Единоличница

Чуть промотав назад, можно увидеть, как Илья Леонидович, уже успевший побриться, мелет, предвкушая первую сигарету, арабику в зёрнах. Первую чашку Тамара Демьяновна пьёт вместе с ним. За кофе они болтают вполголоса, перемежая смехом беспечный утренний трёп. После его ухода она варила ещё полтурки. Потом начинался день – немного позже обычного по четвергам, когда приносили “Литературку”. Выпростав из футляра складную лупу, Тамара Демьяновна деловито просматривала газету от конца к начальной странице с хорошо знакомой Айке, не умевшей ещё читать, заглавной плашкой: жирные буквы, два беглых шаржика, два грузных ордена – по одному на брата. Второй экземпляр свежего номера, купленный личным шофёром, ждал Илью Леонидовича в машине.

7

Службе в погранвойсках полковник Коханчик отдал тридцать лет и три года – ровно полжизни. Первым флажком на карте обозначена Нахичевань, где, если верить Иосифу Флавию, Ной, не дождавшись голубя, отпраздновал жертвенным пиром конец Потопа. Три следующих – Ленинград, Мукачево, Алма-Ата. Последний, красно-белый, отмечает Ригу, где Илья Леонидович прожил свои последние двадцать лет, четыре из которых – в независимой Латвии.

После его смерти семья раскололась, как будто в конструкции родственных связей вдруг надломился несущий узел. Не сказать чтобы при жизни он что-то заметное предпринимал для сохранения её в целости, но у него было одно важное качество – он умел ладить. Наверное, это и был его главный талант – жить в мире с людьми. Не ранить по неосторожности, не оттолкнуть, в нужный момент отпустить. Поддразнить, не обидев. Развеять одним жестом или фразой сгустившуюся скуку. Как-то, включив телевизор с унылой трансляцией государственного праздника, он тут же изобразил в одиночку военный оркестр с нахмуренным дирижёром и лопающимся трубачом, мгновенно смахнув с гремящего медью марша всю канцелярскую фальшь, – и ни на секунду не задумался о произведённом эффекте, сразу вернувшись к прежним делам. Часто без всяких причин мог вдруг сделать подарок, пустячный или дорогой, с одинаковой непринуждённостью, не меняя обычного тона. Ровность этого тона, вообще ровность и даже некоторая прохладность, которые были ему свойственны, никак не отменяли эмоциональной вовлечённости в жизнь, присущего ему от природы жизненного артистизма. Он, что называется, был человек со стилем, и в его случае это оказывалось важнее выстраданной глубины, мужества, нравственных качеств и убеждений, которые он никогда не выставлял напоказ. Он умел похвалить и умел принять похвалу. Очень любил блеснуть, но ни в каких обстоятельствах это не было утверждением превосходства, его собственное обаяние отблеском ложилось на собеседника и легко и охотно перенималось. Общаться с детьми, снижая взрослую планку, он не умел, весь его бедный педагогический арсенал составлял жалкий фокус с “оторванным” большим пальцем, сути которого Айка никак не могла уловить – и неважно: деда она обожала.

Авторитет его в доме был абсолютным.

Уже повзрослев, она пришла к пониманию, что, как всякий талант, его дар миротворца представлял собой счастливое сочетание множества компонентов, как то: уверенность, ум, чувство юмора, такт, обаяние, щедрость, – превосходившее вместе простую сумму всех этих качеств, более чем привлекательных и по отдельности.

8

Первые всходы Айкиной личной памяти проклёвывались на свет из примерно двухлетнего возраста. От памяти внушённой их отличала та первозданность цветов и оттенков, которая раз за разом приводит в движение цепь сопряжённого опыта чувств. В этом симбиозе восприятий пепельная прядка и песок, гладко струящийся между пальцев, словно берегут друг друга от забвения. Отсвет оконного витража на крашенном охрой полу старой юрмальской дачи сбывается на языке привкусом карамели. Мшистая лестница, пряча в карманах тронутых ржавчиной уховёрток, дразнит щекоткой пятки – и тычется носом в колени чёрная с рыжим подпалом такса соседа Яниса, одноногого латышского стрелка.

Дружно приветствуя каждый её приезд, на полированной полке в Айкиной спальне множилась псовая стайка. Маленьких собак старый латыш, которому в ту пору было уже за восемьдесят, резал из каждой попавшейся под руку деревяшки, прикидывая перед тем, что за порода кроется в этом заблудшем куске материала. Голову он вырезáл отдельно. К холке она прикреплялась посредством штырька из швейной иглы, и Айке казалось, что эта уловка даёт собакам способность шпионить за ней угольными глазами, намеченными раскалённым гвоздём. Своих детей у Яниса с женой то ли не было никогда, то ли никто не выжил, то ли выжил, да пошёл по кривой дорожке – тактичные недомолвки считались в этих краях залогом добрососедства – и как бы там ни было, каждое лето их флегматичная ласка присваивалась Айкой по умолчанию.

Прознав от неё по секрету, что в нынешнем сентябре её увезут уже насовсем, потому что папу, имени которого Айка никак не могла вспомнить, отправляют в долгосрочную командировку в Германию, старый Ян покачал головой, приподнялся с усилием на костылях и, словно тяжёлый кузнечик, размеренными скачками двинулся в глубь участка к сараю. Он долго и задумчиво копался в своих ящиках и жестянках и, отыскав наконец подходящий янтарный обломок, сел мастерить кулон на цепочке. От золотистой пыльцы над точильным камнем в сарае запахло доисторической хвоей. Когда старик наклонялся к Айке, то отмеряя длину, то колупаясь с застёжкой, она смотрела, как дёргается вверх и вниз кадык на его индюшачьей шее. Носить самодельное ожерелье Тамара Демьяновна не позволила, но велела Айке Яниса Карловича ещё раз вежливо поблагодарить.

Кучерявую Айку она причёсывала и прихорашивала по сто раз на дню. Нарядив, подправляла то тут, то там, чтобы нигде ни складочки и ни пятнышка. Из недавней туристической поездки в Будапешт они с дедом вернулись с чужим чемоданом, еле вместившим в себя кукольный гардероб, подобранный ими для внучки по самой последней моде. Дома из чемодана были последовательно извлечены: брючки-клёш горчичного цвета с широкими лямками и клапанами на карманах, несколько пар разноцветных колготок, платье-халатик в горох, набор из трёх батничков в клетку, блузка-вышиванка с жилеткой на шнуровке, джинсовая юбочка с карманами на попе, вязаное пончо, вельветовые шорты и крохотные сабо на деревянной платформе. Даже в пижонистой Юрмале такие нарядные дети встречались вам на пути вовсе не каждый день. Венчал коллекцию лаковый тренч с хлястиком и латунными пуговицами. Этот знаменитый синий плащ, на котором поначалу приходилось в три слоя подворачивать рукава, Айка проносила несколько лет кряду, пока он не превратился в короткую курточку с глубокими заломами на сгибах; хлястик, задравшийся до лопаток, пришлось отпороть.

Все эти щёчки-кудряшки, крохотный носик кнопкой, хрустящие платьица, туфельки и носочки вызывали у окружающих безудержное умиление. Существовали они при этом как бы немного отдельно и от Айкиной собственной личности, и от её авантюрной, в общем-то, сущности, удерживаемой в плену проницательным взглядом Тамары Демьяновны, всякий раз успевавшим на долю секунды опередить поворот внучкиной мысли. Прекрасно Айке знакомый, взгляд этот транслировал всегда одно и то же, изредка дублируемое голосом короткое сообщение: даже не думай.

9

Мир между тем был полон соблазнов и едва не лопался от распиравших его чудес. Старинную, с зелёной крышей дачу лакомого оттенка пасхальной сдобы окружали лесные деревья, главным образом сосны. Дальним своим боковым фасадом она почти упиралась в рабицу соседского забора, отделённая от него только зарослями малины. Одряхлевший сад был едва ли не полностью вырублен ещё в докоханчиковую эпоху, плодовых деревьев осталось всего ничего, да и те перестали родить и цвели совсем скудно, из самых последних старческих сил, если не брать в расчёт густую черёмуху за сараем. В дупле старой груши, всё ещё торчавшей по недосмотру в центре неухоженной лужайки, квартировала рыжая белка: место её обитания было установлено в ходе разведывательной операции с участием служебной таксы. Обследовать подробнее беличье жилище не составляло труда, стоило только преодолеть несколько ярусов толстых, крепких на вид, хоть и замшелых веток, но контрразведка в лице Тамары Демьяновны неизменно срабатывала на опережение.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Павлиноглазка грушевая, или большой ночной павлиний глаз (лат.). Имя Saturnia указывает на Персефону-Прозерпину, богиню плодородия и внучку бога Кроноса-Сатурна, покровителя земледелия. По своей функции Прозерпина – “высший Сатурн”.

2

Паук-крестовик (буквально: паук с диадемой) (лат.). Сценка с павлиноглазкой – проекция мифа о похищении Персефоны богом Аидом. Юную богиню, собиравшую цветы в обществе океанид, он приманил полем цветущих нарциссов. Вырвавшись из бездны в колеснице, запряжённой чёрными конями, Аид унёс Персефону в своё подземное царство. Один из иконографических атрибутов этого бога – волшебный венец-невидимка, выкованный Гефестом.

3

Парки – три сестры, богини судьбы в древнеримской мифологии. Нона прядет нить человеческой жизни. Децима вынимает жребий, определяя судьбу. Морта, перерезая нить, завершает жизненный путь.

4

Фильм по роману Александра Фадеева “Молодая гвардия” режиссёра Сергея Герасимова вышел на экраны в 1948 году. Картина стала дебютной для таких звёзд советского кино, как Нонна Мордюкова, Сергей Бондарчук и Вячеслав Тихонов.

5

Дизайнупаковки сигарет Riga.