Полная версия
Двери закрываются или станция метро Новогодняя
Надежда Устинова
Двери закрываются или станция метро Новогодняя
Воспоминание тускнеет, уходит, но радость не кончается. Я лежу и улыбаюсь в темноте. Потому что все равно это было. Пусть не сейчас, но было.
Понимаете, было!
В.Крапивин
Глава 1. Новогодние игрушки
Новый год уже не такой волшебный праздник как раньше. Правда. Это сказка для наивных детей, этакий билет в будущее, чтобы не было слишком грустно. Как встречают Новый год взрослые? Бокал шампанского в полночь, нелепые телепередачи с песнями, серпантином и плясками, грохот фейерверков за окном, три еловых веточки в стакане, завернутые в серебристую мишуру, и большой тазик оливье, который будешь есть в одиночку всю неделю. Потому что как всегда встречать праздник не с кем.
Двадцать девятое декабря. Я сижу с мамой в гостиной, тоскливо смотрю на огромную куцую елку, собранную из трех частей (бабушкино наследство), ковыряю масляное пирожное в блюдце и желаю поскорее уехать из депрессивного Тагила. Мама предлагает остаться у нее, как всегда, давит на жалость, рассказывает про новые (выдуманные и невыдуманные) болезни и фырчит на рыжего кота Митьку, который совершает очередную попытку напасть на елку с правого фланга.
– Куплю на следующий год пушистую сосну, – говорит она. – А эту лысую развалюху выкину.
– Тогда заберу ее с собой, – вяло отвечаю я.
Мама шумно отхлебывает чай, обиженно поджимает морщинистые губы и подмечает, усмехнувшись:
– Тебя ни один таксист не повезет с ней.
– Разберусь.
– Дело твое. Сорок лет, а ума так и нет.
Да уж, знает, чем меня поддеть. Помнит, что я слишком переживаю из-за возраста. Еще бы! Сорок лет – это тебе не шутки. Из девушки превращаешься в женщину, тетеньку, а когда закутаешься в десять одежек и не накрасишься, то даже в бабушку. Назвали так всего раз, но было же! И при чем тут ум? Просто я дорожу этой чудесной елкой, ведь она единственное, что напоминает о бабушке. Бабушки давно нет, а елка вот же она – как в старые добрые времена…
Я крепко зажмуриваюсь и вспоминаю Новый год в девяносто четвертом, когда мы в кои-то веки собрались семьей: мама, папа, бабушка, сестра и даже дядя с тетей приехали к нам из Казани. С ними мои двоюродные братья и сестры. Ох, и разнесли мы с ними квартиру за новогодние каникулы! Но об этом после. В последний декабрьский вечер в нашем доме появилась огромная искусственная елка. Бабушка постаралась: договорилась и купила ее у своей знакомой в Екатеринбурге. Она хотела, чтобы получился сюрприз, но не выдержала, рассказала мне о елке и предложила открыть новогоднюю мастерскую. Я запрыгала от счастья и бросилась ей на шею.
Всю неделю мы мастерили игрушки. Вырезали из плотного картона фигурки зайцев, белочек, мишек и поросят и разрисовывали их гуашью. Получалось красиво и ярко. Делали снежинки и цепи из тонкой цветной бумаги, клеили фонарики, мастерили из ваты веселых снеговиков и пушистые снежинки. Для большой елки нужно было много украшений, чтобы она не выглядела лысой и хиленькой. Стеклянные игрушки у нас тоже водились, они остались в бабушкином шкафу с советских времен: колокольчики с облезлой позолотой, краснопузые снегири, шишки, припорошенные снегом, пестрые шарики, избушки, космонавты на прищепках и стеклянные бусы. Украшали елку все вместе. Мне, как самой младшей, доверили развесить ирис «кис-кис» и мандарины, привезенные дядей и тетей из Казани. Серебристого дождика и куцей мишуры была целая коробка, а вот гирлянду раздобыть не удалось. Мы хохотали, подбрасывая дождик на вате к потолку: он электризовался так сильно, что около елки все время вспыхивали задорные искры. Вот тебе и «раз-два-три елочка гори»!
Оставался последний штрих – новенькая красная звезда. Папа поднял меня на руки, и я торжественно водрузила звезду на верхушку елки. По телеку шел мультфильм «Новогодняя сказка», и по комнате разливалась тихая песенка, которая долго-долго потом кружила в мыслях:
«Ёлочка-ёлка – лесной аромат.
Очень ей нужен красивый наряд.
Пусть эта ёлочка в праздничный час
Каждой иголочкой радует нас»
Я оглянулась на окно, где позавчера мы с сестрой Светой нарисовали зубной пастой деда Мороза и Снегурочку, и меня потянуло на улицу, в чудесный зимний сумрак, где сбываются желания. Конечно, никто бы не отпустил. Сейчас гуляй хоть всю новогоднюю ночь, но нет в ней никакого волшебства, и уж тем более ничего не сбывается.
– Может быть, останешься? – с тихой надеждой в голосе спрашивает мама, заворачивая остывшие пирожки в салфетку. – Посидим, салаты приготовим, торт испечем. Света обещала приехать. Даша, ты меня слышишь?
– Слышу, конечно. Не смогу я, мам. Тяжело. Ну приеду я тридцать первого, а на утро опять уезжать. Я не бюджетник, десяти выходных нет.
Я смотрю на унылое перемигивание гирлянд под потолком, на елку, украшенную синими и красными шарами, на аккуратный дождик, сползающий по шторам, и осторожно спрашиваю:
– А где бабушкин ящик со стеклянными игрушками? Я заберу его с собой?
– Ну, забери, забери. – Мама тяжело вздыхает. – Там, на антресолях. То елка, то игрушки, что за детский сад… Не приедешь, значит? А вот Света…
– Понимаю, мам. – Я касаюсь ее горячей морщинистой руки. – Но ведь я приехала сейчас. А про Свету ты прекрасно знаешь. Который раз она обещает приехать? Я не осуждаю ее, – торопливо говорю я, заметив сердитый мамин взгляд. – Но если что…не расстраивайся так, ладно?
Такси подъезжает к метро Чкаловская у автовокзала. Я подхватываю одной рукой ящик с новогодними игрушками, другой – пакет с конфетами, пирожками и мандаринами и спешу к станции. Через две минуты уезжает последний поезд. В холле пусто, я пробегаю контроль и спускаюсь на
– Алло, Дарья? – мило щебечет начальник. – Здравствуйте.
Меня подбрасывает на месте, а в ногах появляется противная мелкая дрожь. Не звонит он так поздно по пустякам, ясное дело, что о чем-то попросит.
– Добрый вечер, Дмитрий Валентинович, – упавшим от волнения голосом отвечаю я.
– Зоя заболела, – невозмутимо продолжает он. – Надо выйти на ее точку тридцать первого числа. Вы ведь сможете? К восьми вечера освободитесь, там сокращенный день. Я договорюсь, чтобы за этот выход выплатили дополнительную премию. Вы согласны?
Я молчу. В груди все каменеет. Так и хочется крикнуть в трубку, что никуда не выйду, что Зоя болеет каждый год в майские и новогодние праздники, что я вообще-то тоже живой человек и имею полное право хотя бы раз в три года отметить Новый год, как хочу, но кто-то другой, не я, мило ему отвечает:
– Ну ладно…
– Я знал, что на вас можно положиться! – радостно кричит Дмитрий Валентинович в трубку. – Вы настоящая палочка-выручалочка. На вас должны равняться. Как обещал, подаю документы в Москву на ваше обучение. Пришла пора возглавить отдел. И премию, обязательно премию! Дарья, хотел предупредить, с вами на смене будет новенькая, помогите ей освоиться.
– Хорошо, – тоскливо отвечаю я и провожаю злым взглядом гремящий хвост поезда. Опоздала. Придется вызывать такси. Ну почему все опять обернулось против меня? В чем я провинилась?
Я разворачиваюсь, чтобы вернуться к эскалатору, но в глубине подземного тоннеля вновь поднимается сильный ветер, пахнущий землей и сыростью, ударяет в лицо. Появляется состав, и я удивляюсь: давно не видела на наших станциях сине-зеленых вагонов. Видимо, один из старых образцов. На боку одного из них серебристый номер – 3605. Поезд проносится мимо, не останавливаясь, я успеваю разглядеть сквозь мягкие квадраты окон коричневые кожаные сидения и серебристые змейки поручней, которые давно уже не встречаются в современных вагонах. Может быть, готовятся к ретро-выставке?
Свет в вестибюле мерцает, лампы трещат и зажигаются вновь. Шум состава стихает вдалеке, но морозный ветер до сих пор холодит ноги. На эскалаторе по-прежнему ни души. Даже охранники не спешат выгонять опоздавшую пассажирку. Я вспоминаю уйму вопросов, которые задавала бабушке, когда мы впервые очутились в метро. На один из них она так и не ответила сразу: где спят поезда, когда станция закрывается на ночь?
Глава 2. Особенная станция
Пока я была в пути, улицы знатно засыпало снегом. Пробираюсь по свежим сугробам к дороге и, прищурившись от летящих в глаза снежинок, высматриваю номера машин. Переругиваюсь сама с собой: могла же проложить маршрут до самого дома! Но нет, на метро дешевле, приеду вовремя, успею. Не зря говорят, что скупой платит дважды.
Наконец, нахожу такси. Заднее стекло машины обклеено снежинками, кружевной надписью «С Новым годом!» и веселыми зайцами. В салоне автомобиля пахнет хвоей и резким парфюмом таксиста.
– Садитесь вперед, – смеясь, предупреждает водитель. Он похож на деда Мороза в отпуске. У него густая аккуратно подстриженная борода с проседью, белая толстовка с капюшоном и круглые очки в черной пластиковой оправе. – Елку везу. Не возражаете?
Я пожимаю плечами, и с наслаждением плюхнувшись на сидение, опускаю увесистый ящик с игрушками на колени. Из пакета заманчиво пахнет мамиными пирожками. Опять получу втык от Сережи за то, что ем мучное.
– Куда едем? – спрашивает таксист, деловито поправляя зеркала.
– Написано же у вас в приложении, – фыркаю я.
– Телефон сел.– Он демонстрирует темный экран смартфона, поворачивается ко мне и отчего-то снова скалится, обнажая белоснежные зубы. Я повторяю адрес, откидываюсь на сидение и краем глаза наблюдаю за водителем. Он, заметив это, хитро подмигивает мне. «Фу, сейчас клеится начнет», – думаю я и демонстративно утыкаюсь в экран. Телефон издает несколько писклявых звуковых сигналов. В приложении такси несколько уведомлений. «Приносим извинения, водитель отменил ваш заказ. Средства возвращены на счет. Желаете повторить заказ?»
– А что…вы разве не таксист? – растерянно обращаюсь я к мужчине.
– Нет. – Он мотает головой и хохочет в голос. – Я Денис. Понял, что вы ошиблись, но не подвезти вас было бы преступлением. Тем более пассажирке на заднем сидении с вами по пути. Везу елку тете. Она живет на соседней улице.
– Простите, – бормочу я.
– Да ничего страшного. Вы были так расстроены, не хотел огорчать еще больше. Какой подъезд?
– Второй. Правда, очень неловко получилось. Так неудобно. Давайте я вам переведу деньги? Вы же время свое потратили.
– Знаете, я не люблю разговоров о деньгах. Особенно, когда дело касается девушек. Вот только… – он снова смущенно улыбается, останавливает машину у подъезда и почесывает затылок, – не откажите в любезности. Давайте встретимся еще? Оставьте номер, я вам позвоню.
– Н-нет, я не могу, – заикаясь, отвечаю я и пытаюсь выбраться вместе с ящиком из машины. Денис накидывает куртку, выскакивает из салона и придерживает дверцу.
– Почему? – расстраивается он. В его озорных глазах проносится детская грусть. Мы стоим так близко друг к другу, что облака пара сплетаются между собой. Я перевожу взгляд на машину, и мне кажется, что веселые зайцы на стекле тоже загрустили. Метель такая сильная, что за одну минуту шарф становится белым-белым. Денис снимает очки: линзы залепляет так, что все равно ничего не видно. Не знаю, что сказать, но отходить от него дальше мне не хочется. Мне приятно, когда он смотрит на меня вот так – ласково и внимательно.
– Я сейчас не одна, – окончательно растерявшись, шепчу я и провожу рукой по мокрому лицу. – Спасибо еще раз. Мне пора домой.
– С наступающим вас! – кричит он вслед. – Пусть исполнится самое заветное желание.
– Спасибо. И вас с праздником, – с улыбкой отвечаю я и скрываюсь в подъезде.
– Солнышко, ну куда нам это богатство? – спрашивает Сережа и брезгливо морщит переносицу, разглядывая пыльные елочные игрушки из ящика. – Все потрепанное, облезлое, да и запах…как из кошачьего туалета. Чего так поздно? Ты опять сбиваешь режим.
– На метро не успела. Что за катастрофа-то? Сейчас спать лягу. А игрушки не тронь, завтра посмотрю и решу, что с ними делать.
– Ладно, ладно, – отмахивается он, – возись сама со своим барахлом. Но имей в виду: я к нему не притронусь. Когда заканчиваешь завтра?
– Как обычно. Только тридцать первого будет сокращенный день.
– Ты уже и в праздник работаешь? – возмущается Сережа. – Сколько раз на дню меняешь планы? Вчера мы обсуждали совсем другое. Отпрашивайся теперь. Я зря что ли старался?
Он смотрит на меня обиженным взглядом, переступая ногами в растоптанных тапочках и, как всегда, держит руки за головой, демонстрируя безупречные бицепсы. Я замечаю мокрые пятна на его футболке и брошенные на ковре гантели. Интересно, занимает ли его что-нибудь помимо бесконечных изнурительных тренировок? Хотя, чего это я. Не пьет, не курит, телевизор не смотрит, хорошо зарабатывает, и руки у него к тому же растут из нужного места. Не мужик, а мечта. Только вот какой сюрприз он решил устроить? Лыжный марафон на тысячу километров?
– Так сейчас весь народ в магазинах, – устало объясняю я, опускаясь на диван. – Ты ведь знаешь, я говорила. Новичков сейчас много. Не оставлю же девчонок на растерзание! И планы горят, все хотят премию.
– Работа, новички, премия, – снова вспыхивает Сережа, обиженно поджимая губы. – Я билеты вообще-то купил. В Казань. Ты же хотела! Весь мозг вынесла, что никуда не ездим вместе. Выезд завтра, в восемь вечера.
– На лыжах? – насмешливо уточняю я.
– На автобусе! – рявкает он. – И елку поставил, как просила. Вон наряжай своей рухлядью. Гирлянды развесил. Все, я спать. И так прождал тебя уйму времени. Завтра отпрашивайся. Или мне с твоим начальством говорить? Билеты денег вообще-то стоят.
– Погоди, погоди. – Я ловлю Сережу за руку, останавливаю у дверей и провожу ладонью по его щетинистой щеке. – Попробую отпроситься. Просто неожиданно так. Я сказала про Казань всего раз, не думала, что запомнишь.
– А я вот запомнил. Жду тебя, давай скорее.
– Сейчас, сейчас, – отвечаю я и возвращаюсь к ящику с игрушками. Замечаю, что пакета с пирожками нет, наверное, забыла в машине Дениса. Ну и хорошо. Сережа точно бы к ним придрался. Начались бы вопли, что в зал не хожу, пирожки ем, зарядку по утрам не делаю, диету не соблюдаю, живот ращу. А что живот? Вроде бы все нормально, талия есть.
Я верчусь у зеркала и ощупываю бока. А вдруг он, все-таки, прав? Может, я на самом деле толстая? А после новогодних праздников стану ужасно толстая и Сереже разонравлюсь. И никому больше не понравлюсь. И никто больше не позовет на свидание. Под курткой ничего не видно, вот чудак-водитель и не разглядел. А на лице вон морщины, и волосы седые опять отросли, и второй подбородок торчит. Я прижимаю ладонь к зеркалу, кусаю губы и беззвучно плачу. Ну почему так быстро? Ведь это не я! Я – это маленькая девчонка Даша, стройная, с густыми волосами до пояса, с круглым юным лицом и с уверенностью в том, что останусь такой всегда. Взрослые не хотели нас расстраивать. Особенно бабушки, которые, конечно же, знали все.
Я размазываю слезы по щекам, плюхаюсь на диван и замечаю в ящике смятый бумажный уголок. Я осторожно тяну за него, и в руках оказывается тонкая книга в мягкой растрепанной обложке – «Строим метро». Помнится, нашла ее под елкой после того, как засыпала бабушку вопросами о подземном туннеле и поездах. Зачитывалась ею все утро первого января и потом всю новогоднюю неделю. Особенно я любила рассматривать картинки со станциями метро и поездами. Книга была про Новосибирск, но это не имело значения. Все равно интересно. Засыпая, я тешила себя мечтами, что
– А для чего секретная? – спрашивала бабушка, когда я делилась с ней своими планами. Она единственная из всей семьи не смеялась, когда я заговаривала про метро.
– Это будет особенная станция, – с серьезным видом отвечала я. – И ты, и мама, и папа все время говорите, что дедушка Мороз приходит только к детям. Поэтому у вас нет подарков. На этой станции будет все наоборот. Дети будут приходить к взрослым, чтобы исполнять желания. Тогда чудеса достанутся всем. Это справедливо.
– Маленький дед Мороз? – Бабушка что-то готовила и часто отвлекалась на плиту. Я бегала около нее, пытаясь поймать ее взгляд.
– Да нет же, бабуль. Не дед Мороз. Я придумала другое.
– Вот непоседа, все ей нужно что-то придумывать, – в шутку ворчала бабушка. – Вот вертелась под ногами, и у меня блинчик подгорел.
– Ба, не расстраивайся. Хочешь, расскажу, кто будет исполнять желания взрослых?
– Ну что ж, делись, фантазерка.
Я забиралась к ней на колени, прижималась щекой к бабушкиному фартуку, пропахшему вкусной выпечкой, и горячо шептала ей на ухо:
– Это будет станция с маленькими помощниками дедушки Мороза. Взрослые ведь часто ездят в метро?
– Конечно, – соглашалась бабушка.
– Ну вот. Значит, это правильное место для новогодних чудес. На станции будет волшебный поезд. Когда человек садится в него, исполняется желание. Я здорово придумала?
Глава 3. Сны о бабушке
Я часто вижу сны про бабушку. Кажется, что чем старше становлюсь, тем чаще вспоминаю ее теплые руки, добрый взгляд, седые бабушкины кудри и перепачканный мукой передник. Наверное, она думала, что пирожков и блинов не может быть слишком много и все время беспокоилась, что ее внучки вот-вот снова проголодаются. Я многому научилась в жизни у мудрых людей, но есть вещи, которых не постичь. Например, секрет бабушкиного рассыпчатого манника и геркулесовой каши на молоке. Рецепт остался, но вкус не тот. Что она добавляла? Любовь?
А если бы я и спросила, разве получила бы точный ответ? Бабушка, как всегда, всплеснет руками, хитро мне подмигнет и произнесет любимую поговорку: «Те же штучки, да не те ручки! Не сердись. У тебя все хорошо получается. Пойдем-кась лучше кроссворд порешаем. Телевизер посмотрим, концерт же сегодня, забыла что-ль? Малинин петь будет. Какой мужчина, а?»
Жаль, что я не ценила времени, проведенного с бабушкой, жаль, что думала только о себе. Ни кроссворд, ни концерт в те времена меня ничуть не интересовали. Малинин с его заунывными романсами быстро надоедал, и я просила бабушку переключить на мультики. Наступала предновогодняя неделя, и показывали много советских про зиму: «Дед Мороз и Серый волк», «Снеговик-почтовик», «Когда зажигаются елки» и всякие другие. Потом в уютную комнатку забирался вечер, мы дергали за ниточку торшер с висюльками, похожими на маленькие стеклянные стрелы (я иногда снимала такую стрелу с торшера и любовалась, как она здорово переливается на свету) и читали друг другу вслух сказки из толстенной книги. За окном скрипел под чьими-то шагами снег, от соседей снизу доносилась знакомая мелодия из новостей по первому каналу, шелестели страницы, иногда потрескивала и моргала старая вытянутая лампочка. Воспоминания о таких вечерах меня согревают до сих пор.
Новогоднюю ночь с девяносто четвертого на девяносто пятый я провела у подруги Снежаны: она позвала меня и еще нескольких девочек из класса встретить праздник у нее дома. Мама у Снежаны работала в больнице, папы у нее не было, бабушек и дедушек тоже. Нам оставили несколько бутылок газировки, оливье, шоколадный торт, кулек вафельных конфет «Мишка на Севере» и много-много настольных игр. Родители бы ни за что меня не отпустили встречать Новый год без взрослых, но бабушка схитрила: сказала маме, что мы договорились праздновать вместе. Никто и не заметил подвоха.
Когда часы пробили двенадцать, я подбежала к телефону и торопливо зажужжала пластиковым диском, набирая пятизначный номер.
– Алло, бабуль! – перекрикивая орущий магнитофон, радостно выпалила я. – С Новым годом!
– И тебя с праздничком, – подхватила бабушка. – Как вы там? Чем занимаетесь?
– С девчонками играли, танцевали, кассеты новые слушали, которые Снежане мама подарила. Ася нам такое гадание показала, закачаешься! Я тоже тебе покажу потом. У меня имя выпало на букву «Д»! Сейчас во двор пойдем, на санках кататься. Бабуль, – перешла я на вкрадчивый шепот. – А можно я у Снежаны переночую? У нее и раскладушка есть. Ей страшно одной спать. Можно, а?
– А коль мама спросит? – грустно спросила бабушка.
Я задумалась, накручивая черный телефонный кабель на палец. Ну почему, почему мы понимаем важные вещи слишком поздно? Почему я не догадалась в тот день, что она хотела провести Новый год со мной и очень скучала? Я виновато сопела в трубку и не знала, что ответить.
– Ну да ладно, – сказала бабушка. – Авось, решим. Отдыхай, Дашенька. Ты домой с утра или ко мне заскочишь? Дед Мороз подарочек тебе под елку положил.
– Бабуль, ты супер! Самая-самая лучшая бабуля на свете! – завопила я и подпрыгнула на месте. – Я с утра к тебе забегу. Дома спать еще будут.
Все деревья покрылись пушистой белоснежной изморозью, мороз первого января стал колючим, пробрал до самых костей. Путь до бабушки неблизок в такую холодрыгу. Я прошла всего несколько домов, а пальцы в варежках закаменели, ресницы заиндевели. Хрусть-хрусть, хрусть-хрусть. Ветер смел с тропинки жесткие крупинки снега к высокому сугробу. Но в груди тепло и сладко от предвкушения радостного сюрприза: какие же подарки ждут меня под елкой? Дома, наверное, снова конфеты. А бабушкин Дед Мороз будто угадывает мои мечты. То огромный пупс в коляске, то калейдоскоп, то набор яркой мозаики, а в прошлом году чудесная книжка про метро.
Бабушка, увидев мои раскрасневшиеся от мороза щеки, всплеснула руками и бросилась отпаивать меня чаем. Поставила на стол угощение: теплый разборник с конфетками, кусочек творожного пирога и мед в маленькой баночке. Зимнее солнце неохотно заглядывало в окна, искрилось на подвесках торшера и маленькой белой елочке из мишуры. Бабушка отдала стеклянные игрушки на большую елку, а на свою повесила прошлогодние игрушки из нашей творческой мастерской. Около нее поставила рисунки и открытки, нарисованные мной и Светкой. Около елочки лежали два подарка, завернутые в обойную бумагу. На нее были наклеены снежинки. Я с подозрением покосилась на рулон, который пылился в углу.
– Дед Мороз спешил слишком, – тут же нашлась бабушка. – Попросил меня завернуть подарки для тебя и Светочки. Одинаковые, бери любой.
Я, дрожа от нетерпения, развернула сверток и взвизгнула от восторга. Тетрис! Дед Мороз подарил мне тетрис и махровое полотенце с рыжей лисичкой. Бабушка загадочно и грустно улыбнулась и удалилась на кухню, готовить обед.
Через полгода бабушки не стало. Я была недостаточно взрослой, чтобы прочувствовать всю глубину горя, но уже недостаточно маленькой, чтобы как прежде верить в новогодние сказки. Тому самому тетрису и полотенцу с лисичкой в этот Новый год исполнится тридцать лет. Когда мне становится грустно, зарываюсь в теплую ткань лицом. Что бы там не говорили, бабушкина любовь не имеет срока годности. Она согревает всегда, сколько бы времени не прошло.
Так вот, бабушка приходит в мои сны и чаще всего в канун Нового года. Снится, будто я после телефонного звонка одеваюсь, бегу по знакомой улице, отряхиваю валенки у двери и подпрыгиваю до кнопки звонка. Бабушка встречает меня в прихожей, она закутана в серую шаль и старенькую зимнюю куртку. К стене прислонены детские санки.
– Кататься пойдем, – говорит она с печальной улыбкой. – К городской елке. Пойдем ведь, Дашенька?
– Пойдем, – соглашаюсь я, и мы спускаемся по лестнице в заснеженный двор. Потом мы долго-долго бредем по улице, и мне все кажется, что вот-вот должна появиться площадь, а ее все нет, и бабушка тоже исчезает. Почему все время снится этот путь? Почему она хотела дойти до городской елки?
***
Едва моя напарница Вика переступает порог магазина, я, взбудораженная новым приказом, нервно трясу перед ее глазами длиннющей лентой с новыми ценниками.
– Скорее, – говорю я и тяну ее за рукав. – Работы до кучи. Смотри, сколько прислали! Сейчас люди набегут, а у нас ничего не сделано. Ругаться начнут.
Вика подносит к носу ленту, внимательно перечитывает цены и с преспокойным видом удаляется в подсобку. Я нетерпеливо кручу в руках ценники и стучу в дверь.
– Я у набора шаров уже поменяла, еще гирлянды, еще мишура, еще гномы и олени, – громко перечисляю я вслух. Вроде бы все.
Вика распахивает дверь, завязывает платок и выходит за кофе. Меня начинает потряхивать от возмущения.
– Давай сначала дело сделаем, – окликаю я напарницу. – Ну правда, придут люди, ругаться будут на несовпадения в кассе.
Она закатывает глаза, замирает у входа и неохотно объясняет:
