Соло

Мэрион Линн

Соло

Глава 1

Я вышла из консерватории, и в тот же миг осенний ветер просочился под мой жакет, пробираясь до самых костей. Он пронёсся по позвоночнику, оставляя за собой дрожь. В воздухе стоял терпкий землистый запах, а листья, раскрашенные золотыми и красными оттенками, кружились в свете фонарей. Улицы Бостона расплывались в сумерках, а я пыталась отогнать навязчивые мысли.

«Слишком небрежно, Минна».

Голос преподавателя всё ещё звучал в моей голове как метроном, безжалостно отмеряющий каждую мою ошибку. Я старалась. До боли в пальцах, до слёз в подушку. Но всё, чего это стоило – ещё одно замечание. Ещё одна строка в списке того, что я делаю не так.

Я ускорила шаг и притиснула руки к телу. В груди зародилось ощущение, похожее на щепку под ногтем – крошечное, но невыносимо назойливое. Если честно, я не была уверена, что всё это не напрасно. Что я и правда создана для музыки.

Всё, что было в моей жизни – это музыка и провалы.

Кроме тех трёх вечеров в неделю, когда я сбегала в «Кофе на БИС».

Здесь я могла дышать.

Это место не требовало от меня совершенства. Никто не сравнивал, не разбирал промахи по косточкам. Я просто работала, и этого было достаточно. Рядом всегда была Гвен, моя напарница, с которой любая смена превращалась в небольшое приключение.

Поэтому после занятий, я спешила в кафе, чтобы сменить виолончель на поднос, готовить заказы под лёгкую музыку и искренне улыбаться.

Я толкнула знакомую дверь, покрытую стикерами и отпечатками чужих пальцев. От контраста температуры меня сразу бросило в жар. Покалывание на щеках было настолько резким, что я замерла на секунду, давая телу привыкнуть.

Зал переполняли звуки – смех, разговоры, шум посуды. В воздухе густо стоял аромат кофейных зёрен и пряностей, от которого сводило желудок.

По пятницам у нас царило спокойствие, но в этот день всё было иначе. Людей оказалось на удивление много, все столики заняли. У барной стойки теснились посетители, а некоторые просто блуждали по залу, оглядываясь в поисках свободного места.

Гвен, растрёпанная, как после урагана, металась за кассой. Её рыжие локоны выбивались из пучка, а глаза вспыхнули облегчением, стоило ей меня заметить.

– Минна! Наконец-то!

– Прости, нас опять задержали, – я пожала плечами, бегло осматривая зал. – Что здесь происходит?

– Отличный вопрос! Я сама ничего не понимаю. То ли кто-то написал о нас в блоге, то ли просто звёзды сошлись, но, похоже, нас ждёт адский вечер.

Напарница сунула мне поднос и фартук, театрально закатила глаза и скрылась на кухне.

Я не теряла времени. Быстро переоделась в броню, схватила блокнот и ринулась в бой.

Кафе утопало в оттенках зелени и шоколада. Стены, выкрашенные в цвет мха, контрастировали с массивными деревянными столами. Кожаные диваны манили присесть и утонуть в их объятиях. Я двигалась по залу, стараясь не задеть ни одного из посетителей.

Посадочные места располагались полукругом и были ориентированы на небольшую сцену. Тёплый свет софитов мягко очерчивал границы, отделяя её от остального зала. На ней выступали мужчины лет сорока, чья музыка, честно говоря, не вызывала у публики никакого интереса. Я слышала, как кто-то тихо зевнул за столиком, где сидела группа студентов, и это было красноречивее любых слов. Песни звучали скучно и однообразно.

Но потом на сцену вышел он.

Парень в чёрной рубашке подошёл к микрофону.

Зрители затихли.

– Привет, Бостон! – сказал он, поднимая руку.

В ответ раздались аплодисменты и восторженные крики.

Обычные слова, но голосом, в котором звучал хрип засыпающих улиц и бархат старых винилов. Его взгляд скользнул по залу, не ища ничего конкретного. Он просто смотрел, как человек, уверенный в том, что делает.

Музыкант улыбнулся, отвёл взгляд. Улыбка была робкой, но при этом, боже мой, как непринуждённо он двигался! В каждом его жесте чувствовалась свобода.

У парня были русые, густые волосы, которые по-мальчишески спадали на лоб, аккуратно обрамляя лицо. Его черты нельзя было назвать особенными, но в них было что-то притягательное: ровный нос, тёмная щетина и тяжёлые брови. Он был среднего телосложения, слегка сутулился, а в ухе блестела маленькая серёжка, дополняя образ.

Всё в его внешности, от взлохмаченных волос до лёгкой неосторожности в движениях, создавало ощущение дерзости. Он сливался с толпой, но в то же время был её центром, привлекая взгляды без всякого усилия.

В моей голове зазвучала Пятая симфония Шостаковича – величественная, напряжённая, с нотами скрытого бунта. Она нарастала, звенела скрипками, а потом рушилась в оглушительном аккорде – так же, как его появление на сцене, как блеск его глаз в свете софитов.

Некоторые девушки сорвались со своих мест и ринулись к сцене. Мне пришлось отойти в сторону, чтобы избежать столкновения. Очевидно, это были его поклонницы.

Я взглянула на Гвен. Она замерла с подносом в руках, не отводя взгляд от неизвестного парня.

– Он что, какая-то звезда? – Спросила я саму себя.

Парень заиграл, и что-то внутри сжалось, не давая сделать ни шага. Каждая нота отзывалась во мне тоской и одиночеством.

Я узнала эту песню сразу. Когда-то она звучала в моих наушниках каждый день. Я любила её – как и многие другие песни Вилле Вало. В них было что-то очень личное, словно они обо мне. Тогда, и, может быть, до сих пор.

Баритон парня был глубокий и насыщенный, с богатым тембром. Он легко переходил от низких, резонирующих нот к более высоким, сохраняя при этом плавность и контроль. Я не смогла удержаться. Знакомые строчки сами слетали с губ, и я поймала себя на том, что подпеваю.

Вдруг все заботы о работе ушли на второй план. Даже Гвен качала головой и виляла бёдрами в такт музыке. Стало понятно, для чего собрались все эти люди. Они пришли послушать именно его.

Песня развивалась, набирала темп. Парень двигался свободно, пальцы виртуозно скользили по струнам, а голос был сильным, чистым. Но с первыми строчками припева что-то изменилось. Я уловила странную фальшь.

«Убивая одиночество» в оригинале, передавала крик души, тоску, спрятанную за красивыми словами. В ней было что-то ломающее, болезненное. То, что делало её настоящей, пропало. Исчезло между нот. Осталась оболочка. Он пел безупречно, мощно, но в этом не чувствовалось ни боли, ни искренности. Всё выглядело наигранным, как будто для него главное – произвести впечатление.

Я возвращалась к стойке, когда услышала разговор за одним из столиков.

– Чёрт, как так вышло, что мы его раньше не знали? – сказала девочка-подросток, снимая парня на телефон. – Он же офигенный!

– Реально! Голос просто вау, – её подруга потянулась за своим напитком. – И песни… Это же он сам пишет?

– Ну, наверное. Такое не каждый сочинит. Он явно гений.

– Теперь я его фанатка, – взвизгнула девочка. – Давайте с ним сфоткаемся?

Я чуть было не выронила поднос. Они что, серьёзно?

Перевела взгляд на сцену. Парень стоял в лучах приглушённого света, улыбался кому-то в зале, и даже не пытался объяснить.

Вот что злило больше всего.

Следующая его песня была для меня очень значимой. Она должна звучать как борьба, как боль, которую невозможно сдерживать. Джаред Лето исполнял её так, будто разрывал себя изнутри. Но этот парень… снова всё испортил. Без чувств. Без отчаяния. Он превратил её в посредственную песенку из перехода.

Я старалась не обращать внимания, но его версии каверов становились всё более невыносимыми. Звук был пустым, а его наглость раздражала до предела. Хотелось уйти, но смена продолжалась, и я была вынуждена оставаться и слушать это.

– Почему? – сжала я зубы.

Он не мог так поступить с этим текстом! С мелодией, где гитара способна вывернуть душу наизнанку!

За стойкой Гвен забыла обо всём. Её лицо выражало полное восхищение. Она не замечала, что делает этот парень, главное – он хорош.

Почему он не может сочинять свои песни? Почему просто не может сыграть что-то оригинальное?

Молодой человек продолжал исполнять самые известные хиты рок-групп.

«Вот и ещё одна звезда, которая не понимает, что значит творить», – подумала я, глядя на его уверенное выступление.

Гости ритмично двигались под музыку рядом со сценой, словно были в клубе или концертном зале, а не в обычном кафе, где на десерт подают сахарные пирожные. Мы с Гвен стояли, облокотившись на стойку, и наблюдали за происходящим весельем в зале.

– Кто он такой, ты его знаешь? – спросила я напарницу.

В ответ Гвен отрицательно качнула головой.

– Да какая разница? Поёт классно!

Петь умеет, с этим не поспорить, но то, что он делал, вызвало во мне только возмущение и перечеркнуло все положительные эмоции. Как можно так бездарно тратить свой талант? Обладать выразительным голосом и петь так, как будто это просто фоновая музыка?

– Эй, может, пойдём возьмём автограф? – Гвен игриво толкнула меня бедром.

– Воздержусь.

Сбежав в подсобку, я начала готовить тележку с вёдрами для уборки столов. Конец близился, и мне хотелось завершить смену как можно скорее.

Когда музыка стихла, я услышала возгласы толпы. Наконец-то… Я выдохнула с облегчением. Сцена опустела, и я вернулась в зал.

– Ну что, всё?

– Боже, это было потрясающе, – залепетала Гвен, прислонившись к стойке.

– Серьёзно? – я подняла брови.

– Ну да! Он просто… – она замялась, закусив губу, а потом махнула рукой. – В любом случае я теперь его фанатка.

Я фыркнула.

Ларри, наш охранник, уже объявил о закрытии, и посетители нехотя поднимались, собирая вещи. Я взглянула на часы, висевшие на стене. Время было почти десять.

– Эй, Гвен, – позвала я. – Успеешь на автобус?

Она вынырнула из подсобки, чтобы убедиться.

– И правда, мне уже пора, – засуетилась напарница, развязывая фартук. – Закроешь тут, ладно?

Я кивнула в ответ, и Гвен побежала переодеваться. Мы обе ненавидели пятницу. В конце недели в кафе всегда работал открытый микрофон, и нам приходилось задерживаться до десяти часов. Из-за этого Гвен не успевала на свой автобус, поэтому уходила раньше, а мы с Ларри закрывали заведение.

Когда гости разошлись, я выкатила тележку в зал. Стала собирать посуду, формируя высокую башню из тарелок.

– Ну всё, пока, увидимся в четверг, – махнула мне Гвен и выбежала из здания.

Ларри иногда помогал с уборкой, но сейчас он разговаривал по телефону, поедая у стойки какой-то десерт.

Я торопливо протирала столы, стараясь вернуть им прежний блеск, когда на сцену вновь поднялся тот самый парень. Он принялся разбирать свою электрогитару, отсоединяя её от усилителя.

Мельком я наблюдала за его попытками распутать провода, как за чем-то почти символическим. Провод от гитары закрутился вокруг провода от микрофона, и музыкант, присев, сосредоточенно пытался распутать этот узел.

Мне хотелось высказать ему всё, что накипело. Эти песни, значимые для меня, он изменил почти до неузнаваемости и пытался использовать их для привлечения внимания к себе.

Сначала я притворялась, что сосредоточена на уборке: методично орудовала тряпкой, но то и дело украдкой поглядывала в его сторону. Когда он уже убрал инструмент в чехол, не сдержалась:

– Ты пел хорошо.

Он повернулся, и губы тут же растянулись в самодовольной улыбке.

– О, спасибо. Не ожидал, что персонал заведения тоже оценивает. Приятно слышать.

Я глубоко вздохнула, набираясь храбрости.

– Особенно приятно, наверное, слышать, как тебе приписывают авторство чужих песен.

Улыбка медленно сошла с его лица, он вскинул брови.

– Я разве сказал, что это мои? – Парень сделал пару шагов в мою сторону, и у меня непроизвольно напряглись пальцы.

– И не опровергал тоже. Я слышала, как твои фанатки обсуждали, какой ты гениальный автор. Они уверены, что ты их написал.

– Разве это так важно? Людям нравится, значит, я сделал всё правильно, – Он пожал плечами.

Я кинула тряпку в одно из вёдер на тележке, полностью сосредоточив внимание на парне. Он смотрел на меня с высоты сцены, и я физически ощущала, как его взгляд пронизывал насквозь.

– Ты ничего не сделал. Ты пользуешься чужим успехом. Они верят тебе, а ты даже не понимаешь, о чём поёшь.

Он чуть напрягся.

– Значит, тебе не всё равно!

– Что?

– Ну, ты так переживаешь за эти песни, – он склонил голову набок. – Как будто разбираешься в музыке… Вообще-то, все так делают. Я имею в виду, поют каверы.

– Может быть, но не все делают это так, как ты.

Он медленно кивнул, будто обдумывая мои слова. А потом вдруг улыбнулся – не так, как раньше. В его взгляде промелькнул огонёк, от которого стало не по себе.

Я вновь взяла тряпку, отжала её и принялась неистово натирать один из столиков.

– У меня есть кое-что своё, – протянул он. – В следующий раз спою. Специально для тебя.

Чёрт.

В его голосе вспыхнул азарт, заставивший меня напрячься.

– Будет повод проверить, есть ли в тебе что-то настоящее.

– Бросаешь мне вызов?

Я отвернулась, пытаясь скрыться от его пристального взгляда.

– Считай, что да.

Он задержался на пару секунд дольше, чем стоило, перед тем как уйти.

Я не смотрела ему вслед.

Когда вышла из кафе, духота сменилась прохладной свежестью ночной улицы. Дверь за спиной мягко закрылась, отсекая меня от тяжёлого дня.

Снаружи город жил своей жизнью. Гул машин тянулся приглушённым фоном, редкие прохожие шагали по тротуару, ветер лёгкими порывами шевелил листву. Я поёжилась, подняла воротник и ускорила шаг, стараясь не наступать в лужи. Тело ныло от усталости, но мысли не давали покоя.

Голос парня всё ещё звучал в голове. Не звук, а скорее остаточное эхо, вибрация где-то под кожей.

Его лицо.

То, как он смотрел на меня. С вызовом. Будто ждал, что я скажу дальше.

Я стиснула зубы.

Внутри поднялось неприятное тепло. Вспомнились его последние слова. Отчего-то они врезались в память сильнее, чем должны были.

Почти не осознавая, я достала телефон и посмотрела на экран. До пятницы целая неделя. Шаги стали быстрее, движения резче, будто я могла убежать от этой мысли.

Это неважно.

Тогда почему же я продолжала о нём думать?

Глава 2

Я шла по длинным коридорам консерватории, рядом со мной весело шагала Лиз. Стены были украшены плакатами с изображениями знаменитых композиторов и музыкальных мероприятий, а полы блестели от свежей полировки. В воздухе витал лёгкий аромат старых нотных партитур.

– Ты слышала, что Клауф снова собирается делать проверку? – спросила Лиз, поправляя волосы. – Надеюсь, он сегодня в хорошем настроении.

– Да, и его «хорошее настроение» включает в себя минимум комплиментов и максимум замечаний, – бросила я, стараясь улыбнуться. Вышло криво.

Лиз громко рассмеялась.

– Кстати, я записалась на конкурс молодых исполнителей!

Я остановилась на полшага, затем догнала подругу.

– Правда?

– Ну да. Пока не решила, что играть, но неважно, у меня ещё есть время, – сказала она легко, будто для неё это не стоило особых усилий.

Я кивнула, пытаясь не выдать, как туго сжалось что-то под рёбрами.

– Вот бы мне так, – вырвалось.

Лиз снова улыбнулась, мягко, по-доброму.

– Может, и попробуешь когда-нибудь. Начни с малого. А там, глядишь, и до второго места доберёшься.

Она не имела в виду ничего плохого, но эта фраза засела внутри. Немного горько, немного обидно. Потому что она была права. Я не блистала. Я старалась.

Мы вошли в светлый музыкальный класс. Заняв своё место, осторожно поставила виолончель. Лиз, уже готовая к действию, начала укладывать свои чёрные волосы, словно это был ритуал перед началом игры.

– Ты готова к Вивальди? – спросила она, изображая профессорский тон.

– Думаю, справлюсь с первой частью. Но третья всё ещё вызывает сложности.

Лиз наклонилась ближе, её карие глаза азартно блестели.

– Легато*, Минна. Если не будешь зажимать струны слишком сильно, получишь тот самый звук, который нужен в этом месте.

Я задумчиво провела смычком по струнам.

– Легато, да… – пробормотала я. – Только бы не сбиться с ритма.

– Ты не собьёшься, если перестанешь бояться.

Прежде чем я успела что-то ответить, дверь открылась, и в класс вошёл профессор Клауф. Ему пришлось чуть пригнуть голову в проёме. Он молча окинул нас взглядом, затем скривился так, будто в классе дурно пахло.

– Доброе утро. Сегодня мы продолжаем работу над "Концертом для двух виолончелей" Вивальди. Надеюсь, все подготовились?

Лиз уверенно кивнула. Я лишь молча проверила колки на своей виолончели.

– Начнём с репризы аллегро. Минна, Элизабет, шестнадцатые – в унисон. Я хочу слышать синхронность.

Он поднял руку, и в зале раздались первые звуки. Мы начали играть. Вскоре наши виолончели заполнили класс. Лиз вела партию уверенно, не сбиваясь, я же старалась удержаться рядом, но в нужном моменте пальцы споткнулись, и звук разлетелся, как осколки.

– Стоп! – резко прервал Клауф, и я почувствовала, как у меня похолодело внутри. – Минна Баллард, что это было?

Я опустила глаза. Пальцы дрожали, а губы сжались в тонкую линию.

– Вы выпадаете из ритма. Вивальди требует точности, а не колебаний. Вы убиваете энергию этой музыки.

– Но я старалась… – начала я, но он поднял ладонь, прерывая меня.

– Старания мало. Музыка – это ремесло, а не благие намерения.

Я почувствовала, как мои щёки загорелись, но Лиз незаметно подтолкнула меня локтем.

– Ещё раз, – скомандовал Клауф.

Мы начали снова. Я сосредоточилась на движении смычка, следила за синхронностью с Лиз. В этот раз шестнадцатые звучали ровнее. Когда мы закончили, профессор слегка кивнул.

– Лучше. – Он сделал шаг вперёд, обратившись ко мне. – Но помните: техника – это инструмент. Музыка – это эмоция.

– Да, сэр, – я знала, о каких эмоциях он говорил. Но не знала, как заставить их звучать.

После занятия Лиз направилась в студию. Я осталась. Вытерла струны, убрала инструмент в чехол. Вес виолончели оттягивал плечо, но привычно, будто она всегда хотела напомнить: «Я – не просто дерево и струны. Я выбор».

Виолончель нельзя оставлять в случайных местах, ведь для неё нужны особые условия, поэтому мой инструмент всегда находил приют в хранилище. Я поставила её на своё место и направилась к гардеробу, когда вдруг услышала голос.

Мимо прошли девушки смеясь. Из динамиков их телефона звучала знакомая песня.

Я остановилась прислушиваясь.

Сначала подумала, что он не может быть настолько популярным, чтобы его песни слушали в записи, но, изменённый мотив дал понять – это он, тот самый парень из кафе.

Я хотела подойти и спросить у девчонок, но в какой-то момент замешкалась и не решилась.

По дороге домой его голос продолжал преследовать меня. Изменённый фильтрами и динамиком телефона, он всё равно был узнаваем.

Через несколько минут я оказалась у своей квартиры, всего в двух кварталах от консерватории. Родители сняли для нас жильё, чтобы путь после занятий, особенно если они затягивались в долгие вечерние часы, был лёгким и безопасным.

Уже с порога привычное чувство пустоты снова охватило меня. Это не дом, где я могла бы расслабиться, чувствовать себя защищённой. Всё было чужим и минималистичным. Серая прихожая, две небольшие комнаты – моя и Лиз.

В моём уголке был порядок, всё на своих местах. Кровать, стол, стул – ничего лишнего. Никаких фотографий на полках или мягких подушек, создающих уют. Даже растения не росли здесь.

Обычно я ненавидела находиться в этом холоде, но сегодня я была просто рада закрыться от всего и уединиться с ноутбуком.

После короткого перерыва и серии любимого сериала я взялась за тетрадь с домашним заданием. Оно не было сложным, но требовало внимания.

Как только я начала, на столе пикнул телефон. Оповещение. Затем ещё одно. И ещё. Звуки шли один за другим, сбивая с мысли. Наконец, я бросила взгляд на экран. Никто, кроме Гвен, не мог так писать. Отложив ручку я взяла телефон в руки. На экране одно за другим всплывали сообщения от Гвен.

Гвен:

Я узнала, кто он!!!

Это вообще огонь, ты не поверишь!!

У него ТЫСЯЧИ подписчиков. Он местная звезда. Просто офигеть.

И он пел именно в “КОФЕ НА БИС”! Мы были в двух метрах от звезды, и даже не взяли автограф… как можно быть такими безмозглыми??

Я моргнула, перечитывая сообщения.

Гвен:

Вот его канал. Смотри!

www.youtube…

Мой палец завис над экраном. Мысли о домашке всё ещё цеплялись где-то на задворках сознания. Задание не было доделано, и я это прекрасно знала. Отложила телефон в сторону, собираясь вернуться к тетради.

Через секунду ещё одно сообщение:

Гвен:

Только попробуй не посмотреть этот шедевр. Минна. Я серьёзно.

Я закатила глаза, но не удержалась. Вздохнула и всё-таки нажала на ссылку.

– Ладно, звезда. Покажи, что у тебя там, – шепнула я, обращаясь к экрану, который уже отображал популярный сайт.

Джет.

Так его звали. Музыкальный блогер. Или, скорее, тот самый парень из кафе, чьё пение задело во мне что-то на уровне нервных окончаний.

Я листала его канал, скользя взглядом по превью: каверы, каверы, каверы. Песни, которые я знала до мелочей, и такие, о которых не слышала никогда, но это не имело значения. Я слушала. Одну за другой, и чем больше слушала, тем сильнее чувствовала, что у него не просто голос. У него был дар.

К тому времени о домашнем задании я и думать забыла. Каждая новая песня увлекала меня всё глубже. Я ловила себя на том, что сравниваю запись с выступлением в кафе. Вживую он звучал чуть иначе. Видео были вылизаны, идеально сведены, в них чувствовалась рука опытного звукаря. Но всё равно – это был он. Тот самый голос.

Я откинулась на спинку стула, не отрывая взгляда от экрана. Что-то во всём этом казалось странным. Нереальным. В моей голове будто включили свет и забыли выключить.

Совершенно случайно в рекомендациях мне на глаза попалось видео с интригующим названием "10 Фактов обо мне". Разумеется, я не смогла устоять перед искушением и кликнула на него. Моё любопытство разгорелось, как огонь, в ожидании личных откровений и тайн.

Он сидел перед камерой в мятой белой футболке и улыбался, как тогда в кафе.

«Меня зовут Джексон Крамер. Джет – это сценический псевдоним. Мне двадцать три года, я родом из Бостона, где живу до сих пор.»

Голос был тот же. Суховатый, но с цепкой интонацией. Я слушала не отрываясь.

«Я люблю осень… Не люблю путешествовать… У меня есть кот… Я мечтаю записать альбом… У меня мало друзей… Нет девушки…»

Как познавательно.

После фактов я без раздумий включила ролик с очередным кавером. А потом ещё, и ещё.

Когда видео закончилось, я не сразу поняла, что сижу, уставившись в потухший экран. Голова была пустая, но внутри что-то странно гудело.

Я провела рукой по волосам, пытаясь вернуться. Он действительно пел хорошо. Даже больше, чем хорошо. Голос… глубокий, завораживал меня и не отпускал. Это было не пение. Какой-то гипноз, не иначе!

Захотелось снова включить видео. Просто чтобы проверить, не показалось ли мне. Я нажала на плей, и Джет запел.

Теперь я не только слушала. Рассматривала. Чуть прищуренные глаза, лёгкая улыбка в уголках губ. Он словно пел не для всех, а для кого-то одного.

Странное чувство. Сначала хотелось отвернуться, но потом – ещё раз вглядеться. Понять, что именно в нём так цепляет. Но я не находила ответа. Только ощущение, что я всё больше проваливаюсь в этот голос, в этот взгляд, в это странное притяжение.

Пересилив себя, всё же выключила ролик, но ощущение осталось, будто я вернулась в свою комнату после длительного отсутствия, но уже не та, что раньше.

На его канале было более пятисот тысяч подписчиков. В разделе "сообщества", он оповещал о своих предстоящих выступлениях на открытых микрофонах. Было объявление с прошлой пятницы, где указывался адрес нашего кафе, и совсем свежее объявление, о грядущей пятнице в том же месте.

Значит, он точно придёт!

Моё сердце бешено забилось от волнения, ладони вспотели, к щекам прильнула кровь. Внезапно меня охватила паника.

Что, если я была не права? Если он утрёт мне нос и посмеётся?

Интересно, помнит ли он обо мне до сих пор?

*Лега́то – плавный переход от одного звука к другому без перерыва; плавное, слитное исполнение.

Глава 3

Всю неделю я чувствовала себя странно. Сначала пыталась не придавать этому значения – мало ли, бывает. Но ощущение не проходило, будто что-то во мне изменилось, и я никак не могла привыкнуть к этому новому, тонкому беспокойству.