Космическая ночь

Однако уточним каждый из образов. Начнём с мужа как с более интересного субъекта. Его зовут Иван Михайлович Холодов, молодой талантливый преподаватель философии, специалист по немецкой классической.

Наверное, начать стоит с упоминания об отце и о той роли, которую он сыграл в жизни Ивана. Отец, Михаил Михайлович, кадровый военный. Холодов-старший был строг к сыну. Ивана гоняли по спортивным секциям, где мальчик занимался борьбой, учился стрелять и играть в шахматы, его лупили по заднице за плохие отметки в школе. Однако Ваня мог и страдать от обилия заданий. Отец садился напротив мальчика и буравил взглядом, пока тот кусал карандаш и с отчаянием перечитывал условие раз за разом. Проходило минут десять, и если задание не оказывалось решённым, в руке Михаила Михайловича материализовывался ремень. После насилия препятствие в итоге преодолевалось, но какой ценой! Мать только вздыхала: она никак не сопротивлялась мужу. Со временем Михаил Михайлович смягчился, кулака больше не поднимал на сына, но последний так и не смог забыть болезненных занятий, хотя папу любить продолжал, не особенно задумываясь, насколько это разумно в его случае.

Старшего Холодова нельзя назвать было злодеем: он просто считал, что небольшие проявления жестокости могут приносить пользу, особенно в воспитании сына. В целом детство Ивана можно условно было назвать счастливым. Более несчастной в семье Холодовых была мать – вечно измотанная, дающая любовь и заботу, никогда не думающая о себе. Она медленно сгорала и в конечном счёте умерла от карциномы, когда Ване было 13 лет. На похоронах Холодовы вели себя по-разному: сын плакал и жался к отцу, а Михаил Михайлович судорожно сглатывал слюну, но никоим образом не давал волю слезам. Его самого тоже вскоре не стало: любитель выпить, он заработал цирроз печени. Михаил Михайлович упокоился рядом с супругой. На его похоронах Иван уже не плакал…

Иван увлёкся философией в старших классах. У него был одноклассник-германофил, который постоянно брал в библиотеке старые толстые собрания сочинений Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Одноклассник в результате чтения стал яростным марксистом, наподобие тех, которые существовали в советские годы, когда вчерашний крестьянин, нуждающийся в религии, удовлетворял свою потребность в диалектическом материализме. Ивану понравились сами труды великих немцев, но вот то поклонение, которое проявлял одноклассник перед ними, претило ему и не находило отклика в его душе. Холодов тоже стал ходить в библиотеку и брать Маркса, затем углубился в предыдущее поколение философов, в идеалистов, и Гегель стал даже большей любовью, чем автор «Манифеста коммунистической партии». Шопенгауэра Иван недолюбливал за излишний пессимизм и простоту суждений, в довесок ему были неприятны шпильки Шопенгауэра в сторону Гегеля: грубые и очень субъективные. Фихте был местами забавен для Холодова, но вот субъективный идеализм его не впечатлил. Шеллингианское мировоззрение, его полемика с Фихте были частыми предметами раздумий Ивана: нельзя сказать, что Холодов склонялся к объективному идеализму, но нечто связное и красивое он находил в подобных построениях. С Кантом же у Ивана были очень сложные отношения: периоды восхищения сменялись презрением, «критики разумов» виделись то откровениями, то чем-то скучным, пустым и неперевариваемым. В любом случае германская выстроенность и систематичность привлекли сына военного по причине его воспитания.

При поступлении на философский факультет, да и во время учёбы, взгляды Холодова на немецких классиков отличались глубиной. Преподаватели были глупы, мало что понимали и чувствовали и прозябали в спесивом самомнении. Студенты вообще плевали на чтение и довольствовались куцыми лекциями и семинарами: надо было без лишних сложностей сдать зачёты и экзамены, а не вдаваться в глубины философской мысли. Единицы сидели в библиотеках и пытались вникнуть в оригинальные сочинения, а не в их пересказы. Одним из этих единиц был Иван, которого не устраивал текущий уровень преподавания на факультете, он постоянно вступал в яростные перепалки с доцентами на тему того, как понимать то или иное место у Платона, Плотина или Августина. Как следствие, Холодова считали студентом сложным и неудобным, эдаким карбонарием, вечно смущающим неокрепшие студенческие умы спорными утверждениями. Да, часть высказываний Ивана пахла дилетантизмом и профанством в вопросах философии, однако было бы неверно думать, что Холодов часто оказывался неправым: лишь процентов двадцать – тридцать от размышлений являлись несуразной выдумкой, недостойной обсуждения, но остальные высказывания были относительно зрелы, проницательны и мудры, что в результате привлекло часть преподавательского состава, которая вознамерилась из студента Холодова вылепить полноценного лектора. Иван подружился со старшими товарищами, помогавшими ему советами, они тащили его на красный диплом, правда, стоит сказать, что и без их протекции Холодов мог получать оценки «отлично». Ни одна из дисциплин не вызывала трудностей, пока одногруппники вечно ныли про неподъёмность курса. Но вот прошли четыре года, Иван стал бакалавром, затем без проблем поступил в магистратуру, и два года пролетели как один. Холодов окончательно стал преподавателем.

Студенты уважали Ивана Михайловича: вчера он был таким же, как они, поэтому Холодов с пониманием относился к их поведению. Он пытался заразить молодёжь любовью к философии, особо напирал на германцев, отмечая их строгость и лаконичность, даже требовал учить немецкий язык, чтобы оценить полёт их мысли, её универсальность и применимость хоть в прошлом, хоть в настоящем, и в целом его деятельность была успешной. По своему курсу Иван старался ставить «хорошо» и «отлично», дабы никого не лишить стипендии. «Удовлетворительно» Холодов ставил только тогда, когда студент был очень наглым, вёл себя вызывающе и демонстративно не посещал лекции. Удивительно, но обычно подобным поведением отличались девушки: они прикрывались работой и в открытую высказывали неуважение к философии как таковой, что сильно бесило Ивана Михайловича, причём один раз дошло до словесной перепалки между преподавателем и студенткой. Да, девушка потом извинилась за свою резкость, но осадок в душе Холодова был приличным. Другой случай тоже был вызывающим: одна пренаглая особа решила обвинить его в сексуальных домогательствах. Понятно, что Холодов соблюдал этику и никаких знаков внимания не оказывал, но слухи сильнее правды. Поднялся скандал, были бурные обсуждения в интернете, писались петиции с требованием уволить аморального преподавателя. Скандал с Иваном Михайловичем дошёл до самых верхов, но преподавателю ещё повезло, что у него нашлись покровители, верящие в его невиновность. Они помогли разобраться с этим затянувшимся скандалом, урегулировали его. Доброе имя Холодова было восстановлено. Наверное, это был единственный относительно криминальный случай в биографии Ивана. Лишь осадок по отношению к женскому полу сформировался внутри него, недоверие к мнимой слабости, к женственности как таковой. За ними только обман и хитрость, а больше ничего. Духовного с женщиной не заполучишь, пусть плоть торжествует!

Несмотря на то, что Холодов отдавал много сил на проведение занятий, его ни в коем случае нельзя было считать «синим чулком». В нужное время и в нужном месте он очень даже мог хорошо повеселиться. У него хватало друзей, потому что люди тянулись к нему из-за его ума, мудрости и адекватной весёлости. Если надо было организовать вечеринку, то сначала звали Ивана – лучше него никто бы не смог организовать сносную посиделку. Если выезд компанией на природу – опять же Иван. Кто лучше него мог разобраться в выборе места отдыха? Вообще, Холодов очень любил сплавляться по рекам на байдарке. Более всего для подобных занятий влекла его Карелия: прохладный климат, не такое буйное течение рек, как в горах Сибири или Урала, и, опять же, не такое обилие комаров, мошкары и другой вредной гнуси. Иван заразил многих своих знакомых любовью к байдаркам и к Карелии. Как сегодня пришло на праздник, человек десять – пятнадцать, столько же Холодов набирал в свои походы, дабы было веселее проводить время на природе, потому что не только пороги ребята покоряли, но и шашлычок кушали и коньячком запивали, потом и гитары у костра, и спальные мешки – лафа. Друзья приглашали знакомых, а знакомые – своих знакомых, поскольку проводить время с Иваном было одно удовольствие. В результате Холодов познакомился со своей будущей супругой. Она была такой же каштановолосой и с азиатсковатыми глазами, но губы были намного розовее и живее да и улыбались почаще. Девушка была подругой Ирины Вишняковой, художницы, что активно общалась с Холодовым. Вишнякова была доброй, отзывчивой и немного ветреной, но как художник она была бездарностью. Нет, не уровень пошлятины Сафронова, где-то на уровне эпигонства Серову пребывала Ирина, хотя часть работ можно было со спокойной совестью охарактеризовать как добротные. Иван был неравнодушен к художнице, а сплетники поговаривали, что они даже спали вместе. Судить, насколько сие было правдой, не будем, но уверенно отметим, что дружба между Холодовым и Вишняковой была близкой и крепкой. Между ними никогда не пробегала чёрная кошка, Ирина всегда поклонялась философскому таланту Ивана, а он в свою очередь уважительно относился к её портретам, причём одной из лучших работ Вишняковой, по общему мнению, был именно портрет Холодова, на счёт которого шутили, что «Иван Михайлович похож на помесь Чехова и Кропоткина. Коли смотреть с боку правого – чисто Антон Палыч, а с боку левого – Пётр Алексеевич». Для Ирины Холодов был больше, чем друг, но не был любовником: между ними была лишь только сильная платоническая связь, но когда она увидела, как бурно вспыхнули чувства между Иваном и её лучшей подругой, она решила уступить мужчину, дабы избежать конфликта.

И вот в карельской глуши возникла любовь. Она была жадной и невыносимой, как пятилетний ребёнок: Холодов смотрел на девушку, девушка смотрела на него, и никто не мог отвести глаз. Река ли, лес ли, болота ли – ничто не помешало бы им переглядываться. На самом деле интересно: а кто же в большей степени любил в этой паре? Иван упивался своим увлечением: он хотел овладеть девушкой, и он сделает это – упорства и целеустремлённости молодому преподавателю философии не занимать. Холодов окутывал жертву паутиной лести, его богатая и сложная натура считала, что только в хозяйской позе его счастье может существовать. Девушка же была падка на то оружие, которое использовал Иван. Она была слишком наивной, чтобы суметь сказать нет ухаживаниям Холодова, тем более на фоне иных молодых людей он смотрелся выигрышно вследствие взрослости и серьёзности. Этими качествами Иван охотно бравировал, особенно в обществе тех, которые могли бы оказать существенную помощь и поддержку, – какой-нибудь старушенции его свойства очень даже нравились, поэтому она окажет ему помощь, ведь старушенция не проста, а при положении. Тем, кто помоложе, обычно было плевать на взрослость и серьёзность, однако первой, кто серьёзно поддался их влиянию, была будущая жена Холодова. Не сказать, что до встречи с невестой у Ивана не было женщин, отнюдь, но относиться именно так, как он того заслуживал, начала именно она.

Ближайшее их окружение с восторгом приняло образование новой пары: они ведь были такими красивыми! В один голос отмечали, как они дополняли друг друга, притом что один не гасит другого. Однако более всех приняла новые отношения Ирина Вишнякова: она любила как Холодова, так и его девушку, и в привязанностях её не было ни капли предосудительного, это любовь одной личности к другой без зависимости от множества внешних свойств, таких как положение, облик, пол, раса. Ирина знала обоих довольно долго, и ей казалось, что каждый смог обрести то счастье, которое заслуживал, но что-то всё равно глодало её, не давало покоя. Может, это были обычные глупые сомнения, бабьи страхи, а может, и предчувствия чего-то злого и даже мёртвого.

Время шло, и дело близилось к свадьбе. Иван становился заметнее на философской ниве, приобретал вес в университетской среде. Некоторые знакомые уже переженились и всё намекали, что ему тоже следует «окольцеваться». Вначале Холодов несерьёзно воспринимал подобные разговоры, однако однажды почувствовал, что девушка может отдалиться от него и даже уйти. Не было ни объективных предпосылок, ни свидетельств неверности или охла-девания – просто жестокая интуиция. То, что девушка могла оставить его, никак не могло устроить Ивана: дело-то в том, что ОН любит её, по-плотски, по-земному, а желание возлюбить иного человека у него отсутствовало – зачем мучиться и строить новое здание романтических отношений? Плох тот зодчий, что дом создал и бросил его, забыл о нём и желания не имеет к нему возвращаться. Да и ОНА живёт в этом спроектированном сарае, что хочет казаться дворцом. Без Холодова вся конструкция рухнет, и девушка с азиатсковатыми смеющимися глазами останется ни с чем. В те дни её взгляд был очень весёлым, он радовал Ивана, поэтому все мысли молодого преподавателя вращались вокруг приватизации глаз девушки. Другой вопрос состоял в том, а не откажется ли она от брака? Вдруг нашёлся ухажёр, что умнее и красивее? Нет, последнее маловероятно, но страх срыва женитьбы существовал. Для того чтобы всё прошло шито-крыто, Холодов забронировал столик в одном дорогом ресторане на Чистых прудах, дабы впечатлить спутницу. Они заявились туда, сели за стол, поужинали, выпили, поболтали – девушка предельно расслабилась. Тогда Иван вытащил из-за пазухи обручальное колечко. Спутница умилилась и ответила согласием на предложение. Дело было в шляпе.

Свадьба прошла скромно, Холодов не желал тратиться на церемонию. Пара приобрела красивые наряды, это говорили все их знакомые: и кто был на самом торжестве, и кто смотрел видео и фото со свадьбы. Тогда был пик радости как у жениха, так и у невесты. Счастливее них в тот день никто себя не чувствовал. Девушка связала себя с любимым человеком, а Иван достиг желаемого господства. Он любил управлять и командовать, и желания эти передались по отцовской линии. С возрастом они матерели и разбухали, Холодов не видел смысла им сопротивляться, ведь против природы не попрёшь. Никто не видел изменений в его характере, вернее, не мог и не хотел. Одна только Ирина чувствовала нечто новое и пугающее в Иване. Он становился не похожим на того, кто когда-то заинтересовал, заинтриговал её. Жена же вообще не обращала внимания на описанные выше перемены – может, она любила меньше, чем Вишнякова?

Молодые скоро наладили быт: оба работали, но за хозяйство больше отвечала супруга. Ей казалось, что Иван никак не приспособлен к домашним делам, поэтому она всё брала на себя, при этом она ещё и отдыхать успевала, общаться с подругами, в первую очередь с Ириной. Последнюю всё волновал холодовский характер: как ведёт себя муж, не обижает ли? Жена насмехалась над вопросами, что супруга лучше Ивана не найти. Вишнякова, конечно, кивала головой на её реплики, но ответы не являлись для неё ответами. Жена явно недоговаривала или просто ничего не ощущала. Стоит сказать, что Ирина даже думала: а не глупа ли она в мысли своей об изменившемся Иване? Может, ошиблась, недопоняла его? Однако время показало, что художница не ошиблась в своих опасениях.

Нет, не подумайте, что Холодов был прямо тиран и мракобес, отнюдь. Но всё же он был слишком морозным, его дыхание могло обращать вещи в лёд. А супруга наивно полагала, что Ванечка всего лишь зарабатывается, устаёт очень, вот он и холодный такой. Холодов действительно был трудоголиком, он много обязанностей брал на себя, поскольку если не он, то кто? Иван ходил сумрачным – так угрюм, будто всю семью похоронил! Но преподавательская мрачность объяснялась его мировоззрением: оно становилось всё более упадническим, и жизнь казалась ему террариумом. Никто не сказал бы, а отчего сей молодой человек стал таким пессимистом, да и сам бы Холодов не ответил. Время просто шло, и он просто менялся. В обществе Ивана было всегда интересно находиться, даже в период его омрачнения: кто интереснее будет повествовать о разуме и рассудке? Но натуры более чувствительные замечали некую неприязнь Холодова к своим собеседникам, к миру в целом, поэтому кто-то из старых знакомцев перестал общаться с Иваном, но их число так и не превысило критического: как-никак на свадебном юбилее собралось десять – пятнадцать человек.

Иван Михайлович любил ритуалы: ритуал утреннего вставания с кровати, ритуал утреннего поцелуя жены, ритуал утреннего умывания, ритуал поедания яичницы жены, ритуал закрывания двери, ритуал езды на метро, ритуал показа пропуска в университет, ритуал лекционного рассказа, ритуал здорования со старшими товарищами, ритуал столовского обеда, ритуал семинарских прений, ритуал ухода из университета, ритуал возвращения домой, ритуал открывания двери, ритуал вечернего поцелуя жены, ритуал поедания котлет жены, ритуал вечернего умывания, ритуал вечернего получения удовольствий от жены, ритуал вечернего засыпания на кровати. Схема со швейцарской точностью работала в течение всех этих пяти лет. Супруга не возражала, не противилась ей, но в рамках неё женщине приходилось всё душнее, всё стеснённее. Муж рос по кафедральной иерархии – зачем ему мешать? Есть правила для его комфортного существования – надо соблюдать. Кто я такая, чтобы нарушать гармонию, идиллию? От женщин многие беды: вон в Эдеме тоже гармония была, но Ева всё разрушила. Или разрушение Трои: чёртова война из-за Елены Прекрасной! А Прекрасные Дамы, из-за которых по всей Европе куча рыцарей сложила головы? А фаворитки и авантюристки при царских дворах, чья жизнь только ложь и позолоченный ночной горшок – сколько утащили денег из казны на дорогие наряды и каменья? А Мария Кюри, чьи исследования привели к созданию атомной бомбы? Нет, нет и нет: Холодова никогда не будет такой, она будет выше этого. Ваня верит в неё – она не подведёт его! Однако замечательная максима с каждым ударом часов становилась бледнее, размытее, невыполнимее…

Главная жестокость времени человеческой жизни – это свойство задаваться вопросами, обращёнными к самому себе. Холодова тоже начала задаваться вопросами. Более всего супругу бередило следующее: а насколько хорошо то, что она имеет? Насколько её положение соответствует тому, как она хотела бы жить по-настоящему? С детства она мечтала о красивой свадьбе: на ней белое платье, фата, рядом – сказочный принц, белозубо смешливый и умноглазый. Он лучше всякого мальчика, всякого мужчины, его даже трудно с кем-то сравнивать. И она всерьёз мечтала об этом, ей виделось, что лучше фантазии голова не выдумает. Когда девушка увидела Холодова, то её как будто резануло: вот тот, кто в детстве мерещился ей, принц-морок, принц-грёза. Но дальше свадьбы жизнь ей была неизвестна. Это была неизведанная, неоткрытая территория, скрытая туманом. И вот наступила пора брака. Принц имеется, и деньги есть, и она – хранительница очага, и что? Она смотрела на своих подруг, да на ту же Вишнякову, и поражалась, что каждая смогла реализоваться ярче неё: одна открыла бизнес, вторая работала в госучреждении, другая была целым директором, а Ира Вишнякова вообще художница. Все при делах, а она дома, ждёт у берега моряка с дальнего плавания, ткёт полотно и напевает про Летучего Голландца… Может, ей заняться гончарным делом? Горшки и вазы её всегда влекли, почему нет? Хобби – это хорошо, это развивает. Ванечка одобрит, он мудрый, справедливый, милосердный. Муж критиковал её затею: гончарное дело мешает делу супружескому, тем более она и так работает. А кем она работает? Непонятно, есть ли вообще работа. Она появляется в офисе, маячит перед начальником, мастером плоского юмора и любителем сальных шуток, что-то относит, что-то приносит – пользы ни себе, ни людям. Но работает же, деньги в бюджет приносит? Ваня доволен. Всё равно чего-то не хватает, может, важного, а может, и не очень… Хотя если брать высокие понятия, то любовь-то есть. Она есть каждый день, её можно щупать руками, любовь – твёрденькая, плотная, монолитная, баухаусная[11]. Её не разбить киркой-лопатой, не расстрелять пистолетом-пулемётом, не вымочить и растворить в кислоте… Плевать на хобби, на увлечения-развлечения – есть любовь, большего и не надо.

Гений и муза, муза и гений… Как Вы точно подметили, Иван Михайлович, ой, как смешно, Иван Михайлович, а какое у Вас отношение к вопросу познания, или сознания, или незнания… А это кто? – Моя супруга – Очень рады познакомиться – Я тоже рада… Моя супруга – а кто же ещё она? Смотрит в зеркало – женщина. Смотрит в паспорт – имя. Женщина с именем. Супруга Холодова. Она Холодова. Даже не были у родителей, но если к ней они будут обращаться, то как? Наверное, тоже Холодова: «Здравствуй, Холодова, дочка! Как давно не виделись, Холодова моя любимая!» Женщину объял ужас, даже во время рваных её воспоминаний деревья за окном шипели: Ш-Ш-Ш-Ш. Жена смотрит в календарь – пять лет пролетели незаметно. А постарела ли она сильно? Много ли морщиночек, складочек? Так, мимические есть, а вот у Иры и их нет. Она вся такая свеженькая, бодренькая – молодуха незамужняя. Ничего, вот замуж выйдет – узнает, каково быть морщинистой.

Холодова и Вишнякова снова встретились по инициативе первой.

– Ира, я больше не могу. Я имею и всё, и ничего.

– Успокойся, дорогая, на тебе лица вообще нет. Ты слишком всё близко принимаешь к сердцу.

– Смешно: мне даже нечего принимать близко к сердцу. Я люблю Ваню, но он меня – нет.

– С чего ты взяла, глупышка?

– В последнее время не разговаривает со мной подолгу, как мог раньше, даже в мою сторону меньше смотрит.

– Может, это внешняя холодность?

– Вот этого я и не могу понять, поэтому страдаю.

– Знаешь что, зазря слёз ты не лей. Может, почудилось тебе, и не только глазами думай, но и сердцем. А кстати, сделай тест на беременность.

– Это ещё зачем?

– Может, твоя депрессия – следствие беременности. Ну гормоны всякие, эмоциональность и прочее.

– Да вроде давно сексом не занимались, но я проверю, спасибо за совет!

Подруги ещё поболтали немного и в конце любовно расцеловались.

Холодова сходила в аптеку и купила тест. Её одолевали сомнения: а надо ли, а стоит ли, но правда лучше неведения. Женщина пришла домой и заперлась в ванной, включив воду. Шум воды помогает думать, а унитаз весь какой-то холодный, будто ледяной. Сидячее положение принесло облегчение. Холодова посмотрела на тест – она беременна. Женщина не ожидала, она поражалась Ириной прозорливости. Художники, люди искусства – что с них возьмёшь! А кто будет? Девочка, мальчик? Лучше мальчик: хныкать не будет, жаловаться почём зря, безмерно капризничать. А назвать его надо Ваней, Иваном Ивановичем, тоже должен быть высоколобым философом. Холодов-отец, Холодов-сын, Холодов и сын, а звучит! Надо мужу рассказать, порадовать, наверняка тоже мечтает о сыне. Посему супруга решила потчевать супруга праздничным и необычным ужином – уткой под апельсинами.

Он вернулся с работы и хмуро сел за стол.

– Милый, мне надо сказать кое-что важное: я беременна (Иван Михайлович поперхнулся).

– Как беременна?! Я ж всегда в презервативе был! Не может быть!

– Ну вот случилось. Боженька ребёночка нам послал.

– Эм-м, пф-ф, ухм-м… Даже не знаю, что мне сказать.

– Разве ты не рад?

– Возможно, и рад, но как-то всё это незапланированно, не вовремя даже. Вот если бы немного попозже…

– Ты хочешь, чтобы я сделала аборт?

– Нив коем разе! Пусть будет ребёнок, просто мне всё надо обдумать и переварить. А утка была очень вкусная, пряная – спасибо!

Иван встал из-за стола и со стоическим лицом отправился чистить зубы. Жена оглядывала утиные объедки. Да, утка была вкусной, спасибо удачному рецепту из интернета. А были ли у неё утята? Эти фермеры убили мать, а отец что? Селезню наплевать, он же не хотел утят. Ходит весь такой зеленоголовый по двору, важный, плавает в пруду или в речке-вонючке, а на отпрысков и внимания не обращает. Холодова заплакала. После, успокоившись, она позвонила Ире и рассказала о своём открытии.

После утиного ужина прошло несколько дней, и вот юбилей супружеской жизни на десять-пятнадцать персон. Шли дождь, скверный анекдот и горячее. Иван Михайлович в центре внимания, да и все вокруг него: практически большинство гостей были из университета, а вот главной приятельницей жены, что не поленилась явиться на торжество, была Ирина Вишнякова. Она была улыбчивой, позитивной, даже незнакомцы тянулись к ней, дабы пообщаться, ну а она-то не против. Вот только более всего Вишнякову смущал вид подруги: беременная, а такая грустная! Если мальчик, то нюней вырастет, в лучшем случае Шопеном, но рисковать не стоит. Надо поднять ей настроение.

– Дорогие друзья! Сегодня мы собрались на очень важный праздник – пять лет супружеской жизни, пять лет любви! По нынешним временам это уже приличный срок для брака (смешок в зале), поэтому семья Холодовых – большие молодцы! Конечно, Иван – глава семейства, многое берёт на себя, но без любимой жены он ни в коем случае не справился бы! Я хочу поднять бокал за неё, а сразу после преподнесу ей подарок, сделанный своими руками.