Сказка, или Одно Великое путешествие

Полли Милтон

Сказка, или Одно Великое путешествие

Глава 1, в которой мы знакомимся с героями…

…но не со всеми.

– А ну стой, паршивая девчонка!

Мир взорвался тысячами осколков, а звон разбившегося стекла прозвучал как выстрел. Дыхание на секунду сбилось, но крик торговца не дал время для раздумий.

Шалис не остановилась. Острые коготки сильнее вцепились в тунику, боль возвратила в реальность. Брошенная ей вслед бутылка, а точнее, её осколок, сильно задел руку, но она даже не обратила на это внимание, посильнее сжимая драгоценный свёрток. Сейчас важнее всего было сбежать отсюда.

– Держите её! Она воровка! – кричал торговец, переворачивая свою лавку с различными травами и лекарственными растениями. Это его задержало.

Стоящие люди вокруг не сразу разобрались, кто и почему кричит и из-за чего поднялся шум, а пока продавец, ругаясь на чём свет стоит, пытался подняться, её уже и след простыл.

***

Шалис мчалась по узким улочкам, уводящим её всё дальше и дальше от рыночной площади. Её косы хлестали по спине, увлекаемые за собой, словно два золотых змея. Погоня почему-то отстала ещё на первом перекрёстке. Постепенно голоса и шум толпы затихали, и в полумраке переулка отчётливо было слышно её тяжёлое дыхание. Но почему-то казалось, что кто-то за ней следит.

Остановившись возле какого-то тёмного, полу разваленного дома – какими, впрочем, были все дома в её родном квартале, Шадривене – девочка осторожно спустила ласку на землю и, оглянувшись по сторонам, присела на корточки, прислонившись спиной к холодному камню.

– Ну что, Иши, оно того стоило, – усмехнулась Шалис, разворачивая платок. На нём лежали несколько стебельков какого-то растения с красными цветками, и пару листиков с синеватыми прожилками. – Давно я не находила золотокорень и огнелист. У того мужчины его было навалом, а мне нужно всего лишь… Ладно, пошли, – она протянула руку, и ласка ловко взобралась ей на плечо. – Кори ждёт нас.

Дальше она пошла неспеша.

Дома в Шадривене были расположены близко друг ко другу – даже слишком близко, потому что иногда казалось, что два дома будто срослись вместе. У них могли быть общие крыши или балконы. Часто в одном доме могло жить по две, а то и три, семьи, деля квартплату между собой. Так было выгоднее.

Спали в Шадривене на полу, подстелив под себя верхнюю одежду. Постельного белья, подушек, одеял, разной кухонной утвари не было – о таком только слышали или видели в богатых районах. Из мебели в самых «обеспеченных» домах здесь были пара стульев, шкаф и стол. Остальное считалось роскошью, не доступной для шадривенцев.

Шадривен был самым самый нищим и грязным кварталом Омброса. Здесь жили самые низкие люди общества, которые по собственной воле или нежеланию валялись в этой грязи. Но также были тут и просто те, кому не повезло в жизни.

Например, соседи Шалис – Авиртрезье – раньше были богатой семьёй, пока однажды их дело не пошло под откос и они не обанкротились. Или старик Унурик – потерял семью в сорок один год и с тех пор бродяжничал, пока не получил в местной таверне работу уборщика за жалкие гроши.

И тут никак не угадаешь.

Сегодня ты богач, а завтра можешь стать нищим. Такова жизнь, и ничего не исправишь, как бы не старался.

***

Шалис завернула за угол и увидела мальчишку лет десяти, в рваных штанах и рубахе, которая была явно ему мала, сидевшего на низком пороге и ковыряющего палкой землю.

– Мавик, – окликнула его Шалис. Мальчик резко вскинул голову, а увидев её, поднялся, отбросив палку в сторону.

– Док! Кори заждался тебя, – сказал он.

– Знаю, я спешила, как могла, – кивнула девочка. Заглянув за его спину в открытую дверь, она спросила: – Калем уже вернулся?

Мавик отрицательно покачал головой. Отдав ему Иши, Шалис вошла в дом.

Помещение было маленьким и неубранным. Сквозь единственное окошко проникала узкая полоса дневного света, создавая сумрак, а толстый слой пыли на полу и полках говорил о том, что здесь очень давно не делали уборку. Кто-то принёс сюда два ящика и положил на них доску – вот и весь стол.

В углу виднелась куча какого-то грязного тряпья. Шалис решительным шагом подошла к ней. На рваных тряпках лежал мальчик, его лицо было бледным и осунувшимся, губы – сухими и потресканными, светлые волосы свалялись. Весь его вид говорил о продолжительной болезни.

– Он бредит, – раздался голос из другого угла. – Несёт всякую чепуху, зовёт тебя и поскуливает, как щенок. Сделай же что-нибудь, док!

– Я не маг, – раздражённо ответила Шалис, доставая из своей сумки бутылочку с жёлтой жидкостью, самый чистый платок, который у неё нашёлся и мешочек с ягодами драконника. – Ничего не бывает по щелчку пальцев, Кори.

На середину комнаты вышел Кори – высокий парень лет пятнадцати, с неряшливо уложенными тёмными волосами, в руках – длинный охотничий нож. В чёрных глазах – некое безумство дикого волка, ценившего свободу выше собственной жизни. На лице шрам, оставшийся на всю жизнь в память о одной неудачной афере.

– Но ты единственная, кто может ему помочь. – Он подошёл к Шалис и стал наблюдать, как она перетёрла между пальцев листья золотокорня. От их сока её пальцы стали синеватыми. Затем она положила их в небольшую миску и открыла бутылочку с жидкостью. В нос ударил резкий запах, от которого Кори поморщился:

– Что это? Отрава?

– Конечно, – ответила девочка, сосредоточенно отсчитывая две пику – двадцать капель. – Я вообще пришла вас тут всех отравить. А тебя – в первую очередь.

Кори хмыкнул.

– Ты давал ему пить? У него все губы горячие.

– Каждые пять минут смачивал, как ты и говорила, док.

– Хорошо. Я надеюсь, ты не давал ему крумля?

Кори не успел ничего на это ответить, так как в этот момент в дом вбежал ещё один парень, а за ним и Мавик.

– Калем? Нашёл? – коротко спросила Шалис, мельком взглянув на вошедшего, но не отрываясь от своего дела.

Ещё не отдышавшись после быстрого бега, тот кивнул. Повозившись с застёжкой на сумке, он достал из неё сложенный конвертом листок и протянул девочке.

– Вот, это всё, – он судорожно глотнул воздух, – больше ничего не было.

– Спасибо и за это.

Закончив с больным, Шалис встала и закинула косы за плечи. Длинные косы, которые достались ей от матери, светлые, как цветки персика. Все трое наблюдали за её действиями: как она взяла свой нож – старую Саракун, которая была при ней всегда – и разрезала чистую ткань на две полоски. Кори стоял с нахмуренным выражением лица.

Лукрен был его братом, за которого он переживал. Наверное, единственным, кто остался у Кори.

– Сейчас я дала ему немного жарника, ему должно стать легче. Ещё втёрла в грудь смесь листьев золотокорня с маслом клевера – это его согреет, температура немного спадёт. Будет отлично, если он пропотеет.

Кори кивнул.

– И ещё – нужно укрыть его чем-то тёплым, иначе эффекта не будет. – Шалис посмотрела на Мавика. – У вас не будет какого-нибудь одеяла?

Мальчик отрицательно покачал головой.

– Мама всеми одеялами укрывает Серит. Я сплю на полу.

– Ясно. Тогда, наверное…

Неожиданно в комнату влетела маленькая девочка и, подбежав к Шалис, схватила её за сумку.

– Мама ждёт тебя, Шаля! – крикнула она, дёргая за сумку и рискуя оторвать лямку. Шалис испуганно спросила:

– Что, уже?

Девочка яростно закивала головой.

– Мама очень злая! Она ходит и бурчит: «Где же эта бестолковая девчонка, где же эта бестолковая девчонка! Вот придёт и я надеру ей зад!»

Малышка так точно скопировала голос госпожи Торки, которую все вокруг хорошо знали, потому что её лавка была единственная на два квартала, что Мавик не удержался и прыснул в кулак, за что получил оплеуху от Кори.

– Эй, док, может, пойти с тобой? – спросил он.

Шалис кусала губу. Она очень хорошо знала, что может сделать миссис Торки за то, что она опоздала. Вообще миссис была довольно доброй женщиной, но только к своим детям – дочерям Саври и Мамри. Свою квартирантку она сильно недолюбливала и всячески трепала и донимала за всякие мелочи.

Шалис с отцом жили в крошечной грязной квартирке на втором этаже большого старого дома, который принадлежал миссис Торки. Отец работал на заводе деталей для кораблей, а матери у девочки не было – она умерла от лихорадки, когда ей было пять – поэтому Шалис весь день была предоставлена сама себе. И этим воспользовалась хозяйка, заставив девочку работать на неё за их несчастную дыру, которую-то и жильём назвать было трудно – голые стены да потолок.

Маленькая девочка убежала, не рискуя лишний раз задерживаться, и Шалис бросилась за ней. Кори и Калем с сожалением посмотрели ей во след.

– Торки не должна использовать её как свою рабыню, – мрачно бросил Кори, засунув руки глубже в карманы. – Шалис ей ничего не должна, за квартиру=то они платят.

Калем согласно кивнул.

– Ты же знаешь, этой ведьме всегда мало. Впрочем, достаётся всем, и Шалис – не исключение. Даже если она для тебя…

– Что ты сказал?! – мигом завёлся тот и, угрожающе ступив шаг вперёд, вплотную приблизился к другу. – А ну повтори, щенок!

– Это кто тут ещё щенок, – рассмеялся Калем, который на год был старше Кори и на пол головы выше. – По тебе же видно, как ты заботишься о ней!

Кори отвернулся от него, пытаясь спрятать вспыхнувшее лицо, но Калем все увидел. Правда, будучи намного сдержаннее, чем сам Кори, он промолчал и лишь тихо посмеивался.

***

Мальчик поглубже замотался грязным шарфом и подпрыгнул. Подтянувшись на руках, он смог заглянуть за старый деревянный забор.

В маленьком дворике миссис Торки устроила день стирки. Двое маленьких девочек играли тут же со свёрнутыми лоскутами – это были их куклы. Два куска дерева с обрезанными сучками – лошадками, да и вообще всем, на что могла замахнуться детская фантазия.

Шалис стояла в стороне над двумя большими железными корытами, из которых лезла пена и поднимался густой пар. В одном она усердно тёрла мыльные вещи, а в другом хорошенько их полоскала в чистой воде.

Мальчик тихо свистнул – два раза коротко и один раз длинно. Это был их с Шалис условный знак.

Она подняла голову, пытаясь понять, откуда идёт звук, но хозяйка сразу прикрикнула на неё:

– Чего ворон считаешь, лентяйка, живее работай, а иначе я и к обеду тебя не отпущу!

Девочка снова принялась за работу, но украдкой посматривала по сторонам. Иши сидел у неё на ноге и пытался поймать маленькие мыльные пузыри, одновременно следя одним глазом за малышками, которые так и норовили поиграть с ним.

Наконец Шалис закончила. Развесив все мокрые вещи на длинной верёвке, она вылила оба таза под засохший куст сирени.

– Это ему вряд ли поможет, – вздохнула она. Поставив тазы у стены, громко спросила: – Я могу идти, миссис Торки?

Хозяйка подозрительно осмотрела каждую вещь, выискивая, нет ли где пятен или мыла, но ничего, за что можно было придраться к девочке, не нашла и недовольно буркнула:

– Иди.

Подхватив Иши на руки, Шалис моментально исчезла. Выбежав за кривую калитку, она услышала тот же свист, и из тени у ограды вышел мальчик с шарфом.

– Люциан? Что ты здесь делаешь? – удивлённо спросила она, осторожно посадив ласку на плечо. – Ждёшь меня?

Вместо ответа Люциан поправил съезжающий шарф и хмуро бросил:

– Не хочешь извиниться? За вчерашнее.

Шалис нахмурила брови, пытаясь вспомнить, что же было вчера. В её памяти всплыли отрывки ночного происшествия: она с Люцианом залезли в склад за лавкой тканей – ей нужен был новый отрезок чистой ткани для трав и бинтов – но неожиданно пришёл хозяин. Она успела удрать с отрезком, а Люциана оставила на произвол судьбы. Судьба была в ту ночь к нему неблагосклонна, поэтому хозяин смог всыпать ему по первое число.

– Между прочим, я отдувался за двоих! А спокойно себе свалила, кинув меня!

– Ну прости меня, пожалуйста, – примирительно сказала Шалис и вытянула вперёд руки. – Если тебе станет легче, я сегодня тоже хорошо получила.

Обе её руки по локти были красными в полоску – следы от взбучки хозяйки и последствия стирки.

– Кто это тебя так? – в смятении спросил Люциан, глядя на волдыри.

– Сначала миссис Торки отхлестала меня по рукам, – криво усмехнулась девочка, – проволокой, за то, что я опоздала, а потом я стирала в кипятке мыльной воды. Щипало знатно.

Люциан уже больше не сердился за вчерашнее. Он с лёгкостью простил подруге обиду, теперь перенимаясь больше её обожжёнными руками. Шалис спрятала ладони в складках туники и перевела тему разговора.

– Сегодня купечник, я пойду в порт к дяде Орвику. Хочешь со мной?

– За рыбой? – уточнил Люциан, хотя и так был готов идти.

Шалис улыбнулась и отбросила косы назад.

– Как всегда.

***

Порт…

Над водой висит тяжёлый солёный запах моря, вперемешку с ароматом рыбы, смолы и прелой верёвки. Доски причалов скрипят под ногами, мокрые и скользкие от водорослей.

Толпа набережной гудит, словно улей. Торговцы надрываются, перекрикивая друг друга – один хвалит свежую рыбу, другой предлагает ткани с заморских земель, третий тянет к прохожим связку сушёных осьминогов. Матросы, обгорелые и шумные, тащат на себе тюки и бочки, перекликаясь грубыми шутками.

На палубах кораблей хлопают паруса, их складывают и чинят прямо на глазах – слышно, как скрипят блоки, как звонко падают на палубу тяжёлые канаты. Портовые рабочие в потных рубахах катят по сходням бочки, которые глухо бухкают при каждом толчке.

Мимо проходят самые разные люди: рыбаки с сетями через плечо, пахнущие морской солью и рыбой; наёмники в потёртых доспехах, с оружием на поясе, обменивающиеся короткими взглядами; купцы в разноцветных кафтанах, прижимая к груди кожаные сумки с монетами; бедняки, сидящие у стен, протягивают руки за милостыней, перекрикиваемые чайками.

Откуда-то доносится скрип шарманки, рядом сидит старый музыкант, зарабатывающий на жизнь мелкими монетками в шляпе. Рядом дети кидают камушки в воду и смеются, пока их матери торгуются за рыбу на прилавках.

Но есть и обратная сторона морского порта. Там, куда не заглядывает факел городской стражи, доски причала почернели от влаги и плесени.

В узких проходах между складами шепчутся фигуры в плащах: монета звякает в ладони, кто-то передаёт мешочек с порошком, кто-то свёрток ткани, пахнущий слишком сладко, чтобы быть невинным товаром.

Ближе к докам сидят опасные бродяги, греются у жестяных жаровен, закутанные в рваные тряпки. Чуть поодаль – у костра кучкуются моряки, проигрывающие последние медяки в кости и карты, сопровождая каждый бросок пьяными ругательствами. У воды покачиваются тёмные лодки без огней – контрабандисты выгружают ящики, прикрытые мокрой парусиной. Иногда в трюм тащат человека – не слишком громко, но и не так тихо, чтобы прохожий не заметил. Замечать, впрочем, никто не торопится.

***

Шалис и Люциан бежали по широкой улице, ловко лавируя среди толпы. Сегодня был купечник, а значит – самый рыночный день.

Воздух вибрирует от смеси запахов: дымка от свежего хлеба, пряностей, масла, пота и кожаных сумок. Периодически сзади слышен звон тележных колокольчиков, а где-то в глубине улицы – громкая речь городских кричальщиков, предлагающих экзотические товары.

Торговые ряды расставлены плотной стеной вдоль улицы: от свежего хлеба и сыра до тканей и керамики. Каждая лавка словно сцена, где разыгрывается свой спектакль. Купцы кричат о скидках, машут руками, показывают товар, перекрикивая соседей, чтобы привлечь покупателя.

Покупатели не стоят спокойно – они движутся медленно, пробираясь сквозь толпу, оглядываясь, торгуются, перешёптываются с друзьями, периодически отталкиваясь локтями от нетерпеливых соседей.

Шалис любила купечник. В этот день отец изредка давал ей пару каппов на мелочь, а если не давал – пропивал сам или с друзьями – Шалис шла и зарабатывала себе сама. Целый день она шаталась по Большому рынку, разглядывая богатые товары и сладости, которые были ей не по карману. Но сегодня ей нужно было спешить, а иначе дядя Орвик продал бы всю рыбу.

Проходя мимо лавки с красными яблоками, Шалис сглотнула слюну. Она с самого утра ничего не ела. Люциан, успевший набить себе живот пышной булочкой, стащенной у невнимательной торговки, заметил это и поэтому дёрнул её за рукав:

– Эй, хочешь есть? Давай купим одно!

Мельком глянув на цену, девочка покачала головой.

– Я не голодна, да и денег у меня сегодня нет. К тому же, она нам вряд ли что-то продаст.

– Это ещё почему?

В этот момент женщина, заметив двух отиравшихся возле её прилавка с подозрительным перешёптыванием оборванных детей, закричала:

– А ну кыш, кыш отсюда! Нечего мне тут покупателей отпугивать!

Люди начали оборачиваться. Схватив друга за руку, Шалис нырнула в толпу, не желая создавать себе проблем. Остановившись в переулке между двух домов, они остановились.

– Фух, чуть не попало нам! – выдохнула девочка и, откинув косы, рассмеялась: – А ты всё «яблоко, яблоко»! Схлопотали бы мы за яблоко!

– Для тебя же хотел, неблагодарная, – пробурчал Люциан, наматывая шарф, который, как следствие их внезапной пробежки, слегка съехал.

Внезапно за их спинами прозвучал презрительный и насмешливый голос:

– Какая неожиданная встреча!

Шалис удивлённо обернулась. Люциан сплюнул сквозь зубы.

Трое мальчишек вразвалочку подошли к ним. Сразу чувствовалось, что самый высокий и крепкий из них здесь босс. Он был одет в синюю тунику, а его паллум – длинный дорожный плащ – был украшен ворованным жетоном, как знаком отличия. В руках он сжимал хлыстик.

– Давно не виделись, Люц! Как поживаешь? – так же насмешливо продолжил высокий, делая шаг ближе. – О, и подружку к нам привёл? Молодец!

Двое парней за его спиной загоготали, хотя Шалис не видела в этом ничего смешного.

Это был Зелрон – главарь банды, контролирующей Камберн. Он считал, что должен гнать всё бездомное отребье из своего квартала, иначе «они не дадут нам спокойно жить». Бездомное отребье – это жители Шадривена и Шаливана, двух самых низких кварталов Омброса. А точнее, дети.

Люциан уже не раз попадался им на улицах Камберна, и не раз получал взбучку. Видимо, и в этот раз без драки не обойтись.

– Мы просто убегали от толпы, – пояснила Шалис, пытаясь избежать конфликта. – И случайно попали сюда.

Зелрон нехорошо прищурился.

– Убегали от толпы? Почему вы от неё убегали? Украли что-то?!

– Нет! – покачала головой она. – Мы просто…

– Я не хочу слушать твои оправдания, шушера ты уличная! – резко оборвал её он, опасно взмахнув палкой. – Или же вы сейчас же уберётесь отсюда, или…

– Мы уходим. – Коротко сказал Люциан и, взяв Шалис за руку, прошептал: – Когда я скажу – беги.

Они повернулись, чтобы уйти. Но Шалис вдруг нечаянно споткнулась и растянулась на мостовой. Её сумка открылась и из неё выкатился старинный медальон. Сразу было заметно, что этот медальон был не из тех, которые продавались у старика-старьёвщика, торгующего «антикварными» вещами с чердака. Это была очень дорогая старинная вещь. Но она не проходила мимо магазинов с украшениями…

Все на секунду замерли. Откуда это у неё?! У Шалис похолодело в груди. Что сейчас будет…

– Ах ты шваль! – зло процедил Зелрон и обрушил на неё всю свою ненависть. Удары приходились по плечам и по спине, руками она прикрыла лицо.

– Как ты посмела украсть медальон, овца ты тупая! Будешь теперь знать, как вообще показываться в Камберне!

Люциан бросился вперёд и ударил Зелрона головой в живот, снеся с ног. Оба покатились по земле, замелькали вперемешку руки и ноги. Двое дружков Зелрона бросились ему на помощь, но тут вскочила Шалис. Её лицо было бледным от злости.

Она схватила палку, служившую когда-то черенком для метлы, и бросилась прямо в гущу борьбы. Один удар, второй – оба друга Зелрона лежали на земле.

– Поплатились за невнимательность, мальчики.

Сам Зелрон, не замечая ничего вокруг, сидел на груди Люциана и изо всей силы избивал по лицу. Отбросив палку в сторону, Шалис метнулась к своей сумке и, вынув что—то из неё и зажав в руке, накинулась на него сзади и, повалив на землю, прижала ладонь к носу. Зелрон задёргался, словно в конвульсиях, издавая мычащие звуки, но вскоре затих.

– Отдохни немного, чудовище, – бросила Шалис, выползая из—под отяжелевшего тела. Поднявшись на ноги, она подошла к Люциану, который сидел на земле и отплёвывался от песка и крови.

– Это ты их так? – хмуро спросил он, кивнув на три лежащих тела. Она кивнула.

– Ничего им не будет, полежат и придут в себя.

Она достала из сумки платок и приложила к его кровоточащему носу. Он забрал у неё из рук платок, но увидев на нём кровь, вздрогнул:

– Шалис, твои руки…

Руки девочки кровоточили. Кожа на местах ожогов сошла, обнажив открытое мясо. Только сейчас, когда адреналин в крови немного поутих, она почувствовала сильную, почти сводящую с ума, боль.

***

Бабушка Равека прикрыла рот рукой, когда Шалис осторожно стянула тунику, обнажив спину, всю изукрашенную алыми опухшими полосами – следами «воспитания» Зелрона. Люциан, сидевший в углу, лишь разъярённо стругал опилки из маленького пенька, чтобы хоть чем—то себя занять и не пойти сейчас же убивать…

– Истязатель! – запричитала бабушка, смачивая в холодной воде тряпку и бережно промывая раны. – Как можно было так девочку исхлестать, пресвятой Селюс! Пусть ему за каждый этот рубец во сто крат больше вернётся! Пусть он…

– Хватит, – отрывисто сказал Люциан, отшвырнув сучок в кучу дров и порывисто вставая. – Я отомщу этому мерзавцу за всё, что он сделал с тобой, Шалис, вот увидишь!

И вышел.

пордолжение следует…