Лахайнский полдень

Алексей Анисимов

Лахайнский полдень

Часть I

Улыбка Аматэрасу

Идзанаги схватил огромный камень и запер им вход в страну мрака. Из тьмы Идзанами прокричала в ярости: «Я буду мстить! Каждый день в мире живых будет умирать тысяча душ, и тени их окажутся здесь!» Идзанаги поклялся в ответ, что каждый день будет рождаться полторы тысячи новых душ.

С тех пор в стране мертвых правит богиня Идзанами, а в стране живых – бог Идзанаги. Вернувшись, бог совершил в ручье обряд очищения от скверны. Когда вода коснулась левого глаза, из нее явилась Аматэрасу – богиня солнца, дарующая свет, жизнь и божественный порядок… 1

Глава 1

Абингдон-на-Темзе, или просто Абингдон, – крошечный английский городок, который, несмотря на свои размеры, всегда мог похвастаться удивительно яркой историей. Здесь родился знаменитый эль Old Speckled Hen («Старая рябая курица»), появился завод спортивных автомобилей MG и выросла прославленная группа Radiohead. И это лишь начало списка звучных имен, которые высыпались на экран монитора, когда русская семья Шмидтов – Семён и Светлана – полгода назад принялась искать для сына подходящую летнюю школу.

Пусть это и были всего лишь исторические справки (ведь многие заводы, пивоварни и легендарные группы давно покинули не только городок, но и сей бренный мир), но именно автомобильная марка подкупила Семёна, а громкое имя рок-группы окончательно убедило Светлану. И выбор этот трудно назвать легкомысленным или поверхностным. Близость городка к самому Оксфорду оказалась столь весомым доводом, что иных обоснований больше не требовалось. Когда кто-то из друзей или назойливых родственников докучал расспросами, где же учится их сын, почти всегда за небрежным ответом Светланы: «В Оксфорде» – следовал понимающий кивок, и необходимость в дополнительных пояснениях отпадала сама собой.

Выбор страны оказался для супругов куда бо́льшим испытанием и дался им не сразу. Семён происходил из семьи немецких переселенцев, пустивших корни в России во времена Екатерины Великой. Повзрослев, он с иронией любил говорить, что у него «в крови – Европа», и гордился своей родословной. Но и Россию любил – чуть болезненно, так, как любят недосягаемое и всё же желанное.

Еще со школы его фамилия цепляла окружающих. Над ним посмеивались: дразнили то немецким шпионом, то просто фрицем. Внешне он ничем не отличался от других мальчишек, но они постоянно заставляли чувствовать, что он другой – не как «все». Словно ребенок, тянущийся к матери, но раз за разом отталкиваемый – не больно, но обидно. А он изо всех сил хотел доказать, что ничем не хуже – такой же, как «они».

Страна детства – Советский Союз – вскоре развалилась. Семён вырос и обнаружил: того государства нет, а эти «все» остались и начали даже завидовать его немецкому происхождению. Но затаенная любовь к родине – странная, болезненная – так и не отпустила. Но к какой родине, он уже уверен не был. И, может, поэтому после рождения сына всё чаще, помимо привычных хлопот, всплывала тема учебы за границей – то мимоходом, то с нажимом.

Светлана, которая родилась в обычной семье советских военных, никогда не сталкивалась с трудностями, которые возникали у супруга из-за немецкой фамилии. Россию воспринимала без особых эмоций, как те «все». Она не стала для нее объектом любви, боли или борьбы, как для мужа, скорее фоном, нежели чем-то личным.

Семён какое-то время считал, что для сына правильнее будет учиться именно в Германии. Впрочем, ни он, ни Светлана не говорили по-немецки и никогда в Германии не бывали. Поэтому постепенно они склонились к Великобритании, хотя и там им еще не довелось бывать.

– Хорошо, пусть английский будет первым иностранным языком у ребенка, – сделал, наконец, заключение Семён, убеждая скорее себя, чем супругу, в необходимости выбора именно английской школы.

Светлану, однако, убеждать было не нужно. Она не понимала, зачем учить какой-либо язык, кроме английского. По ее мнению, знание его гарантировало, что человек не пропадет в любой точке мира. А когда они стали регулярно отдыхать за границей, каждая поездка лишь подтверждала ее уверенность.

– Кому вообще нужен немецкий в наши дни? – спрашивала она Семёна.

– Не скажи! – легко заводился тот. – Немцы обязаны знать свой язык.

– Так выучи его для начала сам, – звучал ее финальный аргумент.

Семён обычно терялся.

– Ну мне-то английский для работы нужен, – отвечал он с легким чувством вины.

Для Светланы этого было вполне достаточно. Она хоть и любила мужа, но добиться от него признания своей неправоты любым другим способом было трудно. История с немецкой родословной оставалась для него чувствительной темой и потому оказывалась благодатной почвой для профилактических семейных споров. Светлана это прекрасно понимала и порой осторожно пользовалась этим.

Впрочем, несмотря на мелкие трения, супруги с нетерпением ждали первой поездки в Англию. Путешествие планировалось недолгим, но таким, что сулило возможность воочию увидеть их чадо в аутентичном антураже английской школы и посетить музыкальный концерт с его участием.

Конечно, они могли дождаться, когда сына привезут с другими детьми, уехавшими туда организованной группой. Но Светлане хотелось попрактиковать свой английский, так сказать, в естественной среде, с настоящими англичанами. А Семён мечтал попробовать английский эль в местных пабах. Но главное – летняя школа казалась им лишь отправной точкой в планируемом британском образовании сына, поэтому в правильности выбора лучше было убедиться лично.

И вот в один из тех дней, которые по прогнозу обещали быть солнечными, но в итоге оказались промозглыми и дождливыми, супруги наконец добрались до Абингдона.

– Не понимаю, – пожаловалась Света, поеживаясь на ветру в своем летнем платье. – Сейчас же самый разгар лета. По прогнозу вообще-то должно быть солнце.

– Ну, дорогая! – усмехнулся Семён, разводя руками. Смех прозвучал громко, но без настоящего веселья. – Солнце показалось, когда мы приземлились в аэропорту. Оно выглянуло пару раз, когда мы ехали в поезде. И светило, когда мы садились в такси. Ну сколько его нужно?! Ведь так можно и обгореть!

Семён давно научился реагировать на жизненные вызовы бурным саркастическим смехом. Со временем этот хохот превратился в щит, особенно против жалоб супруги. Смех был не просто громким, а оглушающим. Иногда Семён гоготал так, что, хотя Светиным ушам и не было физически больно, то ей самой точно становилось не смешно. Чтобы прекратить мучение, ей требовалось безоговорочно согласиться. Только тогда он, довольный, мог наконец затихнуть.

Светлана посмотрела на мужа и снова передернула плечами, но уже не от холода, а от такого тона. Она не стала отвечать, лишь хлопнула дверью такси чуть громче, чем следовало. Семён понял и замолчал.

В Лондон пара добиралась не абы какой авиакомпанией. Из соображений престижа и в надежде добраться до Абингдона засветло выбор пал на дорогие, «королевские», как в шутку называл их Семён, «Британские авиалинии». Однако расписание авиакомпании, похоже, составлялось с той же беззаботностью, что и прогноз погоды, и рейс задержался. Сначала всего на час.

– Со всеми бывает, – вздохнула Светлана, увидев на табло информацию о задержке вылета.

Затем еще на час.

– Нагонят в воздухе, – уверенно заявил Семён.

А потом еще на один, третий уже по счету, час. Тут, правда, никто из семейной пары не нашел приличного комментария. А те, что лезли в голову, высказывать не хотелось – из-за их грубого характера. К тому же вскоре началась долгожданная посадка в самолет. Экипаж встречал раздраженных пассажиров истинно английскими улыбками. При каждом удобном случае звучали извинения, и, казалось, бортпроводники выражают искреннее сочувствие.

И вот, когда пассажиры благополучно расселись, командир воздушного судна снова извинился. Затем пояснил, что для авиакомпании на первом месте стоят безопасность и комфорт. Семён усмехнулся, не понимая, как это вяжется с трехчасовой задержкой, а Светлана и вовсе ничего не уловила из быстрой речи британца. Между тем оба решили для себя, что англичане действительно умеют извиняться и выходить из любой ситуации с достоинством.

– Не то что наши, опоздали бы, да еще и нахамили, – заметила Светлана.

– Поэтому наши и стараются не опаздывать! – отозвался Семён так громко, что несколько пассажиров обернулось. – Потому что не умеют извиняться.

– Да тише ты, – зашипела она на него.

Лайнер быстро набрал высоту и по большому кругу – через северные широты – направился в Лондон. По такой траектории лететь было быстрее всего. Полет проходил спокойно, без эксцессов. Даже болтанка, которую так не любила Светлана, ни разу не побеспокоила пассажиров. Однако в самом конце с Семёном случилось нечто странное. Когда самолет стал снижаться и кружить над Лондоном, он задремал и неожиданно для себя провалился в сон.

Очнулся уже от удара шасси о взлетную полосу. Но сон не отпускал – в голове звучали строки. Не мысли, а будто чужой голос пробивался сквозь него. Семён поспешно нашел ручку и записал на салфетке:

Улыбка солнца…В саду пустых камней —Путь осветился!

Он взглянул на свой почерк – пожалуй, единственное, что здесь было знакомым. Слова ощущались чужими, словно кто-то вложил их в него. А вот ритм и форма выглядели удивительно приятными. Он не понимал их общего смысла, но строки ему нравились. Звучали легко, будто мелодия, невольно застрявшая в памяти.

Семён удивился: он никогда не писал стихов. Ни строчки, даже попытки. А тут сразу… японское хайку! И откуда он вообще знает, что это хайку? Наверное, тоже из сна, подумал он, аккуратно сложил салфетку и спрятал ее в задний карман.

В это мгновение самолет остановился. Пассажиры вскочили как по команде, хватая вещи и суетясь, будто на пожаре. Семён тоже поднялся, так и не успев рассказать Светлане про сочиненное или, скорее, приснившееся стихотворение. А вскоре и вовсе забыл о нем, погрузившись в рутину: багаж, поезд, такси.

В отель они приехали поздним вечером, хотя планировали днем. Когда уставшие с дороги супруги вошли в скромный холл местной гостиницы, номер в которой Семён забронировал заранее, их встретил импозантный пожилой англичанин в черном, немного помятом костюме. Он стоял за стойкой регистрации: администратор, консьерж и метрдотель в одном лице.

– Я устала и замерзла. Скорее бы в душ и в кровать, – пробормотала Светлана, озираясь по сторонам. – Спроси, есть ли в номере кофемашина или хотя бы чайник. Я бы выпила чего-нибудь горячего, чтоб согреться от такого «лета».

Уже на паспортном контроле, а потом и всю дорогу от аэропорта до Абингдона стало ясно: английский Светланы был не совсем тем английским, на котором говорят в Англии. Она хмурилась, не понимая «бульканья и оканья», как называла про себя местную речь. И никак не могла понять, где же тот английский, на котором так легко болтать, например, в Турции?

– Лучше сразу накатить чего-нибудь горячительного. Без этих прелюдий с чаем, – игриво подмигнул ей Семён.

Его английский был куда практичнее. Он понимал англичан, и они понимали Семёна. Долгая, поначалу мучительная практика разговоров с британскими партнерами фирмы открыла двери в тот самый «настоящий» английский. Поэтому к моменту заселения в гостиницу в семье уже условились: по-английски в поездке говорит только Семён.

Администратор, заметив гостей, расплылся в улыбке и дружелюбно произнес традиционное приветствие:

– Как ваши дела? Всё ли хорошо? Добро пожаловать в наш отель. Делали ли вы резерв? Можно узнать ваши имена?

Светлана еще раз напряглась, пытаясь понять англичанина, но, услышав лишь какое-то непрерывное мычание, махнула рукой.

– Сёма, проверь, есть ли в номере чайник, – сказала она, не отрывая любопытного взгляда от холла. – И полотенца: мне – два… тебе – по заслугам, – пошутила она. – И еще узнай, где у них фен. Прячут его надежнее, чем сейф.

– Помню, дорогая. Сейчас всё устроим! – Семён подмигнул супруге и, повернувшись к администратору, расплылся в широкой и обаятельной улыбке.

Дав указания, Светлана принялась с интересом разглядывать холл, который сразу показался ей странноватым. От входной двери пол покрывал мягкий бордовый ковролин, местами уже довольно потертый. Деревянные кривые балки поддерживали низкий потолок. В глубине около разношерстных столиков стояли кресла таких же разных размеров и возрастов.

Картину дополняла барная стойка с латунными кранами для английских элей и рядами разноцветных бутылок. Теплый свет желтых торшеров, расставленных по углам, наполнял пространство домашним уютом, а большая люстра, хоть и висела явно не по центру потолка, смотрелась там органично. Ее абажур был из темно-бордовой ткани с золотой бахромой. Она припомнила такие люстры в старых советских фильмах. Финальным украшением этого пестрого ансамбля были белые шторы с легкомысленным узором из зеленых птичек и красных цветочков, которые к тому же были и не на всех окнах.

Светлана подумала, что каждый предмет сам по себе кажется безвкусным и даже нелепым. Тем не менее это старье, собранное в едином интерьере, просто излучало какой-то особый британский шик. Ей показалось, что она разгадала тайну английских интерьеров, поэтому, заметив в углу уютное кресло, обитое затертым гобеленом, она подкатила чемоданы и устроилась на его подушках.

Монотонное журчание непринужденных разговоров гостей в лобби-баре заглушало голоса Семёна и администратора, которые общались между собой как-то уж слишком оживленно. Света только успела отметить это, как перед ней начала разворачиваться настоящая пантомима в духе чаплиновских немых комедий.

Семён драматично заламывал руки, произносил страстный монолог и с отчаянием опускал их. Англичанин словно уклонялся от невидимых тяжелых предметов, летящих в его сторону, и нырял за монитор гостиничного компьютера. Когда подходила очередь до его части акта, он аккуратно высовывался из-за стойки – сперва наполовину, затем полностью, – пожимал плечами и кивал в сторону компьютера, показывая: всё верно, ошибки нет.

Их действия повторялись, а диалог накалялся. Англичанин с каждой минутой бледнел всё сильнее, и выражаемое им сочувствие становилось заметнее. Лицо же Семёна сразу покраснело до предела и уже не менялось в оттенках.

Практичность мужа и его педантичность с самого начала брака сделали жизнь Светланы легкой и по-своему счастливой. Она никогда не вникала ни в какие детали: будь то отдых, перелет или вечерний спектакль. Все организационные дела каким-то волшебным образом решались Семёном легко и, главное, незаметно для Светланы.

В самолете им всегда удавалось занять места у аварийного выхода, где было дополнительное пространство для ног. Из окон гостиничного номера открывались захватывающие дух виды. Места на спектакль располагались удобно, у самого прохода, что избавляло от длинной очереди в буфет или гардероб. Столик в ресторане был у окна – как она и любила. У Семёна всё получалось как-то само собой, будто случайно.

– Просто повезло, дорогая, – смеялся он, слыша восхищенные комментарии супруги.

Теперь, глядя на представление у стойки, Светлана подумала: во-первых, не всё решается само собой, а во-вторых, возможно, она не получит ни дополнительного полотенца, ни кофемашины, ни…

В этот момент разгоряченный до крайности Семён, видимо, окончательно потеряв надежду договориться, махнул рукой и подошел к жене.

– Не дают полотенца? – с прищуром уточнила Светлана.

– Полотенец будет сколько захотим, – буркнул Семён, на взводе после разговора с администратором.

– Без фена? – подкидывала она варианты.

– С феном, – голос мужа звучал угрюмо.

Светлана внимательно посмотрела на него.

– Нестрашно, если без чайника, – она старалась поддержать его, к тому же список возможных проблем иссякал.

– Да с чайниками, полотенцами, фруктами и даже бесплатной бутылкой шампанского у нас всё в полном порядке! – выпалил Семён. – Но есть ма-а-а-аленький нюанс – бокалов понадобится не два, а ТРИ!

Его смех прозвучал резко, скорее от стресса, чем от веселья. Несколько человек в баре обернулось. Администратор, наоборот, выдохнул с облегчением. Светлана рассеянно посмотрела на него, и он примирительно поднял большой палец. Он явно был доволен: какая-то, пока неведомая Светлане, проблема благополучно разрешилась. Она медленно перевела взгляд на супруга и спросила с подозрением:

– Почему три?

– Потому что к нам в номер подселили еще одного гостя, – громко смеясь, пояснил Семён. – Чего тут непонятного?!

Теперь настала очередь Светланы показывать мастерство пантомимы. Будучи сдержаннее супруга, она выразила эмоции только мимикой. Ее лицо быстро поменяло выражения: от легкой обеспокоенности к удивлению, затем к недоумению и, наконец, к откровенному возмущению.

Семён, изучивший жену за годы брака, терпеливо наблюдал за процессом. В нужный момент, словно химик, внимательно следящий за колбами с бурлящими реактивами, он уловил нужное выражение и быстро подытожил:

– Ну вот… Теперь ты поняла!

– Я ничего не поняла! – вскрикнула Света.

– Всё просто. У них произошел какой-то сбой в системе. Он сказал… – Семён махнул рукой на англичанина, так и улыбавшегося им из-за стойки, – …что не прошла оплата с моей карты, и номер за нами не закрепился. То есть информация о нас и нашей брони у них есть, но оплаты нет. А так как мы еще и приехали довольно поздно, они успели отдать наш номер другому гостю. Правильнее сказать, не к нам подселяют кого-то, а нас к кому-то. Ну могут подселить, если согласимся. Этого, третьего гостя, они заранее предупредили, когда заселяли, что такая ситуация может возникнуть.

Светлана осмыслила объяснение и предложила вполне логичное решение проблемы:

– Слушай, а нельзя нам просто дать другой номер?

– Честно говоря, сам не понял, как такое вообще возможно в Англии. В норме – отвезти нас в другой отель, хоть бы и в соседний город, и оплатить такси. Но, похоже, на уик-энд этот пришлось нашествие: родители выпускников, толпы туристов, да еще и местный фестиваль. Свободных мест нет нигде. – Он посмотрел на супругу и примирительным тоном, словно уговаривая ее, добавил: – Так что, либо соглашаемся, либо ищем скамейку в парке. А если серьезно, не ехать же обратно в Лондон среди ночи. Такси быстро не найдешь. Я спрашивал, консьерж говорит, ждать часа полтора, если повезет. Глянь на улицу – темень, дождь…

Однако она не повернулась к окну и смотрела на супруга пристально, как удав на кролика.

– Закажи номер в другой гостинице. Делай же что-нибудь!

– И как я закажу?! От их Wi-Fi толку ноль – ноутбука-то с собой нет. – Семён с досадой махнул рукой. – Надо было давно смартфон брать. Двадцать первый век наступил уже, а я застрял с этим кнопочным телефоном из 90-х… Хотя, кто знает, что бы он тут ловил. – Он с сочувствием посмотрел на супругу и добавил: – Администратор говорит, что ситуация в других отелях города не лучше – все приехали забирать детей из школ. Похоже, в дыре этой мест для ночлега больше нет.

Он хмыкнул, произнося слово «дыра». В его устах оно прозвучало комично – особенно после всех восторгов от этого местечка.

– Я хочу просто выпить и лечь спать. Честно говоря, всё равно уже, кто там будет рядом. Считай, в аэропорту застряли. В армии доводилось ночевать и похуже. – Семён демонстративно зевнул и добавил: – Что поделаешь: абсурд, но, видать, такие тут правила. Европа, как-никак.

Россияне, особенно в начале массового туризма, когда зарубежные поездки еще оставались экзотикой, попадая в «цивилизованный мир» (по их собственному мнению), отличались какой-то чрезмерной пассивностью перед любыми трудностями, даже откровенно несправедливыми. Видимо, внутренняя зажатость и глубоко усвоенные комплексы мешали им «качать права» так же смело, как они делали это на родине.

– Да тебе лишь бы выпить! – поддразнила Света мужа. – Гостиницу не мог нормально забронировать? Без этих «маленьких нюансов»! – она замолчала, но тут же добавила: – Кстати, кто этот… подселенец? Ну, третий гость в нашем номере?

– А! – Семён словно только сейчас вспомнил эту важную деталь. – Японец! И всего на одну ночь…

Информация о том, что с ними будет жить настоящий японец, как-то сразу успокоила Свету. По ее изменившемуся лицу Семён будто прочитал: «Ну, если уж и делить номер, то с японцем».

– Ну что, соглашайся, чего медлишь? – с упреком сказала она. – А то и этот номер уйдет. Одну ночь с потомком драконов как-нибудь переживем.

Глава 2

Радушный консьерж лично проводил гостей от стойки регистрации до номера, расположенного на втором этаже. Он постоянно просил прощения, объясняя, что номер освободится на следующий же день. Светлана ничего не понимала из его быстрой речи, но в который раз оценила умение англичан извиняться.

Кроме того, супругам пообещали, что стоимость завтрака исключат из общего счета за проживание. Семён, правда, и не помнил, что за завтрак нужно было платить отдельно, но тоже отметил приятный эффект многочисленных английских извинений. А тем временем мистеру и миссис Шмидт предстояло насладиться лучшим, со слов администратора, номером во всем отеле. С этими словами он торжественно открыл одну из дверей в конце коридора.

Семён со Светой вошли в номер и остановились. Он не был тесным, но и до восторженного описания администратора явно не дотягивал. Сразу напротив располагалось английское окно, традиционно открывающееся вверх. Оно находилось так низко, что ночью, оступившись на пару шагов, вполне можно было оказаться снаружи. Рядом со входом находилась другая, меньшая по размеру дверь, ведущая в ванную комнату. В глубине, в левой части номера, в нишу между двумя стенами была втиснута кровать, не слишком широкая, но аккуратно застеленная.

При всей своей тесноте и исторической неуклюжести номер казался уютным и милым. Пол закрывал ковролин мятного цвета. Стекла на окне обрамляли белые деревянные рейки, а шторы с изображениями оленей и охотничьих собак создавали ту самую атмосферу староанглийского уюта, о которой писали в туристических проспектах.

В противоположной части номера, напротив кровати, стоял круглый деревянный стол с двумя креслами, на одном из которых сидел их сосед, которого администратор назвал японцем. Увидев новых жильцов, он встал и вежливо поклонился, опустив и прижав руки к туловищу. Затем выпрямился и оказался несколько выше обычного японца. Сквозь футболку угадывалось крепкое мускулистое тело. Волнистые, выгоревшие на солнце волосы были убраны в аккуратный хвост на затылке. Седина на висках лишь подчеркивала натуральный светлый цвет волос – тот самый оттенок, который бывает только у настоящих блондинов. На лице уже появились возрастные морщины, которые сливались в тонкую паутину вокруг больших голубых глаз.

– Ты тоже это видишь? Или мне одной кажется, что японцы теперь из Стокгольма? – удивленно прошептала Света. – Он же явно не японец!

– Но явно в нашем номере, – также не размыкая губ, пробубнил озадаченно Семён.

Администратор, предусмотрительно оставшийся стоять в дверном проеме, чтобы не занимать лишнего пространства, уловив первые мирные сигналы между гостями, быстро пожелал всем спокойной ночи и ретировался.

Супружеская чета и японец, который больше походил на финна или шведа, оставшись одни, смотрели друг на друга. Семён изредка косился на супругу, а она, очевидно, в поисках объяснений, на него. Никто не понимал, что делать дальше.

– Вообще-то, он не похож на японца. Он же блондин, – отметила Светлана и без того очевидные вещи. – Скорее, он скандинав. Или австралиец…

– Do you speak English?2 – спросил Семён, уверенно взяв на себя инициативу.

– Yes, I do3, – живо ответил австралиец, как тут же сообразила Света.

– Слушай, ну какая разница, японец он или австралиец? – тихо произнес Семён, не отводя взгляда от странного японца.

– А чего ты шепчешь? Говори нормально. Он всё равно не понимает, – продолжала она шептать.

– Да какая разница, кто он, – сказал Семён громче. – Лучше бы, конечно, его вообще здесь не было! – громко смеясь, добавил он.

– Ну не скажи. Обещали японца – будьте добры! А вдруг это был бы самурай? – возразила то ли в шутку, то ли всерьез супруга.

Семён так и не успел понять, что она имела в виду, как супруга, резко переключившись на него, выпалила:

– А ты! Мог бы подойти к бронированию номера поответственнее. Куда ты вообще смотрел?!