Леди Л.

– Честь рода обязывает, – проговорил Роланд, проявляя свой талант изрекать прописные истины, делавший его одним из лучших ораторов консервативной партии.

И, превзойдя себя, с тонкой улыбкой добавил:

– А при демократии – особенно.

Леди Л. была убеждена, что демократия сродни покрою одежды и не более, однако было не время смущать этим суждением членов семейства. Поэтому она прибегла к средству, какого до сих пор не употребляла: попыталась разжалобить их. Она жить не может без вещей, которые собраны там, в павильоне, и ни за что не расстанется с ними. Ну, это не беда – вещи можно перенести в другое место.

– Перенести в другое место? – повторила леди Л.

Ее вдруг охватило отчаяние близкое к панике, и она с трудом овладела собой, чтобы не расплакаться перед чужими. В который раз ей захотелось все сказать им, выложить всю правду, наказать всех этих надменных, чванливых тупиц. Но она подавила это желание: не хватало только в один миг разрушить дело всей жизни. Она встала, стянула шаль на плечах, окинула родичей гордым, презрительным взглядом и вышла из зала.

Все были озадачены и расстроены этим поступком, удивлялись молодому запалу, который вдруг проявился в ее походке и взгляде, и даже некоторое беспокойство сквозило в иронично-жалостливом тоне, каким они говорили друг другу:

– Она всегда была немного эсксцентрична. Бедная Душенька не понимает, что времена изменились.

Глава II

Разумеется, Перси последовал за ней и так трогательно старался ее успокоить – он поговорит с премьер-министром, напишет письмо в “Таймс” с протестом против вандализма властей, – что она оперлась на его руку и ласково улыбнулась сквозь слезы. Каждая нежная улыбка леди Л. была для него, как она знала, бесценным даром, и он, вероятно, помнил наперечет все такие счастливые мгновения.

– Дорогая Диана…

– Ради всего святого, поставьте чашку, Перси. У вас дрожат руки. Вы стареете.

– Я бы и в двадцать лет задрожал, увидев, что вы плачете. Возраст тут ни при чем.

– Говорю вам, Перси, поставьте чашку и послушайте меня. Я попала в ужасное положение. Ну вот, теперь у вас и коленки задрожали. Надеюсь, вас не хватит удар от волнения? Давление у вас нормальное?

– Да я в отличной форме. Сэр Хартли только что обследовал меня с ног до головы.

– Прекрасно. Потому что вас ждет потрясение, друг мой.

Поэт-лауреат слегка напрягся: неизвестно, какой дротик она метнет в него на сей раз. Так было всегда, и поскольку Перси почти неотлучно состоял при леди Л. уже лет сорок, на лице его застыло нервозно-боязливое выражение. По сути, ему нравилось страдать, таковы все плохие поэты. Они любят раны, но не слишком глубокие, а в случае Перси само то, что их наносит столь блистательная женщина, приятно щекотало самолюбие. Что же до всего прочего, то он признавал только платоническую, недостижимую любовь, и если бы когда-нибудь эта женщина предложила ему нечто большее, он бы немедленно сбежал в Швейцарию. Однако леди Л. совсем не находила это смешным. Как может быть смешным человек, способный любить вас сорок лет! Просто он, бедный, с сумасшедшим упорством держался за свою добродетель и чистоту, как все подлинно возвышенные натуры, для которых любовь – исключительно общение душ и которым претит сама мысль, что в нем также участвуют руки и еще бог знает что.

– Вы должны мне помочь поместить в надежное место некоторые… как бы вам сказать, милый Перси?.. компрометирующие вещи, которые тем не менее мне очень дороги. Дороги сердцу. И постарайтесь в кои-то веки проявить понятливость. А я постараюсь не слишком вас пугать.

– Дорогая Диана, я нисколько не боюсь. Вы никогда, сколько я вас знаю, не совершали ничего такого, что могло бы запятнать вашу репутацию и честь славного имени, которое вы носите.

Леди Л. искоса взглянула на него, и легкая улыбка коснулась ее губ. Ça va être assez marrant[5], – подумала она и удивилась, как быстро приходят на ум французские выражения, употреблять которые случалось ей довольно редко.

Они прошли через просторный голубой салон, где висели картины Тициана и Веронезе, совершенно продрогшие в музейной стерильности, особенно нестерпимой из-за высоченных потолков и пышного убранства. Не зал, а высеченный в камне гимн Великобритании, и столь же громоздкий, как оригинал. Дворцы, что возводил угрюмый Ванбру, служили ему средством излить свою ненависть ко всему живому, радостному, светлому и легкому; по счастью, прожил он не очень долго и не успел настроить их так много, чтобы Британские острова под тяжестью его творений опустились на дно морское. Леди Л. храбро вступила с ним в бой, но проиграла: тщетно все ее итальянские обманки, все Тьеполо и Фрагонары пытались придать легкость толстенным стенам, Ванбру победил, Глендейл-хаус по-прежнему был для англичан предметом восхищения и гордости, а его архитектура – воплощением духа и традиций нации. Должно быть, несмотря на годы, прожитые в этой стране, леди Л. оставалась слишком женственной, чтобы ценить по достоинству величие, монументальность и прочность, она предпочитала гению талант и вовсе не требовала от искусства и от людей, чтобы они спасали мир, пусть просто делают его немного приятнее. В искусстве ей нравилось то, что ласкает взгляд, а не шедевры, пред которыми следует почтительно склоняться. Гении, возлагающие душу и тело на алтарь бессмертия, напоминали ей идеалистов, готовых ради спасения мира разрушить его до основания. Сама она давно свела счеты с идеализмом и идеалистами, но скрытая рана так и не зажила, и она на всю жизнь сохранила на них un chien de sa chienne

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Анри Матисс скончался 3 ноября 1954 г. (Здесь и далее, кроме особо оговоренных случаев, – прим. переводчика.)

2

Пьер Лоти (1850–1923) – французский писатель, известный романами из жизни экзотических стран.

3

Джон Ванбру (1664–1726) – британский архитектор позднего барокко.

4

Испанская королева Изабелла I Кастильская (1451–1504) поклялась не менять нижнюю рубашку, пока последний мавр не будет изгнан из Гранады.

5

То-то будет умора (франц.)