Длинный ствол – короткая жизнь

В общем, вместо того, чтобы отдыхать после боя, я был вынужден гонять усиленную разведроту с батареей 82-х миллиметровых минометов. Сами немцы притихли, работала только их авиация. К атаке Крейзер подключил две роты третьего батальона. К тому времени остатки первого вышли лесами к позициям второго и подтвердили, что немцы в лес не вошли.

Что касается моста, то мы нашли способ, как доставить саперов в нужное место! Дело в том, что к мосту можно было попасть только по шоссе. И с дороги не свернуть: болото. Почему никто не заминировал шоссе – осталось в стороне от моего восприятия действительности. Но, такова жизнь. Городу Борисову скоро тысяча лет, и всегда он находился на правом берегу реки Березина. А он заливается каждый год. Левый берег был высоким, и до появления там станции Борисов, кроме небольшой крепостицы на острове (поселок Дымки) там мало кто жил. Все мосты строились исключительно к той крепости. Но, советские инженеры – лучшие в мире! И в 1939-м году было запланировано строительство железобетонного автомобильного моста! От тюрьмы до улицы Березинской. Насыпали дамбу, но мост построили по другому проекту. Что стало с предыдущими авторами проекта – история умалчивает. Мост получился много длиннее и дороже, проходил мимо города Борисов. И, через мост через реку Сха, соединялся со старомосковским шоссе. Для того, чтобы попасть в Борисов, требовалось свернуть у того самого древзавода, о котором я уже писал выше. Вот на этом мы и сыграем!

Как только немецкая авиация прекратила свою работу, так мы двинулись занимать исходные позиции. Минометчики ушли еще раньше, хоть и недалеко, но осмотреться требуется, привязать себя к местности. Основная группа: четыре танка «КВ-1» и три «Т-34». Вначале обстреляли и подожгли древзавод, кроме досок и бруса он выпускал древесный спирт. Горело просто шикарно, затем два из семи танков свернули на будущую улицу «1-й Московской дивизии». Мост через Сху их бы просто не выдержал, так они вброд, чуть ниже моста, и по Дзержинского на «Интернациональную», теперь она «3-го Интернационала», ну, чтоб не перепутали, повернули налево. У отворота на сожженный переходной мост подали сигнал к атаке! Минометчики начали обстрел позиций четырех артбатарей, противотанковых и ПВО, а эти два танка по старой насыпи, не сделав ни одного выстрела, въехали под мост у предмостного сооружения правого берега. Вначале саперы обложили все четыре опоры 1–2 пролета накладными зарядами, затем обнаружили, что основные фугасы целы и лежат под предмостьем. Зацепили тонким тросом, и рванули назад. Первыми сработали заряды на опорах, два пролета просели, они еще не дошли до точки, где могли бы остановиться, когда рванул фугас под предмостьем. До судоходных пролетов было не дотянуться. Но и это хлеб! Триста метров назад и соединились с основной группой. Два моста из трех перестали функционировать. Теперь остается только Веселово, а это несколько проще!

Без потерь не обошлось, но танки вернулись все в Стайки, два из них на буксирах. Пехота и минометчики тоже немного пострадали из-за артиллерии противника. Но большая часть программы минимум была выполнена. Сам я «работал» в отвлекающей группе, мы пошли «вприсядку» перед немцами на расстоянии 850 метров по прямой, отвлекая их от подрывной группы. Один «ахт-ахт» и три противотанковые «пятидесятки» на этом берегу реки составили наш «доход». И, вроде как, попали несколько раз по орудиям на том берегу реки. Но ночь, хрен чего разглядишь! Минометчики достали еще одну «88», мы ее даже и не видели. У двух поврежденных танков выбиты «ленивцы». Все вроде хорошо, да вот Ставка теперь требует Борисов, левобережный. Блажен, кто верует! Хотя, если так не подставлять под огонь гаубичный полк, то задача решаемая. Выдвигаемся вперед, усиливая оборону на правом фланге. Действовать ночью немцы не любят, им Люфтваффе подавай! А мы зарываемся, зарываемся и зарываемся. Бедные ладошки! Хоть бы траншеекопатели кто-нибудь «изобрел». Из пяти мостов в Борисове остался один: железнодорожный. Следующий день показал, что немцам Борисов стал глубоко не интересен. Технику они побросали, благо что летом и вода теплая, и речка не слишком широка. Да и погибать за фюрера – дело тухлое! Выбомбит люфтваффе – они пойдут дальше. Пока работает оно и артиллерия противника. Вялая перестрелка в районе «старого» города, который ни Крейзер не хочет брать, ни немцы не пытаются отходить. Так как к утру 3-го июля и район Веселовской переправы перешел под наш контроль, и она запылала, то новые тактические приемы уже освоены «Пролетарской» дивизией. Добиваем отдельные немецкие подразделения, оказавшиеся на нашем берегу. Подвозим боеприпасы, с некоторым трудом. Расстались, видимо окончательно, с танковым училищем, они убыли в эвакуацию. А так, роем, роем и еще раз роем. Занятие довольно скучное, но необходимое. Затем нас вернули под Чернявку, так как там появились Т-III той же 18-й дивизии, но со значком «водолаза» на правой стороне башни.

Однако, это служило маскировкой основных действий вермахта. Прорыв они осуществили значительно левее и правее, вне ширины фронта нашей дивизии, у Березно и Бабцов. Задержать их удалось только на неделю. Даже окончательно выбить их из Борисова не успели. Теперь «выравниваем линию»: основные части дивизии отходят к реке Нача, это за Лошницей. Пополненный 175-й полк будет играть роль арьергарда и действовать из засад. Но нас отводят к Кладзям, создавать там противотанковый рубеж. Неудачу в одном месте вермахт компенсирует в другом. Но, насколько нам известно от пленных, 18-ю танковую дивизию отводят на переформировку во Францию. Жаль, что нам таких условий не предоставляют! Машин в батарее поубавилось, так что не все имущество удается загрузить на них и на танки. Орудия ушли, мы же, как пехота, добираемся к месту назначения на своих двоих. Если сумеют разгрузиться, то приедут за нами. Жарища, печет так, что деваться некуда. А шлепать 34 километра с полной выкладкой. Да и с кормежкой некоторые проблемы. Выдали сухим пайком, якобы на три дня, а там по банке тушенки 420 граммов на двоих, и банка каши каждому. Половина буханки хлеба. Поэтому в первой же деревне устраиваем привал и варим «бульбу», прошлогоднюю, из вскрытых и вывезенных буртов. Её довольно много, вывозили явно второпях. Обед не занял много времени, но картохи отварили довольно много, поэтому я положил «лишнюю» картошку в котелок, добавил воды, в которой ее отварили, размял ее в пюре, и добавил туда всю «свою» половину тушенки. Юрий, из взвода управления, с которым мы «делили» эту банку, сделал тоже самое, попросив у меня мой нож с вилкой. Алюминиевой ложкой такую операцию сделать довольно затруднительно, и тоже создал небольшой запас продовольствия на случай долгого пути. Глядя на меня, почти все на батарее «вооружились» немецкими флягами и котелками, благо, что последнее время этого имущество было найдено в избытке. Мертвым оно не требуется.

Котелок припекал задницу, поэтому пришлось его подвесить к рюкзаку. В отличие от всех вооруженных сил Советского Союза красноармейцы-«пролетарцы» использовали именно «буденновские рюкзаки», а не вещевые мешки. Рюкзаки, правда, в большую серию не пошли, а жаль! Новое пополнение поступает уже без них. Но у нас таких всего пятеро.

Дав людям поваляться на солнышке двадцать минут, я подал команду «Приготовится к маршу!», а затем «Становись!» Средний комсостав уехал на машинах к новому месту дислокации, так было удобнее на маршах, меньше вопросов задают, и постоянно называют меня «старшиной», хотя я И.О. комбата. Назначив головной дозор, арьергард и фланговых наблюдателей, я подал команду: «Направо! Шагом марш». И батарея попылила по дороге. Лес справа, дорога идет вдоль него. Пыли не слишком много, грунтовка хорошо посыпана песком, и только там, где прошли наши танки, грунт был немного вывернут и идти по этому следу было неудобно. Я разрешил одной из колонн следовать ближе к обочине. Через пару километров, заметив появившиеся самолеты противника, мы свернули на дорогу, ведущую через лес к Маталыгам. Восемь километров по теньку, и мы вышли к берегу Бобра. Там сделали короткий привал и переправились через неглубокую переправу. Впереди были Велячицы, где мы планировали встретиться со своими машинами. По времени получалось именно там. Машины должны были ждать нас у плотины через Начу, на правом берегу. Мы находились на левом. Вышли из леса на полевую дорогу, осмотрелись, самолетов не видно. Впереди полевой стан, на котором людей не видно. Вдруг БРД поднял руку с кулаком, и я подал команду: «К бою!». Все разбежались и легли справа и слева от дороги. Последовали сигналы мне подойти ближе. Рывком, и пригибаясь, бегу к дозору.

– Там люди, убитые. – шепотом доложил сержант Обухов. В бинокль было видно лежащих на земле людей в гражданском. Лежали странно, как будто их построили, а затем расстреляли. Я подал знак батарее: «Перебежками вперед». Дождались, когда батарея подтянется, и тогда разведдозор двинулся вперед. Тихо, никто не стреляет, только стрекозы шелестят крыльями, да в небе заливается жаворонок. Там две рощицы справа и слева, где черта спрятать можно. По сигналу сержанта двинулись вперед. Гильзы, наши. И человек двадцать довольно свежих трупов, мужчины-старики, женщины и несколько детишек. Я просто спиной ощутил, что кто-то на меня смотрит! Прыжком ушел в сторону, перемахнув через лежащие тела. Раскатистый выстрел и затвор подал новый патрон, а из рощицы ударил «MG», его не перепутаешь! Вторым выстрелим я его заткнул, но мои «бойцы» – артиллеристы, а не стрелковая часть, поэтому открыли беспорядочную, но частую стрельбу. Под их прикрытием я произвел еще четыре прицельных выстрела, и подал команду: «Перебежками вперед!», указав им направление. Стрельба из рощицы стихла, противник попытался оторваться. «В атаку, вперед!». Кто-то из особо рьяных закричал «Ура», но его не поддержали.

– Обухов! Осмотреть! Остальные, вперед! – роща примерно полкилометра длиной, довольно густая. Еще раз ударил пулемет, но бойцы загрохотали выстрелами так, что было не понять откуда он бьет. Вот он! Посылаю туда три выстрела. Готов! Подбегаю, лежит «лейтеха» НКВД. Выскочили из рощи и увидели пятерых бегущих. Ствол на ветку, и как в тире. Основная неприятность нас ждала у плотины. Троим нашим шоферам и младшему политруку Геслеру придется выписывать похоронки. Их в ножи взяли. В батарее тоже две похоронки и трое раненых. На пустом месте! Прогулялись!

Развернул батарею, прочесали еще раз поле и рощу. Двое пленных: один раненый немец, по-русски не говорит, а у второго нашли в кармане бело-красно-белую повязку. Оружия у него не было, но руки в масле, указательный палец в копоти, в сумке, найденной неподалеку, патроны к винтовке и пистолету.

– Не маё! – заверещал гад.

– Конечно, охотно верю. Цепляй свою тряпочку и пошли!

Довел его до полевого стана, где лежали его соплеменники.

– Чем они тебе не угодили? Повесь-ка вот туда вот эту веревочку! И вторую. Там и стой! Веревочку на шейку повесь.

– Нет!!! Ўсё раскажу!

– Да кто тебя слушать будет. – тут поднесли раненого.

– За убийство ни в чем неповинных советских людей, диверсант и предатель приговариваются к смерти через повешение. – сказал я и выбил из-под ног подонка скамейку.

– Чего встали? Поднимайте, и…

– Он же раненый.

– Он – в нашей форме.

– Тащ сержант, да пристрелите вы его!

– Вот еще, патрон на него тратить!

– Не по-людски, тащ комбат.

– А они – люди?

– Нет, конечно, но самим грех такое делать.

– Обухов, он бы тебя повесил, и не поморщился. Еще наглядишься. – я примкнул штык к винтовке и воткнул его в горло немцу, пробил даже шейный позвонок. Злой был, и из-за потерь, и из-за жалостливости личного состава. Не готовы они еще убивать, а времени на раскачку нет. По танкам стрелять могут, и все. Немцы для них – просто мишени. Ненавидеть еще не умеют.

– Всё, чего встали. Кругом! К плотине, марш.

– А люди? Похоронить треба! – сказал кто-то из бойцов.

– Вон, местные идут, они и отпоют, и похоронят. Чать не бойцы, и кладбище на селе имеется. Кругом! Шагом марш, в колонну по два!

Проходя мимо толпы, спешащей навстречу, двое даже с «берданками», услышал:

– Кто старший? Командир кто?

– Я, командир первой батареи 123-го истребительно-противотанкового дивизиона старший сержант Голованов.

– Старшиня калгхаса Вэрейчук. Што здарылася? Сувязі няма, з самай раніцы стральба.

– Не понимаю! Немцы высадились, диверсанты, ваших там порешили. И моих шестерых.

– Учора прыязджалі чырвонаармейцы, камандзір такі далікатны, усё па форме.

– Вот они деликатно ваших и покрошили. Хороните убитых, и – на восток, старшиня. Бывай!

Я хлопнул его по плечу и двинулся за своими, которых останавливать не стал. Сельчане в эвакуацию не особо стремились, «А нас-то за шо?», они тоже не понимали, как и мои бойцы, что пришли совсем другие времена.

Глава 2. «Ваша задача, майор, прикрыть Витебск!»

Погрузили все и всех в машины, нашли и рации, и три пропавших винтовки водителей, кроме пистолета Геслера, пулемет и боеприпасы, винтовки Мосинки с глушителем и без, трупы своих и врагов, усадили бойцов, развернулись и тронулись. Из головы не выходил младший политрук. Немцы ведь на нас засаду делали, иначе зачем им с главной дороги уходить на проселок и лезть в рощицу. Кто-то, не будем называть имени, сообщил им, что с юга подойдет личный состав батареи. А надувать щеки и делать важный вид умел только он. На пустом месте. Да он и был пустым местом, толку от него совсем не было, а еще б немного и стал бы комиссаром батареи. Вот бы наплакались! Но злость на себя не проходила! Зря ребят в атаку поднял, себя пожалел, да и не готовил никого к таким действиям. Ведь пока петух не клюнет – мужик не перекрестится. Требовалось за дорогой послать взвод на пятьсот метров вперед, выбивая диверсантов и поддерживая взвод огнем, а затем охватывать их с двух сторон, а не бегать по лесу, нарываясь на кинжальный огонь. Тяжелая баранка “Газика” едва слушалась, приходилось много тормозить двигателем, так как тормоза никакого воздействия на колеса не имели, но «три А» шла плавно, даже по такой дороге. Колос, Нача, Кладзи, приехали! Регулировщик машет рукой, направляя в сторону лесной вырубки. Въехали в лес на второй скорости, через 400 метров еще один регулировщик махнул нам поворачивать налево. Тут довольно много народа. Я остановился, не зная: куда ехать. Все, кто знал, уже ничего сказать не могут.

– Боец! Медсанбат где? – тот рукой указал направление, раненых понесли и повели в том направлении. Ни одной знакомой рожи! Ага! Есть один! И не кто-нибудь, а комдив. Идет прямо на нас, хотя за каким чертом мы ему понадобились – неизвестно.

– Товарищ полковник! Разрешите обратиться? И.О. командира первой батареи ИПТД.

– Зайдете ко мне вон в ту землянку! Что хотели?

– На подходах к Велячицам вели бой с немецкими диверсантами. Кому, кроме вас, доложить? И где наш дивизион, так как всех, кто знал, немцы убили.

– Это в соседней от меня землянке. Штаб дивизиона вот по этой дороге в 400 метрах. Сколько потеряли?

– Шесть человек, двое ранено.

– Это – мелочь. Занимайтесь своими делами, товарищ старший сержант. Не забудьте ко мне зайти через полчаса.

– Есть, товарищ полковник.

Доложился о бое в 3-й отдел дивизии, пришлось им отдать нажитое непосильным трудом, а вот пройти в землянку штаба дивизии незаметно не получилось! Путь мне преграждали, только что подъехавший, маршал Советского Союза Тимошенко, лысый генерал-лейтенант в наглаженной форме, и пятеро генерал-майоров. Одного я из них уже видел, это командир нашего 7-го корпуса генерал-майор Виноградов. К «нам» он заглянул один раз, чтобы обругать всех, что «левый» Борисов не взят. 6-го числа видел, трое суток назад. Мы еще под Борисовым стояли. Несмотря на властный вид и грозный голос, комкор не был знаменит: в январе 40-го сменил командира 47-го корпуса под Кемью, с нулевым результатом, дивизию из-под Суомуссалми он вытащить так и не сумел. 7-й мехкорпус в этой войне будет расформирован 17-го июля 1941 года. После этого занимался тыловым снабжением нескольких армий. Там и прижился. Так что, похоже я не вовремя. Но получив приказание комдива, надлежит его выполнить, попасться на глаза, и получить новое приказание. Остался стоять памятником неподалеку от входа. Полковник появился через пару минут, и сразу начал докладываться комфронта. Но так как прозвучала команда «Смирно», я встал «еще смирнее», повернувшись лицом на маршала, и сжимая правой рукой ремень снайперской винтовки. Наконец, рапорт был окончен, рука комдива скользнула вниз, и он чуть наклонился вперед, пожимая руку «самого маршала». Тот что-то негромко ему сказал.

– Конечно, товарищ маршал! Оба здесь. Прошу! Заходите, товарищи генералы. – комдив резко повернулся ко мне, и показал рукой, что я «тоже генерал». Приглашение касалось и меня, хотя я об этом даже не догадывался. Внутри землянки горели электролампочки. Было светло и свежо, видимо, и вентиляция присутствовала. Я встал у стеночки, рядом со мной находился командир нашего дивизиона, который успел пожать мне руку. По мелькавшему слову «Сенно», я понимал, что собрались присутствующие не совсем просто так, но с некоторой задержкой. Во-первых, наша дивизия в этом сражении не участвовала, она к тому времени была обескровлена и выведена на отдых и пополнение. Да и должна была находиться в окопах перед Оршей. А отсюда до Орши еще сто километров. Как и положено, совещание начал Нарком Обороны Союза ССР, маршал Советского Союза товарищ Тимошенко. Лично у меня в этом случае, когда я слышу эту фамилию, всплывает воровка с косой, но маршал вовсе ее не напоминает. Несмотря на мое присутствие, а я – младший командир, вопросы маршал поднял суровые: Западный фронт провалил оборону на всех направлениях. Ну и начал загибать пальчики: где и кто. Упомянут и генерал армии Павлов, и сразу в таком ключе, обвинительном, что всем стало понятно, что маршал Тимошенко начал с того, что написал первое письмо, из трех положенных. Внутренне я этому усмехнулся, но виду не подал. Все, затаив дыхание, слушали Наркома, который приехал все исправить. На самом деле он давно здесь, с первого числа, а фронт так и продолжает сыпаться. Тут он перешел к нашей дивизии. Можно было расплыться в улыбке и считать, что гроза прошла мимо! Заговорил и о нашей батарее, отдельно упомянув, что командование ею принял старший сержант Голованов, поэтому, дескать, данное мероприятие проводится именно в штабе 1-й Пролетарской мотострелковой дивизии, с честью удержавшей рубежи на реке Березина. И что он, маршал Тимошенко, имеет поручение Верховного Совета СССР вручить мне высшую награду Родины, орден Ленина. И лично, от своего имени, производит меня в майоры. Маршал браво глянул на меня, и приказал подойти, что я и сделал. Слава богу, не один парад на Красной площади отходил, со строевой у меня все в порядке. Мне прокололи дырочку на левой стороне гимнастерки, и прикрутили орден. Нет, чтобы отпустить меня с миром, так маршал приказал слово молвить!

– В три тридцать 30-го июня 1941 года нас поднял по тревоге командир дивизии полковник Крейзер, и приказал строиться в походную колонну. Это было под Оршей, куда мы только-только прибыли, суток не прошло. Комдив зачитал нам приказ комфронта генерала Павлова, в котором говорилось, что нашей дивизии предстоит совершить 130-тикилометровый марш и оседлать три переправы на Березине. И, что кроме нас, этот приказ не может выполнить никто. Такой мобильностью обладаем только мы. Мы выдвинулись и успели оседлать переправы…

Упоминание Павлова было, конечно, лишним, но полностью соответствовало тому, что происходило под Оршей. Маршал недовольно посмотрел на Крейзера. «Герой» оказался «с начинкой» и не соответствовал моменту. Меня прервал маршал, задав вопрос полковнику:

– Именно так и было?

– Да, именно так было написано в приказе, и я, действительно, зачитал его перед строем. Во время марша не отстала ни одна машина, ни один танк, товарищ маршал, хотя двигались на предельной скорости.

– Молодцы, мотострелки! Так когда твоя батарея 39 танков уничтожила, майор?

– Тридцать один, товарищ маршал, утром 2-го июля под Первомайкой. Еще восемь на счету других подразделений. Но в газете «Известия» написали о тридцати девяти, упомянув только нашу батарею и два приданных танка. Больше всех подбили танки, семнадцать штук, но командовали там командиры нашей батареи, как наводчики и командиры танков. Мы их «подобрали» без топлива и с неполными экипажами. Так у нас и числятся.

– Почему?

– Я разрешил. – ответил Крейзер, – Удачно получается, товарищ маршал, особенно при массированных танковых атаках немцев. Это значительно повышает ПТО участка фронта. А дивизион у нас неполный, часть орудий и личного состава, приданных первому батальону 175-го полка, действовавшего на участке непосредственно у Борисовского автомоста, потеряно. Восемь орудий.

– Причины? – отвечать пришлось командиру дивизиона.

– Капитан Ногинов, командир 123-го ИПТД. Два орудия выведено из строя тяжелой артиллерией, а шесть, третья батарея, плохо замаскировала орудия, находясь в одной линии обороны с первым батальоном. Там танки и пикировщики поработали. У людей первый бой был.

– Враг ошибок не прощает, капитан. Тем не менее, ко мне! – и орден «Красного Знамени», второй, украсил грудь комдива. Первый у него за Хасан.

– Ну, что! Торжественная часть на сегодня закончена. Благодарю вас, «пролетарцы». Так и продолжайте громить врага. А у нас, товарищи, конкретная задача: правый фланг!

Нас выпроводили, хотя комдив успел шепнуть на ухо, чтобы далеко не отходили. Мы вышли на солнышко, и я доложил о текущих делах.

– Хорошо, Сережа. Людей, конечно, жаль, но выкрутились и бог с ним. Слушай, тут нам новую матчасть сватают, десять «ЗиС-2», восемь подойдут чуть позже. Полковые взвода и батареи практически разгромлены, им «сорокапятки» нужны. Предлагают такой обмен.

– Тяжелая? – я спросил его не потому, что не знал, а чтобы что-то сказать.

– Смотря как считать, на 500 килограммов, а в расчете 5, а не четыре человека.

– В два раза тяжелее?

– Ну, да.

– Так на север-то пошлют?

– Скорее всего.

– Ее «три А» не потянет.

– Да, конечно. Тягачи к ней дают, причем хорошие: «Ворошиловцы». Помнишь такие?

– Ну, да.

– А ты чего сидишь? «Пилы»-то на «шпалы» меняй!

– А где их взять?

– Вот народ! Чуть что – сразу побираться! Я думал: мне еще одна шпала достанется. Держи! С тебя причитается!

Пришлось скинуть гимнастерку, хотя приказа о присвоении я еще не получил, и крепить на закрутках четыре шпалы. Не успел еще закончить, как из землянки выскочил адъютант комдива, и пригласил обоих пройти в штаб. Там шла отчаянная баталия между уже успевшими немного повоевать с немцами командирами и «хорошо знающими Уставы и Наставления» остальными участниками совещания.

Лысый генерал-лейтенант неожиданно заговорил, буквально, моими словами.

– Товарищ маршал, если атаковать днем и лоб, то все танки останутся на поле боя. Опыт первой Пролетарской нам говорит, что действовать необходимо по-другому. Когда мне доложили, что комдив Крейзер отказывается атаковать противника днем, я точно также среагировал, что дескать, трус, воевать не умеет. Снял трубку и наорал на него. Он мне по полочкам все и разложил: что 6-й и 12-й полк действовали по Боевому уставу, развернулись четко, он лично наблюдал, не замешкались, действовали, как на учениях, за которые вы их, лично, наградили Почетной грамотой и отметили в приказе от 20 июня. Потеряли батальон и четыре тяжелых танка «КВ». Им пришлось отойти и сдать позиции, потеряли два с лишним километра территории. А 175-й в атаку не пошел, выбил 39 из сорока танков и продвинулся на 4.5 километра. А ночью подорвал мост и забрал все, что было потеряно днем не только им, но и Борисовским училищем. Чуть позже, действуя тоже ночью, 6-й мотострелковый и 12-й танковый вернули контроль над переправой у Веселово, и по приказу сожгли ее. Ночью люфтваффе не летает, товарищ маршал. Воевать тяжелее, но эффект гораздо больше. Днем действовать из засад и от обороны.

– Товарищ Курочкин! Вы считаете, что Красная Армия не в состоянии воевать с немцами днем? – спросил кто-то из «знатоков».

– С учетом потерь в составе авиации, и не имея воздушного зонтика, да, я считаю, что действия без воздушного прикрытия нанесут непоправимый вред нашему фронту. Требуется беречь силы и действовать безошибочно. Каждая ошибка используется противником в свою пользу. Давайте спросим у командиров, которые успешно провели бои в эти дни? Майор Голованов! Сообщите ваши потери за все дни боев?

– За первое число – потерь нет, 5 танков, 8 транспортеров, рота пехоты. За второе – шестеро легкораненых, про потери противника уже говорил. Пехоту не учитывали. До сегодняшнего дня более потерь не имели. Сегодня: шестеро убитых, четверо – зарезано диверсантами, двое погибли в бою с ними. И двое раненых: один – легко, но в медсанбате, второй – тяжело, отправлен в Смоленск.