Тень собственной души

Глеб Греннинг

Тень собственной души

Глава 1 Ритм одиночества

Токио не спал. Он никогда не спал. Для Киры Такаси город был не местом жизни, а огромным, равнодушным организмом, который либо давил тебя своим ритмом, либо игнорировал, как пылинку на ветровом стекле скоростного поезда. Её мир заканчивался в десяти минутах ходьбы от станции Синагава, в сером бетонном здании, пахнущем сыростью, жареным маслом из соседней забегаловки и вечной тоской.

Её однокомнатная квартира была не домом, а скорлупой. В семнадцать Кира уже давно забыла, каково это – ждать кого-то с работы или слышать ссоры родителей через тонкую стену. Теперь её вечера нарушал только гул холодильника и тиканье часов, подаренных когда-то школой за что-то, что она уже не помнила. Она включала телевизор на пустой канал – просто ради фонового шипения, чтобы заглушить звук собственного дыхания в тишине.

Её отражение в потёртом зеркале в прихожей было знакомым и чужим одновременно. Чёрные волосы, подстриженные ровным каре, падали на лоб чёткой линией, словно шторка, за которую можно спрятаться. Под ними горели глаза необычного, ярко-красного оттенка – как два уголька в бледном, почти прозрачном лице. На запястьях проступали синеватые прожилки, а под глазами лежали тёмные, почти фиолетовые тени – свидетельства ночей, проведённых не во сне, а в молчаливом противостоянии с собственными мыслями.

Руки от локтей до костяшек пальцев были туго замотаны белыми бинтами. Они уже пожелтели от пота и пыли, впитали в себя микрокровоподтёки и память о каждом ударе. Она их постоянно поправляла, затягивала туже – это был ритуал, медитация. Одежда была простой и функциональной: выцветшая чёрная майка-борцовка, обтягивавшая жилистое, атлетическое тело, и свободные тёмно-красные брюки на шнурке. Никаких украшений. Ничего лишнего.

Её спасением, её языком, её криком были барабаны. Они теснились в углу комнаты, блестящие пластики и хромированные стойки выглядели анахронизмом в этой убогой обстановке. Кира не играла музыку. Она вела с инструментом войну.

Сегодня вечером война была особенно жестокой. Она села за установку, не включая свет. Только тусклый отсвет неона с улицы падал на тарелки. Она взяла палочки, почувствовала знакомые зазубрины на их поверхности.

Первый удар по малому барабану – резкий, как щелчок по носу. Звонок того идиота, Такэши Судо. Его надменная усмешка. Удар по тарелке – пронзительный, шипящий звук. Хохот одноклассников у её спины. Грохот бочки – низкий, зловещий удар, отдававшийся в костях. Пульсация ярости в висках, когда она проходила мимо них по коридору.

Она ускорялась. Пальцы двигались сами, превращаясь в размытое пятно. Пластики вибрировали, тарелки звенели, сливаясь в оглушительную какофонию. Она не играла – она выбивала. Выбивала из памяти все эти лица, все эти слова, весь этот мир, который от неё отвернулся. Пот стекал по вискам. В ушах стоял звон. Кончики пальцев под бинтами онемели, а потом заныли острой, знакомой болью. Она била сильнее, пока боль не стала единственным, что она чувствовала.

И тогда случилось. Не между ударами. Внутри удара.

Холод. Ледяной, пронизывающий до костей, как будто её бросили в ледяную воду. Потом – жар. Нестерпимый, как будто кожу поджаривали на раскалённой плите. В глазах поплыли тени, искры, обрывки забытых воспоминаний. Её душу будто вывернули наизнанку, вытряхнули всё содержимое, а потом затолкали обратно, но уже вместе с чем-то чужим, плотным и безмолвным.

Боль была не физической. Она была экзистенциальной. Боль от рождения заново.

А потом – тишина. Абсолютная, оглушительная. И в этой тишине – ощущение. Ощущение присутствия. Ощущение силы, впервые заполнившей внутреннюю пустоту, как жидкий металл, заливающий трещины в броне.

Она открыла глаза, тяжело дыша. В комнате ничего не изменилось. Но всё будто было совершенно другим. Позади неё, вытесняя воздух, стоял Он. Безэмоциональный мужской силуэт, смутно напоминающий человека, но лишённый всякой индивидуальности. Её Дух. Человек. Ранг Е. Её второе дыхание и её новое одиночество в одном лице. Всё это ей сказали уже позже, когда она пришла в больницу, где и провели все нужные испытания возможностей присвоив духу его “ранг”.

С тех пор тренировки стали смыслом. Не саморазвитием – борьбой на выживание. В центре комнаты они стояли друг напротив друга. Его удары были тупыми, методичными, не несущими злобы, только холодную, механическую функцию. Каждый удар его кулака оставлял на её боках и плечах синяки, которые наутро цвели сине-жёлтыми пятнами. Её собственные атаки поначалу будто растворялись в воздухе. Она била, а он даже не шелохнулся, будто она била по бетонной стене. Она орала от бессилия, снова и снова бросаясь в атаку, разбивая костяшки в кровь о его каменную плоть. Долго же ей потом приходилось извиняться перед соседями, пока не соглашались войти в её положение.

Но однажды, сквозь боль и отчаяние, случилось нечто. Она мысленно крикнула: «Левой!». И её Дух, обычно реагировавший с задержкой, двинул левой рукой синхронно с её мысленным импульсом. Это не был блок или удар. Это была едва уловимая синхронизация. Первая, крошечная победа. Никто, кроме неё, её не заметил. Но этого хватило.

Деньги заканчивались. Счёт таял с каждым платежом за электричество и воду. Она смотрела на экран телефона – 85 500 иен. Недостаточно. Ни на что. Способов заработать, кроме как подраться, Кира не видела. Или не хотела видеть.

Её Дух носил способность «Большой палец». Пассивный дар, позволявший ему с невероятной ловкостью удерживать любой предмет. И – что важнее – красть чужих духов, воплощённых в виде предметов. Оружия, палки, чего угодно. Радиус – 20 метров. Дальше – дух возвращался к хозяину.

Было решено. Она нашла место в интернете – городскую арену в портовом районе. «Бойцы любого уровня. Быстрая регистрация. Гарантированный гонорар».

Комната ожидания находилась в подвале переоборудованного склада. Воздух здесь был густым и тяжёлым, пропитанным запахом старого табака, пота, ржавчины и чего-то металлического – крови или адреналина. Тусклые жёлтые лампы под низким потолком отбрасывали длинные, искажённые тени. Где-то капала вода, её монотонный звон смешивался с приглушённым гулом голосов из-за железной двери, ведущей в зал.

Кира стояла у стены, скрестив руки на груди. Её Дух был рядом прямо за спиной, как тяжёлый, тёплый плащ. Она изучала обстановку. Человек десять-пятнадцать, в основном мужчины, с пустыми или озлобленными лицами. И вот – аномалия.

Девушка. Она выглядела так, будто заблудилась по дороге на бал. Длинные, струящиеся серебристо-белые волосы, неестественно сияющие даже под этим убогим светом, спадали ей на спину водопадом. Большие лиловые глаза смотрели по сторонам с наивным, почти детским любопытством. На щеках играл лёгкий, искусственный румянец. Но больше всего поражало платье – роскошное черно-золотое чудовище с пышной юбкой, тугим корсетом и длинными рукавами. Золотая серьга в ухе подрагивала при каждом её движении. Она была красивой куклой, заброшенной в грязный цех.

И эта кукла, заметив её, направилась прямо к ней. Неуверенной, плавной походкой, одной рукой придерживая юбку.

«Привет, меня зовут Сата, а тебя?»

Голос был мягким, с акцентом. Слова тут же продублировал безэмоциональный механический голос карманного переводчика.

Кира не ответила. Она окинула пришелицу оценивающим взглядом, от макушки до туфель. Цель, – прошелестело в голове. Дух-предмет. Скорее всего, в тех картах, что она теребит в руках. Ранг… Выше моего. Сильнее.

«Моё имя Кира Такаси, – наконец выдавила она, стараясь звучать ровно и безразлично. – Мой дух – Человек, ранг Е.»

Чтобы перевести внимание с себя, она отвернулась и мысленно скомандовала своему Духу. Успев с кооперироваться, она словила удар что пришёлся ей в солнечное сплетение. Воздух с шумом вырвался из лёгких. Она согнулась, судорожно сглатывая стон. Боль, острая и жгучая, разлилась по животу. Глупо. Но привычно. Проверка на прочность. Своей и его.

«Ого, приятно познакомиться! – Сата, кажется, не заметила её кратковременного спазма. – А у меня дух в виде карт, ранг В. Только я… честно, не совсем поняла, как им пользоваться».

Ранг В. Словно глоток ледяной воды пробежал по спине Киры. Это минимум вдвое сильнее её собственного показателя. Глупость. Самоубийство. Но… её пальцы так неуверенно перебирали красивую, золочёную колоду. Её взгляд бегал по сторонам, а не изучал потенциальных противников. Она здесь не воевать. Она… играть.

«Слушай, я ещё ни разу не сражалась, – продолжала Сата, глядя на неё широкими, будто стеклянными глазами. – Но думаю, что пойму в процессе! Может, попробуем?»

Кира молча смотрела на неё, потом на переводчик, снова на эту «принцессу». Риск. Огромный, идиотский риск. Но что оставалось? Ждать здесь равного соперника до бесконечности? На её счету уже не хватало даже на коммуналку. А эта… эта явно ничего не умела. Её карты были просто красивой игрушкой. Игрушкой, которую можно отобрать.

«Хорошо, – хрипло согласилась Кира. – Пойдём оформляться. У меня тоже опыта нет, кроме стычек с собственным духом. Так что хоть в чём-то мы похожи, Сата.»

Согласовать бой оказалось проще, чем она думала. Организатор, мужик со шрамом через глаз, лишь презрительно хмыкнул, услышав ранги. «Две девочки-неумехи. На вас даже ставить никто не будет. Ладно, проходная. Триста тысяч победителю. Не устраивает – идите лесом». Киру это устраивало. Более чем.

Арена оказалась бывшим футбольным полем. Открытое небо, стены будто покрытые сажей, под ногами на удивление – бетон, покрытый слоем песка и мелкого гравия. По периметру стояло несколько рядов трибун, на которых копошилось с полсотни зрителей. Воздух вибрировал от гула голосов, смешанного с лязгом где-то вдалеке. Освещали пространство несколько мощных прожекторов, оставлявших за собой зияющие провалы чёрной темноты.

Тридцать метров. Огромное, пустое пространство разделяло их. Кира стояла на своей отметке, разминая запястья. Бинты на руках были затянуты туго, до боли. Её Дух материализовался в метре впереди, массивный и безликий, бездушно повторяя её движения – наклоны, вращения плечами.

«Её дух – предмет. Колода в руках. Значит, цель – украсть её. Радиус – двадцать метров. Она начнёт метать карты? Скорее всего. Нужно вынудить её активировать дух. Сделать первый ход. Украсть. Закончить.»

План был примитивен, но это было всё, что у неё было. Вся её подготовка, вся ярость, вся накопившаяся пустота сводились к этому первому бою.

Сата стояла на другом конце арены, нервно перебирая колоду. Даже отсюда было видно, как блестят золотые края карт. Она что-то говорила своей колоде, гладила её, словно пытаясь успокоить. Она выглядела так, будто ждала начала фокусов, а не драки.

Резкий, пронзительный гудок разрезал воздух.

Кира рванула вперёд. Не на полной скорости – нужно было сберечь силы и дать противнице время среагировать. Её Дух двинулся чуть быстрее, массивным телом прикрывая её, как живой щит.

Шаг. Десять метров. Сата замерла, её лиловые глаза округлились. Она не побежала навстречу. Она просто стояла.

Шаг. Пятнадцать метров. Сата судорожно сжала колоду в руках. Давай, – подумала Кира. – Сожми её. Сделай её своим оружием.

«Сейчас!»

Мысленная команда была острой, как лезвие. Не украсть колоду. Сначала – провокация. Её Дух, уже опередивший её на пять метров, сделал резкий, обманный выпад в сторону Саты, подняв руку для удара.

Сата взвизгнула. Инстинктивно, защищаясь, она вскинула руку с колодой перед лицом, сжимая её так, что костяшки пальцев побелели. Карты на мгновение вспыхнули тусклым лиловым светом. Активация.

И в этот момент, когда дух-колода перестал быть просто предметом и стал духом-предметом, сработала способность.

Дух Киры, все ещё в движении, просто протянул руку в пустоту перед собой.

Колода бесшумно исчезла из сжатых пальцев Саты и материализовалась в его огромной ладони.

На лице соперницы мгновение висела полная, абсолютная непонимание. Она смотрела на свою пустую руку, потом на колоду в руке чужого духа.

«А… А как ты это сделала?» – выдохнула она по-русски, и голос её задрожал.

Паника. Чистая, животная паника. Она отразилась в её широких глазах, в дрожании губ. Её сила, её защита, её личность – всё было украдено одним движением.

Дух Киры, держа колоду, механическим движением вытащил одну карту. И метнул её. Карта, вращаясь, просвистела в воздухе, целясь в Сату, но пролетела мимо на вытянутую руку, вонзившись в деревянную балку позади неё с глухим стуком.

Но это уже не имело значения. Сата, увидев летящую карту и окончательно осознав потерю, впала в ступор. Её храбрость, и без того хрупкая, испарилась.

«А-а-а-а!!!» – пронзительный, детский вопль вырвался из её губ. Она развернулась и бросилась бежать. Не в атаку. От Киры. К краю арены, к спасительной тени.

Глупо, – мелькнула у Киры мысль, окрашенная презрением и странным облегчением. Она скомандовала Духу бросить колоду на пол – теперь, когда дистанция увеличивалась, её нельзя было держать при себе. Дух разжал пальцы. Золочёная колода с глухим шумом упала в песок.

Сама Кира продолжала движение. Она настигла перепуганную Сату за три больших шага. Её Дух обогнал её, встал на пути беглянки. Сата, не видя выхода, попыталась увернуться, споткнулась о подол своего же пышного платья.

Дух не стал бить кулаком. Он ударил плашмя ладони. Удар пришёлся в грудь, чуть ниже ключицы.

Воздух с хриплым всхлипом вырвался из лёгких Саты. Она согнулась пополам, словно подкошенная, и рухнула сначала на колени, потом на бок, закашлявшись, обхватив себя руками. Слёзы блестели у неё на ресницах.

Кира остановилась над ней, переводя дыхание. Её Дух безмолвно вернулся и встал рядом, статуей. Она смотрела на поверженную соперницу тем же пустым, оценивающим взглядом, что и в комнате ожидания. Ни злорадства, ни сочувствия. Просто факт.

Сата, сквозь кашель и слёзы, смотрела на неё снизу вверх. Её идеальная причёска растрепалась, румянец теперь выглядел жалкими пятнами на бледной коже.

«Если я… сдамся… – выдавила она, голос сорванный, сиплый, – вы меня бить не будете?»

Кира молча кивнула. Один раз. Чётко.

«Сдаюсь!» – почти взвыла Сата, поднимая в знак капитуляции трясущиеся, пустые руки.

Гудок сирены, резкий и победный, оглушительно прозвучал под сводами цеха.

Кира не подала руки поверженной сопернице. Не сказала ни слова. Она просто отозвала Духа, развернулась и быстрым, решительным шагом направилась к выходу из зала, оставляя позади гул разочарованных возгласов зрителей, ожидавших более зрелищной бойни.

В подсобке, куда её направили за гонораром, пахло сыростью, потом и отчаянием. Она прислонилась к холодной, обшарпанной стене, вытирая пот со лба рукавом. В груди была не эйфория, а пустота. И горечь. Нет. Это было совсем не то. Не та победа, не то чувство. Она победила испуганного ребёнка в костюме принцессы. Что это доказывало?

Кассир, хмурый тип в потёртой косухе, молча отсчитал три пачки банкнот. «Триста. Небось, ожидала больше? На таких как вы никто и не ставил». Он презрительно фыркнул.

Кира взяла деньги, не считая, сунула в карман брюк. Повернулась, чтобы уйти.

«Жизнь и вправду разочаровывает, когда ты слаб, не так ли?»

Голос прозвучал прямо рядом. Спокойный, бархатный, он перекрыл шум её собственных мыслей. Кира вздрогнула и обернулась.

Он стоял в двух шагах, прислонившись к косяку другой двери. Она не слышала, как он вошёл. Воздух вокруг него казался другим – холоднее, разреженнее. Мужчина. Загадочный, утончённый, одетый в холодные сине-серые тона. Светлые, почти пепельные волосы лежали небрежными, но идеальными прядями до плеч. Тонкие, аристократичные черты лица, бледная кожа. Глаза скрывали круглые очки, за стёклами которых было только серебристое мерцание. На губах играла едва заметная, загадочная улыбка. Классический пиджак в елочку, светлая рубашка, галстук и жилет в полоску – всё сидело на нём безупречно. Он выглядел так, будто забрёл сюда с какого-то закрытого аукциона произведений искусства, а не на арену где дерутся за гроши.

Молча, не спуская с неё нечитаемого взгляда, он протянул руку. В длинных, тонких пальцах была сигарета.

Кира, движимая чисто автоматической вежливостью и оцепенением, взяла её.

Он кивнул, проходя мимо. Но у выхода остановился, не оборачиваясь. Его бархатный голос снова наполнил маленькую комнату.

«Продолжай в том же духе. Или сгинь. Третьего не дано».

И он вышел, оставив в воздухе шлейф дорогого парфюма с нотками мороза, кедра и старой бумаги.

Кира несколько секунд смотрела на пустой дверной проём. Потом её взгляд упал на грязный подоконник рядом. Там лежала простая металлическая зажигалка. Его подарок. Не помощь. Тест.

Она медленно подошла, взяла зажигалку. Чиркнула. Огонь вспыхнул ровным жёлтым язычком. Она поднесла его к кончику сигареты, втянула в себя горький, едкий дым. Он обжёг лёгкие, заставил закашляться. Но в голове стало чуть проще. Пустота внутри заполнилась новой, твёрдой, как сталь, решимостью.

Он был прав. Слабым оставаться нельзя. Быть просто сильнее испуганной девочки – недостаточно.

Через час она уже шла по ночному Токио. Неоновые огни реклам отражались в масляных лужах после недавнего дождя, окрашивая асфальт в ядовито-синие и розовые тона. Она зашла в ближайший круглосуточный магазин. Подросток за кассой хотел что-то сказать о возрасте, но встретился с её взглядом – красным, пустым и абсолютно бескомпромиссным. Он сглотнул и молча пробил новую пачку сигарет.

Дома, в тишине своей скорлупы, она смотрела на экран телефона. Остаток после оплаты счетов: 253 400 иен. Без колебаний, почти с яростью, она нашла в интернете самый дешёвый, но оснащённый железом зал на самой окраине города. Годовой абонемент. Оплата онлайн.

На следующий день она уже была там. Зал пах металлом, потом, старым линолеумом и целеустремлённостью. Это было идеально. Это было начало.

Путь был ясен. Вперёд. Только вперёд. Бежать, чтобы не останешься навсегда в той комнате ожидания, где пахнет отчаянием и чужим сигаретным дымом кажется единственным подарком, на который ты можешь рассчитывать, в надежде что туда припрётся такой же слабак.

Беспроводные наушники стали её новой стеной. Плотно вжатые в уши, они заглушали стук железа, тяжёлое дыхание других посетителей и даже её собственные мысли, оставляя только тяжёлый, давящий бит. Это был идеальный белый шум, в котором можно было раствориться. Токио с его давлением, грохотом и холодными взглядами оставался за дверью зала. Здесь существовал только металл, пот и ясная, неумолимая цель.

Она не тренировалась. Она боролась – с весами, с тренажёрами, с собственным отражением в зеркальной стене. Её движения, поначалу рваные и нескоординированные, за месяц отточились до автоматизма. Тысячи повторений. Десятки тысяч. Её тело, всегда жилистое, начало обретать новую, стальную эстетику: чёткие мышцы пресса под тонкой тканью майки, рельеф плеч, проступающий сквозь пот. Бинты на руках теперь менялись каждый день – они впитывали не только пот, но и микротрещины на коже от постоянного трения о гриф.

Люди в зале, поначалу косившиеся на угрюмую девушку с красными глазами, постепенно стали привыкать. А потом – уважать. Это были в основном мужчины за сорок, пятьдесят, ветераны «железной игры» с прожигающими взглядами и спокойной мудростью в движениях. Они видели не подростковый бунт, а ту же дисциплину отчаяния, что когда-то гнала и их. Один, бывший борец с носом-картошкой, молча показал ей, как правильно дышать при жиме лёжа, чтобы не сорвать связки. Другой, похожий на медведя, скорректировал её становую, поправив положение спины одним точным касанием.

Они не лезли с расспросами. Не осуждали, когда она между подходами, отвернувшись к запылённому окну, делала короткую затяжку, а потом давила окурок в принесённой с собой пепельнице. Они видели огонь в её глазах и понимали его природу. Помощь принималась ею молча, с коротким кивком. Благодарность была в следующем подходе, выполненном безупречно.

Однажды, после того как она впервые уверенно выжала от груди штангу в сто килограммов, вокруг неё стихийно собралось несколько этих седых и лысых «старичков». Никто не аплодировал. Они просто стояли, кивали, и на их обычно суровых лицах читалось редкое, почти отцовское одобрение. Кто-то хрипло буркнул: «Неплохо. Для начала». Это было её первое, крошечное признание. Не в мире Духов, а в мире, который она выбрала своей кузницей.

И ей впервые стало… легче. Не счастливо. Не спокойно. Но дышалось глубже. Запах зала – коктейль из пота, металла, резины и старой краски – вытеснил запах сырости её квартиры. Дым сигарет, въедавшийся в волосы и лёгкие, стал частью ритуала, таким же привычным, как затягивание бинтов. Это был её дым, её выбор, её маленькое контролируемое саморазрушение посреди полного контроля.

Время перестало тянуться. Оно текло, измеряемое циклами «подход-отдых», сменой тренировочных программ, медленным, но неуклонным ростом цифр на грифе.

И её Дух… менялся. Она чувствовала это с каждым ударом по груше, с каждой поднятой тонной. Его безликая тупость начала уступать место чему-то вроде смутного внимания. А потом, во время одного из её редких спаррингов с завсегдатаем зала, отставным военным с Духом-мечником ранга A, это случилось.

Не боль, не вспышка света. Тишина. Та же, что и при первом рождении. Её собственный Дух – Человек – будто замер, а потом растворился у неё за спиной. На мгновение во всём теле возникла леденящая пустота, потеря. А затем – новая плотность. Новое присутствие.

Перед ней, отбрасывая длинную тень под люминесцентными лампами, стоял уже не безликий силуэт. Это была фигура в лаконичных, словно вырезанных из тёмного камня, доспехах. Воин. В его опущенной руке сжималась рукоять меча, лезвие которого было ещё сгустком тени. Его лицо, скрытое шлемом без забрала, было серьёзным и сосредоточенным. И он смотрел на неё. По-настоящему смотрел.

– …Потерял старую хватку, но приобрёл кое-что получше, – прозвучал голос. Низкий, спокойный, лишённый прежней механистичности.

Кира, всё ещё стоя на коленях после последнего удара спарринг-партнёра, вытерла кровь с рассечённой брови. Её красные глаза сузились.

«Пф. Ну хоть говорить научился. Без твоего объяснения я бы, может, и не догадалась, – она хрипло усмехнулась. – Ладно. Хоть оружие теперь собственное появилось. Уже что-то.»

Он, её новый Дух – Воин, – лишь склонил голову в почтительном кивке. Связь не порвалась. Она углубилась, стала двусторонней улицей. Теперь она не просто отдавала приказы. Она чувствовала отголоски его намерений, его готовность. Теперь она точно знала свой уровень – и он жаждал проверки. Не против испуганных Саты. Против тех, кто заставит её по-настоящему бояться проиграть.

Мысли о мире вне зала, о Токио, об одиночестве – всё это было загнано в дальний угол сознания, забито железом и потом. Но одна мысль прорвалась сквозь эту броню. Её восемнадцатилетие.

Она провела его так, как, вероятно, не следовало. Все выходные прошаталась по блестящим, бездушным бутикам Гиндзы, потратив львиную долю скопленных с боёв и экономии денег. Она купила не практичные вещи, а образы: строгое чёрное платье, которое никогда не наденет; духи с запахом, непохожим на дым и железо; тонну косметики, с которой так и не научилась обращаться. Потом – салон красоты, где над её грубыми руками и короткими волосами работники пытались совершить чудо. Деньги улетали, как вода сквозь пальцы. «Как горячая лапша, – думала она, глядя на опустевший кошелёк. – Скользит и нет её».

Но иначе было нельзя. Это был не праздник. Это был ритуал. Попытка надеть на себя хоть на день кожу той «нормальной» девушки, которой она никогда не была и не будет. Ребята из зала, узнав, скинулись и вручили ей конверт с деньгами – «на новую экипировку». Она взяла, кивнув, сдавленное «спасибо» застряло в горле. Может, они и были друзьями. Но это слово всё ещё обжигало изнутри, было слишком хрупким для её мира. Она просто приняла их жест, как принимала помощь с техникой.

И всё же главный подарок ждал её в зале, в этот самый вечер её дня рождения, когда все уже разошлись. Она осталась одна, как всегда. Работала с боевым шестом, отрабатывая связки, которые подсмотрела у Духа-мечника. Пот рекой стекал по спине, дыхание было тяжёлым, в ушах гудело от напряжения.

И снова – тишина. Но на этот раз она была наполнена не пустотой, а мощью. Воздух вокруг неё сгустился, зарядился статикой. Перед глазами поплыли золотые искры.

Её Дух – Воин – растворился в сиянии. А из этого сияния, вытесняя собой пространство, возник Он.

Ростом под три метты. Облачённый в латы, казавшиеся отлитыми из солнечного света и твёрдого мрака. В его руке был клинок, размером с небольшое дерево – настоящая нодати, чьё лезвие мерцало холодным, внутренним огнём. А на его голове, вместо шлема, сиял простой, но властный металлический венец. Он не просто стоял. Он царил в этом полумраке заброшенного зала.