяцев знакомства, она уже не боялась его дефекта – летать, и сама очень хотела попробовать.

Незначительные полёты над кустами и даже деревьями она уже испробовала и теперь жаждала взлететь повыше. Более того, волчица дала понять, что от того, как он покажет себя в полёте, зависит и его будущее – у них будет своя маленькая летающая семья. Она этого очень хотела и знала, что Волк мечтает о том же и сделает всё, чтобы полёт удался. Волк выбрал ближайшее полнолуние для серьёзного полёта. Он выработал маршрут и обследовал его на предмет всяких неожиданностей, а после прилетел к своей красавице и обсудил время встречи. Волчица подтвердила свои притязания на него, и расстались они счастливыми, в радостном ожидании завтрашнего вечера.

Волк мчался в своё логово и думал: «Завтра! О, это волшебное слово – завтра! Завтра он придёт на свидание к своей волчице, к своей любви. Завтра они будут вместе летать, он покажет ей всю красоту здешних мест. И завтра, возможно, его волчица станет, действительно, только его волчицей. А потом, потом будут и волчата…»

С такими возвышенными мыслями волк летел, бежал, потом снова летел, и, может, поэтому он не сразу услышал зов. Кто-то звал, просил, молил о помощи. Волк остановился. Душа его пела от счастья, он всех любил, и он не мог оставить зов без внимания.

Волк быстро, но тихо подкрался к реке и увидел, как на другом берегу, на самом кончике крутого обрыва, висит девушка, а чуть поодаль столпились люди и кричат. Девушка пыталась подтянуться наверх, но ей явно не хватало сил. Люди пытались ей помочь: бросали палки, верёвки, но край мог в любой момент рухнуть вниз.

Волк не смог остаться в стороне и бросился на помощь, но люди решили, что волк хочет напасть на несчастную девушку, и стали бросать в него камни. Множество камней попало в волка, пока он долетел до девушки. Не удержавшись, волк рухнул на выступ. Выступ оторвался, и волк вместе с несчастной полетел вниз. Волк нашёл в себе силы сделать рывок к девушке и схватить её. Из последних сил, весь окровавленный, волк тянул девушку вверх к людям.

Волк надрывался, хрипел, боролся с самим собой. Волк спасал жизнь девушки, погибая сам.

Он не мог поступить иначе,

  хотя,              очень-очень                                         хотел жить…

Бабочка и светлячок

Жил как-то на свете светлячок, у которого в душе было Волшебство. Подобных ему светлячков было много, но только у него одного с некоторых пор вселилось Волшебство. Где произошло подобное чудо и как давно от наших дней, Время умалчивает, даже древнейшие корни, уже превратившиеся в прах, не помнят этого, и только некоторые сумасшедшие вроде Пня за гнилым болотом рассказывают забредшим в глухомань эту сказку.

Я, старый корневой червь-архивариус, тоже долго не верил в эту небылицу и до сих пор ещё сомневаюсь в её истинности. Но как исполняющий почётную должность Захолустного Летописца был вынужден данную сказку записать во всех её отрывках, услышанных из разных уст, и дать к ней подробнейшие комментарии. Только серьёзное изучение фольклора своей страны позволило мне убедиться, что эта легенда действительно имела место в наших краях. Я приношу свои искренние извинения за столь длинное и неимоверно скучное вступление к своему труду, но я хотел просто объяснить, что текст легенды, который Вы, уважаемый потомок, прочтёте ниже, собран из отдельных кусочков и, возможно, покажется Вам не всегда полным и стилистически верным. Впрочем, судить Вам, а я умолкаю и даю слово Корням.

Это было в стародавние времена, когда ещё не было людей, а мир населяли всевозможные существа, многие из которых были нашими предками.

В одном дремучем месте жил Светлячок среди таких же, как и он. Этот светлячок ничем примечательным не отличался: занимался своими делами, имел, как и все, подружку, в общем, был одним из множества себе подобных. Здесь он родился, и здесь суждено ему было провести свою жизнь. Он любил этот край вечных сумерек, где крайне редко можно было увидеть луч солнца, где часто шли дожди и редко было очень жарко или холодно [современная наука до сих пор спорит, что это было за место: поселение или временное убежище]. Светлячку нравилась игра света и тени в заоблачных высотах [необъяснимо]. Он с любопытством наблюдал за появлением и ростом трав, он любил всевозможные ароматы, исходившие отовсюду. Он любил общаться с пнями и читать корни – эти хранилища мудрости. Светлячок вёл малоподвижный образ жизни, хотя иногда ни с того ни с сего мог совершить необдуманный поступок (например, пробежаться босиком по углям!). [Бр?! Такое даже представить неприятно.] Себя он считал существом медлительным, закостенелым, со множеством надуманных комплексов, а его подружка часто о нём говорила, что он рохля. Но хватит о нём. Главное, что он ничем не отличался от других. И, быть может, так он и прожил бы всю свою жизнь, если бы… Не чудо!

Однажды Светлячок увидел бабочку!

Никогда раньше светлячок не видел подобных существ, только слышал от старых пней и читал по корням, что такие существа есть на свете, как Бабочка. Бабочка его так поразила, так понравилась, что дал он ей Имя – АЛАНГО, что значит – прекрасная.

Как она попала к ним, непонятно, видно, гонялась за лучиком солнца, или приняла манящие зеленоватые огоньки в сумерках за прекрасных принцев, или была по своей природе любопытна и любила путешествовать, но так или иначе она оказалась в этом месте. Место ей вначале понравилось. Оно было красивым, особенно когда какой-нибудь случайный солнечный луч пробивался сюда и освещал всё вокруг. К тому времени, когда бабочка Аланго встретила светлячка, дремучее это место ей уже порядком поднадоело. Она была вольной бабочкой. Любила свет, воздух, поле. Её Родиной была степь. Она была без ума от солнца, которого здесь было очень мало. Она хотела домой. Ей уже слышались призывные шуршания крыльев её сородичей, ей уже мерещилось разноцветие, а не эти белые бледные создания, именуемые, как ни парадоксально, тоже цветами.

Так или иначе бабочка и светлячок встретились. В первые же мгновения в нём что-то вспыхнуло и осветило всё вокруг. И бабочка приблизилась к нему и стала летать вокруг него. Светлячку даже показалось, что её усики прикоснулись к его щекам. Он обомлел от счастья. Светлячок – это заторможенное существо пустилось в пляс. Другим со стороны могло показаться, что светлячок переваливался из стороны в сторону и топал, даже громыхал ногами, но он танцевал. Его внутренность пела, его тактильные усики пробуждались от сна. Он был счастлив. А бабочка всё летала вокруг него и летала.

Светлячок ей приглянулся. Он был по-своему привлекателен и интересен. Она была свободолюбива и не стала бы летать вокруг не понравившегося ей существа. Ей нравилось наблюдать за пробуждением его усиков, ей нравилось щекотать и соблазнять его, а ему нравилась она, и он хотел этого всё больше и больше и с каждым мгновением всё сильнее и сильнее.

Но ничего не длится вечно, и бабочке наскучило общение со светлячком. Светлячок был добрым существом, но в своей доброте он был занудой, а бабочке хотелось нечто нового и обязательно Солнечного.

И как-то раз бабочка Аланго услыхала сквозь шум листвы в порыве ветра зов Родины. Это были голоса других бабочек, летавших по степи. Бабочка Аланго неожиданно для самой себя рванула на зов и обомлела. Вдалеке от неё сквозь густой лес проглядывало её родное поле, там было солнце. Бабочка оглянулась и увидала стоящего невдалеке от неё светлячка, от которого исходил зеленоватый яркий свет, но впереди появился больше похожий на мираж светлый тёплый настоящий солнечный луч. Её сердце сжалось от счастья. Ей безумно нравился светлячок, но ещё больше её тянуло туда, к своей мечте, по которой истосковались её любящее сердце и холодная душа – к Солнцу. И она улетела.

А светлячок стоял и плакал, а в груди у него в это же мгновение зародилось некое Волшебное чувство, не имеющее название в нашем современном мире.

[По другим источникам, конец был значительно прозаичнее. Светлячок испугался. Он побоялся покинуть свой привычный мир. И хотя он желал её всеми своими усиками, светлячок не двинулся с места, а только смотрел ей вслед. А уже значительно позже, когда стало совсем темно, он повернулся и побрёл вглубь своей Родины. Так подтвердил он, что ничем не отличается от других подобных ему существ.]

Старые пни рассказывали, что до самой смерти этот светлячок, прозванный в легендах «Светлячок с Волшебством в груди» согревал своим теплом других и освещал путь незнакомцам, а умер он один в неизвестном месте и в неизвестное время…

А что же бабочка, скажете вы, она была счастлива? Да. Она счастлива и, говорят, до сих пор где-то живёт и по-прежнему путешествует. Бог ей в помощь.

Шкурка

Как-то раз я умер.

И оказался в огромном гардеробе, забитом вешалками с бескрайним морем шкур. Я был не один, нас было много. Всем нам предстояло переродиться из человека в животное. Таков закон – побыл человеком, побудь и животным. А потом вновь станешь человеком.

Выбор нового тела – дело не из лёгких. Мало одного желания, нужны черты, накопленные в прошлой жизни. И часто без совета мудрейшего самому не выбрать. В конце концов, не каждый захочет быть блохой или тараканом. И тогда на помощь приходит Он. Он был с нами и сейчас.

Он был немногословен, но очень доброжелателен: «Пойдёмте, Друзья, подберём Вам что вы заслужили».

Мы двинулись, точнее, нам так казалось, на самом деле, это море шкур нахлынуло на нас, подобно приливу. Мне бросилось в глаза нечто смутное, но яркое, словно солнечный зайчик на гребне волны. Чуть погодя это нечто оформилось в светящуюся шкурку. Она манила меня, дразнила своими переливами цвета и привлекала своей красотой и бьющим жаром. Я не удержался и ткнул в это светило пальцем.

Он с каким-то сомнением посмотрел на меня, но дал примерить это светящееся чудо!

Внутри было уютно и тепло. Всё внутри было освещено благородством. Несмотря на внутреннее великолепие и комфорт, шкура была такой огромной, что я потерялся в ней. Она была тяжёлой и неповоротливой, словно не шкурка, а целый рыцарский замок. А со стороны все видели настоящего красавца-льва. Впрочем, нет, что-то в облике царя было не настоящее, какая-то скованность, трусоватость, что-то шакалье во взгляде… пришлось шкурку снять.

После первой неудачи я долго не мог на чём-то одном остановить свой выбор. Перемерил сотни шкур: и блохи, и кролика, и крокодила – всё было не моё.

Постепенно наши ряды редели. Кто-то уже флегматично шагал против стада лосей, не обращая внимания на общее направление своих сородичей. Кто-то примеривал свои челюсти на нас и пускал слюнки в ожидании подходящего момента наброситься и перекусить. А один старик, всё время отвлекавший своим кряхтением и жалобами на немощность, по-молодецки прыгал с ветки на ветку навстречу такой же красотке-макаке.

Наконец, я остался один, и Он сам взялся за меня. Словно об утёс, волны вешалок разбивались, оставляя у подножия его тысячи шкур. Он долго что-то выбирал в этом пёстром изобилии и остановил свой выбор на маленькой серой, но абсолютно новой шкурке.

Я примерил. Чуть-чуть в подмышках жало. Но я знал, что кожа растягивается и со временем даже будет местами свисать. Шкурка слегка холодила, была не такой мягкой, как львиная, но практически невесомая. Что-то в ней меня не устраивало, может быть, я не очень люблю шакалов? Но Ему видней. И, смирившись с шакальей жизнью, я, поджав хвост, пустился наутёк.

Спустя мгновение меня вернули.

Он снял с меня изодранную в клочья шкурку шакала. Объяснив, что настоящий шакал не гибнет в первую секунду своей жизни. Значит, шкурка была не моей.

Он вновь долго выбирал и протянул мне не первой свежести шкурку, уже успевшую провонять и поистрепаться, по ней ползали мухи. С огромным отвращением и брезгливостью я натянул на себя местами облезлую шкурку осла. Мне всегда казалось, что ослы самые тупые, самые глупые и неповоротливые создания. Теперь я был этим созданием.

Прошло время. Шкурка оказалась мягкой и очень комфортной. Я в ней чувствовал себя человеком. Смешно чувствовать себя человеком, будучи ослом! Но это так. Я был свободен. Я мог делать всё, что угодно. Я был по-ослиному умён и упрям, добродушен и бешен. Я жил, как и любой осел, счастливо – мало ел, много, очень много работал, получал палками по спине и выслушивал детские горести, получая за это кусочки сахара или пучок свежей травы. Одним словом, я был самым настоящим ослом и лучшим помощником в хозяйстве. И так было до тех пор, пока однажды я вновь не умер.

РАССКАЗЫ

Книжка

Утро. Снег заметает дорогу, мешая прохожим.

В тёмном углу, на паркете, где ещё совсем недавно властвовал уличный фонарь, дрожало время. Там, прижавшись к батарее, спал ребёнок. Вместо подушки у него потрёпанная книжка: Майн Рид «Всадник без головы».

Книга была столь истрёпана, столь замусолена в самых жарких местах, так зарисована ручкой, что не поддавалась никаким уговорам быть списанной. Безусловно, ветхая книжка. Как нечто природное, переходила она из рук в руки через книжные развалы, куда библиотекари подсовывали, по их мнению, хороших авторов, но те почему-то так и оставались в куче: быстро схваченные детскими ручонками, так же быстро и отбрасывались, как чужеродные.

Маленький мальчик, что спал в укромном месте у батареи, не был исключением. Ночью, когда часы пробили полночь, ему удалось проникнуть в тёплое тихое помещение. До этого он долго бродил по разным подъездам, отыскивая приют, но парадные, как и подворотни, сквозили ветром, а двери, сорванные с петель, скрюченно прижимались к облупленным стенам, и даже те немногие подъезды, где можно было укрыться и согреться, были мальчику недоступны – там были свои мальчики. И когда, замёрзший и голодный, он толкнул без надежды толстую дверь неприметного особняка и она тихо впустила его, он был более чем счастлив.

Как мальчик опытный, он предпочёл бы остаться здесь при входе, на ступеньках парадной лестницы, свернуться калачиком и при первой же опасности улизнуть. Но ступеньки из тёплого и, как ему показалось, розового с белыми прожилками мрамора уходящей вверх лестницы соблазняли: не мог он удержаться и поднялся – разведать, осмотреться и, быть может, перекусить. Он не ел с утра, и живот сводило. А вдруг, – пришла в голову мысль, – он наткнулся на пещеру Алладина? И после голодного дня и ужасно пронзительного ветра ему так несказанно повезло?

Мальчик едва слышно протиснулся в дверь этажом выше и прислушался. Было тихо, но сердце неспокойно стучало. Тихо. Очень тихо. Ни шороха. Даже часы с маятником, которые висели на стене и бликовали от уличного освещения, молчали. Мальчик крался мимо книжных стеллажей, едва касаясь рукой книжных полок. Первым делом он обошёл всю библиотеку и попробовал открыть все двери, но они были заперты. Он даже вышел на чёрную лестницу, которая вела в подвал и на чердак, но и там висели замки. И тогда он вернулся в библиотеку, тем более что его не покидало ощущение, что за ним кто-то наблюдает. Ему даже показалось, что где-то мелькнул свет, и он бы рванул вниз к входной двери, если бы в кармане не нащупал перочинный ножик с едва заметной зазубриной… да и есть хотелось. Мальчик спрятался в стеллажах и затих.

Тишина продолжалась.

Сидя в засаде с ножом в руке, он приглядел несколько симпатичных книжек. Были они холодными, но чистенькими, что давало хороший шанс по-быстрому их продать и перекусить. Успокоившись и найдя своему поступку оправдание, мальчик брал книги и относил к окну. При свете уличных фонарей он отбирал те, что были презентабельного вида. Слово «презентабельное» попало в его речь совсем недавно, но оно ему нравилось, ибо было иностранным, а значит, модным. Вскоре у него образовалось две большущие стопки книжек. И, умаявшись, вспотев, упаковывая их в сорванную занавеску, он совершенно случайно, чисто любопытства ради, подобрал книгу, что валялась на полу.

По стенам чаще стали проноситься отсветы фар, наступало то время, когда в окнах зажигается свет и сонные дети с неохотой пробуждаются, но мальчик ничего этого не замечал. Он прижимался спиной к батарее и с удивлением вчитывался в потрёпанную книжку. И если бы его сейчас спросили: «Что бы ты взял из библиотеки: те две стопки, что принесут сытный обед, или эту?» – он пырнул бы ножом, лишь бы ему не мешали.

Ветеран

В воздухе пахнет размороженной и ещё очень влажной землёй. Талые потоки переполняют мостовую, с лёгкостью омывая тротуары от зимней грязи. Во дворах с весёлым визгом носятся собаки, они натыкаются на людей и в притворном ужасе улепётывают. И даже старушки с клюкой медленно и осторожно, филигранно, но гуляют под искрящимися лучами весеннего солнца.

– Ну, проходи, проходи, – тяжело дыша, произнёс хозяин квартиры, пропуская нежданного гостя.

Молодой парень с явным любопытством оглядывал прихожую и пенсионера в большой полосатой пижаме. Он хотел что-то сказать, но смутился и промолчал.

– Постой, дай я на тебя посмотрю! – они стояли друг напротив друга. – Ты изменился! Возмужал… Ну, иди. Иди, помой руки.

Не задерживаясь более, старик прошёл в комнату, где поставил напротив дивана стул и отгородил креслом угол кровати.

– Садись. Я хочу тебя разглядеть, – раздалось ворчание, грозное и недовольное. – Не обращай внимания, это моя старушка, не хочу, чтобы ты ей мешал.

За креслом, на мягких подушках на полу, возле кровати лежала старая такса, накрытая тёплой тканью, еле дыша, она из последних сил защищала друга.

В комнате, заваленной в беспорядке вещами и бумагами, висели иконы и чёрно-белые фотографии зданий. Старые обои с углов свисали, и только тюлевые занавески сверкали белизной.

Хозяин сидел прямо, опираясь руками на трость. Было видно, что сиделось ему с трудом, но он сдерживал себя и внимательно, почти хмуро разглядывал гостя.

– Ты изменился. Ты теперь больше на мать похож…

– Я, – засмеялся парень, – я всё тот же, это ты иным стал.

– Время, – соглашаясь, кивая головой, произнёс старик, – всё меняется.

Молодой парень заёрзал и, не вытерпев взгляда, встал, потянувшись так, что затрещали сведённые до упора лопатки; высокий, улыбчивый, он по привычке махал рукой, будто махи снимают заикание. Он подошёл к окну, потом к шкафу:

– А это что? Х-хлеб? – парень взял банку с заплесневевшим кусочком, больше напоминавшим глиняный черепок от какого-то старинного сосуда или кусок земли, случайно и необъяснимо почему-то бережно засунутый в банку и хранимый со всеми предосторожностями; кусочек покатился по дну и стукнулся о стенку сосуда.