Ликвидировать до первого выстрела. Фокусник «Цитадели». ЧАСТЬ I

Но она не хотела этого дара. Она хотела, чтобы Виктор был жив. Она хотела назад, в ту библиотеку.

Она снова взглянула на столбцы цифр. «Структура…» – прошептала она. Преподаватель был прав. Она видела структуру там, где другие видели хаос. И структура их невидимого противника была идеальной, почти музыкальной. Это была не грубая сила, это было искусство. И чтобы его победить, нужно было понять художника. И она смотрела, пока глаза не начали слипаться, и вдруг…

Она не видела закономерности в самих числах. Она увидела её в вопросе. В чём его слабость? Немец педантичен, да, возможно, он гений. Но его слабость – в его силе. Он не будет использовать стандартный шифр. Но он должен быть уверен, что его поймут. Значит… ключ должен быть постоянным, но не табличным. Что-то, что есть у обеих сторон. Что-то… простое.

Ее взгляд упал на пачку «Беломора», на которой кто-то из связистов написал химическим карандашом: «Курск 43».

Курск-43.

Сердце её ёкнуло. Она схватила карандаш. А если… если это не шифр подстановки, а шифр перестановки? Если эти цифры – не код букв, а номера слов в неком ключевом тексте?

Она лихорадочно стала искать газеты, сводки Совинформбюро, приказы по фронту – любой текст, который мог бы быть у немцев. Это была безумная идея. Но она была новой. Это была ниточка.

Рассвет застал её за тем же столом. Глаза слипались, в висках стучало. Перед ней лежали исписанные листы, десятки отвергнутых гипотез. Но она не сдавалась. Где-то в этом цифровом хаосе был спрятан ключ. И она обязана была его найти.

Она сражалась не только с немецким шифром. Она сражалась с призраком Крутова, с памятью о Викторе, с собственной усталостью. Пока её товарищи в поле подставляли под пули головы, она подставляла под напряжение свой разум. Это была ее линия фронта. И отступать было некуда.

ГЛАВА 5

Водонапорная башня

Разъезд Пост-117, 6 км от линии фронта

3 июля 1943 года, 04:15

Из всех точек на карте, отмеченных пеленгами Захаровой, старая водонапорная башня у разъезда Пост-117 была самым очевидным кандидатом для скрытого тайника. Семёнов ещё в штабе, склонившись над картой, видел это с первой же минуты. Высотное каменное здание вдоль заброшенной железнодорожной ветки – идеальное укрытие для одинокого радиста. Оно давало радисту всё: и маскировку, и высоту для антенны, и несколько путей для скрытного отхода. Проверить его в первую очередь было не решением, а простой профессиональной необходимостью.

Два часа спустя рыжая, побитая осколками «эмка» с затемнёнными фарами выруливала с замаскированной под крестьянский двор штабной стоянки. За рулём сидел рябой, белобрысый паренёк в засаленной телогрейке – шофёр Михаил. Он молча сосредоточенно крутил баранку, объезжая выбоины. Семёнов, Павлов и Орлов, облачённые в маскхалаты поверх формы, молчали, прислушиваясь к ночи.

Проехав с десяток километров по разбитым просёлкам, Семёнов приказал притормозить. Михаил резко свернул в придорожный березняк и заглушил мотор.

– Отсюда – пешком, – кивнул Семёнов. – Жди здесь, Миша. Никаких фар, никакого курения. Если услышишь стрельбу – уходи без нас. Докладывай в штаб.

– Так точно, – шофёр потянулся к затвору своего карабина. – Удачи вам.

Три силуэта бесшумно выскользнули из машины и растворились в предрассветном тумане, поднимавшемся с болотистой низины. Они шли, соблюдая дистанцию, но чувствовалось, что это – отлаженный механизм, где каждый винтик знает свое место.

Рассвет на Курской дуге в июле наступал рано, но в низине, где стояла башня, всё ещё висел ночной, студёный туман. Он застилал ржавые рельсы, скелеты разбитых вагонов и заросшие бурьяном насыпи. Капитан Семёнов, пригнувшись, двигался вдоль полотна. За ним, как тени, – его правая рука и щит, старший лейтенант Егор Павлов, которого все за глаза звали просто Петрович – по отчеству, как уважают старших, ибо было ему уже под сорок. И его глаза, старший сержант Алексей Орлов, который для всех был просто Лёхой – бесхитростно и по-братски, ведь парню не было и двадцати.

Их военная дружба была такой же крепкой и проверенной, как затвор у ППШ Павлова. Она родилась не в казарме, а в нескольких совместных операциях, где чутьё Орлова и грубая сила Павлова не раз вытаскивали семёновские планы из-под огня. Теперь они были не просто сослуживцами, а тремя частями одного целого.

Старший лейтенант Егор Павлов, бывший командир взвода автоматчиков, приданный группе для силового прикрытия. Кряжистый, невероятно сильный, с обветренным лицом и спокойными, немного усталыми глазами. Человек, прошедший с сорок первого года всю войну и привыкший, что любая, самая умная операция в итоге упирается в скорость реакции и кучу выжженного металла. Он безоговорочно доверял Семёнову, но в душе всегда был готов к тому, что в решающий момент все решит ППШ и граната. Шедший рядом с ним сержант Алексей Орлов был лучшим следопытом не только в полку, но, пожалуй, во всей дивизии. Бывший охотник-промысловик с Урала, худощавый, с пронзительным, словно рентгеновским, взглядом. Он читал землю, как открытую книгу: мог по сломанной травинке определить, кто и когда прошёл и куда этот человек смотрел в тот момент.  Для Семёнова он был бесценным инструментом, превращавшим теорию в осязаемые улики. К слову, молодой Орлов вне работы был балагуром и женолюбом и сейчас, чувствуя леденящее напряжение, по старой привычке пытался его сбить.

– Петрович, – чуть слышно бросил он через плечо, не оборачиваясь, – а помнишь ту санитарочку в Ельце? С косой до пояса?

Павлов лишь сдержанно хмыкнул в ответ, не отрывая взгляда от дороги. Но уголок его губ чуть дрогнул.

– Тихо вы, черти, – почти беззвучно прошептал Семёнов, оборачиваясь. – Здесь земля слушать умеет.

Орлов сразу виновато замолчал, его глаза прищурились, как у старого волка, и начали осматривать все на своём пути. Теперь первым бесшумной тенью двигался Алексей, его взгляд постоянно скользил по земле, читая следы, словно открытую книгу. За ним – Семёнов, а сжимающий в руке ППШ Павлов замыкал шествие.

Башня выросла из тумана внезапно. Высокая, кирпичная, с зияющими дырами вместо окон. Словно мёртвый великан, застывший на краю света.

– Сто лет уже никого не было, – тихо сказал Павлов, осматривая заросшую травой тропинку к входу.

– Кроме него, – так же тихо ответил Орлов и кивнул чуть в сторону от входа.

Орлов уже был у основания. Он не вошёл внутрь, а встал на колени, почти лёг щекой на влажную землю.

– Вот, – он ткнул пальцем в едва заметный след на сыром грунте. – Сапог. Сорок третий размер. Резиновый протектор, казённый. След свежий, от вчерашнего дождя.