Мы всего лишь осколки: Разбиваясь вдребезги

Алина Смирнова, Егор Смирнов

Мы всего лишь осколки: Разбиваясь вдребезги

Глава 1

Мой браслет вибрирует: «-661». У меня новая комната, и надо же, она находится в тихом боковом ответвлении, совсем как у Кости, только у него в глубине, а у меня в начале коридора, этажом выше. Почему-то, как бы сильно меня ни волновало распределение, сейчас оно меня совсем не волнует, а вот встреча с Костей – да. И потому я даже не задумываюсь о том, что значит тихий боковой коридор в центре муравейника. Я его уже достигла и слышу сзади знакомый голос:

– Настя! Настя! Подожди!

Оборачиваюсь и вижу Олю с сумкой, которая бежит по ступенькам ко мне.

– Привет! – кричит мне подруга, и я бросаюсь в ее объятия.

– Привет!

Мы, как две дурочки, долго обнимаемся, подпрыгивая от радости, пока Оля не спрашивает:

– Тебе куда?

– В минус шестьсот шестьдесят один.

– Ого! И мне тоже!

Мы снова визжим и подпрыгиваем, радуясь, что снова соседки и, похоже, в одной группе.

Быстро находим нужную дверь и прикладываем браслет к сканеру, и она открывается. Заходим внутрь, и меня начинают терзать сомнения.

– А какая группа? – задаю я вопрос Оле.

– Не знаю, мне не говорили, прислали только номер комнаты, куда надо перейти с вещами.

– Ясно.

Мы осматриваемся. Комната небольшая, немного меньше нашей прежней, и похожа планировкой: маленький коридор, в котором есть вешалки и дверь в ванную. Дальше сама комната, и в ней три кровати, стол, стулья и шкаф. Оля сразу же выбирает ту кровать, что ближе к двери, как и в прошлый раз, а я занимаю среднюю.

Третья кровать уже застелена, и на тумбочке перед ней стоит фотография в рамке и куча маленьких пузырьков. Эта кровать поражает не только меня, но и Олю. Она застелена не обычным серым покрывалом, а пушистым розовым. На стене над ней висит гирлянда, состоящая из миниатюрных фонариков, а на полу перед ней лежит белый ворсистый коврик. Представляю, как приятно вставать на него босыми ногами.

– Кто же здесь живет? – спрашивает Оля, и ее взгляд скользит на тумбочку, рассматривая содержимое, и я смотрю туда же.

На фото улыбающиеся лица немолодой пары, как я понимаю, родителей девушки. Оно поражает меня не так сильно, как флакончики. Здесь несколько видов лака для ногтей, сыворотки и крема для лица и тела.

Думаю, они с Олей найдут общий язык, ведь она тоже любит косметику, только вот кто на военной базе может позволить себе красить ногти?

Ответ появляется в комнате без предупреждения.

– Привет, девочки, я Майя, – весело произносит зашедшая девушка. – Давайте сразу договоримся: мои вещи вы не трогаете.

Она указывает на кровать и тумбу накрашенным алым лаком пальчиком.

– Мы и не собирались, – жестко говорит Оля. – Просто смотрели из далека. Я – Оля.

– Не утруждайся, я тебя знаю, – говорит Майя. Её голос тонкий, немного писклявый, – а ты – Настя.

– Верно.

– Располагайтесь, вещи можно сложить в шкаф, – говорит она и снимает резинку с волос, рассыпая белесые локоны по плечам. Я понимаю, что где-то ее видела, возможно, просто обращала внимание, потому что она выглядит слишком ярко. – И лучше сделайте это побыстрее. У нас сегодня собрание, шеф будет рассказывать правила и бла-бла-бла. Лекция всегда одна и та же, и я буду слушать уже в третий раз. Это такое приветственное слово новичкам, но остальные тоже должны присутствовать, мол, чтобы не забывали, и т.д. Оно может быть и через пять минут, так что вы лучше поторопитесь. Конечно, вещи можно разложить и потом… – Майя говорит без остановки, и я вклиниваюсь, перебивая, пораженная определением времени.

– Как так? Расписания что, нет? – удивляюсь я.

– Нет. Знаю, наша группа – полное разгильдяйство, но зато, когда касается дела, мы – огонь. В остальном творим что хотим. И расписания нет, типа мы всегда должны быть в форме и бла-бла-бла, – она снова вставляет это «бла-бла-бла». – Но мы подозреваем, что ему просто влом возиться с расписанием.

Она продолжает говорить еще, а я задаюсь вопросом: кто же мы теперь? Кто настолько бесполезные люди, что могут жить без распорядка и делать, что хотят?

– Майя, прости, а кто мы? – озвучивает Оля мои опасения. – Какая группа?

Майя смотрит на нас как на сумасшедших.

– Специального назначения, кто же еще.

И тут я понимаю, где видела эту девушку – за столом у Кости. Мне срочно надо его увидеть! Специальное назначение – это не та группа, в которую мне надо! Ни за что! Для меня это слишком! Он же знает, что я не хотела!

Я вспоминаю замечание Снежаны: «Насколько безбашенным надо быть, чтобы залезть к врагу, отключить все, зная, что после тебя еще и накроют бомбами свои же». Я же совсем не такая. Я бы точно не смогла влезть куда-то к врагу. Я бы умерла от страха прежде, чем оказалась бы на его территории.

Человечная – разве не Костя сам назвал меня слишком человечной для его группы, разве не он сам говорил о том, что таких, как я, он не любит? Да, я убила врага там, в отсеке вентиляции, но это была необходимость, а не хладнокровный расчет.

Я разворачиваюсь и молча выхожу из комнаты. Иду вверх по шумной лестнице, но совсем не замечаю звуков муравейника. Сворачиваю в тихий коридор с жилыми комнатами, чувствуя, как страх расползается по телу.

Группа специального назначения – это совсем не то, что я ожидала. Я даже не знаю, чего я ожидала на самом деле, но только не этого.

Я так взвинчена, что даже не осознаю, что иду к нему – Косте. Сейчас я увижу его впервые после отпуска. Но когда добираюсь до его двери, притормаживаю. Дверь все такая же, с безликой табличкой -573. Я входила в нее без стука сотню раз. Но сейчас я вспоминаю и нашу ссору, когда мы кричали друг на друга, а затем ту сцену прощания. Я медлю и не решаюсь постучать. Стою, подняв руку, и слышу, как бешено бьется мое сердце. Он там – за дверью, может быть, он ждет меня?

Не успеваю до конца ухватиться за надежду, возникшую у меня при этой мысли, дверь отъезжает в сторону с тихим шипением. Костя сам выходит в коридор, не предлагая мне зайти к нему в кабинет. И он вовсе не удивлен моему визиту.

Он останавливается передо мной в черной обтягивающей футболке и тренировочных штанах. Брови сдвинуты, челюсти сжаты. Я сразу понимаю, что Костя зол. На меня?

– За чем ты пришла? – спрашивает он вместо приветствия, скрещивая руки на груди.

Я выдыхаю. Прикрываю глаза на мгновение:

– Поговорить.

– Нам особо не о чем, – выплевывает он слова и даже не смотрит на меня, а куда-то в сторону. И этой бездушной фразой будет моего маньяка.

– Не о чем? – мой голос дрожит от возмущения, и я сжимаю руки в кулаки. – А мне кажется, есть о чем! Зачем надо было так делать?

– Захотел и сделал, – отрезает он голосом, от которого холодеет кожа. Делает шаг в сторону, словно давая понять, что разговор окончен.

– Просто захотел?

– Тебя это не касается. Перестало касаться, когда ты начала обманывать меня.

«Обманывать» – это слишком сильно сказано. Не договаривать, может быть, но никак не обманывать.

– Вот как, а мне кажется, это касается меня в первую очередь! – кричу я, выходя из себя, абсолютно не заботясь о том, что кто-то услышит. – Может, ты так мне отомстить пытаешься?

– Да, представь себе, я так тебе мщу! – с долей сарказма подтверждает он и наконец переводит взгляд на меня. Его глаза мечут молнии, но и мои тоже.

Мы сверлим друг друга взглядом, и никто не готов уступить первым.

– Надеюсь, ты испытаешь колоссальное облегчение, когда меня убьют по твоей вине, – сердце бешено колотится в груди, я сильно зла и произношу это с особой издевкой. А Костя от моих слов меняется в лице. Его злость куда-то уходит, не сразу, но уходит и появляется растерянность. Он делает шаг назад, уже не сжимает челюсти, а его лицо становится мягче, таким, каким я привыкла видеть его.

– Меньше всего на свете я хочу, что бы тебя убили по моей вине, – медленно произносит он, словно обдумывая каждое слово. – И не по моей тоже.

Он говорит это вполне искренне, по-прежнему глядя мне в глаза, и я теряюсь. Он только что был зол и жесток, а теперь произносит это, говорит, что я ему небезразлична. Мне сейчас кажется, или мы действительно говорим о чем-то разном?

– Тогда зачем ты взял меня в свою группу? – спрашиваю я. Ощущаю, как гнев постепенно отступает, уступая место растерянности. Мне больше не хочется кричать.

– Группу? – переспрашивает Костя, а затем облегченно выдыхает. Проводит рукой по отросшим волосам. – А, ты об этом.

Он трет глаза, и вся его поза расслабляется. Словно с плеч сваливается груз.

– А о чем я еще должна говорить? – жестко спрашиваю я, скрещивая руки на груди. Смотрю на него исподлобья. Я по-прежнему собрана и ничего не понимаю.

– Не о чем, – быстро говорит Костя. Но он явно лжет. Он смотрит в сторону, пытаясь избежать моего взгляда, боится, что выдаст себя, и понимает, что выдает себя с головой. Мой мозг принимается обдумывать тысячу вариантов: он был зол, но не на меня. Был бы на меня, так бы просто не успокоился. На кого? На себя?

И Костя решает ответить на мой вопрос:

– Я просто… – на удивление, он становится робким и нерешительным, – они бы тебя забрали на другую базу… Я не мог этого допустить… У моей группы преимущество перед всеми, и это был единственный способ сделать так, чтобы ты осталась здесь. Я хотел увидеть тебя.

Он говорит это с трудом, словно признается в чем-то постыдном. А я живо вспоминаю тот момент, когда мы стояли в атриуме. Тогда он сказал, что любит меня, и сейчас я делаю шаг навстречу.

Костя осторожно берет меня за руку. Смотрит на мои пальцы, а я смотрю на него. Он не хотел меня отпускать! Не это ли самое важное?

Но тут я слышу шаги, мы больше не одни в этом тихом коридоре муравейника, и волшебство момента испаряется.

– Костя! Ты тут? – зовет женский голос. Он громкий и игривый, и я быстро убираю руку. – Я у тебя кофту ночью не оставила?

Костя мигом меняется в лице и произносит одно лишь матерное слово.

И это короткое ругательство красноречивее любых слов, которые он мог бы произнести.

Она. Забыла. Кофту. У него. Ночью.

Я прикрываю глаза и качаю головой. Слышу, как она подходит ближе, и у меня перехватывает дыхание. Я разворачиваюсь, иду по коридору назад. А девушка с пышным хвостом, та, которую я видела в день отъезда, подходит к Косте и так улыбается ему, совсем не замечая меня. Она спрашивает довольно громко:

– Ты давно проснулся? Я боялась тебя разбудить.

Я не слышу, что он отвечает ей. В моих ушах гудит так, что кажется, весь муравейник заполнен роем пчел. Мне все равно, что она забыла кофту у него. Мне плевать и на него, и на нее. И на эту дурацкую кофту тоже. Мне плевать на них! Почему же так больно?

Я спускаюсь на -8, и здесь очень оживленно. Новички снуют туда-сюда. Дохожу до своей комнаты, чувствуя, как каждый шаг отдается в голове.

У двери -802 торможу. Эта комната больше не моя, так же, как и Костя. Мне надо в другую. Не помню, в какую. Нажимаю на браслет и смотрю последнее сообщение. Мне нужна -661.

Поднимаюсь на этаж выше – здесь всё так же шумно и людно, и от этого становится только хуже. Мне нужно хоть на минуту остаться одной. Вижу дверь в женский туалет и без колебаний скрываюсь за ней. К счастью, здесь пусто. Подношу руки к крану, и течёт вода. Набираю полные ладони и умываю лицо, чувствуя, как холодные капли стекают по коже.

Я долго смотрю на себя в зеркало, но не вижу отражения. Передо мной, словно в фильме, проносятся моменты наших отношений с Костей: вот мы танцуем в день нашей встречи. Вот он гоняется по саду за моими сестренками, и они хохочут, а затем ловит меня и кружит на руках. А вот мы целуемся, а после, лежа в постели, я веду пальчиком по рельефу мышц на его животе.

Я прокручиваю воспоминания одно за другим и запираю их глубоко внутри. Он мне ничего не обещал. Ничего не должен. Мы давно расстались. Мы разошлись тогда, когда кричали друг на друга в его кабинете после моего спора с Сергеем. Нет, даже не тогда. Раньше. Когда из-за него меня стали запирать в карцере. Я больше не буду плакать. Он того не стоит. Мне есть ради кого забыть обо всем!

В туалет вваливаются три девушки. Они шумные и веселые, и мне пора уходить. Иду наверх и чувствую себя бесчувственным роботом, передвигающим руками и ногами чисто механически. Давай же, дыши! Соберись! Не хочу, чтобы Оля видела, что я лила слезы в первый же день, да и остальные тоже.

Я всё ещё чувствую дрожь в руках, когда вхожу в комнату, но застываю в маленьком коридоре и теряюсь. Может, я ошиблась дверью? Нет. Оля здесь, сидит на стуле у стола, да и Майя на своей яркой кровати в окружении фонариков. Но на моей кровати, той, которую я выбрала, сидит девушка. Она скрестила ноги по-турецки и положила мою подушку себе на колени, опираясь на них. У нее короткие волосы, стриженные на мужской манер, и жесткое лицо. Она ухмыляется, что-то говоря второй, тонкой и длинной, сидящей на стуле.

Я подхожу к изножью своей кровати, и в комнате повисает тишина. Чувствую, сейчас они все четверо смотрят на меня.

– Что встала? – насмешливо интересуется нахалка с моей кровати.

– Это моя кровать, – говорю я с нажимом. Мой голос становится тверже: – Ты сидишь на моей кровати.

Она изображает удивление:

– Правда? – тянет в ответ, – прости, я забылась. Раньше была моя.

Она выпрямляется, берет мою подушку и кидает ее в изголовье, а затем ложится, вытянувшись во весь рост. Ложится на мою кровать! Да еще и нагло смотрит на меня:

– Полежать можно?

– Нет, – выплевываю я. – Вставай!

– Мне как-то лень, – произносит она, похрустев пальцами, а вторая, та, что на стуле, наблюдает за нами и ухмыляется.

Маньяк там, в моей голове, предлагает: «Бей, начни драку». Я прикрываю глаза и делаю глубокий вдох. Нет. Я спокойна, я не начну драку первой. И не потому, что она сильнее. Я быстро оцениваю ее: она выглядит мощной, тогда как я худая и гибкая, и у нас явно разная весовая категория. Я просто не из тех, кто лезет в драку первой, хоть и чувствую, как все мои мышцы напрягаются, а глаза уже ищут, чем бы ее ударить. Смотрю на Олю, и она чуть заметно пожимает плечами. И тут вмешивается Майя:

– Ой, Златка, не начинай! Тебе просто нравится доводить всех. – Майя смотрит на меня и говорит, указывая на ту, что на кровати: – Это Злата, она с нами в группе и вечно цепляется.

– Барби, куда ты лезешь? – грубовато отвечает Злата, – не видишь, я тут с Настюхой общаюсь, – она смотрит на меня: – Кстати, подушка у тебя классная. Я, пожалуй, себе заберу.

Я сжимаю челюсти, и сама слышу скрежет зубов, чувствую, как еще чуть-чуть, и я ее ударю. Но тут Оля делает то, что я меньше всего от нее ожидаю – смеется.

Она подходит к своей кровати.

– Мою тоже прихвати! – весело говорит Оля и со смешком легко кидает свою подушку этой наглой Злате.

– Эй! Ты че кидаешься? Я тут старшая, между прочим. – возмущается та и швыряет подушку обратно, а затем рывком поднимается с моей кровати: – А ты че встала как истукан? – говорит она мне с вызовом, но я не реагирую, не двигаюсь с места. – Так даже и не интересно.

– Девочки, не обращайте внимания, – примирительно произносит Майя, – Златке просто нравится…

– А ты, Барби, помалкивай, – перебивает Злата. – Мы и так с тобой три года в одной комнате мучились. Барби болтает без умолку, – говорит она нам с Олей, – приходилось ее к кровати привязывать и скотчем рот заклеивать, правда, Танюха?

И та, худая, кивает «да» и снова смеется, но Майя возмущается:

– Неправда! – она выпячивает глаза и даже топает ногой от возмущения. – Такого не было!

– Но так хотелось, – с чувством произносит Златка, и они обе смеются, а я просто опускаюсь на свою кровать и обнимаю себя руками. Я еще не готова к их перебранкам и подколкам. Буду ли когда-нибудь – не знаю.

Браслет вибрирует, и я читаю сообщение: «Собрание через 15 минут в переговорной 1».

– Переговорная 1 – где это? – спрашивает Оля.

– Мы вас, как малых детей, проводим, не волнуйся, – говорит Златка. А Майя закатывает глаза:

– Только не так, как меня в мой первый день. Они меня в подсобку темную затолкали и там и оставили.

– Ой, блин, нашла что вспомнить! Мы просто проверяли, как ты будешь вести себя в сложной ситуации!

Мы идем в переговорную на минус третий этаж. Майя с Златой продолжают пререкаться, Таня идет молча, и я ловлю на себе ее задумчивый взгляд. Интересно, сколько ей лет? Они выглядят старше, чем я или Оля, или даже Майя. Думаю, здесь они уже больше десяти лет. Они привыкли быть старшими, и мне они обе не нравятся.

Оля берет меня под руку и тихо произносит:

– Все нормально?

Я качаю головой и шепчу:

– Потом расскажу.

А затем в груди что-то сжимается: я сейчас снова увижу Костю, ведь он теперь мой командир. Мы будем видеться каждый день, работать вместе. Я поджимаю губы: и, как бы ни было больно сейчас, придётся справиться – выбора у меня уже нет.