«Три кашалота». Золото серебряных пляжей. Детектив-фэнтези. Книга 14

– А простыми словами, Кристина Юрьевна, что, никак не выходит?! – язвительно отреагировал Вьегожев. – Давай, товарищ Бирюков, жги теперь ты!

Бирюков подобрался.

– Семиотика, что?.. Она опирается на понятие знака, как понятие материально-идеального образования… Кхэ, кхэ, кхэ, кхэ! – стал кашлять он сразу в два кулака. – В своей совокупности знаки образуют язык… Так… Ну, а выявление значения, зашифрованного в знаковом сообщении, осуществляется путем декодирования. – Говоря все это, Бирюков незаметно для себя под пытливым взором Вьегожева, хмуро и суживая веки, тихонько приподнял, как тяжелым домкратом, всю свою худощавую и долговязую фигуру, готовую, казалось, от напряжения вырасти до свисающего над ним плафона с электрической лампочкой. Он свесил голову, и осанка его выразила безнадежную покорность.

– Да садись уж, Вадя! И хватит, вообще, ерничать! «Вот уж истинно клоун!»

– Основных понятий в семиотике пять! – наконец, показала, выглянув из-за монитора, свое симпатичное личико с чуть пухлыми веками, носиком и губами, с ярко накрашенными ресницами под тонко подведенными бровями Лисавина. – Это, Олег Дмитриевич, знак – как материальный объект, которому при определенных условиях соответствует некое «значение». Затем это уже вся знаковая система, то есть множество знаков, отличающихся между собой своим каким-нибудь признаком, вместе с набором правил использования всех их скопом при передаче каких-либо сообщений. Это также коммуникация, то есть обмен значениями между индивидами через посредство общей системы символов, знаков, в том числе языка. Это далее – информация, то есть все, что мы с вами сообщаем друг другу, намеренно или непроизвольно, в том числе, так сказать, машинально, или же то, что сообщаем машинам. И, наконец, собственно, семиозис, что есть означивание и знаковое представление информации с использованием знаков… А что?

– Да ничто! Ладно, спасибо друзья! И дружно продолжаем работу! – призвал Вьегожев тоном начальника.

«Ну, что ж, Виток! – сказал он про себя, стараясь никого ненароком не осудить, не ругнуть и не обидеть, даже в мыслях свою Макушаню. – Теперь я имею хотя бы примерное представление о том, кто ты такой есть, в той форме, в какой решил внедриться в нашу систему «Сапфир»! Ничего страшного пока я не увидел, и это главное! К тому же ты не так уж и навязчив, как можно было вначале подумать!»

С этими словами он открыл файл и продолжил изучение документов, переложенных на современный язык знаков и символов подсистемой «Кит-Акробат. «Сапфир» имел также системы видеореконструкции фактов и событий «Скиф» и «Аватар», и при желании можно было надеть шлем и не только видеть картинки или кино, но и ощущать чувства героев исторической повести.

V

«…При Алексее-то Михайловиче торговать и богатеть стали лучше!..» – услыхал Вьегожев спокойный и чуть хрипловатый голос. Он придвинул панель клавиатуры, подстроил «шкалу» приема информации, и вслед за голосом по экрану поскакали крупные буквы и знаки, складывающиеся в те же слова. После чего они уменьшились и легли на место старого текста летописи в современном изложении. Сейчас он мог окунуться в петровскую эпоху и уже хорошо знал, что это давно никакое не сновидение – попасть посредством цифровой машины в иную реальность, которую умные «железные мозги» на своих платформах могли представить явнее всякой реальной окружающей жизни, как это способен сделать элементарный бинокль или обыкновенная лупа, позволяющие рассмотреть лучше то, что недоступно невооруженному этой техникой глазу. Но и не та жизнь, в которой ежедневно живут люди, даже приходя на работу. И такой инструмент в ведомстве по розыску драгоценных металлов и кладов имел любой оператор, где всегда рядом с поиском и вскрытием сундуков и ларцов, залежей золота и кимберлитовых трубок, месторождений платины и серебра одновременно шла работа и по вскрытию преступлений. Но, как и всегда, вторая задача стояла лишь на втором месте, хотя роль ее при подведении итогов дня по выполнению плана становилась незаменимой, когда план выполнялся только благодаря поиску следов преступлений.

Вьегожев прислушался и пригляделся. Картинка, вначале тусклая, быстро набрала и яркость, и цветность, и четкость. Вернувшись чуть назад, Вьегожев не только услышал, но и разглядел того, кто хрипловатым голосом хвалил отца царя Петра Великого.

– …Вот я и говорю, при Алексее-то Михайловиче торговать да расти стали лучше! – произнес уже с небольшими изменениями в своей речи рабочий литейной мастерской в Замаранихе Федот, однако уже окончательно погружая Вьегожева из реального мира в центр событий петровской эпохи. Рабочие металлурги и служащие, отдыхая, сидели кружком и беседовали. Можно было прокрутить ленту еще дальше назад, чтобы узнать, о чем рассказал Федот до того, но он знал, что все, что прежде могло быть полезным в розыске золота, «Сапфир» уже проглотил, затем выдал нужные данные, и по ним уже была проведена своя необходимая розыскная работа. В этом смысле у «Сапфира» не было человеческих чувств: он был совершенно не любопытен в том, что уже было. Тут он работал, как самая обыкновенная машина с заданным курсом, как тот же корабль, который должен был плыть, если не был создан летать.

– У кого был вместительный корабль, – продолжал Федот, – тот имел больше веса, а коль был хорош еще и перевозчик, так купец за свою мошну и вовсе мог быть спокоен. Ой! А иных-то кормчих, бывало, куда только судьба не заносила!.. Вот один, помню, привез из-за моря зеленого попугая…

– Погоди! Дай другим-то хоть слово сказать!.. Ну, попугай! Так и что?! Тьфу! Обезьянка пернатая, а не птица! Все за тобой, знай, повторяет!.. Я что говорю-то? Что и мой дед на «пожаре» торговал, в торговых рядах, пока не вынесли все это за Кремль – в Замоскворечье… Оттого, что у Кремля слишком часто горели. А цену купец и покупатель определяли в их честном споре, вот так! Или по жребию! А не так, как повелось ныне с законами: уж пошлины царю одной мало! Коль приспичило стать богаче, то больше и отдай?!.. Не-ет! Я, братцы мои, здесь так сужу: кто сколько заработал, тот столько в свой карман и положь! Хоть полцарства!

– Что, а другие полцарства Петру Алексеевичу все же оста-а-авил? А?! Что, страшно совсем его разорить?! – подначил кто-то философа.

– Так ведь совсем оставит без жалованья! И на целые штаны уж денег не хватит. Только на подштанники! А?!..

– Ха-ха-ха!..

В этом месте Вьегожев автоматически по привычке, с целью подготовки материала для предварительных отчетов, новых версий и отправки на почту Халтурину, отметил: «Проверить из состава владельцев сгоревшей фабрики тех, кто стал акционером недавно. Одним из них может быть выигравший пакет акций, а затем сжегший свою фабрику на спор, в карты, по жребию или под давлением. Какие законы позволяют распорядиться своим имуществом, точно варвару?.. – Подумав, Вьегожев отправил это рассылкой на почту всем операторам, кто был подключен к расследованию данного дела.

– А я так рассужу! Что законы, хоть они и писаны, а кому-то тоже нужны. Не только один «Закон Божий» Ты это, Акакий, на всю власть не пеняй! На ней всегда тоже свой хомут, как и на наших шеях!

– Верно! И Алексей Михайлович тоже не господь бог! Хэх!

– А что так?

– Дак уж семьдесят лет, как по его торговому уставу Приказ большой казны ужесточил таможенные налоги. И только ныне наш Петр, кормилец, ослабил таможню и дал подышать на торговле! Теперь пошлины карман не дырявят! А то, бывало, сунешь руку, ан там и нет ничего! Пусто!

– Да-а! У меня тоже дядька купцом стал. А начинал с прасола, вместе с офенями скупал оптом у крестьян и помещиков мясо, мед, воск, пеньку, а то и леса на самом корню…

Вьегожев запросил: проверить, какие товары и продукты фабрика выпускала помимо тех, что сгорели вместе с основным производством.

– И ходил он, случалось, в земли Мурома, да встречал там разбойников! Но это ничто в сравнении с их главарем Соловьем. Истинно – страх!

– Так без страха ж никак! Как потерял его, так пиши, что пропал!

– Истинно так! А как сам Соловей страха не знал, так мумией стал и прямо царю в Кунсткамеру угодил!

– Ага! Кишки-то распустил, косточки на полочки сложил, челюсть оскалил и давай опять пугать честной народ! Только это уже не в Муроме, а у нас в Санкт-Петербурге! Народ туда водят, и он в ужасе. А царь, слышно, про все эти внутренности, знай, одно твердит: есть, дескать, в этом своя красота и энти… Ну?..

– Идиллия аль гармония, что ль!

– Вот, вот! И их, чтоб каждому познать толк во всем мирозданье, надо зарубить себе на носу, как закон!

– Это все равно что знать правду о чудесном Витке! Он, слышно, всем в мире крутит-вертит и все своим клубком создает, даже и в плавке железа!..

VI

«По-научному это есть «мировой хаос», теорию которого раскрутил Мандельброт! – подумал Вьегожев. – Но что это?!..» Он тряхнул головой и притронулся к наушникам. Показалось, он вновь услышал насмешливый голос Витка. В наушниках будто забулькала вода, и часть сознания переместилась в какое-то хранилище ноосферы – единственного места на планете, способного сверить любые домыслы с правдой и гипотезы с исторической истиной. Вьегожеву с некоторым усилием воли удалось вернуть сознание на место. Вначале показалось, что вовсе неважно понимать, к чему конкретно клонится разговор у рабочих, он ждал их баек о драгоценных сокровищах. Но что-то в их словах все же указывало, что «Сапфир» недаром заставил его быть свидетелем именно этих сцен.

– Знаем мы твоих хлебных сводчиков! – говорил рабочий. – Идут в деревню с деньгой, а народ взамен отдает им зерно, а то, что серебра в деньге мало, о том не ведает! Жди опять какого-нибудь «медного бунта»! Хлебопашец отдает свое почти задарма, а ведь и в город податься – тоже издержки! Мда-а!.. А как путь пошел по нашему волоку или по разбойным местам, так, случается, что торговля и вовсе без выгоды!

– Во, во! Разбойники теперича всюду! И самый лютый из них – Соловей!

– Если знаешь, что еще нового, так и добавь!

– А что не добавить, когда родной дядька мне сказывал!       – важно заявил Федот. – Купцы с низовья, когда ехали во Владимир через муромские леса, с родней прощались навзрыд, а кто уцелел по возврату, делал пышный молебен… И вот, так случилось, что заехал с хлебным обозом в муромский лес и мой дядька. Как стал он с товарищами брать бродом Синь-речку, где мелко возле Страшилы-горы, глянь – увязли в болоте! Там и застряли телеги! Ну, несут они к ним что ни попадя, всякие коренья и хворост, как вдруг из-под одного корневища, как только потянули его из земли, просыпался в ложок дождь золотого песка… Да в полные руки!.. Выбрали его весь, бросили обоз, да и тикать назад, пока не отняли никакие разбойники. Потом знамениты стали все, как один!

– Да-а, такого вовек не забыть!

– Чудеса-а! Да только откуда ж на Руси столько золота? Сроду такого не видывали, окромя большого серебра!

– Откуда, откуда!.. Знать, из того ж серебра! Только крашеного, как пасхальные яйца из новых сплавов! – пошутил один из рабочих, не вынеся сознанием, что кто-то в одночасье мог стать так богат.

– Ха-ха-ха! – шумно поддержали литейщики, не желая без сомненья поверить в чужое счастье.

Вьегожев, не разделяя их веселья, на всякий случай послал новый запрос: «На фабриках, где случились пожары, не поступало ли жалоб, что изделия из драгметалла подменили неизвестными аналогичными сплавами?»

– …Ну, стало быть, слушайте дальше! – гнул свою линию, почувствовавший и себя чуть богаче, Федот. – В другой раз к тому же месту пошел с хлебным обозом знакомец дядькин, офеня Гришак, что развозил по селениям галантерейный товар, лубки, серьги, коленки и прочее… Во-от!.. – Рассказчик сделал здесь легкую паузу.

– Ну, так что тот Гришак? – тут же поторопили его.

– А то, что сам не знал для чего, а прихватил он с собой немалый кусок бумазейной парчи и три чудесные книжки, что кто-то даром сунул ему в руки на базаре. Был он оброчным, тоже из той же губернии, и про Соловья был изрядно наслышан… Во-от!..

– Ты бы ближе к делу, Федот!

– Истомил, как взял слово! Врешь, так и ври! Но знай свою меру!

– Вот уж неугомонные!.. И вот, говорю, как стали они те же корни рубить, на сей раз Соловей-то и объявись! Рыло его в золотом песке, отплевывается им, как слюной, да как гаркнет: «А нечего, дескать, тут корни моего леса ворошить, коли мне никакого оброку не плачено!»

– Ну?

– Что «ну»?! Туда заранее, прознав про чудо от первых обозников, направили новых порубщиков с вострыми топорами. И, к счастью, опять же, офенян. Народец это смелый и древний, с тайными знаниями! И даже про то, как того Соловья, лишь только он выйдет из уймы, тотчас взять в сеть-оборот! Но Гришак-то им первый так наказал: я, говорит, про такую тайну прознал, что вам, говорит, пока первую книгу не дочитаю, в лес заходить заповедаю! А потом, говорит, пока не дочитаю вторую, в лес зайти будет можно, однако ж рубить еще воли не дам. Ну, и что, дескать, сам потом скажет, кому и по сколько стволов брать по отдельности! Одному он позволил взять два ствола, другому три, а третьему…

– Коль уж второму два, так третьему три, а четвертому, как водится, четыре! Вот затарантел, зубрилка!..

– Ха-ха-ха!

– Да не-ет! А третьему сразу пять, следом четвертому восемь, пятому уж сразу тринадцать, шестому, стало быть, двадцать одно, – всерьез загибал пальцы Федот, ведя счет и в уме, – а седьмому-то аж тридцать четыре. Вот таким образом повелел он дождаться команды: «Рубить!»

– С заклинаниями, знать, была книга-то!

– Видать, и порядок в ней был установлен такой, для удачи-то?

– А как бы вы думали!

– А-а?!

– То-то, что «а-а»!.. Напрасно он, что ли, эти книги в обозе хранил?! Так вот… Как начал читать он и третью книгу, так не выдержали того поучения офеняне и давай сами лес рубить, какой кому ствол был поближе. А заодно и те, что дядька соседям уже строго- настрого по книжкам определил. Да только тут все у них и нарушилось.

– Вот незадача!

– Ну, сказывай дальше!

– Что тут скажешь… Связал их всех Соловей, да за их длинные бороды к деревьям и примотал. Затем басит-говорит, отвечайте, кого каким образом жизни лишить? Я нынче добрый! А Гришак мой ему и ответь! Погоди, говорит, мы люди чужие, из древних Афин, и порядков твоих не разведали! И объясняет он Соловью, что происхождением они, дескать, из рода длиннобородых русичей офенян, что когда-то звались «овенянами» и поклонялись крылатому Овену. Вот с ним и попробуй сразиться, коль уж ты такой лесной богатырь! Ладно, – тут смеется Разбойник, – молитесь! И зовите скорей сюда этого Овена!.. Однако ж, тут на беду бык с телкой в лесу заплутали и, мыча, на ту поляну оба ступили…

– А меж ними попугай не летал ли?

– Ха-ха-ха! – смеялись литейщики.

– Да погодите вы, братцы! Вам бы все поржать на потеху! А в словах моих чистая правда! Имеющий уши меня да услышит!.. Закрыли все уши, а Соловей тут как свистнет! Так тех быка с телкой-то, как пушинок, снесло! А куда именно, про то уж неведомо. И стал тут Соловей над людьми насмехаться. Вот, говорит, и вам ту же казнь сотворю!..

– Вот злодей!

– Ну, ясно! Все от страху дрожат. Но так Соловью от того стало весело, что взял он и отпустил всех с миром без выкупа, лишь потребовав клятву: отныне в лес его не соваться! Да книги забрал и сложил их в каменном капище.

– Да, есть там Страшила-скала, схожая с павшим деревом, да с глубокой пещерой над самой Синь-речкой.

– Вот, вот! Там он сам и спрятался, да книги те старые прочитал!..

– Ну, а Овен-то где? Не явился?

– Хочешь слушать, так имей терпение! – Федот заважничал. – А в самую полночь, как Соловей спать прилег, от его храпа вдруг задрожали и небо, и лес, и земля! И со всех закопушек золотой песок стал осыпаться. А в окаменевшем стволе павшего дерева, где Соловей хранил серебро, образовались кристаллы золотых самородков!

– Если правда, то мели, Федот, дальше!

– Что дальше? Прилетел Овен, да уж не тот, о котором молились. А другой! Шибко до золота жадный! Ну, тот, которого бог в писании проклял. С именем Молох.

– Что-то слыхали про такого! Кто в древности ему поклонится, у того господь весь его род проклинал!

– Вот, вот!.. Прилетел этот Овен, чтобы наказать Соловья, да на грех увидал, что все кругом в золоте. Набрал он того золота в два мешка, перекинул за оба плеча и взлетел, чтобы с ними вертаться домой. Но наш Соловей-то был начеку и стал он из той книги шептать заклинания! Дошептал до тридцать четвертого, а Овен-то на лету и кувыркнулся вниз да как раз обратно в ту уйму страшилу!

– Так ведь крылатый был Овен-то?! И чай, не бумажный!

– А против книжного слова ослаб! И уронил он те два мешка с золотом в лес, а один мешок серебра угодил как раз в обоз следовавшему по соседнему волоку с солью купца Савватея Протасова, однофамильца нашего нового инженера Ивана Протасова, а может, и деда его…

– А отчего ж мешок серебра, когда в обоих было по чистому золоту?

– А вот сам догадайся! Главное, что тот Савватей как раз с тех мест вез в Москву какую-то лунную соль на царские склады, но не ту, откуда мы берем ее для разбавления плавок, а пищевую! Вот тот мешок с золотом, оброненный Овеном, с той солью смешался и, – вот те крест, – стал серебром, да только с невидимым золотом! И как стал Савватей ту соль нищим сыпать, так все, кто был хворый, тотчас от нее стали здоровы. Прознав о том, стал народ за той солью за обозом в длинную очередь и все шел за ним неотступно и, как от Христа, от Савватея той целебной соли молил…

– Погоди, так ты ж сказал, что соль превратила золото в серебро! Может, в ней и было заговорное снадобье?..

– Про то я не ведаю! – отмахнулся Федот. – О мешке серебра долго слухи ходили, а что до золота, говорю же – невидимым стало! Может, начал его Савватей подсыпать к простой соли?!.. Ну, это неважно!.. Вдруг слышит он голос, будто кличут его. Обернулся, ан нет никого!

– Чудеса!

– Я есть, – говорит ему голос, – чудесный живой Завиток. Без меня, говорит, ничего не родится на свете! И соль твоя стала целебной лишь оттого, что все с человеком в ней в единый клубок обернулось!

– Ну, стало быть, что во всем своя цепь событий, как при изготовлении железа и пушек?.. Аль не так?

– Как не так!.. Но, – говорит ему Завиток, – должен ты для меня сослужить важную службу! Иди, говорит, к Соловью-разбойнику в Страшилу-уйму, да верни назад книги, что Гришак ему в страхе отдал. Только, говорит, не бери ни серебра, ни злата, а одни только книги, и уходи. Я на то время нашлю на него вихрем такой крепкий сон, что он тебя не заметит. А перед тем, как уйти, говорит, оберни его в бумазейный кусок, что Гришак обронил, да другой мешок соли, что рядом увидишь, так тоже возьми!..

VII

По мере того, как поданная на стол Вьегожева информация через шлем «Аватар» обрабатывалась его сознанием, «Сапфир» в любой момент мог дополнить ее новыми данными, и как раз в этот момент прозвучал новый мелодичный сигнал. Одним «кликом» можно было увеличить окошко с поданным новым куском текстового материала. Вьегожев не пренебрег им и прочитал: «Вплоть до первой половины девятнадцатого века в Российской империи велись разработки золотой руды только из коренных месторождений, то есть жильного золотого металла. Промышленную добычу россыпного золота специалисты считали невозможной. Первым, кто попытался разработать способ промышленного использования, так называемого, золотого песка, в том числе из богатых владимирских россыпей, был не кто иной, как знаменитый академик Михаил Ломоносов. Правда, решить эту задачу ученому-универсалу не удалось. Новую попытку предпринял талантливый инженер князь Петр Багратион – племянник и тезка известного полководца. Багратион-младший разработал технологию растворения золота в соляных растворах, из которых дальше драгоценный металл мог быть получен путем несложной химической реакции… В муромских лесах отдельные участки песков, оказавшихся золотоносными, близ протекавших водных источников, чудесным образом открывали глазам случайных путников целые «поляны» или даже «горки» золотоносных песков, а также их чудесные струи на обрывах ложков, различаемые по характерным провалам и текучести верхнего слоя песка, как это всегда бывает с ним при его внезапном осыпании на барханах… Если бы результаты исследований, таких, как у Багратиона, были известны раньше, то, возможно, Владимирский край имел бы шанс стать новым Эльдорадо, тем более что иные соляные желтые растворы, как бывают розоватыми соляные растворы с Эльтона, оказались способны окрашивать серебро, коего здесь было много больше. И желтый цвет, пронизывающий серебро буквально насквозь, превращает его в «новое золото». Попытки поиска золота делала и познавшая основы геологии купеческая семья Туруловых. При Екатерине II купец Иван Турулов был в Гороховце соляным головой, отвечая за поставку соли во Владимирскую губернию. Возил этот товар от калмыков и, по слухам, наладил особо выгодную торговлю через калмыцкого купца Яши Якова…»

– Яша Яков?! – произнес Вьегожев. – Так то же самое имя значится в списке главных акционеров петербургской фирмы изготовителей протезов Якова! Разумеется, Яша может быть восточным именем, ведь еврейский Иаков может быть для калмыков, имевших браки и с мусульманами, тем же Яшой или Яшей, как для русских он является Яковом, с уменьшительным значением Яша и Яшка. И фамилия Яков вполне подходит тому, чьи предки, возможно, пасли яков даже в Тибетских горах!..

«…Гороховецкая пристань на Клязьме служила верной перевалочной базой, и к основной торговле, перевозя соль по окрестным губерниям, внук и тезка Ивана Турулова в двадцатых годах девятнадцатого века предпринял экспедицию по поиску золота в долине Клязьмы. О том, что крупицы золотого песка находили бурлаки и крестьяне-отходники, Турулов слышал не раз. Но, наконец, опоив вином одного из своих земляков, он заставил его выдать тайну о золоте и, придя на место, сам лично видел его. До того счастливого часа к участию к экспедиции Иван привлек губернского секретаря Александра Сметанина, что помочь ему оформить права на золотую добычу. Почти целый месяц компаньоны пропадали в неизвестных местах, пока, вернувшись, не объявили о своей привилегии, что золото найдено и застолблено. Однако доклад о намывках золота в несколько граммов с лотка не подтвердился, и владимирским губернатором Петром Апраксиным было сделано заключение: «Месторождение неперспективное, ибо промышленного значения не имеет!» И это решение прозвучало как приговор…»

По результатам работы Вьегожев привычно готовил и отправлял предварительные отчеты на стол Халтурина, зная, что «Сапфир» перераспределит данные по рабочим местам всех задействованных в дело о трагедиях на фабриках – в Муроме и в Москве, в Замоскворечье, когда увидел на экране вызов на ковер к Халтурину. Впрочем, это было одним из очередных совещаний, которые полковник устраивал по мере того, как считал их проведение необходимым.

Первым он дал слово начальнику отдела «Оксидан» Хомякееву.

– Приступайте, Валерий Ильич!

– Слушаюсь!.. Первое, что сразу же бросается в глаза, товарищ полковник, – начал он, – это значительное совпадение исторических фигурантов, которые были выявлены в результате работы отдела «Блик» капитана Вьегожева, с современными деятелями. Разумеется, были изучены все списки главных держателей акций всех трех попавших в поле нашего наблюдения предприятий – в Москве, Санкт-Петербурге и в Муроме, однако сейчас более подробно хотел бы остановиться на одном, а именно – питерском. Это необходимо сделать по двум причинам. Первая, это то, что фамилии членов совета директоров предприятия Якова-Лухина, Турулова, Сметанина, Данилевского, Вязикова, Попова и Аршинова мы находим и в истории золотодобычи Владимирской губернии конца восемнадцатого и девятнадцатого веков. Это с самого начала вызывает у нас необходимость исключить версию о случайности данного фактора. Мы уже приступили к анализу причин, которые заставили предприятие с историей в несколько веков объявить себя банкротом и прекратить существование, – продолжал жестче Хомякеев, – но как раз сейчас пришло сообщение о смерти главы совета директоров Якова Акинфеевича Якова. Выяснилось также, что он являлся одним из главных акционеров в каждом из трех изучаемых нами предприятий.

Это сообщение не застало собравшихся офицеров врасплох, потому что оно уже поступило на почту каждого. Но если до сих пор сообщение о закрытии фирмы в Санкт-Петербурге рассматривалось как бы отдельно, то теперь все они были объединены трагедией со смертельным исходом. А участие Якова Якова в каждой из этих фирм, подтверждавшее, что общая трагедия не может быть только случайностью, подсказало всем, что задача по розыску драгоценностей для выполнения производственного плана будет выполнена, скорее всего, только при сведении всех трех дел в единое.