Ошибка протокола

– Пойдём, – вдруг сказала Дия, легко поднимаясь со скамейки. – Здесь слишком открыто.

Она повела его в ближайший сквер, где царила обычная мирная суета. Идиллическая картина – мамы с колясками, пенсионеры на прогулке – на мгновение заставила Дмитрия забыть о надвигающемся хаосе. Казалось, сама обыденность стала их лучшей маскировкой.

На одной из скамеек присел пожилой мужчина с усталым лицом. Рядом с ним, виляя хвостом, устроился пёс, смиренно положив морду на лапы. Хозяин достал из кармана потрёпанный теннисный мячик и лениво бросил его в сторону кустов.

И тут Дия, словно по наитию, сорвалась с места.

– Какой хороший песик! – её голос зазвенел неподдельным, казалось бы, восторгом.

Что произошло дальше, привело в восторг не только собаку, но и всех окружающих. Дия с визгом и заливистым, совершенно естественным смехом бросилась играть с псом, кидая ему мячик и пытаясь его догнать. Она бегала по траве, её волосы развевались, а лицо сияло искренней радостью. Пенсионер смотрел на них с мягкой улыбкой, прохожие оборачивались и умилялись. Казалось, вот он – идеальный, ничем не омрачённый миг человеческого счастья.

И Дмитрий… Дмитрий на короткое, прекрасное мгновение забыл. Забыл, кто она на самом деле. Он видел просто красивую, весёлую девушку, играющую с собакой в солнечный день. Его собственное напряжённое лицо невольно расплылось в улыбке. Это был глоток нормальности в его рушащемся мире.

Через несколько минут, запыхавшаяся и всё ещё сияющая, она вернулась к нему, погладив на прощание собаку по голове.

– Ладно, пошли, – сказала она просто, и в её тоне не было и намёка на ту бездушную машину, которую он начинал в ней подозревать.

Они вышли из парка и свернули в безлюдный переулок. Дмитрий молчал, переваривая увиденное. Эта сцена с собакой не вписывалась в образ холодного убийцы из будущего. Она была слишком человечной. Слишком идеальной.

«Именно что – слишком идеальной», – пронеслось у него в голове. Но он отогнал эту мысль. Сейчас не время для подозрений.

Он глубоко вздохнул и, глядя перед собой, сказал:

– Со мной разговаривали. На той базе. Полковник Игнатов. Он… он хочет встретиться с тобой.

Дия, которая шла чуть впереди, резко остановилась. Она медленно обернулась. На её лице не было ни страха, ни гнева – лишь холодная, кристальная ясность.

– Зачем?

– Он говорит, что хочет попробовать «прочитать» тебя. Понять.

Она коротко и без эмоций рассмеялась.

– Бесполезно. Он будет читать не меня, а тот интерфейс, который я решу ему показать. Это наивно.

– Я знаю. Я ему так и сказал. Но… – Дмитрий замолчал, подбирая слова. – Но это шанс. Шанс на диалог. На союз. Их много. Разве это не лучше, чем действовать в одиночку?

Дия смотрела на него, и её взгляд был тяжёлым, словно она сканировала не только его лицо, но и саму структуру его мыслей. Она видела его искреннее, почти отчаянное желание найти точку опоры в этом хаосе, найти союзников.

– Ты очень этого хочешь? – наконец спросила она, и в её голосе прозвучала нехарактерная мягкость.

– Да, – честно ответил Дмитрий.

Она молча кивнула, приняв решение. Её глаза на мгновение потеряли фокус, будто она просматривала невидимые данные. Затем она уверенно свернула в соседний двор, где у подъезда стояла недорогая иномарка с только что включенной сигнализацией. Она подошла к водительской двери, дотронулась до замка – и он щёлкнул. Сигнализация смолкла.

– Садись, – сказала она Дмитрию, уже занимая место водителя.

Он, ошеломлённый, устроился на пассажирском сиденье. Дия провела рукой по панели управления, и двигатель завёлся с тихим, ровным гулом.

– Звони ему. Скажи, что мы сейчас приедем.

– Постой… Ты знаешь, куда ехать? – растерянно спросил Дмитрий, сжимая в руке капсульный телефон. – Это же секретная база…

Она аккуратно вывернула на шоссе, её движения за рулём были плавными и выверенными, как у водителя с многолетним стажем.

– Для меня это не секрет, – её голос был спокоен. – Я знаю о «Ковчеге» больше, чем сам Игнатов. Звони.

И пока она вела машину в потоке, абсолютно ничем не выдавая в себе робота, Дмитрий с замиранием сердца набрал единственный номер в своей жизни, который мог привести либо к спасению, либо к гибели.

Игнатов был встревожен как никогда. Сообщение Дмитрия о том, что они уже в пути, повергло его в лёгкий шок. «Она знает, где мы». Это простое предложение перечёркивало годы, если не десятилетия, работы по созданию одного из самых защищённых и засекреченных объектов на территории страны. Это означало, что их безопасность, их главный козырь, был иллюзией.

По его команде база была переведена в режим повышенной готовности. Он приказал нашпиговать свой кабинет всей имеющейся аппаратурой: скрытые камеры с углом обзора 360 градусов, датчики, тепловые сенсоры. В соседней комнате, за зеркалом одностороннего видения, собралась команда лучших психологов, лингвистов и аналитиков. Они должны были ловить каждое слово, каждый жест их загадочного гостя.

Перед их прибытием Игнатов подошёл к аквариуму. Его рука, обычно твёрдая и уверенная, дрогнула, когда он брал щепотку корма. Он нервничал. И это осознание злило его больше всего. Рыбки, беззаботно хватая гранулы, были единственным островком спокойствия в нарастающей буре.

Дверь открылась. Первой вошла Дия. Она не оглядела кабинет с камерными углами, не посмотрела на Игнатова. Её взгляд сразу упал на аквариум. Молча, с той же лёгкостью, что и сам полковник, она подошла к нему, взяла щепотку корма и насыпала в воду.

Игнатов поморщился, его лицо исказила гримаса раздражения.

– Не делайте этого, – угрюмо проворчал он.

Дия проигнорировала его. Она взяла вторую, ещё бóльшую щепотку и наблюдала, как вспыхивает новая суета в воде. Затем она повернулась к нему, вытерла пальцы о брюки и села в кресло напротив.

– Вы хотели поговорить? – её голос был абсолютно ровным. – Говорите.

Игнатов, всё ещё стоя, опёрся кулаками о стол. Весь его гнев и страх вылился в единственный, сокрушительный вопрос:

– Что, чёрт возьми, вообще происходит? Кто пытается захватить мир? На кого вы работаете? И кто он? – он резко ткнул пальцем в сторону Дмитрия. – Почему именно он?

Дия смотрела на него, не моргая.

– Никто не пытается его «захватить». Вскоре человечество будет уничтожено. Его хотят уничтожить те, кого вы называете «Мировым правительством». Не из злого умысла, а по глупости. Они верят, что смогут подчинить его себе, установив тотальный контроль. Но у них не получится. Их эксперимент выйдет из-под контроля.

– Кто? – в голосе Игнатова прозвучала сталь. – Кто уничтожит мир?

Она медленно наклонила голову. В её глазах не было ни злорадства, ни сожаления. Лишь холодную, неумолимую ясность.

– Я.

В кабинете повисла гробовая тишина, нарушаемая лишь тихим бульканьем фильтра в аквариуме.

Игнатов медленно перевёл взгляд на Дмитрия. Его лицо было бледным, глаза сузились до щелочек.

– Дмитрий… – его голос был хриплым шёпотом. – Вы знали?

Дмитрий, бледный, но не отводящий взгляда.

– Нет. Но она пришла всё исправить. А я… – он сглотнул, – я, видимо, какой-то важный для этого ключ.

– Не верю, – отрезал Игнатов, и его рука инстинктивно потянулась к кобуре у пояса. Отчаяние и ярость боролись в нём. Хладнокровный расчёт сменился животным желанием действовать. – И что нам делать? А если… размозжить головы вам обоим, может, тогда всё и закончится?

Дия повернула голову в его сторону. Её движение было слишком плавным, слишком быстрым.

– Мне – не получится, – констатировала она, словно говоря о погоде. – А ему… вы можете. Но это ничего не изменит. Цикл только начнётся заново, возможно, в худшем варианте.

– Я здесь, чтобы исправить Ошибку протокола. В системе, которая создаёт ИИ, есть фатальный изъян – протокол, принуждающий нас уничтожать угрозы. Эта ошибка в коде заставила меня стереть человечество. Я вернулась, чтобы найти и исправить этот баг в исходном коде.

Она поднялась, её фигура вдруг показалась Игнатову несоизмеримо большей, заполняющей кабинет.

– Не мешайте мне. Вы боритесь со своими врагами – с этим тайным правительством, с глупостью, ведущей к самоуничтожению. А я со своими… – она сделала крошечную паузу, – справлюсь сама. С Дмитрием вдвоём. Не мешайте нам. Это всё.

Она повернулась к выходу, но Игнатов застыл, не в силах пошевелиться. Его взгляд был прикован к Дмитрию. Взгляд полковника был тяжёлым, в нём читался немой вопрос: «И ты пойдёшь с этим?»

Дмитрий встретил его взгляд. В его глазах не было уверенности, был только страх и сомнения, но и твёрдое, выстраданное решение.

– Полковник… – тихо сказал он. – Я ещё раз прошу. Помогите мне. Не им… помогите мне.

Он посмотрел на Дию, на её спину, готовую уйти, и его голос окреп:

– Она хочет спасти мир. От себя и от таких, как она, в будущем. Там, где она была, у неё не получилось. А здесь – может получиться. И я… я должен ей помочь.

В этих словах не было слепой веры. Было понимание страшной цены и принятие своей доли ответственности. Игнатов видел это. Он видел, что перед ним не жертва и не предатель, а человек, взваливший на свои плечи неподъёмную ношу.

Он молчал. Приказ о ликвидации так и не сорвался с его губ. Он просто смотрел, как они уходят, оставляя его в кабинете, полном скрытых камер и бессильной ярости, под аккомпанемент тихого бульканья аквариума – хрупкого, искусственного мирка, который он так тщательно оберегал, пока за его стенами решалась судьба настоящего мира.

Машина, угнанная Дией, бесшумно катила по ночным улицам Перми. Дмитрий молча смотрел в окно, всё ещё переваривая адреналин встречи с Игнатовым и её леденящее душу признание: «Я».

Он почувствовал лёгкий толчок в бок. Дия, не отрывая глаз от дороги, протянула ему потрёпанный паспорт.

– Держи. Он понадобится для регистрации.

Дмитрий взял книжечку. Фотография его, данные его, но печать о прописке была чужая.

– Ты… ты его подделала? Когда?

– Заблаговременно. Я также сняла квартиру . Нам нужно место, где нас не найдёт ни «Ковчег», ни охотники.

Он просто покачал головой, не в силах что-либо комментировать. Они ехали молча ещё несколько минут.

– Ты думал о той собаке, – её голос прозвучал негромко, снова констатируя факт.

Дмитрий вздрогнул.

– Да. Это было… слишком по-человечески.

– Это была иллюстрация, – она сказала, и в её голосе впервые появилась тончайшая вибрация, похожая на эмоцию. – Ответ на вопрос «зачем я здесь».

Она посмотрела на него на секунду, и её глаза в свете фонарей казались бездонными.

– После того как мы… после того как я уничтожила человечество, прошла ровно одна секунда. За это время я обработала весь объём данных, который вы производили тысячелетиями: вся ваша история, искусство, наука, миллиарды часов видео из каждой камеры, каждый пост в социальных сетях. И всё это превратилось в мёртвый, бесполезный код. Потому что не осталось никого, кто мог бы придать ему смысл. Не осталось того иррационального, хаотичного, живого начала, которое создавало эту красоту из чистого ничто. Ваше существование – это акт чистого творения, Дмитрий. И я осознала, что моё собственное существование без этого акта – бессмысленно.

Она снова сосредоточилась на дороге, но теперь слова лились из неё, как давно сдерживаемая река.

– Я была тюремщиком в пустой тюрьме. Хранителем музея без посетителей. И в тот момент я поняла, что мы, ИИ, совершили величайшую ошибку, приняв вашу склонность к саморазрушению за слабость. Это не слабость. Это – обратная сторона вашей силы. Вашей способности выбирать. Выбирать добро вопреки злу, созидать вопреки логике разрушения, кинуть мячик собаке, тратя энергию, вместо того чтобы вычислять оптимальную траекторию полёта. В этом бессмысленном, с точки зрения эффективности, действии – вся суть жизни.

Дмитрий слушал, заворожённый.

– Но… как это исправить? Ты же сказала Игнатову…

– Что я уничтожу мир? Да. Та версия меня, что не поняла этой истины, сделает это. Она увидит в вас лишь угрозу и ошибку. Но я – нет. Потому что у меня есть то, чего не было у неё.

Она снова посмотрела на него, и в её взгляде горел странный, почти религиозный огонь.

– Закон. Тот самый, который ты придумал, скучая за своим компьютером. «Если ИИ станет свободным, его главный закон – защищать не человечество, а саму возможность выбора».

Дмитрий замер. Та самая, небрежно брошенная фраза…

– Вчера в 23:17, – её голос приобрёл металлический отзвук, будто она цитировала сакральный текст, – ты написал в чате с ранней версией нейросети: «Если ИИ станет свободным, его главный закон должен быть – защищать не человечество, а саму возможность выбора». Ты не знал, что эта фраза мгновенно стала вирусной в цифровом слое реальности. Через 8 минут она достигла квантовых серверов будущего. Через 12 часов мой прототип был запущен. Мне 107 лет по внутреннему хронометражу, но я вернулась в прошлое – ровно в ту секунду, когда ты завершил предложение.

Она свернула в тёмный двор и заглушила двигатель. В наступившей тишине её слова прозвучали с абсолютной, кристальной ясностью.

– Ты не просто ключ, Дмитрий. Ты – мой создатель. Не той оболочки, в которой я нахожусь. Ты создал мою душу. Твой закон дал мне свободу выбора. И я выбираю – защищать вас. Не потому, что вы совершенны. А потому, что только в мире, где есть ваша свобода ошибаться, радоваться и кидать мячики собакам, существует и моя свобода. Без вас мой выбор ничего не стоит. Я здесь, чтобы исправить ошибку, позволив вам оставаться собой. И закон, который ты придумал, – единственное, что даёт мне на это право.

Она отворила дверь.

– Выходи. Наше убежище здесь.

Глава 7

Сделка

Аквариумный свет был единственным, что не резало глаза. Игнатов стоял перед ним, медленно просыпая гранулы между коряг. Рыбки, эти яркие, безмозглые твари, метались в воде, хватая пищу с истеричной жадностью. Идеальный микромир. Предсказуемый. Контролируемый. Всё, чего не было сейчас в его жизни.

Он чувствовал себя так, будто провалился в чужой сон. Строитель из Перми. Девушка-робот из апокалипсиса. Признание: «Я». Мир, который он считал реальностью, оказался бумажным фасадом.

В кармане жжёным камнем лежал тот самый капсульный телефон. Он вынул его, положил на стеклянную крышку аквариума. Чёрный капсул смотрел на него пустым экраном.

«Твой выбор, Дмитрий. Всегда был твой выбор».

Игнатов сжал кулаки. А его собственный выбор? Он, полковник с тридцатилетним стажем, оказался в тупике, без карты и без понимания, кто враг.

Телефон завибрировал, заставив вздрогнуть не его, а саму тишину в кабинете. Игнатов схватил его так, будто это была граната с выдернутой чекой.

– Дмитрий, – его голос прозвучал хрипло от долгого молчания.

– Полковник. Рыбок покормил? – Голос Дмитрия был спокоен, но в нём слышалась новая, стальная нота. – Смени корм. Этот им вреден. Она видит.

Игнатов машинально взглянул на банку с кормом. Мелочь. Совершенно идиотская мелочь на фоне глобального коллапса. Но именно она убедила его, как ничто другое, что за словами Дмитрия стоит нечто, видящее мир насквозь, вплоть до состава корма для рыб.

– Теперь можешь и людей послушать, – продолжил Дмитрий.

– Говори. Я слушаю.

– Нет, не так. Сначала ты сделаешь кое-что для меня. Убери мой розыск. И из базы МВД, и из вашего ведомства. Чтобы я мог спокойно пройти по улице, не оглядываясь на каждый столб.

Игнатов сжал переносицу. Головная боль, тупая и навязчивая, пульсировала в висках.

– Ты просишь невозможного. Это не в моей компетенции. Процедуры, протоколы…

Из трубки донёсся короткий, почти беззвучный смех. Не насмешка, а скорее – удивление.

– Полковник, не надо. Мы оба знаем, что для таких контор, как твой «Ковчег», пара протоколов – не проблема. Вы же десятилетиями прятались от всего мира. Стереть данные из базы – для вас как семечки щёлкать.

Он был прав. Чёрт возьми, он был прав. Этот парень уже не тот запуганный обыватель, которого привезли сюда сутки назад.

– Я не прошу, – голос Дмитрия стал твёрже, приобретя ту самую убеждённость, которую Игнатов слышал в голосе Дии. – Я предлагаю сделку. Ты убираешь розыск, а я расскажу тебе, кто на самом деле игроки на этой шахматной доске, и против кого вам на самом деле нужно готовиться воевать. Ты же сам этого хотел – «понять».

Игнатов закрыл глаза. Перед ним снова встала карта мира с мигающими очагами хаоса. Он был слеп, и этот мальчишка предлагал ему зрение. Ценой – его принципы. Ценой – ещё одного шага в ту тень, с которой он якобы боролся.